– Раввина дома нет. Потрудитесь зайти в другой раз.
К киевскому казенному раввину герой наведывался не раз и не два, пока ему, наконец, удалось застать его дома. Зато и принял его тот приветливо, сердечно. Вначале, правда, дело не клеилось. В первую минуту раввин был даже словно испуган. Не без труда узнал он от юного посетителя, в чем собственно состоит его просьба. Парень полагал, что раввин в таком городе, как Киев, должен с первого же взгляда сам понять, что кому нужно. Оказывается, он, как любой грешный человек, глядит вам в глаза, и вы должны разжевать ему каждое слово и вложить прямо в рот. И лишь после того, как все ему было достаточно разжевано, обнаружилось, что он ничего не может сделать, решительно ничего. Единственно, чем он может помочь, - это дать рекомендацию, оказать протекцию.
– Протекцию? Вполне достаточно! Чего же больше? Мне только этого и нужно.
Посетитель разглядывает киевского казенного раввина и сравнивает его с раввинами в маленьких местечках, которых ему приходилось встречать. Перед ним проходит целая вереница казенных раввинов, один из них плешивый. Все это замухрышки, маленькие люди. В сравнении с ними киевский раввин - величина. Они дикари против него, карлики. Киевский раввин - богатырь и хорош собой. Один только недостаток - он рыжий и, кроме того, тяжеловат на подъем: говорит не спеша, делает все медленно и думает медленно - человек без нервов. Такие люди живут сто лет. Они не торопятся умереть - им не к спеху.
– Значит, вы желаете получить протекцию? К кому?
– К кому? Вам виднее.
– Хорошо. Надо подумать. - И раввин снова расспрашивает посетителя кто он такой, откуда и чего хочет. Засим следует пауза в несколько минут. Нажатие кнопки, и появляется выцветший, тщательно замаринованный покойник из канцелярии. Раввин велит ему написать письмо к одному из своих друзей, - фамилии посетитель не расслышал, - и попросить его, не сможет ли он что-нибудь сделать для этого юноши... А юноше раввин заявил, что письмо его адресовано Герману Марковичу Барацу, присяжному поверенному и "ученому еврею" при генерал - губернаторе. Проделав столь сложную работу, раввин отдышался. Видно было, что у человека гора с плеч свалилась. Пришлось-таки потрудиться. Зато сделано полезное дело, составлена парню протекция, и какая протекция, к "ученому еврею" при генерал - губернаторе! Так далеко разгоряченная фантазия юноши и не заходила. Рекомендация, которую он спрятал в боковой карман, грела его и окрыляла. Он сейчас же пойдет к "ученому еврею", который при генерал - губернаторе. Тут что-нибудь да выйдет! И сам "ученый еврей" представлялся ему не иначе, как профессором, увешанным медалями, словно генерал. С трепетом позвонил он у дверей, и его впустили в кабинет, уставленный шкафами со светскими и духовными книгами. У героя зуб на зуб не попадал. Несколько минут спустя в комнату влетел человек с жидкими бакенбардами, чрезвычайно близорукий и очень суетливый. Неужели это и есть "ученый еврей" при генерал - губернаторе? Если бы у него не была выбрита часть бороды как раз посреди подбородка, можно было бы поклясться, что это меламед, учитель талмуда. У "ученого еврея" была одна особенность он плевался во время разговора. Видно было, что это человек очень рассеянный. О нем, как герой узнал позже, в Киеве рассказывали всякие анекдоты и смешные истории. Например: он никогда не мог попасть к себе домой, пока не натыкался на дощечку с надписью "Герман Маркович Барац". Однажды Барац, внимательно посмотрев на дощечку, прочитал указанные на ней часы приема - с трех до пяти. Взглянув на часы и убедившись, что сейчас всего только два, Барац решил, что Бараца, должно быть, нет дома. А раз Бараца нет дома, то Барацу здесь делать нечего. И он отправился на часок погулять в саду. Одним словом, про Бараца в Киеве говорили, что Барац ищет Бараца и не может найти. В это утро Барац был особенно рассеян и не в духе. Он куда - то спешил, метался и брызгал слюной. Прочитав письмо раввина, который рекомендовал ему юношу, "ученый еврей" схватился за голову, стал расхаживать взад и вперед по комнате, плеваться и умолять, чтобы его оставили в покое, потому что он ничего не знает, ничего не может сделать и не сделает. Жалко было смотреть на этого "ученого еврея"! Юноша оправдывался, уверял, что у него нет никакого злого умысла, что единственно, на что он рассчитывал, это... может быть... протекция... Но Барац не давал ему говорить. Он сам все это знает. Его возмущает раввин, который каждый день посылает к нему молодых людей. Что Барац может для них сделать? Что он знает? Кто он такой? Что он собой представляет? Ведь он не Бродский!
С разбитым сердцем, в тяжелом настроении вышел парень от "ученого еврея". Но, когда он очутился уже на самом низу лестницы, его окликнули. Это был "ученый еврей", который, пораздумав, решил, что сам он ничего не может сделать для юноши, но рекомендовать его своему другу и коллеге Купернику может. Куперник, если захочет, в силах сделать многое, очень многое. Шутка ли, Куперник! Его протекция стену прошибает, он способен привести в движение самых больших людей. И недолго думая "ученый еврей" сел к столу и написал записку своему лучшему другу и коллеге, знаменитому адвокату Льву Абрамовичу Купернику.

76
КУПЕРНИК

Поиски знаменитого адвоката на Крещатике. - "Меняльная контора Куперника". - В окружном суде. - Герой находит, наконец, кого ищет, протекция оказывает свое действие. - Небольшая ошибка: не Куперник, а Моисей Эпельбаум из Белой Церкви

Имя Куперника, простые евреи произносили его как Коперников, было почти столь же известно и популярно, как, к примеру, имя Александра фон Гумбольдта в Европе или Колумба в Америке. Кровавый навет, прогремевший на Кутаисском процессе Кутаисский процесс, или "Кутаисское дело" - известный судебный процесс (1879 г.) по обвинению нескольких евреев местечка Сачхери в похищении и убийстве крестьянской девочки Сарры Модебадзе с ритуальной целью. На суде факт преступления не подтвердился, а поэтому прокурор отказался поддерживать обвинение. Абсурдность обвинений на суде доказали известные адвокаты Александров П. А. (1838 - 1893) и Куперник Л. А.

, где Куперник добился оправдания обвиняемых, сделал его столь же знаменитым, как много лет спустя сделал знаменитым адвоката О. О. Грузенберга Грузенберг Оскар Осипович - известный в дореволюционный период юрист и общественный деятель. Выступал защитником в различных "громких" делах, имевших в то время большое политическое и общественное значение, - защищал М. Горького, В. Г. Короленко, стоял во главе защиты в процессе Петербургского Совета рабочих депутатов и др. Выступал защитником по так называемым армянским и еврейским (национальным) делам (дело Бейлиса и др.). Будучи членом кадетской партии, он после Октября эмигрировал за границу.

процесс Менделя Бейлиса Процесс Менделя Бейлиса ("Дело Бейлиса") - провокационный судебный, процесс, в 1913 году в Киеве царским правительством против еврея Бейлиса, которого ложно обвиняли в убийстве с ритуальной целью христианского мальчика Ющинского (в действительности убийство было организовано черносотенцами). Инсценировкой этого процесса царское правительство стремилось разжечь национальную вражду среди народов Российской империи, чтобы отвлечь их от революционной борьбы. Процесс вызвал возмущение всей прогрессивной общественности России; в ряде городов состоялись рабочие демонстрации протеста. Бейлис был по суду оправдан.

. И так же, как о Грузенберге, о Купернике в свое время рассказывали чудеса, окружая его имя легендами.
Имея протекцию к такому человеку, как Куперник, можно было позволить себе помечтать, пофантазировать. Шолом не торопился, тем более что он еще и адреса Куперника не знал. Медленно поднялся наш герой на Крещатик, красивейшую улицу Киева, а там уже нетрудно было допытаться, где живет Куперник. Войдя в какой-то двор против гостиницы "Европа", он прочитал вывеску на русском языке: "Меняльная контора Куперника". Шолома это немного удивило, почему у адвоката Куперника - меняльная контора. Но загадка вскоре разрешилась.
В конторе он застал молодого человека в синих очках и женщину в белом парике.
– Кого вам нужно?
– Куперника.
– От кого?
– От "ученого еврея" Германа Марковича Бараца. Письмо...
– Письмо от Бараца? Давайте сюда!
Молодой человек в синих очках взял письмо и подал его женщине в белом парике. Женщина надела очки, прочитала письмо и кинула его прочь.
– Письмо вовсе не ко мне. Это к моему сыну.
– Где же он?
– Кто?
– Ваш сын.
– Где мой сын? Что значит где? Ступайте в окружной суд - там вы его и найдете.
Искать адвоката в окружном суде так же бессмысленно, как искать иголку в стоге сена. Окружной суд - это огромное старое здание с железными лестницами и с таким количеством комнат и залов, что посторонний человек может там заблудиться, голову потерять. Первый раз в жизни наш герой видел такую уйму людей, и все в черных фраках, с большими портфелями. Это сплошь присяжные поверенные. Изволь угадать, кто из них Куперник. Остановить кого-либо из них и спросить - вещь совершенно невозможная. Все они заняты, все бегут с портфелями то туда, то сюда, словно одержимые. Одного человека, симпатичного на вид, не во фраке, но с большим желтым портфелем, Шолом все же решился остановить и спросить: "Где тут Куперник?" И тотчас получил ответ: "Зачем вам Куперник?" - "У меня к нему письмецо от "ученого еврея" Германа Марковича Бараца". - "А, от Бараца? Посидите немного, я сейчас приду". И, указав на длинную полированную скамью, человек скользнул куда - то и исчез. Юноша сел на скамью. Сидел полчаса, час, полтора часа - нет ни этого человека, ни Куперника. Наконец он встал и собрался уходить. Народ поредел, только кое-где еще мелькнет черный фрак. Вдруг Шолом снова увидел человека с желтым портфелем.
– Ах, вы еще здесь? Что вам, собственно, нужно от Куперника?
Юноша объяснил ему еще раз:
– У меня к нему письмецо от Германа Марковича Бараца.
– Где же это письмецо?
Шолом показал письмо. Тот прочел его.
– Что вам, собственно, нужно от Куперника?
– Я и сам еще точно не знаю... Может быть, мне удастся получить от него место.
– Что вы умеете делать?
– Я хорошо пишу по-еврейски и по-русски.
– по-русски тоже? Идемте со мной!
Мог ли еще Шолом сомневаться в том, что перед ним Куперник? Выйдя с юношей из окружного суда, он, то есть Куперник, взял лихача - фаэтон на резиновых шинах - и крикнул: "Гостиница "Россия"!" Лихач стрелой домчал их до гостиницы. Войдя в сильно накуренную комнату, Куперник усадил гостя за стол, закурил папиросу и, дав ему лист бумаги и перо, предложил написать несколько строк. Юноша обмакнул перо и, прежде чем приступить к делу, спросил Куперника, как писать - по-еврейски или по-русски. "Разумеется, по-русски!" Юноша постарался. Дух учителя Мониша - обладателя великолепного почерка - сопутствовал ему и здесь. После первой же строчки Куперник остановил Шолома, сказал, что почерк вполне его удовлетворяет, и предложил ему папиросу. От папиросы юноша отказался.
– Простите, господин Куперник, я не курю.
– Простите, молодой человек, я не Куперник. Моя фамилия - Эпельбаум.
– Эпельбаум?
– Ну да, Эпельбаум. Моисей Эпельбаум из Белой Церкви... Присяжный поверенный...
Так уж, видно, суждено было Шолому. Поди угадай, что киевский Куперник вдруг превратится в Моисея Эпельбаума из Белой Церкви! Моисей Эпельбаум из Белой Церкви показал себя настоящим джентльменом. Он не торговался из-за жалования, соглашался на все условия. Он даже пообещал подучить Шолома адвокатуре и потом дать рекомендацию не то что к Купернику, а к гораздо более важным лицам, чем Куперник, потому что он знаком со всеми большими людьми в Киеве, в Москве и в Петербурге, он с министрами на короткую ногу. Если юноша ничего не имеет против, можно хоть сегодня отправиться в Белую Церковь. Он, Эпельбаум, должен только забежать на минутку к генерал - губернатору. Но, если посетишь генерал - губернатора, нельзя обойти визитом и губернатора. Ведь эти собаки страшно завидуют друг другу. Не мешало бы, правда, повидаться и с киевским полицмейстером, но полицмейстер и сам не хвор наведаться к нему. Черт его не возьмет...
Эпельбаум выскочил из комнаты, оставив незнакомого юношу одного. Тому, однако, приключение пришлось по душе. А личностью Эпельбаума он и вовсе был очарован. Он еще не успел обдумать свое положение, как Эпельбаум вернулся, подкатив на лихаче, нагруженный пакетами и свертками. Там было все, что душе угодно: селедка, рыба, балык, икра, фрукты, папиросы...
– Вы думаете, я покупал это? Все это подарки от генерал - губернаторши, губернаторши и жены полицмейстера.
– Вы были у полицмейстера? Ведь вы сказали, что...
– Боже сохрани! Это не от жены его, а от любовницы... Я ее адвокат. Веду в палате ее полумиллионный процесс. Она миллионерша. Но очень скупа. Готова повеситься из-за гроша. Для меня, однако, ей ничего не жаль. Для меня они на все готовы... Значит, едем в Белую Церковь?
– Едем в Белую Церковь!

77
ДОЛЖНОСТЬ "СЕКРЕТАРЯ"

Герой едет со своим новым патроном в Белую Церковь. - Его принимают как дорогого гостя. - Семейная идиллия. - "Реб Лейви". - Хозяин обучает своего секретаря адвокатуре. - Герой жестоко обманут. - Красноречивое письмо отцу и новые надежды

По пути из Киева в Белую Церковь "присяжный поверенный" Эпельбаум показал себя богачом, настоящим барином, не поскупился на билеты первого класса и на вокзале в Фастове немало денег оставил в буфете. Человека, который им прислуживал, он тоже не обидел. Нашего героя он представлял знакомым, как своего "секретаря". Что он говорил про "секретаря" своим домашним, одному богу известно. Но по всему видно, что "присяжный поверенный" представил "секретаря" в самых радужных красках, ибо герой встретил в его доме такой великолепный, теплый прием, которого мог ожидать только долгожданный гость или богатый родственник из Америки, от которого надеются получить наследство... Жена Моисея Эпельбаума - праведная женщина и великолепная хозяйка - нарядилась по - праздничному, причесала детей. А ужин она приготовила такой, от которого и сам царь не отказался бы. Старший сын Эпельбаума Лейви, умница парень - дома его прозвали "реб Лейви", - не мог сдержать своего восторга и, встав из-за стола, пробормотал, поглаживая живот, что было бы совсем неплохо, если бы такие гости приезжали к ним каждый день и для них готовили бы такие ужины. Тогда Моисей Эпельбаум отвесил ему пощечину и пробормотал, что вовсе было бы неплохо, если бы он, "реб Лейви", стал немного поумнее и держал язык за зубами. И тут же обратился к "секретарю":
– Как вам нравится мой наследник, "реб Лейви"? Нечего сказать, сокровище! Светило науки! Не сглазить бы. Пока он научится читать по мне кадеш, не беда, если голова моя уже будет покоиться в земле.
Эта острота всех рассмешила, в том числе и самого "реб Лейви". Однако мать нашла нужным заступиться за сына. Как - никак родная мать! Ее вмешательство чуть не привело к конфликту. Госпожа Эпельбаум была уверена и открыто выразила свое мнение, что, когда ее наследник достигнет возраста своего отца, у него будет ума точно столько же, сколько у папаши.
– А может быть, и больше, чем у папаши, - подхватил "реб Лейви", отчего отец пришел в ярость.
Счастье, что сынок своевременно убрался, иначе дело могло бы кончиться плохо. Моисей Эпельбаум признался, что хотя он и противник телесных наказаний и считает порку варварским обычаем, противоречащим "принципам цивилизации", тем не менее он полагает, что такому избалованному парню, как его "реб Лейви", не вредно отведать розог хотя бы раз в неделю. Это, заявил Эпельбаум, принцип. И нужно думать, что этот принцип был знаком "реб Лейви", ибо у него оказался свой принцип: когда ему угрожала взбучка, он исчезал - ищи ветра в поле.
На этот раз исчезновение Лейви не рассеяло возникшего конфликта. Борьба только перешла, литературно выражаясь, на другую почву. Война, которая минутой раньше происходила между отцом и сыном, разгорелась теперь между мужем и женой. Эпельбаум весь гнев обрушил на супругу: виновата, мол, во всем она, дай бог ей здоровья, его милая, преданная женушка, потому что всегда заступается за своего драгоценного наследничка. Но супруга тоже в долгу не осталась и напомнила милому, дорогому муженьку, дай ему бог здоровья, что в возрасте своего сына он был босяком намного хуже, чем ее наследник. И если у него, у дорогого Моисея Эпельбаума, хорошая память, то он, вероятно, не забыл, что его когда-то называли не Моисей Эпельбаум, а "Мойше - блин".
Гостю, конечно, не особенно приятно оказаться неожиданным свидетелем семейной сцены и наблюдать, как милые и преданные супруги на глазах у чужого человека перемывают друг другу косточки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38