Его отношения с братом Феодором нередко становились напряженными. Феодор был особенно уязвлен, когда Иоанн VIII на время своей поездки в Италию на собор оставил Константина править за него Константинополем; это означало, что Иоанн намерен был сделать Константина своим наследником. Согласие между братьями было восстановлено только после того, как Константин, отказавшись от права наследования престола в пользу Феодора, отдал брату свои владения во Фракии взамен на Морейскую деспотию с Мистрой. Таким образом, Константин утвердился в качестве деспота в Мистре, а Фома, будучи деспотом Кларенцы, на западном берегу полуострова, прикрывал с тыла владения брата. Завоевание Пелопоннеса было завершено, за исключением четырех городов — Аргоса, Навплии, Кротона и Модона, остававшихся в руках Венеции, в 1433 г.После этого Константин приступил к захвату Аттики и Беотии. В 1444 г., ободренный вестью об успехе Хуньяди в Сербии, он двинулся на север от Коринфа, в то время как его лучший полководец Иоанн Кантакузин прошел через полуостров от Патраса до Фокиды. Вскоре вся Греция, вплоть до хребта Пиндос, была в руках Константина, за исключением Акрополя в Афинах, откуда насмерть перепуганный герцог Нерио II воззвал за помощью к туркам, и те, к сожалению, смогли ее оказать очень скоро, поскольку, в то время как Константин стремительно продвигался по Беотии, султан Мурад одержал свою знаменательную победу под Варной. В 1446 г. султан сам повел свою армию в Грецию. Константин укрылся за укреплениями Гексамилиона, которые он отстроил заново. Однако на этот раз Мурад взял с собой тяжелую артиллерию. После двух недель непрерывного обстрела его солдаты прорвались через вал укреплений. Константин и Фома едва успели спастись бегством. Их войска, особенно албанские наемники, проявили редкостное отсутствие верности долгу и отваги. Султан еще раз разрушил укрепления и двинулся на Патрас и Кларенцу, вырезая на пути население. И, только получив от обоих деспотов новые заверения в вассальной зависимости и обещания выплачивать ежегодную дань, он удалился в свои владения Там же, с. 204—240.
.Ущерб, нанесенный деспотии, и число человеческих жертв были огромны. Константин более не смел уже думать о новых завоеваниях. Вместо них он решил укрепить свое положение с помощью серии внешнеполитических союзов. В 1441 г. он вступил во второй брак. Его женой стала Катерина, дочь владетеля Лесбоса Дорино Гаттилузи из генуэзской династии, основанной Франческо, женатым на сестре императора Иоанна V; к тому времени династия эта совсем эллинизировалась. Однако через год Катерина умерла бездетной, и Константин стал подыскивать себе новую жену с солидным приданым и полезными связями. Он сделал предложение Изабелле Орсини, сестре князя Таренто, его посланцы в Неаполе собирали сведения об инфанте португальской, а посол в Венеции попытался сосватать ему дочь дожа Франческо Фоскари. Но ни одна принцесса не пожелала разделить с ним его шаткий трон; не удалось также заключить прочный союз с каким-либо из западных государств. Одновременно его верный друг и секретарь Георгий Франдзис (Сфрандзи), относившийся к Западу с недоверием, поспешил в Трапезунд, чтобы добиться для своего господина руки дочери потомка Великих Комнинов. Конечно, у ее отца уже не было большого политического веса, но он все еще был богат — благодаря серебряным рудникам и доходам от торговли, шедшей через его столицу. Эта девушка могла бы принести богатое приданое, а кроме того, трапезундские принцессы всегда славились красотой. Ее тетка, жена императора Иоанна VIII, считалась красивейшей женщиной своего времени, хотя видевший ее де ла Брокьер и отмечает с неудовольствием слишком обильное и, на его взгляд, неоправданное употребление ею косметики. Однако миссия Франдзиса не увенчалась успехом Франдзис полагает, что неудачное сватовство Константина к дочери дожа повредило его отношениям с Венецией. Ни один из венецианских источников не подтверждает этого сватовства (Phrantz., с. 203, 324—325); см. также: Lambros 1, с. 433—436.
. Константин выдал свою племянницу Елену, старшую дочь Фомы, за сына Георгия Бранковича, деспота Сербии. Но даже Георгий был слишком благоразумен, чтобы провоцировать турок заключением союза с деспотом Мореи Phrantz., с. 202; Lаоn., с. 342; Кrekiс, № 1110, с. 349.
.В момент смерти Иоанна VIII Константин находился в Мистре; Фома же был уже на пути в Константинополь. Он прибыл туда 13 ноября 1448 г., ровно через две недели после кончины императора, и, надо сказать, вовремя, так как его брат Димитрий, спешно прибывший в Константинополь из своего апанажа в Селимврии, уже предъявил свои претензии на трон. Димитрий рассчитывал главным образом на поддержку противников церковной унии. Однако по существовавшей правовой практике при отсутствии коронованного императора верховная власть в Константинополе переходила к императрице. Престарелая вдовствующая императрица Елена использовала свой престиж, настояв на провозглашении императором Константина — старшего из ее оставшихся в живых сыновей. Общественное мнение поддержало ее. Надежды Димитрия рухнули, и, когда в Константинополь явился Фома, он признал себя побежденным и присоединился к сторонникам Константина.Франдзис, который как раз в это время находился в Константинополе в связи со смертью сына, был послан императрицей к султану Мураду с сообщением о предстоящем вступлении на престол Константина, на что тот любезно дал согласие. Двое высоких сановников, Алексей Ласкарис Филантропин и Мануил Палеолог Иагрос, отправились в Мистру с императорской короной, и 6 января 1449 г. местный митрополит короновал Константина в кафедральном соборе Мистры Phrantz., c. 204—206; Lаоn., c. 373—374.
. За истекшую тысячу лет, за исключением никейского периода, это была первая коронация императора вне стен Константинополя и к тому же совершенная не патриархом. Хотя никто не оспаривал прав Константина на престол, законность этой церемонии все же вызывала сомнения. Тем не менее было признано необходимым, чтобы он взошел на престол как можно быстрее, осуществить же коронацию в Константинополе было затруднительно, поскольку тогдашнего патриарха Георгия Маммаса бойкотировала бульшая часть духовенства Дукас (XXXIV, с. 293) утверждает, что Константин, хотя и назывался императором, не был коронован. См.: Vоyatzidis, c. 449—456.
.12 марта Константин прибыл из Мистры в столицу империи со своей свитой на каталонских галерах. Через несколько дней он объявил братьев Димитрия и Фому деспотами Мореи совместно: Димитрий получил Мистру и юго-восточную часть полуострова, Фома же — северо-западную с Кларенцей и Патрасом. На торжественной церемонии в присутствии императрицы-матери и высоких сановников империи оба брата присягнули на верность императору и поклялись в вечной дружбе друг другу. И хотя впоследствии они неоднократно нарушали свою клятву, их отъезд сделал Константина полновластным хозяином Константинополя Phrantz., с. 204—206; Laon., с. 373—374.
.Императору было в то время почти 45 лет. У нас нет подробного описания его внешности. Он был, по-видимому, высоким и стройным, с присущими его фамилии строгими и правильными чертами лица и темными волосами. Он не проявлял особого интереса к интеллектуальным занятиям, философии или богословию, хотя в Мистре и был дружен с Плифоном и его последним актом перед отъездом оттуда в Константинополь было официальное утверждение сыновей Плифона наследниками собственности, полученной их отцом. Еще до вступления на престол он проявил себя хорошим солдатом и умелым администратором. Это был человек цельный, никогда не прибегавший к недостойным действиям. В отношениях со своими трудными братьями он проявлял великодушие и терпение. Его друзья и сановники, даже если иной раз и расходились с ним во мнениях, были очень преданы ему. Кроме того, он обладал даром вызывать восхищение и любовь своих подданных. Уже само прибытие его в Константинополь было встречено там с искренней радостью Все современные событиям авторы, как латинские, так и славянские и греческие, отзываются о Константине с уважением. Современных ему подлинных портретов не сохранилось (см.: l.ambros 2, III, с. 229—242; IV с. 238—240.
.Он нуждался в подобных чувствах, прибыв в этот город, наполненный горечью и унынием. Ненависть к официальному союзу с римской церковью не ослабевала. Константин же считал себя связанным обязательствами, данными его братом во Флоренции. Но поначалу он не торопился с решительными мерами. Возможно, здесь сказалось влияние матери, с которой он очень считался. Ее смерть 23 марта 1450 г. была для него тяжелой утратой. Он стремился, чтобы в его окружении были представители всех партий. Своим первым министром Константин назначил великого адмирала флота мегадуку Луку Нотараса, который был противником унии, хотя и не таким фанатичным. Иоанн Кантакузин, близкий друг Константина во время его пребывания на Пелопоннесе и активный сторонник унии, стал стратопедархом. Великий логофет Метохит и протостратор Димитрий Кантакузин, по-видимому, тоже сомневались в целесообразности унии, однако готовы были поддержать любую политику, которую предпочтет император. Их позицию разделял секретарь императора Франдзис, который, очевидно, являлся его наперсником О советниках Константина см.: Phrantz., с. 229 и сл. Следует помнить, что Франдзис вследствие личной неприязни к Луке Нотарасу мог быть необъективен по отношению к нему.
. Патриарх Григорий был разочарован тем, что не нашел у нового императора должной поддержки; в августе 1451 г. он перебрался в Рим, где его больше ценили, и разразился там упреками в адрес императора и его окружения, обвиняя их в прохладном отношении к унии Phrantz., с. 217; Gill, с. 376, примеч. 1.
.Константин все еще подыскивал себе жену. Вероятно, следуя совету матери учесть антиримские настроения своего народа, он решил ограничить поиски православным миром. В 1450 г. верный Франдзис был снова послан на Восток — ко дворам Грузии и Трапезунда. Он нашел грузинскую царевну вполне подходящей кандидатурой и был крайне удивлен, когда услышал от ее отца, царя Георгия, что по обычаям его страны приданое приносят не жены, а, наоборот, мужья. Он добавил при этом, что не следует осуждать обычаи, принятые у других народов. Вот в Британии, подчеркнул он, женщина часто имеет нескольких мужей, а мужчина — нескольких жен Прим. ред. — Откуда взял грузинский царь Георгий сведения о полиандрии и полигамии в Британии, непонятно.
. Тем не менее он обещал проявить великодушие в деле сватовства и даже предложил себя в посаженые отцы дочери Франдзиса.В Грузии Франдзис узнал о смерти султана Мурада. Приехав в Трапезунд и обсудив эту новость с императором Иоанном, он узнал, что вдова султана Мара, сербская христианка, приходившаяся жене императора племянницей, была после смерти мужа с почестями и многочисленными подарками отослана домой к отцу. Франдзис нашел, что это блестящая партия. Он тут же написал Константину, что имеется подходящая невеста. Султанша еще молода и богата; к тому же она очень популярна при турецком дворе и, по слухам, имеет влияние на своего пасынка — нового султана. Он написал также, что для императора не будет недостойным жениться на вдове государя неверных. Например, неродная бабушка Константина, вторая жена императора Иоанна, была перед этим женой туркменского властителя и даже имела от него детей. Франдзис поспешил домой, чтобы как можно скорее его предложение было осуществлено. Император проявил определенную заинтересованность, но посетовал, что у министров нет на этот счет единого мнения. Матери, которая могла бы решить за него это дело, уже не было; незадолго перед этим скончался также ближайший друг его Иоанн Кантакузин.Однако все эти планы разрушила сама султанша. Она, как оказалось, дала обет, что если ей удастся вырваться из гарема, то она посвятит остаток своей жизни благим делам и не выйдет больше замуж. Тогда Константин остановил свой выбор на грузинской царевне. В Грузию было отправлено посольство, чтобы подписать брачный контракт и доставить невесту в Константинополь. Но по различным причинам ее отъезд откладывался, а когда она собралась ехать, пришло известие, что уже слишком поздно Phrantz., с. 206 и сл.
.Трапезундский император думал, что Франдзис разделит его радость по поводу смерти султана Мурада, однако тот держался иного мнения. Мурад, сказал он, был, в сущности, человеком миролюбивым, который более не хотел напряжения и хлопот, связанных с войной. Про нового же султана известно, что с детских лет он является ярым противником христиан; он определенно попытается напасть на христианские империи — и Трапезундскую и Константинопольскую — и уничтожить их. Опасения Франдзиса разделял и его венценосный господин. Донесения агентов, которые у Византии были при турецком дворе, недвусмысленно предостерегали о грозящей опасности Там же, с. 211—213.
.Для этих предостережений были все основания. Новому султану Мехмеду II было девятнадцать лет. Он родился в Адрианополе 30 марта 1432 г. Детство его не было счастливым. Мать Мехмеда Ума-хатун была наложницей, скорее всего турчанкой, хотя впоследствии легенда, которую не очень отрицал и сам Мехмед, превратила ее в знатную франкскую даму. Отец мало обращал на него внимания, предпочитая ему сыновей от своих более благородных жен. Ранние годы Мехмеда тихо протекли в Адрианополе вместе с матерью и нянькой, строгой и набожной турчанкой знатного происхождения, известной под именем Дайе-хатун. Старший брат его Ахмет внезапно умер в 1437 г. в Амасии. Шесть лет спустя там же был таинственным образом умерщвлен и его второй брат Алаэддин. В одиннадцать лет Мехмед оказался, таким образом, наследником престола и единственным оставшимся в живых представителем Оттоманской династии, кроме самого султана и его дальнего родственника Орхана, внука султана Сулеймана, отосланного в Константинополь. Мурад призвал мальчика ко двору и, с неудовольствием убедившись в том, что его образованием не занимались, нанял для обучения Мехмеда целую армию репетиторов во главе с блестящим наставником курдом Ахмедом Курани. Эти люди добросовестно потрудились: Мехмед был отлично подготовлен в области различных наук и философии, основательно знаком с исламской и греческой литературами; кроме родного, турецкого языка он научился бегло говорить на греческом, арабском, латинском, персидском и древнееврейском языках. Вскоре отец стал приобщать его к искусству управления государством Bab. 3, с. 1—12, 22—23.
.Мехмеду было двенадцать лет, когда Мурад, подписав перемирие с королем Владиславом, решил удалиться от дел, оставив империю на попечение сына. Для этого ему прежде всего необходимо было подавить беспорядки в Анатолии, но, когда Мурад еще был занят этим, пришло известие о движении христиан к Варне. Везир Халиль-паша просил султана незамедлительно вернуться в Европу, тем более что он был также встревожен поведением юного Мехмеда. Мурад надеялся, что его сын будет находиться под опекой Халиля, его старого верного друга. Однако мальчик с самого начала обнаружил твердое намерение поступать по-своему. Не успел Мурад еще покинуть Анатолию, как между везиром и наследником престола произошло столкновение из-за персидского дервиша-еретика, с которым Мехмед подружился. Везир Халиль, сам сын и внук везира и ортодоксальный мусульманин, решительно выступил против дервиша, и Мехмеду пришлось отдать того верховному муфтию Фахреддину, который подговорил чернь сжечь еретика. При этом муфтий так беспокоился о том, чтобы получше раздуть пламя, что, оказавшись слишком близко к костру, опалил себе бороду Там же, с. 34—37.
.Так или иначе, когда Мурад вернулся после победы под Варной, его не удалось отговорить от решения уйти; и Мехмед был сделан правителем империи под опекой Халиля. Этот эксперимент тоже оказался крайне неудачным. На албанской и греческой границах шла война. Мехмед разгневался на своих опекунов за то, что те отвергли как совершенно неосуществимые его планы нападения на Константинополь. Его вызывающие манеры и высокомерие оттолкнули от него и двор, и простой народ. Однако наиболее сильное недовольство проявляла армия. Чтобы избежать открытого восстания, Халиль уговорил Мурада вернуться в Адрианополь и вновь стать во главе государства. Его возвращение осенью 1446 г. было встречено всеобщим ликованием; Мехмеда же отправили в Манису — место прерванного уединения его отца Там же, с. 45—47.
.Возможно, что в то время Мурад собирался лишить Мехмеда права наследования престола. У него теперь была жена благородного происхождения, дочь эмира Ибрагима Чандароглу, семья которого уже имела родственные связи с Оттоманским домом, и вскоре она должна была подарить ему сына О личности этой женщины, которую звали Хаджие, см.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
.Ущерб, нанесенный деспотии, и число человеческих жертв были огромны. Константин более не смел уже думать о новых завоеваниях. Вместо них он решил укрепить свое положение с помощью серии внешнеполитических союзов. В 1441 г. он вступил во второй брак. Его женой стала Катерина, дочь владетеля Лесбоса Дорино Гаттилузи из генуэзской династии, основанной Франческо, женатым на сестре императора Иоанна V; к тому времени династия эта совсем эллинизировалась. Однако через год Катерина умерла бездетной, и Константин стал подыскивать себе новую жену с солидным приданым и полезными связями. Он сделал предложение Изабелле Орсини, сестре князя Таренто, его посланцы в Неаполе собирали сведения об инфанте португальской, а посол в Венеции попытался сосватать ему дочь дожа Франческо Фоскари. Но ни одна принцесса не пожелала разделить с ним его шаткий трон; не удалось также заключить прочный союз с каким-либо из западных государств. Одновременно его верный друг и секретарь Георгий Франдзис (Сфрандзи), относившийся к Западу с недоверием, поспешил в Трапезунд, чтобы добиться для своего господина руки дочери потомка Великих Комнинов. Конечно, у ее отца уже не было большого политического веса, но он все еще был богат — благодаря серебряным рудникам и доходам от торговли, шедшей через его столицу. Эта девушка могла бы принести богатое приданое, а кроме того, трапезундские принцессы всегда славились красотой. Ее тетка, жена императора Иоанна VIII, считалась красивейшей женщиной своего времени, хотя видевший ее де ла Брокьер и отмечает с неудовольствием слишком обильное и, на его взгляд, неоправданное употребление ею косметики. Однако миссия Франдзиса не увенчалась успехом Франдзис полагает, что неудачное сватовство Константина к дочери дожа повредило его отношениям с Венецией. Ни один из венецианских источников не подтверждает этого сватовства (Phrantz., с. 203, 324—325); см. также: Lambros 1, с. 433—436.
. Константин выдал свою племянницу Елену, старшую дочь Фомы, за сына Георгия Бранковича, деспота Сербии. Но даже Георгий был слишком благоразумен, чтобы провоцировать турок заключением союза с деспотом Мореи Phrantz., с. 202; Lаоn., с. 342; Кrekiс, № 1110, с. 349.
.В момент смерти Иоанна VIII Константин находился в Мистре; Фома же был уже на пути в Константинополь. Он прибыл туда 13 ноября 1448 г., ровно через две недели после кончины императора, и, надо сказать, вовремя, так как его брат Димитрий, спешно прибывший в Константинополь из своего апанажа в Селимврии, уже предъявил свои претензии на трон. Димитрий рассчитывал главным образом на поддержку противников церковной унии. Однако по существовавшей правовой практике при отсутствии коронованного императора верховная власть в Константинополе переходила к императрице. Престарелая вдовствующая императрица Елена использовала свой престиж, настояв на провозглашении императором Константина — старшего из ее оставшихся в живых сыновей. Общественное мнение поддержало ее. Надежды Димитрия рухнули, и, когда в Константинополь явился Фома, он признал себя побежденным и присоединился к сторонникам Константина.Франдзис, который как раз в это время находился в Константинополе в связи со смертью сына, был послан императрицей к султану Мураду с сообщением о предстоящем вступлении на престол Константина, на что тот любезно дал согласие. Двое высоких сановников, Алексей Ласкарис Филантропин и Мануил Палеолог Иагрос, отправились в Мистру с императорской короной, и 6 января 1449 г. местный митрополит короновал Константина в кафедральном соборе Мистры Phrantz., c. 204—206; Lаоn., c. 373—374.
. За истекшую тысячу лет, за исключением никейского периода, это была первая коронация императора вне стен Константинополя и к тому же совершенная не патриархом. Хотя никто не оспаривал прав Константина на престол, законность этой церемонии все же вызывала сомнения. Тем не менее было признано необходимым, чтобы он взошел на престол как можно быстрее, осуществить же коронацию в Константинополе было затруднительно, поскольку тогдашнего патриарха Георгия Маммаса бойкотировала бульшая часть духовенства Дукас (XXXIV, с. 293) утверждает, что Константин, хотя и назывался императором, не был коронован. См.: Vоyatzidis, c. 449—456.
.12 марта Константин прибыл из Мистры в столицу империи со своей свитой на каталонских галерах. Через несколько дней он объявил братьев Димитрия и Фому деспотами Мореи совместно: Димитрий получил Мистру и юго-восточную часть полуострова, Фома же — северо-западную с Кларенцей и Патрасом. На торжественной церемонии в присутствии императрицы-матери и высоких сановников империи оба брата присягнули на верность императору и поклялись в вечной дружбе друг другу. И хотя впоследствии они неоднократно нарушали свою клятву, их отъезд сделал Константина полновластным хозяином Константинополя Phrantz., с. 204—206; Laon., с. 373—374.
.Императору было в то время почти 45 лет. У нас нет подробного описания его внешности. Он был, по-видимому, высоким и стройным, с присущими его фамилии строгими и правильными чертами лица и темными волосами. Он не проявлял особого интереса к интеллектуальным занятиям, философии или богословию, хотя в Мистре и был дружен с Плифоном и его последним актом перед отъездом оттуда в Константинополь было официальное утверждение сыновей Плифона наследниками собственности, полученной их отцом. Еще до вступления на престол он проявил себя хорошим солдатом и умелым администратором. Это был человек цельный, никогда не прибегавший к недостойным действиям. В отношениях со своими трудными братьями он проявлял великодушие и терпение. Его друзья и сановники, даже если иной раз и расходились с ним во мнениях, были очень преданы ему. Кроме того, он обладал даром вызывать восхищение и любовь своих подданных. Уже само прибытие его в Константинополь было встречено там с искренней радостью Все современные событиям авторы, как латинские, так и славянские и греческие, отзываются о Константине с уважением. Современных ему подлинных портретов не сохранилось (см.: l.ambros 2, III, с. 229—242; IV с. 238—240.
.Он нуждался в подобных чувствах, прибыв в этот город, наполненный горечью и унынием. Ненависть к официальному союзу с римской церковью не ослабевала. Константин же считал себя связанным обязательствами, данными его братом во Флоренции. Но поначалу он не торопился с решительными мерами. Возможно, здесь сказалось влияние матери, с которой он очень считался. Ее смерть 23 марта 1450 г. была для него тяжелой утратой. Он стремился, чтобы в его окружении были представители всех партий. Своим первым министром Константин назначил великого адмирала флота мегадуку Луку Нотараса, который был противником унии, хотя и не таким фанатичным. Иоанн Кантакузин, близкий друг Константина во время его пребывания на Пелопоннесе и активный сторонник унии, стал стратопедархом. Великий логофет Метохит и протостратор Димитрий Кантакузин, по-видимому, тоже сомневались в целесообразности унии, однако готовы были поддержать любую политику, которую предпочтет император. Их позицию разделял секретарь императора Франдзис, который, очевидно, являлся его наперсником О советниках Константина см.: Phrantz., с. 229 и сл. Следует помнить, что Франдзис вследствие личной неприязни к Луке Нотарасу мог быть необъективен по отношению к нему.
. Патриарх Григорий был разочарован тем, что не нашел у нового императора должной поддержки; в августе 1451 г. он перебрался в Рим, где его больше ценили, и разразился там упреками в адрес императора и его окружения, обвиняя их в прохладном отношении к унии Phrantz., с. 217; Gill, с. 376, примеч. 1.
.Константин все еще подыскивал себе жену. Вероятно, следуя совету матери учесть антиримские настроения своего народа, он решил ограничить поиски православным миром. В 1450 г. верный Франдзис был снова послан на Восток — ко дворам Грузии и Трапезунда. Он нашел грузинскую царевну вполне подходящей кандидатурой и был крайне удивлен, когда услышал от ее отца, царя Георгия, что по обычаям его страны приданое приносят не жены, а, наоборот, мужья. Он добавил при этом, что не следует осуждать обычаи, принятые у других народов. Вот в Британии, подчеркнул он, женщина часто имеет нескольких мужей, а мужчина — нескольких жен Прим. ред. — Откуда взял грузинский царь Георгий сведения о полиандрии и полигамии в Британии, непонятно.
. Тем не менее он обещал проявить великодушие в деле сватовства и даже предложил себя в посаженые отцы дочери Франдзиса.В Грузии Франдзис узнал о смерти султана Мурада. Приехав в Трапезунд и обсудив эту новость с императором Иоанном, он узнал, что вдова султана Мара, сербская христианка, приходившаяся жене императора племянницей, была после смерти мужа с почестями и многочисленными подарками отослана домой к отцу. Франдзис нашел, что это блестящая партия. Он тут же написал Константину, что имеется подходящая невеста. Султанша еще молода и богата; к тому же она очень популярна при турецком дворе и, по слухам, имеет влияние на своего пасынка — нового султана. Он написал также, что для императора не будет недостойным жениться на вдове государя неверных. Например, неродная бабушка Константина, вторая жена императора Иоанна, была перед этим женой туркменского властителя и даже имела от него детей. Франдзис поспешил домой, чтобы как можно скорее его предложение было осуществлено. Император проявил определенную заинтересованность, но посетовал, что у министров нет на этот счет единого мнения. Матери, которая могла бы решить за него это дело, уже не было; незадолго перед этим скончался также ближайший друг его Иоанн Кантакузин.Однако все эти планы разрушила сама султанша. Она, как оказалось, дала обет, что если ей удастся вырваться из гарема, то она посвятит остаток своей жизни благим делам и не выйдет больше замуж. Тогда Константин остановил свой выбор на грузинской царевне. В Грузию было отправлено посольство, чтобы подписать брачный контракт и доставить невесту в Константинополь. Но по различным причинам ее отъезд откладывался, а когда она собралась ехать, пришло известие, что уже слишком поздно Phrantz., с. 206 и сл.
.Трапезундский император думал, что Франдзис разделит его радость по поводу смерти султана Мурада, однако тот держался иного мнения. Мурад, сказал он, был, в сущности, человеком миролюбивым, который более не хотел напряжения и хлопот, связанных с войной. Про нового же султана известно, что с детских лет он является ярым противником христиан; он определенно попытается напасть на христианские империи — и Трапезундскую и Константинопольскую — и уничтожить их. Опасения Франдзиса разделял и его венценосный господин. Донесения агентов, которые у Византии были при турецком дворе, недвусмысленно предостерегали о грозящей опасности Там же, с. 211—213.
.Для этих предостережений были все основания. Новому султану Мехмеду II было девятнадцать лет. Он родился в Адрианополе 30 марта 1432 г. Детство его не было счастливым. Мать Мехмеда Ума-хатун была наложницей, скорее всего турчанкой, хотя впоследствии легенда, которую не очень отрицал и сам Мехмед, превратила ее в знатную франкскую даму. Отец мало обращал на него внимания, предпочитая ему сыновей от своих более благородных жен. Ранние годы Мехмеда тихо протекли в Адрианополе вместе с матерью и нянькой, строгой и набожной турчанкой знатного происхождения, известной под именем Дайе-хатун. Старший брат его Ахмет внезапно умер в 1437 г. в Амасии. Шесть лет спустя там же был таинственным образом умерщвлен и его второй брат Алаэддин. В одиннадцать лет Мехмед оказался, таким образом, наследником престола и единственным оставшимся в живых представителем Оттоманской династии, кроме самого султана и его дальнего родственника Орхана, внука султана Сулеймана, отосланного в Константинополь. Мурад призвал мальчика ко двору и, с неудовольствием убедившись в том, что его образованием не занимались, нанял для обучения Мехмеда целую армию репетиторов во главе с блестящим наставником курдом Ахмедом Курани. Эти люди добросовестно потрудились: Мехмед был отлично подготовлен в области различных наук и философии, основательно знаком с исламской и греческой литературами; кроме родного, турецкого языка он научился бегло говорить на греческом, арабском, латинском, персидском и древнееврейском языках. Вскоре отец стал приобщать его к искусству управления государством Bab. 3, с. 1—12, 22—23.
.Мехмеду было двенадцать лет, когда Мурад, подписав перемирие с королем Владиславом, решил удалиться от дел, оставив империю на попечение сына. Для этого ему прежде всего необходимо было подавить беспорядки в Анатолии, но, когда Мурад еще был занят этим, пришло известие о движении христиан к Варне. Везир Халиль-паша просил султана незамедлительно вернуться в Европу, тем более что он был также встревожен поведением юного Мехмеда. Мурад надеялся, что его сын будет находиться под опекой Халиля, его старого верного друга. Однако мальчик с самого начала обнаружил твердое намерение поступать по-своему. Не успел Мурад еще покинуть Анатолию, как между везиром и наследником престола произошло столкновение из-за персидского дервиша-еретика, с которым Мехмед подружился. Везир Халиль, сам сын и внук везира и ортодоксальный мусульманин, решительно выступил против дервиша, и Мехмеду пришлось отдать того верховному муфтию Фахреддину, который подговорил чернь сжечь еретика. При этом муфтий так беспокоился о том, чтобы получше раздуть пламя, что, оказавшись слишком близко к костру, опалил себе бороду Там же, с. 34—37.
.Так или иначе, когда Мурад вернулся после победы под Варной, его не удалось отговорить от решения уйти; и Мехмед был сделан правителем империи под опекой Халиля. Этот эксперимент тоже оказался крайне неудачным. На албанской и греческой границах шла война. Мехмед разгневался на своих опекунов за то, что те отвергли как совершенно неосуществимые его планы нападения на Константинополь. Его вызывающие манеры и высокомерие оттолкнули от него и двор, и простой народ. Однако наиболее сильное недовольство проявляла армия. Чтобы избежать открытого восстания, Халиль уговорил Мурада вернуться в Адрианополь и вновь стать во главе государства. Его возвращение осенью 1446 г. было встречено всеобщим ликованием; Мехмеда же отправили в Манису — место прерванного уединения его отца Там же, с. 45—47.
.Возможно, что в то время Мурад собирался лишить Мехмеда права наследования престола. У него теперь была жена благородного происхождения, дочь эмира Ибрагима Чандароглу, семья которого уже имела родственные связи с Оттоманским домом, и вскоре она должна была подарить ему сына О личности этой женщины, которую звали Хаджие, см.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31