Она ничего не понимала. Решительно ничего. И именно это и называют инстинктом самосохранения.
- Мадемуазель Кора, я вас ни о чем не прошу. Хотите, чтобы я сказал, что думаю? Вы плохо к себе относитесь.
Я наклонился к ней и поцеловал ее. Это был глупый, едва ощутимый поцелуй. Такой мимолетный, что его как бы и не было. Но я не сразу разогнулся, а продолжал еще несколько секунд нежно на нее глядеть. Мадемуазель Кора ничего не поняла, она думала, что все это относится лично к ней. Она не поняла, что это жест любви как таковой.
- До свидания, мадемуазель Кора.
- До свидания, Жанно. Она обняла меня за шею.
- Я еще не могу в это поверить, - сказала она. - Для женщины самое тяжелое - это жить без нежности…
- Не только для женщины, мадемуазель Кора, а для всех. Если ее нет, нам надо как-то выходить из положения. Матери бывают так нежны со своими детьми именно поэтому - чтобы у них потом сохранились хорошие воспоминания.
Я приподнял ее и прижал к себе. Я испугался, что мне снова захочется заниматься с ней любовью, у меня это автоматический рефлекс, а если бы это случилось, она подумала бы, что я таким образом обхожу чувства.
- Ты сделал меня такой счастливой… А я тебе даю хоть капельку счастья, Жанно?
- Да, конечно, я счастлив, мне достаточно на вас посмотреть…
Я положил ее на кровать и ушел.
Я думал о том, что нет необходимости любить кого-то, чтобы его еще больше любить.
19
Когда я вышел из ее подъезда, было шесть утра и бистро напротив дома как раз открывалось. Его лысый хозяин был из тех типов, которым вы до фени. Я с ним поздоровался, а он мне даже не ответил. Я выпил подряд три чашки кофе, а он все на меня посматривал. Любопытно, однако, что есть такие, и их много, которые с первого взгляда не могут меня терпеть. Несомненно, это заслуга моей физиономии. К тому же я всегда начеку, скрываюсь за улыбочкой типа "вооружен и очень опасен". Чак еще добавляет, что в моем облике сильно мужское начало и это не нравится тем, у кого его не хватает. А может быть, это просто естественный антагонизм. Я дважды спросил хозяина, сколько я ему должен, а он в ответ молчал. Я тоже едва мог его выносить, особенно после этой ночи, от которой я едва очухался. Остатки волос у него были тщательно зализаны над ушами, он был в белой рубашке и синем фартуке и расположился на другом конце стойки, словно чувствуя, что я нуждался в дружбе. Не знаю, откуда у меня в характере склонность к благотворительности, не от своих же стариков я это унаследовал. Мой отец всю свою жизнь только и делал, что раздавал пассажирам пробитые им билеты, а мать просто давала всем подряд. Чак считает, что у меня то, что называется "комплексом Спасителя", а этого не прощают. Есть опасность, что я убью человека.
Возле кассы стоял транзистор. Я наклонился и включил его. Хозяин стрельнул в меня глазами.
- Извините меня, если я разрешаю себе лишнее, - говорю я ему, - это из-за утечки мазута в океане. По национальности я бретонец, мой отец дома, в Бретани, он там баклан. Еще один кофе, пожалуйста.
Он обслужил меня с такой поспешностью, как если бы я был Мезрин (Знаменитый французский гангстер, прославившийся количеством ограбленных банков и побегов из тюрем. Район в Париже.). Радио сообщило мне, что все птицы, гнездившиеся на островах, погибли, и, странным образом, я почувствовал облегчение - уже делать было нечего. В моей помощи никто не нуждался. Уф! Одной заботой меньше. Йоко приколол у нас на стене репродукцию, изображающую святого Георгия, сражающегося с драконом, но он интересовался только Южной Африкой. Будь я меньшим эгоистом, мне было бы наплевать на огорчение, которое они все мне причиняют.
Хозяин был обо мне такого плохого мнения, что мне захотелось в подтверждение унести транзистор. Людям необходимо убеждаться в своей правоте. Но я успокоился на мысли о такой возможности и даже рассмеялся. Я заплатил за последний кофе и ушел, не доставив ему удовлетворения. Было уже половина седьмого, я отвез такси в гараж на улицу Метари, где в семь за ним придет Тонг. Это был его день. Я взял свой мотоцикл и поехал в Бют-Шомон2 на улицу Кале, дом 45. Там на пятом этаже в квартире с окнами, выходящими во двор, поселилась моя семья, переехавшая из Амьена в Париж. Там прошли восемнадцать лет моей жизни, там я слышал постоянно "Где это ты шлялся весь день?". Мой отец на меня совсем не похож, не понимаю, как у меня оказался такой отец. Сорок лет своей жизни он пробивал дырки на билетах в метро. Есть люди, которые ездят на метро, а тут метро его заездило. У него красивое лицо, характерное для наших мест, седые волосы и седые усы. Есть люди, которые становятся красивыми к шестидесяти годам.
Отец открыл мне дверь. Он был в подтяжках. Мы пожали друг другу руки. Он отлично понимает, что я упал далеко от родной яблони. Для него главное -это уважение к труду, политические программы, дискуссии на уровне ячейки. Отец считает, что старость - это проблема социальная, а смерть - явление естественное.
- Ну, Жан, как ты поживаешь?
- Неплохо. Свожу концы с концами.
- По-прежнему такси?
- И еще, при случае, всякие мелкие починки.
Он подогрел мне кофе, и мы сели.
- А помимо этого? По-прежнему живешь с товарищами?
- Да, все с теми же.
- В твоей жизни не хватает женщины.
- Единственной женщине в моей жизни лет шестьдесят пять. Бывшая певица. Она хочет мне помочь стать актером.
Я не хотел его огорчать. Я рассказывал, чтобы самому сориентироваться. Быть может, Кора и я - это и в самом деле что-то очень уродливое. Парни моего возраста слишком просто все понимают. Я доверял отцу. Он знал нормы поведения. Он всегда был профсоюзным активистом.
- Я не стану актером, не огорчайся, - сказал я ему.
Мы сидели за кухонным столом, напротив нас было окно, выходившее во двор, и там все было серым, но лицо отца стало еще более серым.
- Короче, тебя содержит старуха.
- Нет. Мне надо было бы сказать тебе "да", чтобы подтвердить твое мнение, но это не так. Иногда она сует мне какую-нибудь купюру и я ее беру, но только чтобы ей было легче. Это очень романтическое существо. Ее песни вошли ей в плоть и кровь, она пела про каторгу, гильотину, африканские батальоны, легионеров, бандитов. Ее репертуар куда старше ее. Тебе это, наверное, покажется странным, но когда она мне сует бабки и я их беру, она чувствует себя уверенней. То, что она поет, называют жанровые песни. Про хулиганов, про девиц с незаконнорожденными младенцами, ну и тому подобное. Ее зовут Кора Ламенэр, может, видел афиши в метро, когда был молодым. Вы примерно одного возраста.
Он взял лежавший на столе круглый деревенский хлеб и начал его медленно резать на очень ровные ломти, чтобы укрыться чем-то привычным, домашним. У нас дома он всегда резал хлеб. Это мое первое воспоминание после ухода матери. Он мне сказал: "Твоя мать ушла от нас", а потом начал медленно резать деревенский хлеб красивыми ровными ломтями.
- Ты специально пришел, чтобы мне это сказать? Что тебя содержит старуха? Он положил хлеб, ломти и нож на клеенку в бело-синюю клетку.
- Мы давно не виделись, вот я тебе и рассказываю.
- Если у тебя возникла потребность поговорить со мной об этом в семь утра, значит, тебя это мучает.
- Не без этого.
- Ничего более ужасного не случилось?
- Нет, ничего.
- Полиция тебя не разыскивает?
- Пока нет. К этому пока еще не относятся как к агрессии против старых людей.
- Нечего дурака валять.
- Я рассказал тебе об этой тетеньке, потому что я и правда не очень ясно понимаю, что я делаю. А вот у тебя четкие нормы поведения. Во всяком случае, бабки здесь ни при чем.
- Ты ищешь себе оправдание. Продолжать разговор смысла не имело.
- Что поделаешь, мне нравится старая кожа, должно быть, я извращенец.
Он молчал, упершись руками в колени, и глядел на честный, надежный хлеб, лежащий на столе. Просто не верилось, что совсем седой человек шестидесяти лет не понимал, что можно любить стариков.
- Начинают, как ты, а потом совершают вооруженные налеты на почтовое отделение. Я не уверен, что этого еще не случилось, раз ты пришел ко мне в такой ранний час.
Я снова ощутил, что меня захлестывает какое-то особое чувство. Оно постепенно подымалось все выше, мне становилось жарко, и я расплылся в улыбке.
- Дай мне десять минут, чтобы уйти, прежде чем позовешь легавых.
Я испытывал нежность к нему и к его деревенскому хлебу, надежному, честно му, весомому, но разговаривать смысла не имело: когда любишь, как дышишь, такие, как он, принимают это за болезнь дыхательных путей.
20
Я вернулся в нашу конуру. Дома никого не было, не считая святого Георгия, который единоборствовал на стене с драконом. Я залез на свой второй этаж и долго там лежал - ноги мои свисали, а голову я обхватил руками и все старался себя понять, определить, на каком я свете, и что я творю, и куда двигаться дальше, и почему я должен оставаться здесь, а не отправиться куда-то еще, и что мне сделать, чтобы как-то упорядочить свою жизнь и побороть мой дурацкий характер, который вынуждает меня повсюду и одновременно быть добровольцем… А может, мне следует вступить в какой-нибудь монашеский орден?
Возможно, мой отец прав и существует только социальная правда. Тогда можно было бы еще как-то выйти из положения, предпринимая всяческие меры, а в конце сказать, мол, простите, но больше ничего нельзя сделать, мы попали в зону невозможного. Но тогда - к царю Соломону ни ногой. Стариков не навещать - это плохой пример для молодежи. Я взял словарь Чака и посмотрел слово старость. Там было: последний период человеческой жизни, следующий за зрелостью и характеризующийся явлением старческого маразма. Я посмотрел "старческий маразм", и это оказалось еще хуже. Мне следовало бы любить их издалека, теоретически, не посещая их. Так нет же, мне надо было прожить любовную историю, начав ее с конца!
Я поставил словарь на его постоянное место. Чака очень интересуют мои отношения со словарями. Он наслаждается, когда видит, что я открываю словарь и начинаю искать какое-то слово.
- Ты делаешь это, чтобы отдалиться. Ради отчуждения.
- Что это значит?
- Отойти в сторону, отстраниться от того, что тебя задевает и пугает. Отстраниться от волнения. Это форма самозащиты. Когда ты испытываешь из-за какой-то вещи тревогу, ты ее отодвигаешь от себя, сводя к сухому понятию из словаря. Ты ее, так сказать, охлаждаешь. Возьми для примера слезы. Ты хочешь их избежать, и ты ищешь это слово в словаре.
Он пошел к полке и взял толстый Бюдэн.
- Слеза - капля влаги, прозрачная и соленая, возникающая из-за активизации деятельности слезных желез. Вот что такое слезы по словарю. Это их здорово удаляет от нас, верно? Ты прокладываешь себе дорогу к стоицизму, вот что с тобой происходит. Ты очень хотел бы быть стоиком. Бесчувственным. Скрестить руки, обдать холодным взглядом свысока и сказать "до свидания, извините, но я вас всех вижу издалека, едва различая". Ты ищешь слова, чтобы все сгладить.
Меня не трогало, что Чак на мне разрабатывает свои научные теории, он тоже должен жить.
Я все еще валялся, разглядывая свои кроссовки, а ноги мои по-прежнему свисали, когда вдруг появился Чак. Он всю ночь отвечал по телефону службы SOS. Ночью бывает больше всего звонков, и теперь он зашел домой, чтобы переодеться. Мои свисающие ноги были, видно, подобны сигналу бедствия, потому что он тут же кинул на меня животно-равнодушный взгляд. Только он умеет, благодаря своим очкам, держать вас на расстоянии.
- Что случилось, старик?
- А то, что я этой ночью засадил мадемуазель Коре.
- А!
У него особая манера произносить это "а", давая понять, что ничего его не удивляет и что он никак не судит - ни что хорошо, ни что плохо, ни что красиво, ни что уродливо, ни что велико, ни что ничтожно. Этот тип всегда изображает из себя такого бывалого, все перевидавшего мужика, будто ему не двадцать пять лет, а двенадцать.
- Да, я ее поимел.
- Ну и что? Я не вижу тут никакой проблемы. Если ты ее захотел, и она…
- Я ничуть ее не хотел, черт возьми!
- Выходит, ты это сделал по велению любви.
- Да, но она решила, что это лично к ней относится.
Чак высоко поднял брови и проверил, хорошо ли надеты очки, - это максимум, на что он был способен, чтобы показать, что наш разговор ему не безразличен.
- А!
- Да-а! Она не поняла.
- Ты мог ей объяснить.
- Нельзя объяснить женщине, что ты трахал ее из любви к человечеству.
- Всегда есть возможность все сказать по-хорошему.
- По-хорошему… Да пошел ты!.. Это совершенно омерзительно - выбрать себе тетку и потрахаться с ней не любя, только потому, что кругом красивые молодые телки. И так хватает несправедливостей, незачем еще добавлять. Я трахнул мадемуазель Кору, но не лично ее, а лично несправедливость в ее лице. Я в очередной раз стал альтруистом-любителем.
- Ну переспал ты с ней, ничего страшного, она от этого не умрет.
- Я не должен был этого делать. Я мог бы придумать что-нибудь другое.
- Что именно?
- Не знаю, но есть и другие способы проявить симпатию.
У Чака на голове трехэтажная копна волос. И рост у него, должно быть, метр девяносто, уж очень он высокий, зато грудь впалая, а ноги худые, как у розового фламинго. Будь он спортивен, из него получился бы профессиональный баскетболист.
- Я влип в отвратительную историю, Чак. Может, мне лучше уехать на некоторое время из Франции, чтобы было чем оправдаться? Я не намерен продолжать, хотя она на это рассчитывает, но и прекратить я тоже не могу, потому что тогда она почувствует себя очень старой. Я сделал это, поддавшись какому-то порыву, вот и все.
- Вы можете остаться друзьями.
- А как мне ей объяснить? Что я ей скажу? Все равно она будет считать, что все дело в ее возрасте.
Чак говорит с американским акцентом, и от этого любые слова в его устах звучат как-то особенно и кажутся новыми.
- Ты ей объяснишь, что в твоей жизни была другая женщина, что ты потерял голову от мадемуазель Коры, но прежняя все узнала, и так жить невозможно. Конечно, она посчитает тебя донжуаном.
- Ты что, смеешься надо мной? Кстати, я вспомнил, что надо вынести помойное ведро. Сегодня твоя очередь.
- Я знаю. Но шутки в сторону, тебе необходимо перевести эту историю из сексуального аспекта в сентиментальный. Ты ее навещаешь время от времени, берешь за руку, глядишь ей в глаза и говоришь: "Мадемуазель Кора, я вас люблю".
Я ему улыбнулся.
- Бывают минуты, когда мне хочется разбить тебе морду, Чак.
- Да,-я знаю это чувство бессилия.
- Что мне делать?
- Быть может, она сама тебя бросит. А в следующий раз, если на тебя найдет такое, прошвырнись по улице и покидай крошки воробьям.
- Будет тебе…
- Неужели такое может взбрести в голову - засадить женщине из жалости! Мне надо было сдержаться. В самом деле, мне надо было сдержаться.
- Я засадил не из жалости. Я это делал из любви. Ты прекрасно это понимаешь, Чак. Из любви, но лично к ней это не имеет никакого отношения. Ты знаешь, что у меня это вообще любовь.
- Да, любовь к ближнему, - сказал он.
Я вскочил с кровати и вышел из комнаты. Он меня просто доставал. На лестнице я потоптался и вернулся назад. Чак чистил зубы над умывальником.
- Одну вещь мне хотелось бы все же уточнить, старик, - сказал я ему. - Ты из тех типов, которые все перепробовали и не пришли ни к чему. Ты сделал свой вывод. Он заключается в том, что все и ничего - одно и то же. Но в этом случае объясни мне, какого черта ты торчишь два года в Сорбонне? Никто не может тебя ничему научить. Тогда зачем тебе это надо?
Я схватил пачку ксероксов лекций, которые им читают, и его заметки и выкинул все это в окно. Чак заорал так, будто его трахают в задницу, -впервые мне удалось вывести его из себя. Меня это смягчило. Он кинулся вниз по лестнице и орал: "Fucking bastard, son of a bitch" (Проклятый ублюдок, сукин сын (англ.).), и я побежал и помог ему собрать листочки.
21
Было уже почти десять часов, и я направился в книжную лавку. Алина уже была там. Как только она меня увидела, она тут же пошла и принесла мне словарь. От каждого ее движения меня обдавала волна приятного запаха. Я взял словарь, но это был не тот, что мне нужен.
- Нет ли у вас медицинского?
Она мне его принесла. Я посмотрел слово "любовь", но не нашел.
- Тут нет того, что мне надо.
- А что вы ищете?
- Я ищу слово "любовь".
Мне хотелось ее рассмешить, потому что, когда над чем-то смеешься, все становится менее серьезным. Но эту девчонку так просто не проведешь, сразу видно. Было видно и то, что я от этого болен. Мне хотелось ей сказать: "Послушайте, я люблю женщину, которую я совсем не люблю, и от этого я ее еще больше люблю, вы можете мне это объяснить?" Я этого не сказал - когда люди еще мало знакомы, трудно выставить себя в смешном виде.
- Вы не найдете "любовь" в медицинском словаре. Обычно это считается естественным стремлением человеческой души. Я тоже не засмеялся. Я снова взял словарь Робера. Я прочел вслух, чтобы и ей была польза:
- Любовь -предрасположенность желать благополучия не себе, а другому и быть ему всецело преданным… Вот видите, это же ненормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
- Мадемуазель Кора, я вас ни о чем не прошу. Хотите, чтобы я сказал, что думаю? Вы плохо к себе относитесь.
Я наклонился к ней и поцеловал ее. Это был глупый, едва ощутимый поцелуй. Такой мимолетный, что его как бы и не было. Но я не сразу разогнулся, а продолжал еще несколько секунд нежно на нее глядеть. Мадемуазель Кора ничего не поняла, она думала, что все это относится лично к ней. Она не поняла, что это жест любви как таковой.
- До свидания, мадемуазель Кора.
- До свидания, Жанно. Она обняла меня за шею.
- Я еще не могу в это поверить, - сказала она. - Для женщины самое тяжелое - это жить без нежности…
- Не только для женщины, мадемуазель Кора, а для всех. Если ее нет, нам надо как-то выходить из положения. Матери бывают так нежны со своими детьми именно поэтому - чтобы у них потом сохранились хорошие воспоминания.
Я приподнял ее и прижал к себе. Я испугался, что мне снова захочется заниматься с ней любовью, у меня это автоматический рефлекс, а если бы это случилось, она подумала бы, что я таким образом обхожу чувства.
- Ты сделал меня такой счастливой… А я тебе даю хоть капельку счастья, Жанно?
- Да, конечно, я счастлив, мне достаточно на вас посмотреть…
Я положил ее на кровать и ушел.
Я думал о том, что нет необходимости любить кого-то, чтобы его еще больше любить.
19
Когда я вышел из ее подъезда, было шесть утра и бистро напротив дома как раз открывалось. Его лысый хозяин был из тех типов, которым вы до фени. Я с ним поздоровался, а он мне даже не ответил. Я выпил подряд три чашки кофе, а он все на меня посматривал. Любопытно, однако, что есть такие, и их много, которые с первого взгляда не могут меня терпеть. Несомненно, это заслуга моей физиономии. К тому же я всегда начеку, скрываюсь за улыбочкой типа "вооружен и очень опасен". Чак еще добавляет, что в моем облике сильно мужское начало и это не нравится тем, у кого его не хватает. А может быть, это просто естественный антагонизм. Я дважды спросил хозяина, сколько я ему должен, а он в ответ молчал. Я тоже едва мог его выносить, особенно после этой ночи, от которой я едва очухался. Остатки волос у него были тщательно зализаны над ушами, он был в белой рубашке и синем фартуке и расположился на другом конце стойки, словно чувствуя, что я нуждался в дружбе. Не знаю, откуда у меня в характере склонность к благотворительности, не от своих же стариков я это унаследовал. Мой отец всю свою жизнь только и делал, что раздавал пассажирам пробитые им билеты, а мать просто давала всем подряд. Чак считает, что у меня то, что называется "комплексом Спасителя", а этого не прощают. Есть опасность, что я убью человека.
Возле кассы стоял транзистор. Я наклонился и включил его. Хозяин стрельнул в меня глазами.
- Извините меня, если я разрешаю себе лишнее, - говорю я ему, - это из-за утечки мазута в океане. По национальности я бретонец, мой отец дома, в Бретани, он там баклан. Еще один кофе, пожалуйста.
Он обслужил меня с такой поспешностью, как если бы я был Мезрин (Знаменитый французский гангстер, прославившийся количеством ограбленных банков и побегов из тюрем. Район в Париже.). Радио сообщило мне, что все птицы, гнездившиеся на островах, погибли, и, странным образом, я почувствовал облегчение - уже делать было нечего. В моей помощи никто не нуждался. Уф! Одной заботой меньше. Йоко приколол у нас на стене репродукцию, изображающую святого Георгия, сражающегося с драконом, но он интересовался только Южной Африкой. Будь я меньшим эгоистом, мне было бы наплевать на огорчение, которое они все мне причиняют.
Хозяин был обо мне такого плохого мнения, что мне захотелось в подтверждение унести транзистор. Людям необходимо убеждаться в своей правоте. Но я успокоился на мысли о такой возможности и даже рассмеялся. Я заплатил за последний кофе и ушел, не доставив ему удовлетворения. Было уже половина седьмого, я отвез такси в гараж на улицу Метари, где в семь за ним придет Тонг. Это был его день. Я взял свой мотоцикл и поехал в Бют-Шомон2 на улицу Кале, дом 45. Там на пятом этаже в квартире с окнами, выходящими во двор, поселилась моя семья, переехавшая из Амьена в Париж. Там прошли восемнадцать лет моей жизни, там я слышал постоянно "Где это ты шлялся весь день?". Мой отец на меня совсем не похож, не понимаю, как у меня оказался такой отец. Сорок лет своей жизни он пробивал дырки на билетах в метро. Есть люди, которые ездят на метро, а тут метро его заездило. У него красивое лицо, характерное для наших мест, седые волосы и седые усы. Есть люди, которые становятся красивыми к шестидесяти годам.
Отец открыл мне дверь. Он был в подтяжках. Мы пожали друг другу руки. Он отлично понимает, что я упал далеко от родной яблони. Для него главное -это уважение к труду, политические программы, дискуссии на уровне ячейки. Отец считает, что старость - это проблема социальная, а смерть - явление естественное.
- Ну, Жан, как ты поживаешь?
- Неплохо. Свожу концы с концами.
- По-прежнему такси?
- И еще, при случае, всякие мелкие починки.
Он подогрел мне кофе, и мы сели.
- А помимо этого? По-прежнему живешь с товарищами?
- Да, все с теми же.
- В твоей жизни не хватает женщины.
- Единственной женщине в моей жизни лет шестьдесят пять. Бывшая певица. Она хочет мне помочь стать актером.
Я не хотел его огорчать. Я рассказывал, чтобы самому сориентироваться. Быть может, Кора и я - это и в самом деле что-то очень уродливое. Парни моего возраста слишком просто все понимают. Я доверял отцу. Он знал нормы поведения. Он всегда был профсоюзным активистом.
- Я не стану актером, не огорчайся, - сказал я ему.
Мы сидели за кухонным столом, напротив нас было окно, выходившее во двор, и там все было серым, но лицо отца стало еще более серым.
- Короче, тебя содержит старуха.
- Нет. Мне надо было бы сказать тебе "да", чтобы подтвердить твое мнение, но это не так. Иногда она сует мне какую-нибудь купюру и я ее беру, но только чтобы ей было легче. Это очень романтическое существо. Ее песни вошли ей в плоть и кровь, она пела про каторгу, гильотину, африканские батальоны, легионеров, бандитов. Ее репертуар куда старше ее. Тебе это, наверное, покажется странным, но когда она мне сует бабки и я их беру, она чувствует себя уверенней. То, что она поет, называют жанровые песни. Про хулиганов, про девиц с незаконнорожденными младенцами, ну и тому подобное. Ее зовут Кора Ламенэр, может, видел афиши в метро, когда был молодым. Вы примерно одного возраста.
Он взял лежавший на столе круглый деревенский хлеб и начал его медленно резать на очень ровные ломти, чтобы укрыться чем-то привычным, домашним. У нас дома он всегда резал хлеб. Это мое первое воспоминание после ухода матери. Он мне сказал: "Твоя мать ушла от нас", а потом начал медленно резать деревенский хлеб красивыми ровными ломтями.
- Ты специально пришел, чтобы мне это сказать? Что тебя содержит старуха? Он положил хлеб, ломти и нож на клеенку в бело-синюю клетку.
- Мы давно не виделись, вот я тебе и рассказываю.
- Если у тебя возникла потребность поговорить со мной об этом в семь утра, значит, тебя это мучает.
- Не без этого.
- Ничего более ужасного не случилось?
- Нет, ничего.
- Полиция тебя не разыскивает?
- Пока нет. К этому пока еще не относятся как к агрессии против старых людей.
- Нечего дурака валять.
- Я рассказал тебе об этой тетеньке, потому что я и правда не очень ясно понимаю, что я делаю. А вот у тебя четкие нормы поведения. Во всяком случае, бабки здесь ни при чем.
- Ты ищешь себе оправдание. Продолжать разговор смысла не имело.
- Что поделаешь, мне нравится старая кожа, должно быть, я извращенец.
Он молчал, упершись руками в колени, и глядел на честный, надежный хлеб, лежащий на столе. Просто не верилось, что совсем седой человек шестидесяти лет не понимал, что можно любить стариков.
- Начинают, как ты, а потом совершают вооруженные налеты на почтовое отделение. Я не уверен, что этого еще не случилось, раз ты пришел ко мне в такой ранний час.
Я снова ощутил, что меня захлестывает какое-то особое чувство. Оно постепенно подымалось все выше, мне становилось жарко, и я расплылся в улыбке.
- Дай мне десять минут, чтобы уйти, прежде чем позовешь легавых.
Я испытывал нежность к нему и к его деревенскому хлебу, надежному, честно му, весомому, но разговаривать смысла не имело: когда любишь, как дышишь, такие, как он, принимают это за болезнь дыхательных путей.
20
Я вернулся в нашу конуру. Дома никого не было, не считая святого Георгия, который единоборствовал на стене с драконом. Я залез на свой второй этаж и долго там лежал - ноги мои свисали, а голову я обхватил руками и все старался себя понять, определить, на каком я свете, и что я творю, и куда двигаться дальше, и почему я должен оставаться здесь, а не отправиться куда-то еще, и что мне сделать, чтобы как-то упорядочить свою жизнь и побороть мой дурацкий характер, который вынуждает меня повсюду и одновременно быть добровольцем… А может, мне следует вступить в какой-нибудь монашеский орден?
Возможно, мой отец прав и существует только социальная правда. Тогда можно было бы еще как-то выйти из положения, предпринимая всяческие меры, а в конце сказать, мол, простите, но больше ничего нельзя сделать, мы попали в зону невозможного. Но тогда - к царю Соломону ни ногой. Стариков не навещать - это плохой пример для молодежи. Я взял словарь Чака и посмотрел слово старость. Там было: последний период человеческой жизни, следующий за зрелостью и характеризующийся явлением старческого маразма. Я посмотрел "старческий маразм", и это оказалось еще хуже. Мне следовало бы любить их издалека, теоретически, не посещая их. Так нет же, мне надо было прожить любовную историю, начав ее с конца!
Я поставил словарь на его постоянное место. Чака очень интересуют мои отношения со словарями. Он наслаждается, когда видит, что я открываю словарь и начинаю искать какое-то слово.
- Ты делаешь это, чтобы отдалиться. Ради отчуждения.
- Что это значит?
- Отойти в сторону, отстраниться от того, что тебя задевает и пугает. Отстраниться от волнения. Это форма самозащиты. Когда ты испытываешь из-за какой-то вещи тревогу, ты ее отодвигаешь от себя, сводя к сухому понятию из словаря. Ты ее, так сказать, охлаждаешь. Возьми для примера слезы. Ты хочешь их избежать, и ты ищешь это слово в словаре.
Он пошел к полке и взял толстый Бюдэн.
- Слеза - капля влаги, прозрачная и соленая, возникающая из-за активизации деятельности слезных желез. Вот что такое слезы по словарю. Это их здорово удаляет от нас, верно? Ты прокладываешь себе дорогу к стоицизму, вот что с тобой происходит. Ты очень хотел бы быть стоиком. Бесчувственным. Скрестить руки, обдать холодным взглядом свысока и сказать "до свидания, извините, но я вас всех вижу издалека, едва различая". Ты ищешь слова, чтобы все сгладить.
Меня не трогало, что Чак на мне разрабатывает свои научные теории, он тоже должен жить.
Я все еще валялся, разглядывая свои кроссовки, а ноги мои по-прежнему свисали, когда вдруг появился Чак. Он всю ночь отвечал по телефону службы SOS. Ночью бывает больше всего звонков, и теперь он зашел домой, чтобы переодеться. Мои свисающие ноги были, видно, подобны сигналу бедствия, потому что он тут же кинул на меня животно-равнодушный взгляд. Только он умеет, благодаря своим очкам, держать вас на расстоянии.
- Что случилось, старик?
- А то, что я этой ночью засадил мадемуазель Коре.
- А!
У него особая манера произносить это "а", давая понять, что ничего его не удивляет и что он никак не судит - ни что хорошо, ни что плохо, ни что красиво, ни что уродливо, ни что велико, ни что ничтожно. Этот тип всегда изображает из себя такого бывалого, все перевидавшего мужика, будто ему не двадцать пять лет, а двенадцать.
- Да, я ее поимел.
- Ну и что? Я не вижу тут никакой проблемы. Если ты ее захотел, и она…
- Я ничуть ее не хотел, черт возьми!
- Выходит, ты это сделал по велению любви.
- Да, но она решила, что это лично к ней относится.
Чак высоко поднял брови и проверил, хорошо ли надеты очки, - это максимум, на что он был способен, чтобы показать, что наш разговор ему не безразличен.
- А!
- Да-а! Она не поняла.
- Ты мог ей объяснить.
- Нельзя объяснить женщине, что ты трахал ее из любви к человечеству.
- Всегда есть возможность все сказать по-хорошему.
- По-хорошему… Да пошел ты!.. Это совершенно омерзительно - выбрать себе тетку и потрахаться с ней не любя, только потому, что кругом красивые молодые телки. И так хватает несправедливостей, незачем еще добавлять. Я трахнул мадемуазель Кору, но не лично ее, а лично несправедливость в ее лице. Я в очередной раз стал альтруистом-любителем.
- Ну переспал ты с ней, ничего страшного, она от этого не умрет.
- Я не должен был этого делать. Я мог бы придумать что-нибудь другое.
- Что именно?
- Не знаю, но есть и другие способы проявить симпатию.
У Чака на голове трехэтажная копна волос. И рост у него, должно быть, метр девяносто, уж очень он высокий, зато грудь впалая, а ноги худые, как у розового фламинго. Будь он спортивен, из него получился бы профессиональный баскетболист.
- Я влип в отвратительную историю, Чак. Может, мне лучше уехать на некоторое время из Франции, чтобы было чем оправдаться? Я не намерен продолжать, хотя она на это рассчитывает, но и прекратить я тоже не могу, потому что тогда она почувствует себя очень старой. Я сделал это, поддавшись какому-то порыву, вот и все.
- Вы можете остаться друзьями.
- А как мне ей объяснить? Что я ей скажу? Все равно она будет считать, что все дело в ее возрасте.
Чак говорит с американским акцентом, и от этого любые слова в его устах звучат как-то особенно и кажутся новыми.
- Ты ей объяснишь, что в твоей жизни была другая женщина, что ты потерял голову от мадемуазель Коры, но прежняя все узнала, и так жить невозможно. Конечно, она посчитает тебя донжуаном.
- Ты что, смеешься надо мной? Кстати, я вспомнил, что надо вынести помойное ведро. Сегодня твоя очередь.
- Я знаю. Но шутки в сторону, тебе необходимо перевести эту историю из сексуального аспекта в сентиментальный. Ты ее навещаешь время от времени, берешь за руку, глядишь ей в глаза и говоришь: "Мадемуазель Кора, я вас люблю".
Я ему улыбнулся.
- Бывают минуты, когда мне хочется разбить тебе морду, Чак.
- Да,-я знаю это чувство бессилия.
- Что мне делать?
- Быть может, она сама тебя бросит. А в следующий раз, если на тебя найдет такое, прошвырнись по улице и покидай крошки воробьям.
- Будет тебе…
- Неужели такое может взбрести в голову - засадить женщине из жалости! Мне надо было сдержаться. В самом деле, мне надо было сдержаться.
- Я засадил не из жалости. Я это делал из любви. Ты прекрасно это понимаешь, Чак. Из любви, но лично к ней это не имеет никакого отношения. Ты знаешь, что у меня это вообще любовь.
- Да, любовь к ближнему, - сказал он.
Я вскочил с кровати и вышел из комнаты. Он меня просто доставал. На лестнице я потоптался и вернулся назад. Чак чистил зубы над умывальником.
- Одну вещь мне хотелось бы все же уточнить, старик, - сказал я ему. - Ты из тех типов, которые все перепробовали и не пришли ни к чему. Ты сделал свой вывод. Он заключается в том, что все и ничего - одно и то же. Но в этом случае объясни мне, какого черта ты торчишь два года в Сорбонне? Никто не может тебя ничему научить. Тогда зачем тебе это надо?
Я схватил пачку ксероксов лекций, которые им читают, и его заметки и выкинул все это в окно. Чак заорал так, будто его трахают в задницу, -впервые мне удалось вывести его из себя. Меня это смягчило. Он кинулся вниз по лестнице и орал: "Fucking bastard, son of a bitch" (Проклятый ублюдок, сукин сын (англ.).), и я побежал и помог ему собрать листочки.
21
Было уже почти десять часов, и я направился в книжную лавку. Алина уже была там. Как только она меня увидела, она тут же пошла и принесла мне словарь. От каждого ее движения меня обдавала волна приятного запаха. Я взял словарь, но это был не тот, что мне нужен.
- Нет ли у вас медицинского?
Она мне его принесла. Я посмотрел слово "любовь", но не нашел.
- Тут нет того, что мне надо.
- А что вы ищете?
- Я ищу слово "любовь".
Мне хотелось ее рассмешить, потому что, когда над чем-то смеешься, все становится менее серьезным. Но эту девчонку так просто не проведешь, сразу видно. Было видно и то, что я от этого болен. Мне хотелось ей сказать: "Послушайте, я люблю женщину, которую я совсем не люблю, и от этого я ее еще больше люблю, вы можете мне это объяснить?" Я этого не сказал - когда люди еще мало знакомы, трудно выставить себя в смешном виде.
- Вы не найдете "любовь" в медицинском словаре. Обычно это считается естественным стремлением человеческой души. Я тоже не засмеялся. Я снова взял словарь Робера. Я прочел вслух, чтобы и ей была польза:
- Любовь -предрасположенность желать благополучия не себе, а другому и быть ему всецело преданным… Вот видите, это же ненормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27