– Чтоб тебе брюхо распороли, кишки выпустили, негодник этакий, огурец зеленый, фасоль моя распрекрасная! Ведь это же твой субботний кафтан, который я тебе справила на свои деньги, что я накопила благодаря козе.
И Шимен-Эле вспоминает, что у него, с божьей помощью, есть коза. Какая это радость! Он за всю свою жизнь не видел столько кринок молока! Столько мешочков творога! А масла, масла - полные макитры! А пахта, а сыворотка, а жирная простокваша с жирными "льдинами" на ней! Бесконечное количество сдобных булок, плюшек на масле, обсыпанных сахарным песком и корицей... И запах, запах! Какой-то особенный запах, знакомый!.. Фу! Шимен-Эле чувствует, как что-то ползет у него по шее, за воротом, за ухом, по лицу... Что-то щекочет его и издает зловоние, бьющее прямо в нос. Он проводит пальцами по лицу и нащупывает клопа... Раскрывает один глаз, другой, смотрит в окно - батюшки! Ох ты, горе горькое! Уже светает!..
"Вот так так! Здорово вздремнул!" - произносит про себя Шимен-Эле, передергивая плечами. Разбудив корчемника, Шимен-Эле выбегает во двор, открывает хлев, хватает козу за ремешок и устремляется домой, как человек, который боится опоздать и упустить бог весть что...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
"А супруга..." Тем временем Ципе-Бейле-Рейза, видя, что мужа так долго нет, никак не могла понять, что бы это значило. Она уже стала думать, не случилось ли, упаси бог, несчастья... А вдруг на него в пути напали разбойники, отобрали у него деньги, а самого зарезали и кинули куда-нибудь в яму... А она, Ципе-Бейле-Рейза, осталась навеки одна со столькими, не сглазить бы, детьми... Хоть с моста да в воду!.. Такие и им подобные мысли в ту ночь одолевали Ципе-Бейле-Рейзу и не давали ей глаз сомкнуть. Как только прокричал первый петух, она вскочила, накинула на себя платье и вышла за порог дожидаться мужа, авось господь бог смилостивится, и он придет... "Такой уж если пойдет, то..." - думала она, готовясь устроить ему достойную встречу.
Однако, когда она увидела Шимен-Эле с козой на поводке, у нее отлегло от сердца, и она встретила мужа приветливо.
– Что так долго, птичка моя? Ведь я уж подумала, что ты сквозь землю провалился, сокровище мое драгоценное, или какое-нибудь несчастье приключилось, упаси бог!
Шимен-Эле отвязал поясок, поставил козу в сенях и начал сыпать как из мешка, заговаривать жене зубы:
– Слышь, жена, купил я тебе козу... Всем козам - коза! Подождут еще наши здешние хозяйки, покуда им приснится такая коза! Она и ест-то всего ничего! Раз в день пойло из отрубей, а потом немного соломы с крыши... А молока дает, не сглазить бы, не хуже коровы, дважды в день доится. Я сам видел полный подойник, дай мне бог так видеть все самое лучшее! Разве это коза? Мать, а не коза! Так она говорит, Теме-Гитл то есть. Это - находка, чуть не даром! Еле-еле выторговал за шесть с полтиной! А сколько пришлось разговаривать и торговаться! Да она вообще продавать не хотела! Еле уломал! Камни ворочал! Ночь напролет...
А Ципе-Бейле-Рейза в это время думала: "Нехаме-Броха, - болячку бы ей, да побольше! - воображает, что одна она хозяйка, что только у нее есть коза, а больше ни у кого! Как бы у нее глаза не вылезли, когда она увидит, что у Ципе-Бейле-Рейзы, жены Шимен-Эле, тоже есть коза!.. А Блюме-Злата? А Хае-Мейта? Совсем, казалось бы, как родные сестры! Половину бы им того, что они желают мне, господи боже мой!"
Размышляя таким образом, она затопила печку и принялась готовить молочную лапшу на завтрак, а Шимен-Эле надел талес[19] и филактерии[20] и встал на молитву. Молился он в этот день особенно горячо, от души, - давно уже так не молился! распевал "аллилую", подражал кантору, прищелкивал пальцами и разбудил своим пением детей. Ребятишки, узнав от матери, что отец привел козу и что варится лапша с молоком, развеселились, соскочили с кроватей и в одних рубашонках, взявшись за руки, пустились в пляс, напевая при этом тут же сложенную ими песенку:
Коза, коза, козочка!
Купил папа козочку!
Козочка даст молочка,
Мама сварит нам лапшу!..
Глядя на поющих и пляшущих детей, Шимен-Эле таял от радости. "Бедняжки, думал он, - никогда молочка не видят. Ну ничего, теперь, даст бог, сыты будете. Каждый день будете получать по стаканчику молока, кашу с молоком, к чаю молоко... Коза - великое дело! Что мне теперь Фишл-откупщик! Плевать я на него хотел! Не хочет давать мяса? Одни кости дает? Да подавись он ими! На что мне его мясо, когда у меня имеется молоко? А на субботу? На субботу можно и рыбу купить. Где сказано, что нужно обязательно есть мясо? Я такого закона нигде не встречал!.. Если бы все евреи послушались меня, они купили бы себе коз. И хотел бы я тогда посмотреть, как выглядел бы наш толстопузый откупщик! Черт бы тогда его душу взял!"
Так раздумывал Шимен-Эле Внемли Гласу, складывая свое молитвенное облачение. Потом помыл руки, отрезал хлеба и приготовился к молочной трапезе. Но в это время распахнулась дверь, и в дом влетела взбешенная Ципе-Бейле-Рейза с пустым горшком в руках, лицо ее пылало от гнева. И на голову Шимен-Эле обрушился ливень проклятий и ругательств. Нет, это были не проклятия - камни низвергались с небес, потоки горящей смолы вырывались у нес изо рта:
– Отца твоего, пьяницу, могила бы извергла, а тебя на его место! В камень, в кость превратиться тебе! Чтоб ты провалился! Чтоб тебя из ружья застрелило! Вешать бы тебя и топить, жечь и поджаривать, резать и крошить!.. Поди, разбойник, злодей, изверг этакий, поди посмотри, что за козу ты мне привел! Ах ты, лихо на твою голову, на руки да на ноги, господи милосердный, отец родимый!
Остального Шимен-Эле уже не слыхал. Он нахлобучил шапку и вышел в сени взглянуть на постигшую его беду.
Выйдя за двери и увидев приобретенное им сокровище, привязанное к колышку и равнодушно жующее жвачку, Шимен-Эле был ошеломлен и не знал, что делать, куда пойти... Он постоял, подумал-подумал и, наконец, произнес про себя:
– "Да погибнет душа моя вместе с филистимлянами!" Черт их, положим, заберет, этого меламеда с его благоверной вместе! Нашли с кем шутки шутить! Я им такие шутки покажу, что у них в глазах потемнеет! Казалось бы, такой тихоня этот меламед, совсем не касается мирских дел... А на поверку - такая история! Недаром мальчишки хихикали, когда он выпроваживал меня с этой козой! А жена еще пожелала мне на прощание, чтоб коза доилась и доилась... Я им покажу, что значит доить! Соки все из них выдою, из этих козодоевских святош, тунеядцев, пересмешников!..
Так рассуждал Шимен-Эле и отправился обратно в Козодоевку с намерением устроить "концерт", от которого не поздоровится меламеду и его жене.
Увидев у дверей "дубовой" корчмы шинкаря с трубкой в зубах, наш портной еще издали рассмеялся.
– Что это тебе так весело? - спросил Додя. - Чего ты смеешься?
– Взгляните, пожалуйста, может, и вы посмеетесь! - сказал портной и еще пуще расхохотался, точно черти его щекотали. - Как вам нравится, реб Додя, такая, к примеру, напасть? "Всяк человек лжив" - ни одна беда меня стороной не обходит! Помимаете, какая история? Ох, и получил же я нахлобучку от жены, то есть от Ципе-Бейле-Рейзы, дай ей бог здоровья! Уж она задала мне - "и по колеснице и по коням", не поскупилась, да и натощак к тому же! Пусть все это сбудется на проклятом меламеде и на его жене! Можете мне поверить, что я не смолчу! Воздам "око за око" - оплеуху за оплеуху! Я терпеть не могу, когда со мной шутки шутят! А ну, дайте-ка, реб Додя, с горя горло промочить, чтоб сил хватило разговаривать и чтоб душа не ныла... Лехаим![21] Будем здоровы, реб Додя! Как сказано: "Ныне день великого суда..." - главное, не тужить! Будьте уверены, уж я им покажу, как шутки шутить с нашим братом, цеховиком, утюг да ножницы, черт возьми!
– А кто тебе сказал, что это шутка? - спросил, прикидываясь дурачком и попыхивая трубочкой, шинкарь. - Может, вы там не столковались как следует?
Шимен-Эле даже подскочил на месте.
– Сказали тоже! Что вы такое болтаете? Вы понимаете, что говорите? Прихожу специально покупать козу, толкую людям яснее ясного: козу, понимаете, ко-зу... А вы говорите...
Додя продолжал курить, пожимая плечами, и разводил руками, точно желая сказать: "А я тут при чем? Я-то ведь и вовсе не виноват..."
И Шимен-Эле, схватив козу, направился в Козодоевку. "И ярость загорелась в нем"[22] - а гнев пылал в нем ярким пламенем.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Меламед тем временем занимался своим делом, то есть сидел с учениками все над тем же трактатом об убытках, и крики их оглашали весь двор синагоги: "И она вильнула хвостом" - и она, корова то есть, ударила хвостом и разбила кувшин...
– Мир вам, мир наставникам и питомцам! Доброго утра, ребе, вам и вашим ученикам! - произнес, войдя, Шимен-Эле. - Можете прервать на минуточку! Ничего не случится: корова не убежит, а кувшин все равно целым не станет. Скажу вам коротко: сыграли вы со мною шутку! Может, вы и пошутили, но я, знаете ли, "люблю послушание", я таких шуток терпеть не могу! Ведь вы, наверное, слыхали историю о тех двоих, которые в канун субботы мылись в бане на верхнем полке? Один говорит другому: "Вот тебе мой веник, попарь меня!" А тот недолго думая взял веник, да и отделал его честь честью, до крови. Тогда побитый и говорит: "Дело вот в чем. Если ты хотел со мной рассчитаться и воспользовался тем, что я лежу на верхнем полке голый, а у тебя веник в руках, то ты, пожалуй, прав. Но если ты это сделал шутки ради, то должен тебе сказать, что мне такие шутки не нравятся!.."
– Это вы к чему? - спросил меламед, сняв очки и почесывая ими в ухе.
– А это я насчет вас самих и насчет замечательной козы, которую вы мне всучили нечаянно, то есть смеха ради! Но только от такого смеха, знаете ли, можно себе животики надорвать!.. Вы не думайте, что имеете дело с каким-нибудь портняжкой! Я - Шимен-Эле, портной из города Злодеевки, цеховик и староста в портновской синагоге, мы - люди мастеровые, утюг да ножницы, черт возьми!
При последних словах Шимен-Эле даже подпрыгнул, а меламед снова надел очки и стал разглядывать его, как больного, который бредит... Ученики задыхались от распиравшего их смеха.
– "За что причинил ты зло народу сему?" По какому случаю вы смотрите на меня, как на шута горохового? - спросил уже в сердцах Шимен-Эле. - Я прихожу к вам покупать козу, а вы мне всучили черт знает что!
– Вам не нравится коза? - недоуменно спросил меламед.
– Коза, говорите вы? Это такая же коза, как вы - губернатор!
Ученики покатились со смеху. Но в это время вошла Теме-Гитл Молчальница, и тут только и пошло все по-настоящему: Шимен-Эле говорит, а Теме-Гитл надрывается, Хаим-Хоне Разумник сидит и наблюдает, а ученики хохочут... Наконец Теме-Гитл рассердилась не на шутку, схватила портного за руку и потащила:
– Идем! Пойдем к раввину! Пусть люди видят, как злодеевский портной придирается, выдумывает, клевещет!
– Пойдем! - согласился Шимен-Эле. - Вот именно, пускай видят, как порядочные люди, люди, можно сказать, духовного звания, поймали чужого человека и строят из него дурака... Как в молитве сказано: "На позор да на посмешище..." Пойдемте и вы, уважаемый ребе! - обратился он к меламеду.
Хаим-Хоне надел поверх ермолки плисовый картуз, и решено было, что к раввину идут все четверо: портной, меламед, его жена и коза.
Компания застала раввина в ситцевом халатике, вытирающим руки и читающим молитву после отправления естественной надобности. Молитву он читал медленно, тщательно, смакуя каждое слово... Покончив с этим делом, раввин запахнул свой халат и сел в кресло без сидения, состоявшее из одних только ножек и подлокотников, древних и расшатанных, как зубы у старика, - им давно пора бы выпасть, но они каким-то чудом все еще держатся.
Выслушав обе стороны, которые все время перебивали друг друга, раввин послал за дайеном[23], за резником и прочими именитыми гражданами, так сказать за "семью радетелями города", и обратился к портному со следующими словами:
– Расскажи, пожалуйста, всю историю с начала до конца еще раз, а потом пусть она расскажет.
И портной Шимен-Эле не поленился повторить еще и еще раз все ту же историю сызнова. Его, мол, зовут Шимен-Эле, он - портной из города Злодеевки, цеховик и староста в синагоге, хотя он и толковал им уже сколько раз: "Недостоин я почестей! "Ни жала, ни кружала..." Не хочу я оплеух, и не надо мне почетных должностей!" Но они говорят: "Коли есть на тебе облачение, будь нам владыкой", - то есть оплеухи получай, а старостой будь!.." Словом, он отправился в Козодоевку за козой. Собственно говоря, он козу не стал бы покупать, - на кой черт она ему нужна! Но жена, то есть Ципе-Бейле-Рейза, дай ей бог здоровья, житья ему не давала, криком кричала: "Хочу козу!" И так как жену, как вы сами говорите, надо слушать, то он и пришел к меламеду Хаим-Хоне купить у него козу, и сторговался, и ясно условился: козу! Чем же это кончилось? Деньги у него забрали, а вместо козы подсунули черт знает что, очевидно в шутку. А он, Шимен-Эле, таких шуток терпеть не может... Вы, наверное, слыхали историю о тех двоих, которые в канун субботы мылись в бане?..
Шимен-Эле повторил еще раз эту запутанную историю, а раввин, и дайен, и "семеро радетелей города" посмеялись.
– Так! - сказал раввин. - Стало быть, одну сторону мы выслушали. Теперь послушаем другую.
Тогда встал Хаим-Хоне Разумник, надвинул картуз на ермолку и начал:
– Выслушайте меня, ученые мужи! Дело было так... Сидел это я, стало быть, со своими учениками, сидел и занимался... Изучали мы раздел "об убытках"... Да... и вот... Приходит этот человек из Злодеевки и говорит, что он злодеевский житель, то есть из Злодеевки... И здоровается со мной и рассказывает целую историю, что сам он злодеевец, то есть из Злодеевки, и что есть у него жена по имени Ципе-Бейле-Рейза... Да, Ципе-Бейле-Рейза зовут ее... Так, кажется?
Меламед наклонился к портному, а портной, все время теребивший бородку, слушал с закрытыми глазами и склоненной набок головой.
– Истина глаголет вашими устами, - ответил он. - У нее три имени: Ципе, Бейле и Рейза. Так ее нарекли, так ее и зовут с тех пор, как я ее знаю, потихоньку да полегоньку уже лет тридцать. Однако послушаем, что вы еще скажете, друг мой? Вы только зубы не заговаривайте! Давайте ближе к делу, "о первом и о последующем", - что я говорил и что вы говорили... Как Соломон-мудрый сказал: "Ничто не ново под солнцем" - увертки тут не пройдут!
– Да я знать ничего не знаю! - испуганно ответил меламед и указал на свою жену. - Она с ним разговаривала, она с ним торговалась. А я ничего не знаю!
– Теперь, - сказал раввин, - послушаем, что скажет она.
Он указал пальцем на Теме-Гитл Молчальницу, а та вытерла губы, подперлась одной рукой и, размахивая другой, заговорила быстро, без остановки, и лицо ее при этом пылало.
– Послушайте же, как было дело. Вот этот человек, этот злодеевский портной то есть, да простит он меня, либо... сумасшедший, либо пьяница, либо сама не знаю что! Слыханное ли дело? Человек приходит ко мне аж из Злодеевки и пристает ко мне, как клещ, - продай да продай ему козу (а у меня их было две)... И рассказывает при этом целую басню о том, что он не стал бы покупать козы, что она ему ни к чему, по так как у него есть жена, то есть Ципе-Бейле-Рейза, и она заупрямилась, требует, чтобы он купил козу, и так как жену надо слушаться... Понимаете? Я ему говорю: какое мне до этого дело? Хотите купить у меня козу, я вам продаю, хотя, с другой стороны, я не стала бы продавать козу ни за какие деньги... Что такое деньги? Деньги - они круглые, деньги уходят, а коза козой остается... Да еще такая коза! Разве это коза? Мать, а не коза! Как она, не сглазить бы, легко доится! А сколько молока дает! Да и ест она всего-то ничего. Раз в день пойло из отрубей, а там немного соломы с крыши... Но, с другой стороны, я подумала: у меня, не сглазить бы, две козы, а деньги - соблазн... Короче говоря, тут вмешался мой муж, дай ему бог здоровья, и мы с портным поладили. И сколько, думаете, я получила? Врагам моим иметь бы не больше, господи боже мой! А отдала козу - дай бог всем моим дорогим и близким такую козу! Разве это коза? Мать, а не коза! И после этого приходит портной и возводит на меня поклеп! Коза, говорит он, не коза! Погодите, знаете что? Вот она тут стоит. Дайте мне, прошу вас, подойник, я ее подою у вас на глазах!
Теме-Гитл взяла у раввинши подойник, подоила в присутствии всех козу и поднесла каждому посмотреть посудину с молоком. Первому, разумеется, раввину, потом дайену, затем - "семерым радетелям города", а там уже и всем остальным.
В доме раввина поднялся шум, гам, крики - столпотворение! Один кричит: "Надо его оштрафовать, этого злодеевского портного! Пусть водки поставит!" Другой говорит: "Мало того! Надо у него козу отобрать!" А третий предлагает: "Нет, коза козой. Пускай он с ней состарится в богатстве и почете! Его надо угостить парочкой хороших тумаков и вышвырнуть вместе с козой ко всем чертям!"
Увидев, как обстоит дело, Шимен-Эле потихоньку выбрался из дома раввина и дал тягу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
И поднял портной ноги свои - и взял Шимен-Эле, как говорится, ноги на плечи и двинулся с козой к дому так быстро, будто от пожара спасался.
1 2 3 4 5