Их падение было ускорено, если не вызвано внутрисемейными междоусобицами – они представляли политическую опасность, являясь орудием регионального сепаратизма, – и притязаниями военной касты. Она состояла из дейлемитской пехоты, тюркской кавалерии и менее крупных курдских или белуджских частей, и ее раздирали распри. Труднее, но, вероятно, даже важнее понять то обстоятельство, что характер развития мировой торговли противоречил интересам Буидов и подвластных им стран.
Буидские государства были постоянно вовлечены в некое подобие войны на два фронта. Фатимиды грозили закрепиться в Сирии, а тюрки Центральной Азии – независимые племена, которых не следует путать с тюркскими наемниками и обращенными в рабство военнопленными, – неуклонно завоевывали ирано-арабский мир, причем их продвижение ускорилось, когда они приняли ислам и примкнули к общине. С течением времени Буиды выказывали себя все менее и менее достойными противниками для тюрок, особенно после того, как лишились защиты Саманидской империи, павшей незадолго до конца первого тысячелетия; но они по крайней мере сумели воспрепятствовать прорыву Фатимидов в Северную Месопотамию, хотя и не смогли изгнать их из Палестины и Сирии.
До середины XI в. Фатимиды держались на вершине волны экономического процветания и их могущество казалось незыблемым. Этому способствовало много факторов, действовавших во вред Буидам: беспорядки в Южной Месопотамии, возраставшая нестабильность в районе Персидского залива, которую Буиды пытались устранить, но безуспешно, и уязвимость их границ с Византией и территорией Фатимидов; в то же время крутой подъем торговли с Египтом и Европой, которому Фатимиды сознательно содействовали, развивая судостроение, и рост их влияния на Красном море сделали Египет центром и перевалочной базой международной морской торговли. Результаты этих перемен были заметны уже в 1000 г., когда началось обесценивание буидской серебряной монеты, когда все большее распространение стали получать откупа и продажа должностей и когда недостаток наличных денег вынудил компенсировать это оплатой натурой.
К тому же иранской военной мощи явно было недостаточно для одновременного выполнения нескольких задач: Буиды должны были остановить тюркское половодье, укротить арабские пограничные страны и оттеснить Византию, которая между 960 и 1020 гг. обретала прежнюю силу и отвоевывала свои старые пограничные провинции (в это время Армения снова попала в зависимость от Византии); кроме того, им следовало осознать, что их главная база находится в провинции, население которой относится к ним с подозрением как к представителям иноязычной и еретической иранской власти. По мнению иракцев, Буиды, обнаружившие, что им приходится все больше и больше полагаться на иностранные войска, лишили себя из-за своей религии права выступать в качестве защитников ортодоксальности; к тому же Буиды сами были разобщены и оттого неспособны сколько-нибудь эффективно противостоять тюркам, отождествлявшим себя с правоверием. Изменение политики по отношению к семеричникам, на что рассчитывали Фатимиды, было бы бесполезно из-за начавшегося ослабления Египта, которое стало заметно уже с середины XI в.; не получили поддержки Буиды и у населения столицы. Почти в последнюю минуту буидский (тюркский) военачальник ал-Басасири (ум. 15 января 1060 г.) выступил против сельджуков с фатимидской армией. Но эта авантюра потерпела крах вследствие военного превосходства сельджуков и изоляции Буидов. Последнее амбициозное империалистическое предприятие Фатимидов было, между прочим, единственным случаем египетского или поддержанного Египтом завоевания Центрального Ирака; в то же время оно было важным показателем престижа Фатимидов, чьи первые 80 лет правления Египтом наряду с эпохой первых Аббасидов и расцветом Кордовы при Абд ар-Рахмане III принадлежат к золотому веку исламской культуры, представляя собой единственную ее ветвь, выросшую при еретической власти.
Бесспорно, Фатимиды были империалистами и видели свою конечную цель в ликвидации суннитского Халифата; однако из-за политической ситуации они ограничивались созданием обычного «оборонительного барьера» в Сирии (который иногда отодвигали за Алеппо в месопотамские города, такие, как Харран и Ракка) и защитой безопасности торговли с Индией путем использования своего влияния в Йемене (их оплот в бассейне Инда с центром в Мултане был захвачен Газнавидами). Это направление вообще свойственно египетской экономике; оно пережило все династии и ощущается даже сегодня. Мекка и Медина, зависевшие от поставок египетского зерна, молчаливо соглашались на выгодный для них сюзеренитет шиитского правителя. Документы, найденные в генизе, «архивах» еврейской синагоги в Каире, относящиеся главным образом к периоду с XI по XII в., и более обширная коллекция таких же документов, принадлежащих к эпохе исламского средневековья, рисуют впечатляющую картину экономической жизни того времени; они проливают также свет на ситуацию в еврейской общине, чье положение при Фатимидах было более благоприятным, чем в любое иное время в течение первого тысячелетия истории мусульманства. Отношение к евреям, выходившее далеко за рамки обычной терпимости, частично объяснялось безразличием исмаилитской элиты к несущественному в религиях; подобная точка зрения облегчила их пропаганду в немусульманских странах и создала подходящий психологический климат для заключения в 1040 г. мира с Византией. Однако, после того как третий фатимидский халиф, ал-Хаким би-амр Аллах (996–1021), некоторое время преследовал суннитов, он неожиданно обрушился на христиан и евреев и разрушил множество церквей, включая храм Гроба господня в Иерусалиме. Эти гонения, развернувшиеся между 1008 и 1015 гг., могли быть вызваны как противодействием суннитов, так и переменой религиозных симпатий халифа. Во всяком случае, через несколько лет правитель ощутил, что стал воплощением Божественного Разума, или по крайней мере уверовал в это. Взрыв недовольства среди простого народа был подавлен с холодной жестокостью. Халиф без конца вмешивался в частную жизнь своих подданных – по не совсем понятным религиозным причинам; вскоре после восшествия на престол он под страхом смерти запретил женщинам выходить из дому в любое время, а мужчинам – по ночам. В конце концов он в 1021 г. исчез (до сих пор неизвестно, как это произошло) во время ночной прогулки по городу.
Его преемник изгнал фанатиков, обожествлявших ал-Хакима; они нашли приют в Ливане, и друзы, которые живут там поныне, причем рвение их не ослабевает, обязаны возникновению своей секты этим изгнанникам. Друзы называются так по имени их покровителя Дарази (ум. ок. 1019). Эти удивительные события напоминают историю Нусайри, который примерно в том же районе создал нечто подобное еще раньше; обе группы использовали множество идей, отвергнутых исламом, и с помощью исламских символов сплели из них единое целое.
С течением времени религиозная идеология обрела философское и юридическое обоснование; она дала Фатимидам необыкновенное внутреннее единство и динамизм для их завоеваний в исламском мире; но это вызвало непримиримую враждебность к династии «ортодоксов» и, что было куда опаснее, крайних исмаилитов, которые стали, так сказать, сектантами внутри секты. Преданные своему имаму, последние искали способ добиться организационного укрепления своего догматического уклона. Смерть халифа ал-Мустансира, в чье долгое правление (1036–1094) неуклонно ослабевало могущество Фатимидов, разделила тех, кто был ему предан, на низаритов, сторонников его сына Низара, которого он назначил своим преемником, и мусталитов, поддерживавших его второго сына, Мустали, которого армия возвела на престол, после чего Низар и его сын погибли насильственной смертью в тюрьме. Изгнанные из Египта, низариты захватили руководство «зарубежными» исмаилитами, которые частично находились в Сирии, но главным образом жили во главе со знаменитым Хасан-и Саббахом (ум. 1124) в горах Западной Персии.
Эти группы фанатиков, преимущественно персов, владевшие неприступными крепостями, в результате своей террористической деятельности и вследствие окутывавшей их атмосферы секретности приобрели влияние, абсолютно не соответствовавшее их численности. 8 августа 1164 г. персидские низариты из своей штаб-квартиры в Аламуте, «Орлином гнезде», провозгласили «Великое Воскрешение», рай на земле, в котором отныне не признаются никакие законы. Это (как справедливо полагает Массиньон), по-видимому, и было источником многочисленных легенд об «ас-сасинах», согласно которым руководители добивались преданности своих приверженцев, опьяняя их с помощью гашиша, так что те упивались райскими наслаждениями, описанными в Коране; возвращаясь в обычный мир, они с величайшим нетерпением ждали смерти, которая должна была снова даровать им испытанное однажды блаженство.
Одни только монголы сумели покорить низаритов, разрушив в 1256 г. их замки; но секта, отказавшаяся от своих апокалиптических политических целей, все еще существует, главным образом в Индии; под руководством знаменитого Ara-хана низариты Индии и Восточной Африки удивительнейшим образом совершили переход к современности, не поступившись ни одной из своих фундаментальных догм.
Мусталитским халифам в Египте, должно быть, способность возбуждать религиозный энтузиазм была присуща лишь в ограниченной степени. После убийства в ИЗО г. сына Мустали фати-мидская династия не потеряла престол, однако последние четыре правителя из этого дома уже считались не имамами, а лишь представителями обещанного «Господина времени», отпрыска семьи внука Мустали, который был похищен ребенком и который должен явиться из тайного убежища в конце времен.
Религиозному упадку предшествовало ухудшение внутриполитической ситуации. Повсюду в исламском мире правили чужеземцы, которые вследствие малочисленности своих приверженцев и апатии местного населения все больше и больше становились игрушками в руках солдат. Фатимиды вербовали в армию берберов, негров и тюрок, а также небольшое количество арабов из пограничных стран; но эта попытка достичь равновесия оказалась неудачной, так как соперничество наемников подрывало власть халифа. Территории в Северной Африке, которыми Фатимиды владели первоначально, они, уйдя в Египет, вверили Зиридам, и Зириды в своем стремлении к независимости могли опираться на враждебность правоверного населения к Фатимидам. Они немедленно завладели Сицилией, которую Фатимиды берегли для себя. В 1047 г. Зириды почувствовали, что настал момент, когда они безнаказанно могут предпринять попытку освободиться от Фатимидов. И в самом деле, положение Фатимидов было не таково, чтобы добиваться повиновения силой оружия. В отместку они направили в Северную Африку бедуинов из племени бану хилал, которые десятилетиями нарушали мир на египетских границах, а несколько позже – племя бану сулайм, которое, подобно бану хилал, покинуло Сирию из-за своих карматских убеждений. Эти племена постепенно расселились на территории современного Туниса и далее к западу, до самого Марокко, и в решающей степени содействовали арабизации этих земель.
Но вместе с тем они принесли на эти земли, знаменитые высокоразвитым сельским хозяйством, свой кочевой образ жизни, что послужило причиной экономической катастрофы, от которой Северная Африка поныне не может оправиться. «Араб» как разрушитель, ответственный за вековой упадок Северной Африки, – таков образ, доминирующий в исторической картине мира Ибн Халдуна, созданной более чем через 300 лет (ок. 1377), и в описаниях путешествий, появившихся в конце средневековья.
Нелояльность Зиридов сделала невозможной дальнейшую вербовку берберов; каирцы радовались, но фатимидское правительство попало в еще большую зависимость от «преторианцев». Взятие Дамаска сельджуками в 1076 г. положило конец большой сирийской политике Фатимидов; уже в 1071 г. они потеряли Иерусалим; правда, в 1098 г. он был возвращен, но это произошло как раз в то время, когда надо было подниматься против крестоносцев. Единственной силой, позволившей государству в конце XI в. защититься от внешней опасности и содействовавшей политическому возрождению династии, были армянские наемники во главе с вазиром и главным судьей Бадром ал-Джамали (1073–1094); этот новообращенный сделал блестящую карьеру – от пленного раба до военачальника в Сирии. Он уничтожил мятежных тюркских чиновников и офицеров и восстановил общественный порядок. Его сын ал-Афдал продолжал дело отца, пока не погиб в 1121 г.
Примечательно, что крах могущества Фатимидов почти не оказал воздействия ни на интеллектуальную жизнь столицы, ни на международную торговлю. Египетское общество, включавшее «буржуазию», ремесленников и мелких торговцев и отныне исторгнувшее из своего состава армию и исполнительную власть, в основном оставалось невосприимчиво ко всем политическим превратностям и доминировало в культурной жизни страны до конца средних веков; общепризнанный памятник той эпохи, хотя и несколько односторонний, – это плутовские главы «Тысячи и одной ночи».
XI столетие было, если позволительно употребить образное выражение при описании исторических событий, цезурой в эволюции исламского мира. Иранские актеры покинули сцену, тюркизация власти во вновь возникавших многоэтнических государствах дар ал-ислама стала неизбежной; тюрки возглавили новую широкую волну мусульманской экспансии, в основном направленную на восток, что открыло для ислама Афганистан и долину Инда. Хотя многие из них лишь недавно перешли в ислам и восприняли персидское влияние, они выступали как представители культуры (но не языка) Ирана. Тюркская экспансия, в значительной степени вызванная переселением народов в восточных частях Центральной Азии и сопровождавшаяся упадком старых государств, руководимых тюркским правящим классом, подобных Булгарскому и Хазарскому государствам на Волге, означала распространение кочевого образа жизни. Это было одновременно и симптомом и причиной возвращения к меновой торговле на северо-западе; здесь можно провести любопытную параллель с процессом создания империй берберами на западе.
Тюрки, как и берберы, были суннитами; источником их силы было строгое и агрессивное правоверие. Шиизм вскоре будет на столетия отстранен от руководства крупными государствами как творец их политической судьбы. Повсюду правительство находилось в руках армии, которая в большей или меньшей степени ощущала себя хозяином страны; но источником мощи была не территория, а властитель, который правил то тут, то там, опираясь на поддержку вооруженных приверженцев, и династия которого воплощала однородность политической структуры. Повторялся прежний, ставший уже типичным процесс: империя, поддержанная немногочисленными энергичными и сведущими в военном искусстве людьми, быстро достигала вершины могущества и затем так же быстро распадалась на множество маленьких государств, подчинявшихся принцам правящего дома или командирам наемников; в свою очередь, эти государства погибали под натиском новых империй. Вплоть до возвышения Османов, Сефевидов и Великих Моголов в XV–XVI вв. продолжалась подобная цикличность катастроф, которая в целом снижала культурный уровень захваченных этим процессом областей. Однако неустойчивость государственных образований не препятствовала экспансии ислама. Династии нуждались в поддержке уммы; когда их власти приходил конец, вновь завоеванные территории оставались в пределах общины. Ученые-теологи и шейхи мистиков (хотя последние, разумеется, принадлежали к различным социальным слоям) образовывали как бы вторую линию поддержки, в которой нуждалась исполнительная власть. Правители и подданные все лучше начинали понимать, что их связывает лишь совместное участие в делах религии и в религиозной жизни. Поэтому наибольшее внимание государство уделяло развитию богословско-юридического образования, судьбе бывших питомцев религиозных школ и их участию в деятельности гражданской администрации; такой порядок существовал даже в конце саманидского периода, он приобрел еще большее значение при Газна-видах и стал играть решающую роль при сельджуках, Аййубидах и мамлюках.
Газнавиды осуществили переход к новому периоду. При их недолгом правлении на территориях, население которых издревле приняло ислам, выявились почти все характерные черты новых государственных форм.
Алптегин, командовавший тюркской гвардией Саманидов и получивший пост наместника Хорасана, при смене правительства попал в немилость и создал для себя независимое государство, завоевав в 962 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Буидские государства были постоянно вовлечены в некое подобие войны на два фронта. Фатимиды грозили закрепиться в Сирии, а тюрки Центральной Азии – независимые племена, которых не следует путать с тюркскими наемниками и обращенными в рабство военнопленными, – неуклонно завоевывали ирано-арабский мир, причем их продвижение ускорилось, когда они приняли ислам и примкнули к общине. С течением времени Буиды выказывали себя все менее и менее достойными противниками для тюрок, особенно после того, как лишились защиты Саманидской империи, павшей незадолго до конца первого тысячелетия; но они по крайней мере сумели воспрепятствовать прорыву Фатимидов в Северную Месопотамию, хотя и не смогли изгнать их из Палестины и Сирии.
До середины XI в. Фатимиды держались на вершине волны экономического процветания и их могущество казалось незыблемым. Этому способствовало много факторов, действовавших во вред Буидам: беспорядки в Южной Месопотамии, возраставшая нестабильность в районе Персидского залива, которую Буиды пытались устранить, но безуспешно, и уязвимость их границ с Византией и территорией Фатимидов; в то же время крутой подъем торговли с Египтом и Европой, которому Фатимиды сознательно содействовали, развивая судостроение, и рост их влияния на Красном море сделали Египет центром и перевалочной базой международной морской торговли. Результаты этих перемен были заметны уже в 1000 г., когда началось обесценивание буидской серебряной монеты, когда все большее распространение стали получать откупа и продажа должностей и когда недостаток наличных денег вынудил компенсировать это оплатой натурой.
К тому же иранской военной мощи явно было недостаточно для одновременного выполнения нескольких задач: Буиды должны были остановить тюркское половодье, укротить арабские пограничные страны и оттеснить Византию, которая между 960 и 1020 гг. обретала прежнюю силу и отвоевывала свои старые пограничные провинции (в это время Армения снова попала в зависимость от Византии); кроме того, им следовало осознать, что их главная база находится в провинции, население которой относится к ним с подозрением как к представителям иноязычной и еретической иранской власти. По мнению иракцев, Буиды, обнаружившие, что им приходится все больше и больше полагаться на иностранные войска, лишили себя из-за своей религии права выступать в качестве защитников ортодоксальности; к тому же Буиды сами были разобщены и оттого неспособны сколько-нибудь эффективно противостоять тюркам, отождествлявшим себя с правоверием. Изменение политики по отношению к семеричникам, на что рассчитывали Фатимиды, было бы бесполезно из-за начавшегося ослабления Египта, которое стало заметно уже с середины XI в.; не получили поддержки Буиды и у населения столицы. Почти в последнюю минуту буидский (тюркский) военачальник ал-Басасири (ум. 15 января 1060 г.) выступил против сельджуков с фатимидской армией. Но эта авантюра потерпела крах вследствие военного превосходства сельджуков и изоляции Буидов. Последнее амбициозное империалистическое предприятие Фатимидов было, между прочим, единственным случаем египетского или поддержанного Египтом завоевания Центрального Ирака; в то же время оно было важным показателем престижа Фатимидов, чьи первые 80 лет правления Египтом наряду с эпохой первых Аббасидов и расцветом Кордовы при Абд ар-Рахмане III принадлежат к золотому веку исламской культуры, представляя собой единственную ее ветвь, выросшую при еретической власти.
Бесспорно, Фатимиды были империалистами и видели свою конечную цель в ликвидации суннитского Халифата; однако из-за политической ситуации они ограничивались созданием обычного «оборонительного барьера» в Сирии (который иногда отодвигали за Алеппо в месопотамские города, такие, как Харран и Ракка) и защитой безопасности торговли с Индией путем использования своего влияния в Йемене (их оплот в бассейне Инда с центром в Мултане был захвачен Газнавидами). Это направление вообще свойственно египетской экономике; оно пережило все династии и ощущается даже сегодня. Мекка и Медина, зависевшие от поставок египетского зерна, молчаливо соглашались на выгодный для них сюзеренитет шиитского правителя. Документы, найденные в генизе, «архивах» еврейской синагоги в Каире, относящиеся главным образом к периоду с XI по XII в., и более обширная коллекция таких же документов, принадлежащих к эпохе исламского средневековья, рисуют впечатляющую картину экономической жизни того времени; они проливают также свет на ситуацию в еврейской общине, чье положение при Фатимидах было более благоприятным, чем в любое иное время в течение первого тысячелетия истории мусульманства. Отношение к евреям, выходившее далеко за рамки обычной терпимости, частично объяснялось безразличием исмаилитской элиты к несущественному в религиях; подобная точка зрения облегчила их пропаганду в немусульманских странах и создала подходящий психологический климат для заключения в 1040 г. мира с Византией. Однако, после того как третий фатимидский халиф, ал-Хаким би-амр Аллах (996–1021), некоторое время преследовал суннитов, он неожиданно обрушился на христиан и евреев и разрушил множество церквей, включая храм Гроба господня в Иерусалиме. Эти гонения, развернувшиеся между 1008 и 1015 гг., могли быть вызваны как противодействием суннитов, так и переменой религиозных симпатий халифа. Во всяком случае, через несколько лет правитель ощутил, что стал воплощением Божественного Разума, или по крайней мере уверовал в это. Взрыв недовольства среди простого народа был подавлен с холодной жестокостью. Халиф без конца вмешивался в частную жизнь своих подданных – по не совсем понятным религиозным причинам; вскоре после восшествия на престол он под страхом смерти запретил женщинам выходить из дому в любое время, а мужчинам – по ночам. В конце концов он в 1021 г. исчез (до сих пор неизвестно, как это произошло) во время ночной прогулки по городу.
Его преемник изгнал фанатиков, обожествлявших ал-Хакима; они нашли приют в Ливане, и друзы, которые живут там поныне, причем рвение их не ослабевает, обязаны возникновению своей секты этим изгнанникам. Друзы называются так по имени их покровителя Дарази (ум. ок. 1019). Эти удивительные события напоминают историю Нусайри, который примерно в том же районе создал нечто подобное еще раньше; обе группы использовали множество идей, отвергнутых исламом, и с помощью исламских символов сплели из них единое целое.
С течением времени религиозная идеология обрела философское и юридическое обоснование; она дала Фатимидам необыкновенное внутреннее единство и динамизм для их завоеваний в исламском мире; но это вызвало непримиримую враждебность к династии «ортодоксов» и, что было куда опаснее, крайних исмаилитов, которые стали, так сказать, сектантами внутри секты. Преданные своему имаму, последние искали способ добиться организационного укрепления своего догматического уклона. Смерть халифа ал-Мустансира, в чье долгое правление (1036–1094) неуклонно ослабевало могущество Фатимидов, разделила тех, кто был ему предан, на низаритов, сторонников его сына Низара, которого он назначил своим преемником, и мусталитов, поддерживавших его второго сына, Мустали, которого армия возвела на престол, после чего Низар и его сын погибли насильственной смертью в тюрьме. Изгнанные из Египта, низариты захватили руководство «зарубежными» исмаилитами, которые частично находились в Сирии, но главным образом жили во главе со знаменитым Хасан-и Саббахом (ум. 1124) в горах Западной Персии.
Эти группы фанатиков, преимущественно персов, владевшие неприступными крепостями, в результате своей террористической деятельности и вследствие окутывавшей их атмосферы секретности приобрели влияние, абсолютно не соответствовавшее их численности. 8 августа 1164 г. персидские низариты из своей штаб-квартиры в Аламуте, «Орлином гнезде», провозгласили «Великое Воскрешение», рай на земле, в котором отныне не признаются никакие законы. Это (как справедливо полагает Массиньон), по-видимому, и было источником многочисленных легенд об «ас-сасинах», согласно которым руководители добивались преданности своих приверженцев, опьяняя их с помощью гашиша, так что те упивались райскими наслаждениями, описанными в Коране; возвращаясь в обычный мир, они с величайшим нетерпением ждали смерти, которая должна была снова даровать им испытанное однажды блаженство.
Одни только монголы сумели покорить низаритов, разрушив в 1256 г. их замки; но секта, отказавшаяся от своих апокалиптических политических целей, все еще существует, главным образом в Индии; под руководством знаменитого Ara-хана низариты Индии и Восточной Африки удивительнейшим образом совершили переход к современности, не поступившись ни одной из своих фундаментальных догм.
Мусталитским халифам в Египте, должно быть, способность возбуждать религиозный энтузиазм была присуща лишь в ограниченной степени. После убийства в ИЗО г. сына Мустали фати-мидская династия не потеряла престол, однако последние четыре правителя из этого дома уже считались не имамами, а лишь представителями обещанного «Господина времени», отпрыска семьи внука Мустали, который был похищен ребенком и который должен явиться из тайного убежища в конце времен.
Религиозному упадку предшествовало ухудшение внутриполитической ситуации. Повсюду в исламском мире правили чужеземцы, которые вследствие малочисленности своих приверженцев и апатии местного населения все больше и больше становились игрушками в руках солдат. Фатимиды вербовали в армию берберов, негров и тюрок, а также небольшое количество арабов из пограничных стран; но эта попытка достичь равновесия оказалась неудачной, так как соперничество наемников подрывало власть халифа. Территории в Северной Африке, которыми Фатимиды владели первоначально, они, уйдя в Египет, вверили Зиридам, и Зириды в своем стремлении к независимости могли опираться на враждебность правоверного населения к Фатимидам. Они немедленно завладели Сицилией, которую Фатимиды берегли для себя. В 1047 г. Зириды почувствовали, что настал момент, когда они безнаказанно могут предпринять попытку освободиться от Фатимидов. И в самом деле, положение Фатимидов было не таково, чтобы добиваться повиновения силой оружия. В отместку они направили в Северную Африку бедуинов из племени бану хилал, которые десятилетиями нарушали мир на египетских границах, а несколько позже – племя бану сулайм, которое, подобно бану хилал, покинуло Сирию из-за своих карматских убеждений. Эти племена постепенно расселились на территории современного Туниса и далее к западу, до самого Марокко, и в решающей степени содействовали арабизации этих земель.
Но вместе с тем они принесли на эти земли, знаменитые высокоразвитым сельским хозяйством, свой кочевой образ жизни, что послужило причиной экономической катастрофы, от которой Северная Африка поныне не может оправиться. «Араб» как разрушитель, ответственный за вековой упадок Северной Африки, – таков образ, доминирующий в исторической картине мира Ибн Халдуна, созданной более чем через 300 лет (ок. 1377), и в описаниях путешествий, появившихся в конце средневековья.
Нелояльность Зиридов сделала невозможной дальнейшую вербовку берберов; каирцы радовались, но фатимидское правительство попало в еще большую зависимость от «преторианцев». Взятие Дамаска сельджуками в 1076 г. положило конец большой сирийской политике Фатимидов; уже в 1071 г. они потеряли Иерусалим; правда, в 1098 г. он был возвращен, но это произошло как раз в то время, когда надо было подниматься против крестоносцев. Единственной силой, позволившей государству в конце XI в. защититься от внешней опасности и содействовавшей политическому возрождению династии, были армянские наемники во главе с вазиром и главным судьей Бадром ал-Джамали (1073–1094); этот новообращенный сделал блестящую карьеру – от пленного раба до военачальника в Сирии. Он уничтожил мятежных тюркских чиновников и офицеров и восстановил общественный порядок. Его сын ал-Афдал продолжал дело отца, пока не погиб в 1121 г.
Примечательно, что крах могущества Фатимидов почти не оказал воздействия ни на интеллектуальную жизнь столицы, ни на международную торговлю. Египетское общество, включавшее «буржуазию», ремесленников и мелких торговцев и отныне исторгнувшее из своего состава армию и исполнительную власть, в основном оставалось невосприимчиво ко всем политическим превратностям и доминировало в культурной жизни страны до конца средних веков; общепризнанный памятник той эпохи, хотя и несколько односторонний, – это плутовские главы «Тысячи и одной ночи».
XI столетие было, если позволительно употребить образное выражение при описании исторических событий, цезурой в эволюции исламского мира. Иранские актеры покинули сцену, тюркизация власти во вновь возникавших многоэтнических государствах дар ал-ислама стала неизбежной; тюрки возглавили новую широкую волну мусульманской экспансии, в основном направленную на восток, что открыло для ислама Афганистан и долину Инда. Хотя многие из них лишь недавно перешли в ислам и восприняли персидское влияние, они выступали как представители культуры (но не языка) Ирана. Тюркская экспансия, в значительной степени вызванная переселением народов в восточных частях Центральной Азии и сопровождавшаяся упадком старых государств, руководимых тюркским правящим классом, подобных Булгарскому и Хазарскому государствам на Волге, означала распространение кочевого образа жизни. Это было одновременно и симптомом и причиной возвращения к меновой торговле на северо-западе; здесь можно провести любопытную параллель с процессом создания империй берберами на западе.
Тюрки, как и берберы, были суннитами; источником их силы было строгое и агрессивное правоверие. Шиизм вскоре будет на столетия отстранен от руководства крупными государствами как творец их политической судьбы. Повсюду правительство находилось в руках армии, которая в большей или меньшей степени ощущала себя хозяином страны; но источником мощи была не территория, а властитель, который правил то тут, то там, опираясь на поддержку вооруженных приверженцев, и династия которого воплощала однородность политической структуры. Повторялся прежний, ставший уже типичным процесс: империя, поддержанная немногочисленными энергичными и сведущими в военном искусстве людьми, быстро достигала вершины могущества и затем так же быстро распадалась на множество маленьких государств, подчинявшихся принцам правящего дома или командирам наемников; в свою очередь, эти государства погибали под натиском новых империй. Вплоть до возвышения Османов, Сефевидов и Великих Моголов в XV–XVI вв. продолжалась подобная цикличность катастроф, которая в целом снижала культурный уровень захваченных этим процессом областей. Однако неустойчивость государственных образований не препятствовала экспансии ислама. Династии нуждались в поддержке уммы; когда их власти приходил конец, вновь завоеванные территории оставались в пределах общины. Ученые-теологи и шейхи мистиков (хотя последние, разумеется, принадлежали к различным социальным слоям) образовывали как бы вторую линию поддержки, в которой нуждалась исполнительная власть. Правители и подданные все лучше начинали понимать, что их связывает лишь совместное участие в делах религии и в религиозной жизни. Поэтому наибольшее внимание государство уделяло развитию богословско-юридического образования, судьбе бывших питомцев религиозных школ и их участию в деятельности гражданской администрации; такой порядок существовал даже в конце саманидского периода, он приобрел еще большее значение при Газна-видах и стал играть решающую роль при сельджуках, Аййубидах и мамлюках.
Газнавиды осуществили переход к новому периоду. При их недолгом правлении на территориях, население которых издревле приняло ислам, выявились почти все характерные черты новых государственных форм.
Алптегин, командовавший тюркской гвардией Саманидов и получивший пост наместника Хорасана, при смене правительства попал в немилость и создал для себя независимое государство, завоевав в 962 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30