.. Нет, вы не обижайтесь, Сарра-любонька, ведь я ничего плохого сказать не хочу, я знаю, что ваша Берта честная девушка! Я вам больше скажу... Этот молодой человек, Рабинович, мне даже нравится!.. Я уж сколько раз говорила, что он производит очень хорошее впечатление! Единственный его недостаток тот, что он слабоват в еврейском языке!.. Вы должны постараться к пасхе покончить с этим вопросом, а там, с Божьей помощью, подумать и о свадебке.
– Ой, Тойба, сердце мое! Дай Бог хоть в конце лета или будущей зимы! Главное, хоть бы услышать наконец слово от него или от нее! Ни слуху ни духу! Сами не говорят и другим говорить не дают!
– Вы сами виноваты! Кругом виноваты! Надо действовать! Человек, знаете, должен стараться, а Бог должен помогать! Если бы вы хотели меня послушать, Саррочка, я бы дала вам совет.
– Ой, милая Тойба! Дайте, дайте хороший совет!
– Совет этот, голубушка Сарра, прост и, кажется, очень разумен. Я, видите ли, переговорю со своим Шлёмой. Мой Шлёма, знаете ли, такой человек, что для него никакого труда не составит поговорить и убедить кого угодно. Ну вот, так как пурим на носу, а в праздник вы, конечно, все пожалуете к нам на трапезу, то вы прихватите с собой вашего Рабиновича, а уже тут Шлёма улучит минутку, отзовет его в сторону и скажет ему: "Дело, молодой человек, обстоит так..." Понимаете?
– Ой, Тойба! Дай вам Бог здоровья! Я боюсь только одного... Понимаете, с ним можно обо всем поговорить! Это такая добрая душа! Из него веревки можно вить! Но что мне делать с ней?
– Во-первых, кто ее станет спрашивать? И кто ее будет слушать? А во-вторых, вы - мать или не мать?
– Ах, Тойба! Чтобы вы да говорили такие вещи? Ведь вы сами - мать. И у вас у самой дети...
– Дети? Что плохого можно сказать о моих детях?..
Тойба готова повторить свою тираду о собственных детях, но в этот момент вбегает Сёмка с плачем и жалобой: его побил Володька...
– Кто такой Володька? Что это еще за Володька? - спрашивает Тойба.
– Да это у нас соседка есть - Кириллиха. Ну вот. А у нее от первого мужа есть сынишка Володька.
Сарра рассказывает о том, что Володьку бьет смертным боем отчим, отъявленный пропойца. Славный парнишка этот Володька! И, по свидетельству занимающегося с ним (бесплатно, конечно!) Рабиновича, малый с башкой. Но бьют его безжалостно!..
Тойба Фамилиант слушает, плотно сжав губы. Она молчит, но взгляд ее полон укоризны. Она чувствует себя шокированной тем, что ее ближайшие родственники интересуются каким-то русским мальчишкой, пасынком пьяницы...
– Ну, скажите вы сами, Сарра? Как может ваша дочь питать к вам уважение, когда вы сами...
Тираду Тойбы оборвал приход Бетти. "Праведница" делает невинное лицо, а Сарра говорит дочери:
– Вот, легка на помине! А тетя Тойба как раз справляется: прошел ли твой насморк?
Бетти видит по смиренному лицу тетки, что речь шла не о "насморке", и лицо ее покрывается краской стыда.
Глава 23
РАБИНОВИЧ ПЛЯШЕТ
Впечатлений от вечера, проведенного у Фамилиантов, хватило Рабиновичу надолго.
Когда наступил день праздника пурим и Шапиро приглашали квартиранта на трапезу к своим богатым родственникам, Рабинович не переставал допытываться:
– Что там, собственно, будет?
– А чего бы вы хотели? - раздраженно спросил хозяин. - Ничего особенного. Да что вы, никогда не бывали на трапезе в пурим? Или у вас пурим - не праздник?
– Не в том дело! - пытался поправиться Рабинович. - Я только потому интересуюсь, что знаю, что ваши родственники хасиды...
– Хасиды? - передразнил Шапиро. - Ну, а если хасиды, так что?
– Хасиды - ведь то такая секта...
Кончить свою реплику Рабиновичу не пришлось. Шапиро, разъяренный, прервал его:
– Какая такая секта? Что еще за секта? Откуда у нас взялись секты? Где вы выросли? Где воспитывались? Среди евреев? Или в лесу?..
Сарра Шапиро была снисходительнее и подошла к вопросу с другой стороны.
– Там будет весело, - говорила она, - будут пировать, петь, танцевать, как это вообще водится у хасидов. Уверяю вас, вы не пожалеете о вечере. К тому же вы познакомитесь с семьей Фамилиант. И особенно - с моим зятем! Умнейший человек! Голова! К его словам стоит прислушаться... Он, знаете, в простоте слова не скажет!.. В каждой фразе глубокая мудрость.
У Сарры, разумеется, были иные виды. И ждала она этого праздника с особенным нетерпением.
В самый день пурим Сарра Шапиро так принарядилась, так помолодела и похорошела, что заткнула за пояс свою дочь и вылядела не как мать, а как сестра Бетти.
Давид Шапиро оделся по-праздничному, скинул с себя обычное будничное настроение и, призвав Сёмку, затянутого в гимназический мундир, строго-настрого приказал ему, чтобы он у дяди в доме не вздумал снимать шапку хотя бы на одну минуту! Потому что там будут набожные люди, хасиды, которые не любят видеть еврея с непокрытой головой. Это - большой грех!
– Ты понимаешь, клоп, о чем с тобой говорят? - Слова эти были сказаны "клопу", но относились главным образом к Рабиновичу...
К моменту прихода семьи Шапиро у Фамилиантов уже собралась вся обильная семья. Все восседали за большим, уже накрытым столом. На хозяйском месте в широком кресле сидел сам Шлёма Фамилиант, рослый еврей с окладистой огненно-рыжей бородой и густыми бровями над близорукими глазами. Рыжие пейсы были подобраны под шляпу, белоснежный воротник подвязан шелковым галстуком, ниспадавшим на бархатный жилет. По животу змеилась толстая золотая цепь. Бархатный длиннополый сюртук, перехваченный широким вязаным поясом, дополнял великолепный костюм Фамилианта. Большой орлиный нос и белые холеные руки придавали хозяину вид патриарxа. По крайней мере, так показалось Рабиновичу, которого привел в восторг внешний облик нового знакомого.
Вообще в этом доме Рабиновичу понравилось решительно все. От хозяйских дочерей, смазливых девиц, за внешней скромностью которых чувствовался скрытый огонек, и вплоть до величественного праздничного пирога, занимавшего центр богато сервированного стола.
"Патриарх" приподнялся, взрезал своими аристократическими руками пирог и, поднося ко рту кусок, произнес несколько слов, прозвучавших для уха Рабиновича так же, как турецкие или арабские...
Затем хозяин засучил рукава сюртука и подмигнул гостям. Гости запели какую-то странную заунывную мелодию. Пели они какими-то кудрявыми голосами. Мелодия будто кувыркалась, и Рабиновичу почудилось, что исходит она не из глоток, а из-под бороды, из воротников... Во время пения гости сосредоточенно закрывали глаза. В таком же состоянии пребывал и сам Фамилиант. Мужчины хлопали под такт в ладоши, и на всех лицах было столько радости, столько праздничного веселья, что Рабинович поневоле поддался общему настроению.
Подали фаршированную, густопроперченную рыбу. После рыбы наполнили бокалы, и гости стали друг другу говорить до того непривычные для слуха Рабиновича слова, что он не утерпел и обратился к своему квартирохозяину:
– Что они говорят?
– Что им говорить? - отвечает нервно Шапиро. - Пьют, говорят "лехаим", выражают друг другу пожелание дожить до будущего года и остаться честными евреями.
– И это все? - спросил Рабинович, совершенно не понимая смысла такого нелепого пожелания. Подумаешь, какое счастье, дожить до будущего года и оставаться евреями!
Гости, едва пригубив бокалы, притворялись подвыпившими...
Стало еще оживленнее.
Пение и рукоплескания становились громче. Мужчины встали из-за стола, взялись за руки пустились в пляс.
Такой пляски Рабинович отроду не видел. Танцоры подымали ногу, опускали голову, закрывали глаза и выкликали нараспев хвалу Господу Богу.
Шлёма Фамилиант вошел в круг, стал посредине и, прихлопывая в ладоши, поддавал жару:
– Живо, живо, евреи! Нам хорошо: мы - евреи! Велик наш Бог!
Рабинович должен был снова обратиться к своему хозяину, и Давид Шапиро перевёл ему все дословно. И снова Рабинович ничего не понял.
– Чему тут радоваться?..
Он думал: "Вот это и есть те самые хасиды, та самая "секта изуверов", о которых он читал в свое время в правых газетах? Удивительиый народ! Даже пьют они смешно! Выпьют на грош и притворяются пьяными. А веселье, веселье-то какое! Их веселит не столько вино, сколько сознание что они - евреи!.."
Вдруг Рабинович увидел, что Давид Шапиро попал в круг и отплясывает со всеми. Он тут же подумал: "Неужели они и меня втянут?" И не успел опомниться, как несколько рук схватили его и втащили в круг.
– Молодой человек, вы такой же еврей, как все! Не ломайтесь!
Круг расширялся. Веселье росло. Всё радовалось, двигалось, ноги ходили сами по себе, подымались и танцевали, танцевали, танцевали...
Григорий Иванович Попов, нежданно-негаданно отплясывая заодно с хасидами, выделывал ногами замысловатые па, выкидывал эксцентричные антраша, не чувствуя земли под собой от охватившого его веселья. И так как подпевать хасидским мелодиям, при всем своем желании, никак не мог, он вдруг грянул русскую песню:
Пропадай моя телега,
Все четыре колеса!..
Глава 24
ИЗ-ЗА ПУСТЯКА
План Сарры Шапиро был задуман на славу. Предполагалось, что вскоре после трапезы Шлёма Фамилиант, улучив минуту, пригласит Рабиновича к себе в комнату, угостит его хорошей сигарой и заведет с ним дипломатическую беседу о совершенно посторонних вещах, а потом незаметно свернет на темы личные, подойдет вплотную к вопросу о его отношениях с Бетти и о том, что пора этим отношениям придать определенную форму...
Шлёма Фамилиант - дипломат и говорить умеет: он коммерсант и, как говорят, даже лично знаком с губернатором!..
Давид Шапиро не разделял надежд Сарры. Он не верил в таланты своего шурина и вообще считал его ханжой с головы до пят. Но Сарра была убеждена, что умеет вести дела лучше своего мужа, несмотря на то что он - мужчина и считает себя неглупым человеком. Момент для осуществления плана был наиболее подходящим: веселье достигло апогея, и теперь, пожалуй, было удобнее всего незаметно уйти в другую комнату, но...
Как раз в эту минуту в дверях показались две самые неожиданные, самые невероятные фигуры: какая-то русская женщина низенького роста с остекленевшими глазами, а за нею какой-то подозрительный парень в меховой хвостатой шапке и с большим кнутовищем в руке. Парень явно не знал, как быть: переступить ли ему порог или оставаться на месте, снять ли шапку или нет?..
Женщина, по всей видимости, кого-то искала своими застывшими глазами, а парень, очевидно, играл роль второстепенную: не то провожатого, не то свидетеля, не то человека "на всякий случай".
Появление этих персонажей было до того неожиданно и до такой степени не соответствовало ни месту, ни времени, что притворявшиеся пьяными участники торжества мгновенно отрезвели, прервали танцы и стали переглядываться. Хозяин дома подошел к женщине, взглянул на нее близорукими глазами и спросил ее, что ей нужно и кого она ищет.
Но женщина даже взглядом не удостоила Шлёму Фамилианта. Она продолжала искать кого-то и, наконец увидав среди женщин Сарру Шапиро, с радостью направилась к ней:
– О, Шапириха, де моя дытына?
Сарра поднялась ей навстречу:
– Какая детина?
– Володька мой?
– Твой Володька? Почем же я знаю?
Взор женщины стал еще неподвижнее, и она словно в полусне начала длинный рассказ о том, что Володьки нет. Пропал, будто в воду канул со вчерашнего утра. Ушел в школу и не вернулся. Думала, что вернется к вечеру, к утру, к обеду, к сегодняшнему вечеру, но его нет как нет. Она ходила в "Шапирихе" домой, но там ей сказали, что хозяйка находится здесь, - и вот она пришла сюда спросить у "Шапирихи", где Володька...
– Что вы скажете про эту историю? - обратилась Сарра к публике, глядевшей в недоумении на эту сцену. - Вы не знаете, кем мне приходится ее Володька? Это - ее сын.
И, обратясь к женщине, Сарра махнула рукой:
– Ступай, голубушка, подобру-поздорову! Как я могу знать, где твой Володька?
Возможно, что женщина и ушла бы, но тут подошел Сёмка и сказал матери:
– Она ищет Володьку? Мы сегодня еще играли с ним. То есть нет, не сегодня, а вчера.
– Где ты с ним играл? - спросила мать.
– Как всегда, на улице.
Женщина, услыхав имя сына, перевела взгляд на Сёмку и снова стала спрашивать:
– Где же мой Володька? Где мое дитя?
Неизвестно, чем бы окончилась вся эта сцена, если бы в разговор не вмешался Рабинович. Он подошел к женщине, положил ей руку на плечо и сказал внушительно:
– Матушка! Ступай к своему мужу; он один может тебе сказать, где твое дитя...
Уверенность, с какой были произнесены эти слова, подействовала.
Ничего не говоря, женщина повернулась и ушла вместе со своим провожатым.
И только по уходе нежданных гостей публика, как бы очнувшись, заговорила и стала обсуждать инцидент.
– Кто она такая? - спросил Давида Шапиро Фамилиант.
– Понятия не имею! - ответил Давид, глядя неодобрительно на Сарру.
– Кто она все-таки? - повторил Фамилиант, на этот раз обращаясь к Сарре.
– Наша соседка - Кириллиха!.. Муж у нее - пьяница. А Володька - ее сын от первого мужа.
– Ну? - спросил Фамилиант.
– Ну и вот, этот второй муж бьет пасынка до полусмерти.
– Ну? - спросил снова Фамилиант.
– Ну и вот, он пропал, этот мальчик...
– Ну?
– Ну, мамаша и пришла сюда справиться, не знаем ли мы, где Володька.
– Почему же именно к вам? Какое отношение имеет к вам этот мальчишка? И какое отношение к нему имеет Сёмка?
– Никакого! Просто так. Живем на одном дворе. Вот и случается, что ребята играют вместе, - ответила Сарра, как будто чувствуя себя виноватой в том, что Сёмка играет с русским мальчиком.
Шлёма Фамилиант, очевидно, был очень недоволен тем, что нарушено праздничное веселье. Он встал в позу, заложил руки в карманы, выпятил круглый живот, втянул голову в плечи и заговорил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Н-н-на! Какие-то мальчишки! Соседи! Гои! Володьки! Где это видано? Вот они, ваши гимназии, "скубенты", университеты!..
Тщетно пыталась Тойба Фамилиант вернуть прежнее настроение, она сдерживала мужа, приглашала гостей к столу, велела подавать очередные блюда, - все было напрасно.
Шлёма Фамилиант сел на своего конька, разошелся вовсю и на правах богатого родственника стал говорить, кивая в сторону шурина, о "нынешних отцах", приносящих своих детей в жертву, и тому подобных вещах...
Бедные родственники вынуждены были выслушивать рацеи богатого xозяина... Только Бетти, которая вообще терпеть не могла своего дядю, вскочила с места и стала торопливо одеваться. Не помогли мамашины просьбы и причитания, не помогли и клятвы тети Тойбы в том, что дядя никого не хотел задеть, говорил "вообще". Бетти распрощалась и вышла из дому. Следом за ней сбежал Рабинович, и "план" Сарры Шапиро разлетелся в пух и прах.
Из-за чего? Из-за пустяка!
Сарра чуть не плакала с досады. Весь обратный путь до дому прошел в разговорах с мужем на эту тему.
– У быка, - сказал Давид, - очень длинный язык, а толк в нем какой? Оч-чень тебе нужно было выкладывать все этому ханже!
– Чего ты меня попрекаешь? Это ведь твой шурин, а не мой.
– Я могу тебе подарить его на полном ходу, если хочешь!..
– Спасибо, не надо!
Глава 25
ПРОПАЖА ОТЫСКАЛАСЬ
Сарра Шапиро не из тех матерей, которые останавливаются на полпути, когда речь идет о счастье детей. Потеряв надежду на Шлёму Фамилианта, она стала искать других посредников и в конце концов нашла человека, на которого смело можно положиться, которому можно доверить тайну, человека порядочного, даже несколько больше, чем нужно...
Поверенным Сарры оказался товарищ квартиранта - Тумаркин, "сей остальной из стаи славной", злополучной чертовой дюжины медалистов, терпеливо ожидавших от министра просвещения ответа на свою настойчивую телеграмму. Всех медалистов уже давным-давно успели переловить поодиночке и отправить по этапу восвояси; и только одному Тумаркину фатально повезло... Ему удалось "обмануть" бдительное начальство довольно, впрочем, нехитрым приемом: он переходил от одного знакомого к другому, ночевал ежедневно на новом месте, входил в сомнительные сношения со старшими дворниками и околоточными надзирателями, валялся в лютые морозы на чердаках - словом, балансировал на канате и - благодарение Господу! - пережил зиму не хуже других евреев, ютящихся "наперекор стихии" в этом благословенном городе...
Тумаркин старался выбирать для ночлега места, уже проверенные сравнительно недавней облавой, и довольно часто наведывался к Рабиновичу.
В таких случаях Рабинович являлся в качестве ходатая к хозяйке, а та в свою очередь обращалась к мужу:
– Что делать? Не выбрасывать же его, в самом деле, на улицу в такой холод? Сходи, что ли, к дворнику, сунь ему какую-нибудь мелочь (чтоб он подавился!) и сговорись. Ты же умеешь разговаривать с этими типами!..
Последняя фраза была взяткой самомнению Давида Шапиро и должна была служить для умиротворения воинственного настроения квартирохозяина, предчувствовавшего недоброе от этих нелегальных ночевок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Ой, Тойба, сердце мое! Дай Бог хоть в конце лета или будущей зимы! Главное, хоть бы услышать наконец слово от него или от нее! Ни слуху ни духу! Сами не говорят и другим говорить не дают!
– Вы сами виноваты! Кругом виноваты! Надо действовать! Человек, знаете, должен стараться, а Бог должен помогать! Если бы вы хотели меня послушать, Саррочка, я бы дала вам совет.
– Ой, милая Тойба! Дайте, дайте хороший совет!
– Совет этот, голубушка Сарра, прост и, кажется, очень разумен. Я, видите ли, переговорю со своим Шлёмой. Мой Шлёма, знаете ли, такой человек, что для него никакого труда не составит поговорить и убедить кого угодно. Ну вот, так как пурим на носу, а в праздник вы, конечно, все пожалуете к нам на трапезу, то вы прихватите с собой вашего Рабиновича, а уже тут Шлёма улучит минутку, отзовет его в сторону и скажет ему: "Дело, молодой человек, обстоит так..." Понимаете?
– Ой, Тойба! Дай вам Бог здоровья! Я боюсь только одного... Понимаете, с ним можно обо всем поговорить! Это такая добрая душа! Из него веревки можно вить! Но что мне делать с ней?
– Во-первых, кто ее станет спрашивать? И кто ее будет слушать? А во-вторых, вы - мать или не мать?
– Ах, Тойба! Чтобы вы да говорили такие вещи? Ведь вы сами - мать. И у вас у самой дети...
– Дети? Что плохого можно сказать о моих детях?..
Тойба готова повторить свою тираду о собственных детях, но в этот момент вбегает Сёмка с плачем и жалобой: его побил Володька...
– Кто такой Володька? Что это еще за Володька? - спрашивает Тойба.
– Да это у нас соседка есть - Кириллиха. Ну вот. А у нее от первого мужа есть сынишка Володька.
Сарра рассказывает о том, что Володьку бьет смертным боем отчим, отъявленный пропойца. Славный парнишка этот Володька! И, по свидетельству занимающегося с ним (бесплатно, конечно!) Рабиновича, малый с башкой. Но бьют его безжалостно!..
Тойба Фамилиант слушает, плотно сжав губы. Она молчит, но взгляд ее полон укоризны. Она чувствует себя шокированной тем, что ее ближайшие родственники интересуются каким-то русским мальчишкой, пасынком пьяницы...
– Ну, скажите вы сами, Сарра? Как может ваша дочь питать к вам уважение, когда вы сами...
Тираду Тойбы оборвал приход Бетти. "Праведница" делает невинное лицо, а Сарра говорит дочери:
– Вот, легка на помине! А тетя Тойба как раз справляется: прошел ли твой насморк?
Бетти видит по смиренному лицу тетки, что речь шла не о "насморке", и лицо ее покрывается краской стыда.
Глава 23
РАБИНОВИЧ ПЛЯШЕТ
Впечатлений от вечера, проведенного у Фамилиантов, хватило Рабиновичу надолго.
Когда наступил день праздника пурим и Шапиро приглашали квартиранта на трапезу к своим богатым родственникам, Рабинович не переставал допытываться:
– Что там, собственно, будет?
– А чего бы вы хотели? - раздраженно спросил хозяин. - Ничего особенного. Да что вы, никогда не бывали на трапезе в пурим? Или у вас пурим - не праздник?
– Не в том дело! - пытался поправиться Рабинович. - Я только потому интересуюсь, что знаю, что ваши родственники хасиды...
– Хасиды? - передразнил Шапиро. - Ну, а если хасиды, так что?
– Хасиды - ведь то такая секта...
Кончить свою реплику Рабиновичу не пришлось. Шапиро, разъяренный, прервал его:
– Какая такая секта? Что еще за секта? Откуда у нас взялись секты? Где вы выросли? Где воспитывались? Среди евреев? Или в лесу?..
Сарра Шапиро была снисходительнее и подошла к вопросу с другой стороны.
– Там будет весело, - говорила она, - будут пировать, петь, танцевать, как это вообще водится у хасидов. Уверяю вас, вы не пожалеете о вечере. К тому же вы познакомитесь с семьей Фамилиант. И особенно - с моим зятем! Умнейший человек! Голова! К его словам стоит прислушаться... Он, знаете, в простоте слова не скажет!.. В каждой фразе глубокая мудрость.
У Сарры, разумеется, были иные виды. И ждала она этого праздника с особенным нетерпением.
В самый день пурим Сарра Шапиро так принарядилась, так помолодела и похорошела, что заткнула за пояс свою дочь и вылядела не как мать, а как сестра Бетти.
Давид Шапиро оделся по-праздничному, скинул с себя обычное будничное настроение и, призвав Сёмку, затянутого в гимназический мундир, строго-настрого приказал ему, чтобы он у дяди в доме не вздумал снимать шапку хотя бы на одну минуту! Потому что там будут набожные люди, хасиды, которые не любят видеть еврея с непокрытой головой. Это - большой грех!
– Ты понимаешь, клоп, о чем с тобой говорят? - Слова эти были сказаны "клопу", но относились главным образом к Рабиновичу...
К моменту прихода семьи Шапиро у Фамилиантов уже собралась вся обильная семья. Все восседали за большим, уже накрытым столом. На хозяйском месте в широком кресле сидел сам Шлёма Фамилиант, рослый еврей с окладистой огненно-рыжей бородой и густыми бровями над близорукими глазами. Рыжие пейсы были подобраны под шляпу, белоснежный воротник подвязан шелковым галстуком, ниспадавшим на бархатный жилет. По животу змеилась толстая золотая цепь. Бархатный длиннополый сюртук, перехваченный широким вязаным поясом, дополнял великолепный костюм Фамилианта. Большой орлиный нос и белые холеные руки придавали хозяину вид патриарxа. По крайней мере, так показалось Рабиновичу, которого привел в восторг внешний облик нового знакомого.
Вообще в этом доме Рабиновичу понравилось решительно все. От хозяйских дочерей, смазливых девиц, за внешней скромностью которых чувствовался скрытый огонек, и вплоть до величественного праздничного пирога, занимавшего центр богато сервированного стола.
"Патриарх" приподнялся, взрезал своими аристократическими руками пирог и, поднося ко рту кусок, произнес несколько слов, прозвучавших для уха Рабиновича так же, как турецкие или арабские...
Затем хозяин засучил рукава сюртука и подмигнул гостям. Гости запели какую-то странную заунывную мелодию. Пели они какими-то кудрявыми голосами. Мелодия будто кувыркалась, и Рабиновичу почудилось, что исходит она не из глоток, а из-под бороды, из воротников... Во время пения гости сосредоточенно закрывали глаза. В таком же состоянии пребывал и сам Фамилиант. Мужчины хлопали под такт в ладоши, и на всех лицах было столько радости, столько праздничного веселья, что Рабинович поневоле поддался общему настроению.
Подали фаршированную, густопроперченную рыбу. После рыбы наполнили бокалы, и гости стали друг другу говорить до того непривычные для слуха Рабиновича слова, что он не утерпел и обратился к своему квартирохозяину:
– Что они говорят?
– Что им говорить? - отвечает нервно Шапиро. - Пьют, говорят "лехаим", выражают друг другу пожелание дожить до будущего года и остаться честными евреями.
– И это все? - спросил Рабинович, совершенно не понимая смысла такого нелепого пожелания. Подумаешь, какое счастье, дожить до будущего года и оставаться евреями!
Гости, едва пригубив бокалы, притворялись подвыпившими...
Стало еще оживленнее.
Пение и рукоплескания становились громче. Мужчины встали из-за стола, взялись за руки пустились в пляс.
Такой пляски Рабинович отроду не видел. Танцоры подымали ногу, опускали голову, закрывали глаза и выкликали нараспев хвалу Господу Богу.
Шлёма Фамилиант вошел в круг, стал посредине и, прихлопывая в ладоши, поддавал жару:
– Живо, живо, евреи! Нам хорошо: мы - евреи! Велик наш Бог!
Рабинович должен был снова обратиться к своему хозяину, и Давид Шапиро перевёл ему все дословно. И снова Рабинович ничего не понял.
– Чему тут радоваться?..
Он думал: "Вот это и есть те самые хасиды, та самая "секта изуверов", о которых он читал в свое время в правых газетах? Удивительиый народ! Даже пьют они смешно! Выпьют на грош и притворяются пьяными. А веселье, веселье-то какое! Их веселит не столько вино, сколько сознание что они - евреи!.."
Вдруг Рабинович увидел, что Давид Шапиро попал в круг и отплясывает со всеми. Он тут же подумал: "Неужели они и меня втянут?" И не успел опомниться, как несколько рук схватили его и втащили в круг.
– Молодой человек, вы такой же еврей, как все! Не ломайтесь!
Круг расширялся. Веселье росло. Всё радовалось, двигалось, ноги ходили сами по себе, подымались и танцевали, танцевали, танцевали...
Григорий Иванович Попов, нежданно-негаданно отплясывая заодно с хасидами, выделывал ногами замысловатые па, выкидывал эксцентричные антраша, не чувствуя земли под собой от охватившого его веселья. И так как подпевать хасидским мелодиям, при всем своем желании, никак не мог, он вдруг грянул русскую песню:
Пропадай моя телега,
Все четыре колеса!..
Глава 24
ИЗ-ЗА ПУСТЯКА
План Сарры Шапиро был задуман на славу. Предполагалось, что вскоре после трапезы Шлёма Фамилиант, улучив минуту, пригласит Рабиновича к себе в комнату, угостит его хорошей сигарой и заведет с ним дипломатическую беседу о совершенно посторонних вещах, а потом незаметно свернет на темы личные, подойдет вплотную к вопросу о его отношениях с Бетти и о том, что пора этим отношениям придать определенную форму...
Шлёма Фамилиант - дипломат и говорить умеет: он коммерсант и, как говорят, даже лично знаком с губернатором!..
Давид Шапиро не разделял надежд Сарры. Он не верил в таланты своего шурина и вообще считал его ханжой с головы до пят. Но Сарра была убеждена, что умеет вести дела лучше своего мужа, несмотря на то что он - мужчина и считает себя неглупым человеком. Момент для осуществления плана был наиболее подходящим: веселье достигло апогея, и теперь, пожалуй, было удобнее всего незаметно уйти в другую комнату, но...
Как раз в эту минуту в дверях показались две самые неожиданные, самые невероятные фигуры: какая-то русская женщина низенького роста с остекленевшими глазами, а за нею какой-то подозрительный парень в меховой хвостатой шапке и с большим кнутовищем в руке. Парень явно не знал, как быть: переступить ли ему порог или оставаться на месте, снять ли шапку или нет?..
Женщина, по всей видимости, кого-то искала своими застывшими глазами, а парень, очевидно, играл роль второстепенную: не то провожатого, не то свидетеля, не то человека "на всякий случай".
Появление этих персонажей было до того неожиданно и до такой степени не соответствовало ни месту, ни времени, что притворявшиеся пьяными участники торжества мгновенно отрезвели, прервали танцы и стали переглядываться. Хозяин дома подошел к женщине, взглянул на нее близорукими глазами и спросил ее, что ей нужно и кого она ищет.
Но женщина даже взглядом не удостоила Шлёму Фамилианта. Она продолжала искать кого-то и, наконец увидав среди женщин Сарру Шапиро, с радостью направилась к ней:
– О, Шапириха, де моя дытына?
Сарра поднялась ей навстречу:
– Какая детина?
– Володька мой?
– Твой Володька? Почем же я знаю?
Взор женщины стал еще неподвижнее, и она словно в полусне начала длинный рассказ о том, что Володьки нет. Пропал, будто в воду канул со вчерашнего утра. Ушел в школу и не вернулся. Думала, что вернется к вечеру, к утру, к обеду, к сегодняшнему вечеру, но его нет как нет. Она ходила в "Шапирихе" домой, но там ей сказали, что хозяйка находится здесь, - и вот она пришла сюда спросить у "Шапирихи", где Володька...
– Что вы скажете про эту историю? - обратилась Сарра к публике, глядевшей в недоумении на эту сцену. - Вы не знаете, кем мне приходится ее Володька? Это - ее сын.
И, обратясь к женщине, Сарра махнула рукой:
– Ступай, голубушка, подобру-поздорову! Как я могу знать, где твой Володька?
Возможно, что женщина и ушла бы, но тут подошел Сёмка и сказал матери:
– Она ищет Володьку? Мы сегодня еще играли с ним. То есть нет, не сегодня, а вчера.
– Где ты с ним играл? - спросила мать.
– Как всегда, на улице.
Женщина, услыхав имя сына, перевела взгляд на Сёмку и снова стала спрашивать:
– Где же мой Володька? Где мое дитя?
Неизвестно, чем бы окончилась вся эта сцена, если бы в разговор не вмешался Рабинович. Он подошел к женщине, положил ей руку на плечо и сказал внушительно:
– Матушка! Ступай к своему мужу; он один может тебе сказать, где твое дитя...
Уверенность, с какой были произнесены эти слова, подействовала.
Ничего не говоря, женщина повернулась и ушла вместе со своим провожатым.
И только по уходе нежданных гостей публика, как бы очнувшись, заговорила и стала обсуждать инцидент.
– Кто она такая? - спросил Давида Шапиро Фамилиант.
– Понятия не имею! - ответил Давид, глядя неодобрительно на Сарру.
– Кто она все-таки? - повторил Фамилиант, на этот раз обращаясь к Сарре.
– Наша соседка - Кириллиха!.. Муж у нее - пьяница. А Володька - ее сын от первого мужа.
– Ну? - спросил Фамилиант.
– Ну и вот, этот второй муж бьет пасынка до полусмерти.
– Ну? - спросил снова Фамилиант.
– Ну и вот, он пропал, этот мальчик...
– Ну?
– Ну, мамаша и пришла сюда справиться, не знаем ли мы, где Володька.
– Почему же именно к вам? Какое отношение имеет к вам этот мальчишка? И какое отношение к нему имеет Сёмка?
– Никакого! Просто так. Живем на одном дворе. Вот и случается, что ребята играют вместе, - ответила Сарра, как будто чувствуя себя виноватой в том, что Сёмка играет с русским мальчиком.
Шлёма Фамилиант, очевидно, был очень недоволен тем, что нарушено праздничное веселье. Он встал в позу, заложил руки в карманы, выпятил круглый живот, втянул голову в плечи и заговорил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Н-н-на! Какие-то мальчишки! Соседи! Гои! Володьки! Где это видано? Вот они, ваши гимназии, "скубенты", университеты!..
Тщетно пыталась Тойба Фамилиант вернуть прежнее настроение, она сдерживала мужа, приглашала гостей к столу, велела подавать очередные блюда, - все было напрасно.
Шлёма Фамилиант сел на своего конька, разошелся вовсю и на правах богатого родственника стал говорить, кивая в сторону шурина, о "нынешних отцах", приносящих своих детей в жертву, и тому подобных вещах...
Бедные родственники вынуждены были выслушивать рацеи богатого xозяина... Только Бетти, которая вообще терпеть не могла своего дядю, вскочила с места и стала торопливо одеваться. Не помогли мамашины просьбы и причитания, не помогли и клятвы тети Тойбы в том, что дядя никого не хотел задеть, говорил "вообще". Бетти распрощалась и вышла из дому. Следом за ней сбежал Рабинович, и "план" Сарры Шапиро разлетелся в пух и прах.
Из-за чего? Из-за пустяка!
Сарра чуть не плакала с досады. Весь обратный путь до дому прошел в разговорах с мужем на эту тему.
– У быка, - сказал Давид, - очень длинный язык, а толк в нем какой? Оч-чень тебе нужно было выкладывать все этому ханже!
– Чего ты меня попрекаешь? Это ведь твой шурин, а не мой.
– Я могу тебе подарить его на полном ходу, если хочешь!..
– Спасибо, не надо!
Глава 25
ПРОПАЖА ОТЫСКАЛАСЬ
Сарра Шапиро не из тех матерей, которые останавливаются на полпути, когда речь идет о счастье детей. Потеряв надежду на Шлёму Фамилианта, она стала искать других посредников и в конце концов нашла человека, на которого смело можно положиться, которому можно доверить тайну, человека порядочного, даже несколько больше, чем нужно...
Поверенным Сарры оказался товарищ квартиранта - Тумаркин, "сей остальной из стаи славной", злополучной чертовой дюжины медалистов, терпеливо ожидавших от министра просвещения ответа на свою настойчивую телеграмму. Всех медалистов уже давным-давно успели переловить поодиночке и отправить по этапу восвояси; и только одному Тумаркину фатально повезло... Ему удалось "обмануть" бдительное начальство довольно, впрочем, нехитрым приемом: он переходил от одного знакомого к другому, ночевал ежедневно на новом месте, входил в сомнительные сношения со старшими дворниками и околоточными надзирателями, валялся в лютые морозы на чердаках - словом, балансировал на канате и - благодарение Господу! - пережил зиму не хуже других евреев, ютящихся "наперекор стихии" в этом благословенном городе...
Тумаркин старался выбирать для ночлега места, уже проверенные сравнительно недавней облавой, и довольно часто наведывался к Рабиновичу.
В таких случаях Рабинович являлся в качестве ходатая к хозяйке, а та в свою очередь обращалась к мужу:
– Что делать? Не выбрасывать же его, в самом деле, на улицу в такой холод? Сходи, что ли, к дворнику, сунь ему какую-нибудь мелочь (чтоб он подавился!) и сговорись. Ты же умеешь разговаривать с этими типами!..
Последняя фраза была взяткой самомнению Давида Шапиро и должна была служить для умиротворения воинственного настроения квартирохозяина, предчувствовавшего недоброе от этих нелегальных ночевок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26