В Яффе, на берегу, как рассказывают турки, покоятся останки Ноева ковчега. Этот Ноев ковчег есть пример спасения христиан, для нас также сбываются слова Ноя. Наше спасение в истинной вере, и тот, кто услышит глас Божий, найдет избавление. В Вифлееме есть большая церковь с кафедрами и некоторыми удобствами для других наций, тогда как для нас, русских, это не предусмотрено. Перед яслями Спасителя мы, конечно, забыли все разногласия и нашу усталость. Мы целовали святые ясли и от радости едва могли поверить, что Бог подарил нам милость увидеть то место, где родился Христос.
Нам показали также ту пещеру, где по приказу Ирода были убиты все невинные младенцы. В ужасе мы подумали об этом злодеянии и заплакали. Что же должны были чувствовать матери, когда у них отняли детей и убили их! Зависть и злоба живут в нас, а истина, будто песчинка, ждет в осенней ночи восхода солнца!
Повсюду в святых местах мы встречали людей различной национальности; они по-своему умны, но не так сильны в вере и любви. Нужно быть с ними очень доброжелательными, говорить с ними о любви и Небесах, и тогда Господь спасет и их. Мы должны показать пример любви, тогда мы снова станем христианами, как в первые годы после смерти Спасителя, и наша миссия послужит добру, а не наживе. Чужие народы прекрасно понимают, что им говорят, и наши слова прекрасно воспринимаются ими. Разумеется, нужно знать их язык и своеобразие этих людей, чтобы говорить с ними о Боге, потому что, как колокольчик, в котором нет серебра, плохо звенит, так и слова того пророка, которому не хватает знаний, могут принести много вреда.
Любовь, самое высокое чувство на свете, и только благодаря ей мы можем найти путь на Небеса. Человеку часто бывает важнее и дороже маленький кусочек хлеба, чем большой корабль!
Пароход наполнен верующими; у каждого в глубине сердца божественная сила. Приехав домой, он расскажет об Иерусалиме; в детских сердцах проснется чувство страха, и они полюбят царя и родину.
Необходимо уделять больше внимания паломникам, делать дешевле их путешествие и устраивать так, чтобы раз в день им давали еду и не требовали денег за горячую воду для чая. Сейчас с ними обходятся, как со скотом, и сотнями содержат в трюмах. Таким образом, чтобы посетить святые места, им приходится терпеть множество лишений. Конечно, богатым проще: у них много денег, и они живут в прекрасных помещениях. Власти должны помогать бедным паломникам, потому что их вера поддерживает государство.
Поэтому необходимо построить для бедного люда приюты, где они будут жить как братья. Простой паломник склоняется перед святыней и затем, исполненный веры, возвращается в свою деревню, чтобы возвестить народу истину. Его простые речи пробуждают любовь к Богу, ученики внимают его словам и чувствуют, как в их сердцах появляются любовь и смирение.
В Иерусалиме я также видел, как католики справляют Троицу, которую они празднуют неделей раньше, чем мы. Но это торжество просто невозможно сравнивать с празднованием православной Церковью: католики были совсем не веселы, тогда как у нас в этот день все радуются, даже животные! О, мы, православные, счастливы, и наша вера прекраснее, чем чья-либо другая! Лица католиков печальны даже во время праздника Троицы, и поэтому я думаю, что их души не радуются по-настоящему.
Я не хотел бы сравнивать разные вероисповедания и осуждать католиков, но я чувствую, как у нас все счастливы, когда звонят церковные колокола и для всех наступает святая весна…
Глава восьмая
Записки с лестничной клетки
Чем сильнее становилось политическое и социальное влияние Распутина, тем больше превращалась его квартира в центр самых разнообразных интересов.
Когда он жил на Невском проспекте, в квартире, снятой для него его почитательницей Батмановой, а также позднее, во время пребывания на Троицкой, власти уделяли его дому много внимания. В последние годы, когда старец стремительно превратился в личность величайшего значения, его дом был местом оживленных сборищ и тщательно охранялся полицией.
Уже его квартира на Английском проспекте, где Распутин жил перед самой войной, в течение долгого времени находилась под наблюдением уголовной полиции, а его новая квартира на Гороховой охранялась особенно строго, потому что новый премьер-министр Штюрмер издал приказ начальнику секретной службы Глобичеву охранять Распутина так же, как членов царской семьи. «Это категоричное желание императора и императрицы», — добавил Штюрмер в разговоре с начальником полиции, и поэтому не было ничего удивительного, что дом № 64 на Гороховой улице был постоянно окружен тайными агентами.
В швейцарской и на лестнице среди непонятных запахов, из которых иногда можно было выделить кисловатый вкус борща и прогорклого масла или теплого овечьего сыра, изо дня в день отирались четыре-пять, иногда даже десять или двадцать плохо одетых людей. Их старомодные воротнички и галстуки вместе с вкрадчивыми движениями сразу же выдавали в них сыщиков. Жители дома и частые посетители Распутина знали каждого агента и уже давно перестали замечать их; некоторые даже благодаря нескольким случайным беседам были в какой-то мере знакомы с ними. Да и сыщики давно отказались от попыток скрыть свою сущность от жителей, и когда кто-нибудь из гостей входил в подъезд и поднимался по лестнице, агенты продолжали сохранять непринужденные ленивые позы. По обязанности, они отмечали каждого проходящего посетителя, но прекрасно знали, что события такого рода не имеют особого значения.
Иногда скука полицейских прерывалась появлением на лестнице кого-нибудь из жителей дома: то из 31-й квартиры выходила портниха Катя, то с верхнего этажа спускался господин Нейштейн и заговаривал с сыщиками. Меж тем появлялась массажистка Утиллия или какая-нибудь другая женщина, живущая по соседству, и они со всеми удобствами располагались в тесной швейцарской вокруг маленького гудевшего самовара грязно-серого цвета. Катя, массажистка Утиллия и привратница Журавлева болтали о старце и рассказывали последние новости о нем, другим женщинам хотелось узнать подробности о жизни этого праведного человека. Таким образом, полицейским удавалось провести часть скучной службы в приятной беседе с женщинами. Особенно портниха Катя и массажистка Утиллия могли порассказать много удивительного и интересного о Распутине, потому что достаточно часто этому обожествленному любимцу знатных дам надоедало общество великих княгинь, графинь и хорошеньких артисток и он стучал в дверь Кати или посылал за Утиллией, чтобы те провели с ним ночь.
Жена привратника также была осведомлена о некоторых особенностях этого святого человека. Если поутру он пьяным возвращался с какой-нибудь пирушки и Катя отказывалась впустить его, а Утиллии не было дома, тогда Григорий Ефимович обнимал привратницу, осыпал поцелуями и лез со всякого рода ухаживаниями, от подробного описания которых она скромно отказывалась.
И вообще привратницы сквозь маленький глазок могли наблюдать то, то выпадало из поля зрения сыщиков; по этой причине они получали от полиции специальную плату и им вменялось в обязанность докладывать о любом происшествии. И то что они самым точным образом описывали сыщикам любые события в доме, объяснялось не только желанием поболтать, но и чувством долга перед властью. Катя и Утиллия тем более охотно рассказывали о своих впечатлениях, потому что знали, что они в докладах полицейских чиновников дойдут до самых высоких государственных лиц и приобретут необычайную важность.
Иногда из своей квартиры выходил господин Нейштейн и завязывал с агентами беседу. Хотя он мог рассказать не так уж много, он обладал своеобразной манерой говорить таинственными намеками, за которыми, вполне возможно, скрывался глубокий смысл. Было ли это действительно так или нет, в этом сыщики сами не могли разобраться; они дословно заносили в протокол все рассказанное господином Нейштейном, и уж потом их начальство должно было разбираться, как относиться к этим странным намекам!
Так, например, полицейские записывали:
«24 января живущий на той же площадке Нейштейн заметил, проходя мимо: „Вашего патрона скоро отошлют в Царское Село, чтобы он зажег там все церковные свечи“».
Но в целом деятельность сыщиков редко ограничивалась беседами с господином Нейштейном. В дом входило и выходило несметное количество людей, и шпики из кожи вон лезли, чтобы успеть записать их имена. Когда в ворота входил новый посетитель, полицейские изо всех сил старались не привлекать его внимание. Они спокойно разыгрывали маленькие комедии, взбегали по лестнице, будто сами собирались посетить старца, или же непринужденными группами спускались вниз, чтобы затем, углубившись в невинную беседу, остановиться на передней площадке. Едва только незнакомый посетитель входил к Распутину, как тотчас же по лестнице распространялся возбужденный и таинственный шепот: один сыщик спрашивал у другого, не знает ли тот неизвестного гостя, все сбивались в кучу и усердно размышляли, чтобы потом сообщить как можно больше. Из карманов доставались карандаши и записные книжки, после чего следовало точнейшее описание незнакомца: его шляпа, одежда, цвет волос, был ли у него зонтик или какой-нибудь сверток. Особенно важны были пакеты, и узнать их содержимое было большой гордостью для каждого. В докладах начальству упоминались и бесконечные подношения.
«10 января: Анастасия Шаповаленкова, жена врача, подарила Распутину ковер».
«23 января: неизвестный священник принес Распутину рыбу».
«28 января: коллежский асессор фон Бок принес Распутину ящик вина».
«21 февраля: сегодня к Распутину приходил Николай Глазов и принес сверток с несколькими бутылками вина».
«14 марта: Симанович, секретарь Распутина, пришел с ящиком, в котором было шесть бутылок вина, икра и сыр».
«14 июля: инспектор царскосельских народных школ пришел к Распутину с ящиком вина».
В тех случаях, когда в доме одновременно появлялось несколько посетителей, следовало зафиксировать как можно больше их разговоров. Каждое предложение, даже если оно было не до конца услышано и неправильно понято, имело оно смысл или нет, заносилось в протокол. Агенты внимательно следили, с какими словами и с каким выражением лица принимала гостей Дуня, служанка Распутина, и с каким выражением провожала к выходу.
С удивительным прилежанием относились сыщики к трудной задаче, как можно точнее узнать о жизни и определить личность незнакомых людей пока они шли от ворот до двери в квартиру. С величайшим педантизмом они записывали каждую мелочь и таким образом, с помощью перечисления незначительных внешних черт, пытались описать в своих записных книжках непонятную и загадочную жизнь этих людей. Часто это были шляпа, сюртук или сверток посетителя; иногда агентам улыбалось счастье, и им удавалось завязать с незнакомцем разговор. После посещения Распутина какой-нибудь проситель становился разговорчив, чувствуя потребность поделиться с кем-нибудь своей радостью об удовлетворении его просьбы или же горя желанием выразить свое негодование по поводу отказа. Сияя от счастья, агенты отмечали в блокнотах то, что им удавалось узнать, благодаря таким разговорам:
«3 ноября: к Распутину приходила незнакомая женщина и хотела добиться, чтобы ее мужа, находящегося в госпитале лейтенанта, не высылали из Петербурга. В швейцарской она рассказала, как странно принимал ее Распутин: „Горничная открыла мне дверь и провела в комнату, куда затем вошел Распутин, которого я раньше никогда не видела. Он сразу же сказал, что я должна раздеться. Когда я выполнила его желание и последовала в соседнюю комнату, он едва выслушал мою просьбу, то и дело поглаживая мое лицо и грудь, и потребовал, чтобы я его поцеловала. Затем он написал какую-то записку, но мне ее не отдал, а сказал, чтобы я пришла на следующий день“».
«3 декабря: сегодня к Распутину впервые пришла госпожа Лейкарт, чтобы попросить за своего мужа. Распутин предложил, чтобы она его поцеловала, но она отказалась и ушла. Затем пришла любовница сенатора Мамонтова; Распутин попросил ее вернуться в час ночи».
«29 января: к Распутину заходила жена полковника Татаринова и потом рассказывала сыщикам, что старец в ее присутствии обнимал и целовал молодую девушку; это было ей настолько неприятно, что она решила никогда больше не приходить к нему».
«18 января: греческая подданная Каравиа тщетно требовала, чтобы ее с дочерью пропустили к Распутину. Возвращаясь, обе дамы разразились потоком ругательств, называли его проклятым мужиком и рассказали, что были свидетельницами того, как Распутин появился в „Вилле Роде“ в одной только рубашке и учинил там огромный скандал. Они говорили также и о том, что в Царском Селе появился молодой человек, который скоро превзойдет Распутина».
«30 января: к Распутину приходил священник церкви на Люблянке в сопровождении неизвестного. Священник ходатайствовал о чем-то как раз за этого незнакомца и просил Распутина лично посетить министра внутренних дел и сенатора Белецкого. Но Распутин отказался и лишь составил письмо. Уходя, священник посмеялся над Распутиным, так как тот едва умеет держать перо».
«5 февраля: после того как София Каравиа покинула квартиру Распутина, она рассказала агентам: „У него плохое настроение несмотря на то, что он провел крупную сделку“. Он уладил какие-то дела у банкира Рубинштейна, и тот заплатил ему за это пятьдесят тысяч рублей, и самой Каравиа Распутин обещал ходатайство перед министром Шаховским».
«7 февраля: сегодня у Распутина был купец Поперманн и, едва войдя, спросил, что случилось с чудесным старцем? А живущий на той же площадке Нейштейн поинтересовался, правда ли, что на вокзале Распутина избил какой-то офицер».

* * * *
Счастливым событием для агентов было прибытие посыльного из Царского Села или из какого-либо министерства, или из банка. Его задерживали на площадке, едва тот успевал позвонить. Они серьезно и настойчиво расспрашивали его, откуда он пришел, кто его послал, в котором часу покинул дом и с каким поручением. В швейцарской агенты осторожно вскрывали конверт с прошением и заносили его содержание в свои блокноты, после чего письмо снова тщательно заклеивалось и посыльный мог, наконец, звонить в дверь квартиры Распутина. Когда, выполнив поручение, посыльный вновь появлялся на лестнице, его опять окружали, спускались с ним по лестнице, сопровождали через двор до выхода на улицу и допытывались, кто его принимал в квартире и кто взял у него письмо. Если это был сам Распутин, сыщики обязательно осведомлялись о выражении его лица при чтении, старались узнать, что он сказал и были ли в комнате другие люди. Если же у посыльного был при себе письменный ответ, его немедленно вскрывали в швейцарской и только потом отдавали назад.
Посыльные государственной почты сами знали свои обязанности, так как им было приказано начальством вскрывать в швейцарской предназначенные для Распутина письма и телеграммы. То же вменялось и собственным его слугам. Когда хозяйки посылали их с каким-нибудь заданием, посыльные на несколько минут задерживались внизу и рассказывали полицейским агентам, о чем идет речь. Если они должны были отнести на почту письмо или телеграмму, то прежде всего отдавали написанное шпикам, которые немедленно снимали копию. Их блокноты были наполнены сообщениями о корреспонденции Распутина. С особой педантичностью регистрировались странные телеграммы Распутина, полные то библейского пафоса, то сухой деловитости:
«1 января: Распутин послал сельскому старосте в Покровское Тобольской губернии следующую телеграмму: „Добился разрешения, чтобы вы получили лес. Можете продавать, как только получите разрешение на вырубку“».
«10 января: Распутин подал телеграмму следующего содержания: „Анне Вырубовой, Царское Село. Не присутствуя лично, появлюсь в образе духа, посылаю ангела, чтобы успокоить и утешить тебя“».
«13 января: Распутин послал Вырубовой в Царское Село следующую телеграмму: „Сам Бог велит мне сообщить настоящую радость. Путь к истине вечно будут знать мои дети. Я же не знаю, доживу ли до этого“».
«18 февраля: Распутин отправил следующую телеграмму: „Вырубовой, Царское Село. Передай госпоже Головиной, что она должна посетить меня завтра в три часа“».
«30 марта: Распутин послал в Москву телеграмму следующего содержания: „Княгине Тенишевой. Рад Вашей чистосердечности. Целую мою дорогую“».
Далее Распутин телеграфировал Елене Дьянумовой: „Мое сокровище, душою с тобой, целую тебя“».
«12 мая: Распутин телеграфировал в Тобольскую губернию: „В течение трех месяцев в моем родном селе Покровское живет подозрительная личность. Ответ высылайте в Царское Село на имя Вырубовой“».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48