), который отказался, по сведениям историков, наказать город Пергам (современный Бергама) за то, что он не отдал свои сокровища. Значит, Акрат (Acratus) начал выполнять свою миссию до пожара, хотя после этого, вероятно, ему поручили еще более сложное дело. Его коллегой был Секунд Карринат, вероятно, сын хорошо известного ритора, который сумел успокоить ограбленных греков философскими изречениями, извлеченными из его собственных сочинений.
Против Нерона было выдвинуто обвинение, что он совершает святотатство, изымая произведения искусства из храмов, включая знаменитые усыпальницы не только в Греции, но и в самом Риме. Подобное кощунство, как нам известно, вызвало у Сенеки такую боль, что он испросил разрешения удалиться подальше в уединенное сельское место, а когда получил отказ, сделал вид, что страдает от мышечных болей, и не выходил из своей спальни. Правдив ли этот рассказ о поступке Сенеки или нет, но Нерон определенно брал произведения искусства из храмов, потому что именно там находились лучшие. Древние историки утверждают или намекают, что Нерон ничего не платил за то, что изымал, ни тогда, ни позднее, когда он лично посетил Грецию. Но это сомнительно, поскольку эти данные можно счесть традиционно нелицеприятными; например, путешественник Павсаний цитирует маловероятное сообщение, что Нерон из одних только Дельф изъял пятьсот статуй. Город Родес, в защиту которого Нерон произнес речь в юном возрасте, был, очевидно, более или менее пощажен, потому что мы узнаем, что в последующем десятилетии в городе все еще находится три тысячи скульптур.
Когда Золотой дворец был завершен, император заметил: «Наконец-то я смогу жить по-человечески!» Это было его прибежище, его райский уголок, шедевр, который он создал сам и для себя, образец моды и вкуса. Проект придал смысл и пикантность его последующему замечанию, что ни один правитель до него в действительности не оценил, какой властью он обладает. И действительно, воплощение в жизнь этого проекта могло помочь обуздать его умонастроение и характер, что служит иллюстрацией к вердикту Иосифа Флавия о том, что Нерон стал неуравновешенным из-за излишеств богатства и удовольствий. Этот процесс моральной деградации позднее детально разработал Тацит. Он считал Нерона просто еще одним зловещим членом династии, из которой все по очереди шли к погибели так или иначе.
Участь Золотого дворца
Некоторые из картин в Золотом дворце могут принадлежать правителям несколько более позднего времени. Хотя, несмотря на то что его новшества и претенциозность должны были возмущать многих римлян, дворец все еще был обитаем в течение года после смерти Нерона, когда его бывший друг Отон, император на несколько месяцев, поставил на голосование в Сенате вопрос о выделении 50 миллионов сестерциев для его поддержания. Однако сменивший Отона на столь же краткий срок правления Вителлин не любил Золотого дворца, а его жена высмеивала украшения, которые были, по-видимому, слишком уж изящны на ее вкус. Или же, не исключено, что они находили все место целиком не совсем подходящим для императора, вспоминая, что даже особняки поздней республики за более чем столетие до этого были спроектированы более строгими и монументальными, а в их дни вкус к таким сооружениям возрождался.
Итак, не одобряли Золотой дворец не из-за его претенциозного величия. Проблема заключалась в том, что эти довольно обширные владения, по словам поэта Марциала, ограбили бедняков, лишив их места для жилья, не говоря уже о серьезном вторжении в оживленные дороги и прелести города. Было непростительно, что столь большая центральная часть столицы предназначалась для проживания одного человека, будь он даже императором. По этой причине Веспасиан (69-79 гг.) снес многие сооружения Золотого дворца, сохранив лишь относительно небольшую их часть, где жил он сам и его сын (который построил поблизости термы). Вот почему скульптурная группа Лаокоона, найденная позднее на этом месте, по словам Плиния Старшего, принадлежала дворцу Тита. Наконец, Траян, строя собственные термы, через которые лежит современный подход к Золотому дворцу, замуровал отверстия огромными грудами валунов так, что теперь его дерзкие архитектурные формы и блистательную живопись можно увидеть лишь мельком во мраке.
Помпеи и Геркуланум
Как мы можем судить по Помпеям и Геркулануму, стиль живописи, который мы видим в Золотом дворце, не был совершенно новым; в то же время он, в свою очередь, оказал влияние на последующее искусство этих городов. Помпеи и Геркуланум, оба располагавшиеся недалеко от Неаполиса (Неаполя), были разрушены при извержении Везувия через одиннадцать лет после смерти Нерона. Но пока он все еще сидел на троне, разразилось первое предостерегающее бедствие – землетрясение 5 февраля 62 года. Это смещение земных пластов, которое графически изображено Сенекой в его труде «Изыскания о природе» и представлено на двух мраморных барельефах в Помпеях, частично разрушило оба эти города, причинив также небольшие повреждения Неаполису и Нуцерии (Нукерия). Но землетрясение так же сослужило службу искусству, как и Великий пожар в Риме, который последовал двумя годами позже. То есть восстановительные работы предоставили художникам исключительную возможность, которой они воспользовались безотлагательно и чрезмерно .
Некоторые из произведений в разрушенных Везувием городах, которые были созданы в году, сразу же следующем за землетрясением, демонстрируют прямое влияние Золотого дворца. Но тщательный осмотр показывает, что довольно много картин подобного стиля в Помпеях и Геркулануме предшествовали землетрясению. Судя по всему, последующие живописные работы в Золотом дворце оказались не столь новаторскими, как сцены, важными, но не столь уж оригинальными. Ведь так называемый Четвертый (Фантастический или Замысловатый) стиль, характерный для фресок того времени в этих городах, начался почти на десять лет раньше восшествия на престол Нерона, который, таким образом, скорее поощрял его, но не был его инициатором. Но дух Нерона и его времени ясно ощутим. Иногда архитектурные фантазии, изображенные на стенах в Помпеях, являются напоминанием сценических декораций. Более того, имевшие место представления запечатлены на живописных панно, которые изображают модные мифологические театральные сцены как раз того рода, в которых император любил петь и играть сам. Также имеется осмотрительный намек на Нерона в повторяющихся мотивах, изображающих младенца Геркулеса, убивающего змею, которая была послана, чтобы задушить его; Нерону нравилось, когда его сравнивали с Геркулесом (и существует легенда о том, что, когда он был мальчиком, убийцы, посланные Мессалиной, чтобы лишить его жизни, испугались змеи и убежали).
В доме Пинария Церерина (Pinarius Cerealis) в Помпеях целая стена была расписана как сцена, на которой происходит действие трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» (Нерон сыграл множество ролей в болезненно патетических произведениях Еврипида), и к тому же в этих росписях также присутствуют эпизоды из причудливой мелодрамы Сенеки. Древние мифы оживают в группах из многочисленных фигур, располагающихся в эффектных пространственных ракурсах. Так, фреска «Тезей и афинские пленники» из Помпей изображает резкий, живой контраст между спокойным Тезеем и полной ожидания своей участи толпой пленников. Интерес самого Нерона к Троянской войне нашел отражение во многих фресках. Одна из них в доме с крытой галереей (криптопортиком) представляет собой фриз со сценами из «Илиады», изображенными белым на синем фоне; они, возможно, были взяты из некоей рукописи с иллюстрациями, теперь утерянной. Зарево от Горящих кораблей в Трое – еще одна тема, которую художники, как и современные Нерону поэты, без устали использовали.
Имеется также впечатляющее, вызывающее суеверный страх изображение троянского коня, введенного в обреченный город. В мерцающем свете зарева за объятыми паникой фигурками виден смутный пейзаж среди башен и стен. Художники времен Нерона чувствовали ту же любовь к пейзажу, которая побуждала их императора создавать парки своего Золотого дворца, и фрески того времени не только включают часть архитектуры зданий, которые они украшают, но и образуют также дополнение к садам. В росписях в Помпеях и Геркулануме варьируются изображения реалистических или Романтических парков, холмов с неровными вершинами, пасторальных композиций и видов морского берега, а также излюбленных традиционных схем священных оград с необработанными надгробиями и священными деревьями.
Часто на фоне этих пейзажей, подобно архитектурным фантазиям, изображали крошечные фигурки людей. Это не знакомые монументальные персонажи больших мифологических сцен или умелые портреты, в которых эти художники также преуспели. Это меньшие по размеру, более незначительные и более случайные фигуры. Как и в Золотом дворце, миниатюрные человеческие фигурки внесены с изяществом и иронией в эти фантастические обрамления, парящие и летящие на своих высоких карнизах или балансирующие на архитраве, играя с павлином.
Вкусы века
В Риме также был, как нам известно от Плиния Старшего (хотя, по-видимому, примеров тому не сохранилось до наших дней), некий последователь знаменитого и дорогого художника по имени Пирей, который приблизительно в III веке до н. э. специализировался на изображении обыкновенных предметов, цирюлен, сапожных ларьков, ослов и еды. Мы можем не упоминать еще одного художника, вольноотпущенника Нерона родом из Анции, который писал реалистические картины гладиаторских боев. Эта вызывающая отвращение тема сохранилась из более поздних эпох в более долговременной половой мозаике. Но то же самое произошло и с мозаиками Помпей приблизительно времен Нерона, которые соответствуют сохранившимся описаниям специалиста по мозаике II века до н. э., Сосия из Пергама. Одним из его шедевров, судя по Плинию Старшему, было реалистичное изображение объедков, лежащих на полу зала для пиров, и в Помпеях имеется мозаика с точно такой же сценой. Еще одной знаменитой попыткой Сосия, как нам известно, было изображение пьющего голубя, и мозаика на эту же тему также сохранилась до наших дней, так же как и копия из виллы Адриана в Тибуре (Тиволи), изображающая пьющую птицу и других сидящих рядом птиц.
Подобные исследования, как любые художественные проявления любого века, были подвергнуты обычного рода ультраконсервативной, непостижимой обывательской критике. Так, Петроний цитирует своего вымышленного героя, глупого ученого Эвмолпа, заявляющего, что современное искусство копирует лишь недостатки древности, а не его достоинства. Однако, если даже Сосий и ему подобные поощряли фривольности, век Нерона был временем подлинных художественных достижений. И в этом во многом заслуга самого императора.
Роскошь и экстравагантность
Однако у этой привлекательной картины была и оборотная сторона. Интересы Нерона стимулировали искусство, но они также были причиной того, что он потакал потрясающей роскоши и сумасбродствам.
Его всегда окружали люди, которые поощряли его в этом направлении. Отон, до того как был отослан, чтобы Поппея досталась Нерону, многое сделал, чтобы показать своему императору, как жить с размахом. А затем настала очередь и Петрония:
«О Гае Петронии подобает рассказать немного подробнее. Дни он отдавал сну, а ночи – выполнению светских обязанностей и удовольствиям жизни. Если других вознесло к славе усердие, то его – праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы в большинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нем знатока роскоши. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего ему простодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственней проступала в них какая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем, и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он выказал себя достаточно деятельным и способным справляться с возложенными на него поручениями. Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворяясь, что предается порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящного вкуса, так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием» (Тацит. Анналы, XVI, 18).
Например, Петроний, как оказалось, ввел моду на розы. Вошло в обычай в модных кругах тратить много денег на розы для пиров. По какому-то случаю один друг Нерона потратил четыре миллиона сестерциев на розы для одного пира. Потребность в розах зимой была особенно большая. Часто их привозили на кораблях из Египта, но некоторые выращивали в Италии под стеклом. Одна фреска в доме Веттии в Помпеях изображала сцену возведения алтаря из роз в этом городе. Но тогда Петроний в «Сатириконе» заявил, что розы вышли из моды; и следовательно, весьма вероятно, что так оно и было.
…Милей подруга Нам жены. Киннамон ценнее розы.
То, что стоит трудов, – всего прекрасней.
(Петроний. Сатирикон, ХСIII)
Однако, как поставщик императорских развлечений, Петроний был вынужден соперничать с командиром стражи Тигеллином, который приобрел большое влияние на Нерона благодаря своей репутации искусного устроителя пиров.
«…Нерон принимается устраивать пиршества в общественных местах и в этих целях пользуется всем городом, словно своим домом. Но самым роскошным и наиболее отмеченным народной молвой был пир, данный Тигеллином… На пруду Агриппы по повелению Тигеллина был сооружен плот, на котором и происходил пир и который все время двигался, влекомый другими судами. Эти суда были богато отделаны золотом и слонового костью, и гребли на них распутные юноши, рассаженные по возрасту и сообразно изощренности в разврате. Птиц и диких зверей Тигеллин распорядился доставить из дальних стран, а морских рыб – от самого океана. На берегах пруда были расположены лупанары, заполненные знатными женщинами, а напротив виднелись нагие гетеры. Началось с непристойных телодвижений и плясок, а с наступлением сумерек роща возле пруда и окрестные дома огласились пением и засияли огнями» (Тацит. Анналы, XV, 37).
Император, очевидно, любил развлечения подобного рода. Однако он ни в коей мере не был царствующим гурманом размаха своего отчима Клавдия. Мы не знаем, забавлял ли Нерона знаменитый современник, обжора Арпокрас (Arpocras), который съедал четыре скатерти за раз, а также битое стекло. В отношении напитков, судя по множеству источников, он себе ни в чем не отказывал. Однако его собственный вклад в застольные удовольствия в виде напитка собственного изобретения был не столь большим и даже безалкогольным. Поскольку, по словам Плиния Старшего, этот напиток Нерона состоял исключительно из воды, сначала прокипяченной, а потом охлажденной в стеклянном сосуде, погруженном в снег.
В то же время, несмотря на требования атлетических тренировок и занятий вокалом, Нерон действительно проводил довольно много времени полулежа на обедах и пирах, иногда с полудня (вместо принятого послеполуденного часа) без перерыва до полуночи. Должность императорского виночерпия была, очевидно, очень немаловажной. Занимавший эту должность при Нероне Пифагор, с которым, возможно, у него была гомосексуальная связь, все еще считался знаменитым виночерпием и двадцать пять лет спустя. Другой должностью чрезвычайной важности была должность императорского дегустатора блюд и вин, должность, которая восходит ко временам Августа. Находящийся на этом посту Галот (Halotus) в момент смерти Клавдия (которую, как подозревали, он и ускорил), похоже, сделал неплохую карьеру впоследствии, добившись положения императорского агента при правлении преемника Нерона. Странно, но мы узнаем, что такой молодой принцепс, как Британик, даже когда обедал в присутствии императора, брал с собой своего дегустатора и сначала давал пробовать все ему, хотя это в случае с Британиком не уберегло его от отравления, поскольку никто не попробовал воду, которую добавили ему в вино. Мы располагаем надписями одного из дегустаторов блюд Нерона, человека, который также служил одним из его постельничих. Еще одна надпись относится к ассоциации (коллегии), в которую входили эти люди.
Если они хорошо исполняли свои обязанности (и оставались в живых), они могли получить повышение до поста главного лакея или распорядителя императорского стола.
Несмотря на то что Нерон не был большим гурманом или любителем вина, принадлежности его обедов были невероятно роскошны. Они включали «мирровые» чаши и сосуды, которые были выполнены из очень редкого минерала, возможно из плавикового шпата, добываемого по большей части в Кармании (Юго-Восточная Персия).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Против Нерона было выдвинуто обвинение, что он совершает святотатство, изымая произведения искусства из храмов, включая знаменитые усыпальницы не только в Греции, но и в самом Риме. Подобное кощунство, как нам известно, вызвало у Сенеки такую боль, что он испросил разрешения удалиться подальше в уединенное сельское место, а когда получил отказ, сделал вид, что страдает от мышечных болей, и не выходил из своей спальни. Правдив ли этот рассказ о поступке Сенеки или нет, но Нерон определенно брал произведения искусства из храмов, потому что именно там находились лучшие. Древние историки утверждают или намекают, что Нерон ничего не платил за то, что изымал, ни тогда, ни позднее, когда он лично посетил Грецию. Но это сомнительно, поскольку эти данные можно счесть традиционно нелицеприятными; например, путешественник Павсаний цитирует маловероятное сообщение, что Нерон из одних только Дельф изъял пятьсот статуй. Город Родес, в защиту которого Нерон произнес речь в юном возрасте, был, очевидно, более или менее пощажен, потому что мы узнаем, что в последующем десятилетии в городе все еще находится три тысячи скульптур.
Когда Золотой дворец был завершен, император заметил: «Наконец-то я смогу жить по-человечески!» Это было его прибежище, его райский уголок, шедевр, который он создал сам и для себя, образец моды и вкуса. Проект придал смысл и пикантность его последующему замечанию, что ни один правитель до него в действительности не оценил, какой властью он обладает. И действительно, воплощение в жизнь этого проекта могло помочь обуздать его умонастроение и характер, что служит иллюстрацией к вердикту Иосифа Флавия о том, что Нерон стал неуравновешенным из-за излишеств богатства и удовольствий. Этот процесс моральной деградации позднее детально разработал Тацит. Он считал Нерона просто еще одним зловещим членом династии, из которой все по очереди шли к погибели так или иначе.
Участь Золотого дворца
Некоторые из картин в Золотом дворце могут принадлежать правителям несколько более позднего времени. Хотя, несмотря на то что его новшества и претенциозность должны были возмущать многих римлян, дворец все еще был обитаем в течение года после смерти Нерона, когда его бывший друг Отон, император на несколько месяцев, поставил на голосование в Сенате вопрос о выделении 50 миллионов сестерциев для его поддержания. Однако сменивший Отона на столь же краткий срок правления Вителлин не любил Золотого дворца, а его жена высмеивала украшения, которые были, по-видимому, слишком уж изящны на ее вкус. Или же, не исключено, что они находили все место целиком не совсем подходящим для императора, вспоминая, что даже особняки поздней республики за более чем столетие до этого были спроектированы более строгими и монументальными, а в их дни вкус к таким сооружениям возрождался.
Итак, не одобряли Золотой дворец не из-за его претенциозного величия. Проблема заключалась в том, что эти довольно обширные владения, по словам поэта Марциала, ограбили бедняков, лишив их места для жилья, не говоря уже о серьезном вторжении в оживленные дороги и прелести города. Было непростительно, что столь большая центральная часть столицы предназначалась для проживания одного человека, будь он даже императором. По этой причине Веспасиан (69-79 гг.) снес многие сооружения Золотого дворца, сохранив лишь относительно небольшую их часть, где жил он сам и его сын (который построил поблизости термы). Вот почему скульптурная группа Лаокоона, найденная позднее на этом месте, по словам Плиния Старшего, принадлежала дворцу Тита. Наконец, Траян, строя собственные термы, через которые лежит современный подход к Золотому дворцу, замуровал отверстия огромными грудами валунов так, что теперь его дерзкие архитектурные формы и блистательную живопись можно увидеть лишь мельком во мраке.
Помпеи и Геркуланум
Как мы можем судить по Помпеям и Геркулануму, стиль живописи, который мы видим в Золотом дворце, не был совершенно новым; в то же время он, в свою очередь, оказал влияние на последующее искусство этих городов. Помпеи и Геркуланум, оба располагавшиеся недалеко от Неаполиса (Неаполя), были разрушены при извержении Везувия через одиннадцать лет после смерти Нерона. Но пока он все еще сидел на троне, разразилось первое предостерегающее бедствие – землетрясение 5 февраля 62 года. Это смещение земных пластов, которое графически изображено Сенекой в его труде «Изыскания о природе» и представлено на двух мраморных барельефах в Помпеях, частично разрушило оба эти города, причинив также небольшие повреждения Неаполису и Нуцерии (Нукерия). Но землетрясение так же сослужило службу искусству, как и Великий пожар в Риме, который последовал двумя годами позже. То есть восстановительные работы предоставили художникам исключительную возможность, которой они воспользовались безотлагательно и чрезмерно .
Некоторые из произведений в разрушенных Везувием городах, которые были созданы в году, сразу же следующем за землетрясением, демонстрируют прямое влияние Золотого дворца. Но тщательный осмотр показывает, что довольно много картин подобного стиля в Помпеях и Геркулануме предшествовали землетрясению. Судя по всему, последующие живописные работы в Золотом дворце оказались не столь новаторскими, как сцены, важными, но не столь уж оригинальными. Ведь так называемый Четвертый (Фантастический или Замысловатый) стиль, характерный для фресок того времени в этих городах, начался почти на десять лет раньше восшествия на престол Нерона, который, таким образом, скорее поощрял его, но не был его инициатором. Но дух Нерона и его времени ясно ощутим. Иногда архитектурные фантазии, изображенные на стенах в Помпеях, являются напоминанием сценических декораций. Более того, имевшие место представления запечатлены на живописных панно, которые изображают модные мифологические театральные сцены как раз того рода, в которых император любил петь и играть сам. Также имеется осмотрительный намек на Нерона в повторяющихся мотивах, изображающих младенца Геркулеса, убивающего змею, которая была послана, чтобы задушить его; Нерону нравилось, когда его сравнивали с Геркулесом (и существует легенда о том, что, когда он был мальчиком, убийцы, посланные Мессалиной, чтобы лишить его жизни, испугались змеи и убежали).
В доме Пинария Церерина (Pinarius Cerealis) в Помпеях целая стена была расписана как сцена, на которой происходит действие трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» (Нерон сыграл множество ролей в болезненно патетических произведениях Еврипида), и к тому же в этих росписях также присутствуют эпизоды из причудливой мелодрамы Сенеки. Древние мифы оживают в группах из многочисленных фигур, располагающихся в эффектных пространственных ракурсах. Так, фреска «Тезей и афинские пленники» из Помпей изображает резкий, живой контраст между спокойным Тезеем и полной ожидания своей участи толпой пленников. Интерес самого Нерона к Троянской войне нашел отражение во многих фресках. Одна из них в доме с крытой галереей (криптопортиком) представляет собой фриз со сценами из «Илиады», изображенными белым на синем фоне; они, возможно, были взяты из некоей рукописи с иллюстрациями, теперь утерянной. Зарево от Горящих кораблей в Трое – еще одна тема, которую художники, как и современные Нерону поэты, без устали использовали.
Имеется также впечатляющее, вызывающее суеверный страх изображение троянского коня, введенного в обреченный город. В мерцающем свете зарева за объятыми паникой фигурками виден смутный пейзаж среди башен и стен. Художники времен Нерона чувствовали ту же любовь к пейзажу, которая побуждала их императора создавать парки своего Золотого дворца, и фрески того времени не только включают часть архитектуры зданий, которые они украшают, но и образуют также дополнение к садам. В росписях в Помпеях и Геркулануме варьируются изображения реалистических или Романтических парков, холмов с неровными вершинами, пасторальных композиций и видов морского берега, а также излюбленных традиционных схем священных оград с необработанными надгробиями и священными деревьями.
Часто на фоне этих пейзажей, подобно архитектурным фантазиям, изображали крошечные фигурки людей. Это не знакомые монументальные персонажи больших мифологических сцен или умелые портреты, в которых эти художники также преуспели. Это меньшие по размеру, более незначительные и более случайные фигуры. Как и в Золотом дворце, миниатюрные человеческие фигурки внесены с изяществом и иронией в эти фантастические обрамления, парящие и летящие на своих высоких карнизах или балансирующие на архитраве, играя с павлином.
Вкусы века
В Риме также был, как нам известно от Плиния Старшего (хотя, по-видимому, примеров тому не сохранилось до наших дней), некий последователь знаменитого и дорогого художника по имени Пирей, который приблизительно в III веке до н. э. специализировался на изображении обыкновенных предметов, цирюлен, сапожных ларьков, ослов и еды. Мы можем не упоминать еще одного художника, вольноотпущенника Нерона родом из Анции, который писал реалистические картины гладиаторских боев. Эта вызывающая отвращение тема сохранилась из более поздних эпох в более долговременной половой мозаике. Но то же самое произошло и с мозаиками Помпей приблизительно времен Нерона, которые соответствуют сохранившимся описаниям специалиста по мозаике II века до н. э., Сосия из Пергама. Одним из его шедевров, судя по Плинию Старшему, было реалистичное изображение объедков, лежащих на полу зала для пиров, и в Помпеях имеется мозаика с точно такой же сценой. Еще одной знаменитой попыткой Сосия, как нам известно, было изображение пьющего голубя, и мозаика на эту же тему также сохранилась до наших дней, так же как и копия из виллы Адриана в Тибуре (Тиволи), изображающая пьющую птицу и других сидящих рядом птиц.
Подобные исследования, как любые художественные проявления любого века, были подвергнуты обычного рода ультраконсервативной, непостижимой обывательской критике. Так, Петроний цитирует своего вымышленного героя, глупого ученого Эвмолпа, заявляющего, что современное искусство копирует лишь недостатки древности, а не его достоинства. Однако, если даже Сосий и ему подобные поощряли фривольности, век Нерона был временем подлинных художественных достижений. И в этом во многом заслуга самого императора.
Роскошь и экстравагантность
Однако у этой привлекательной картины была и оборотная сторона. Интересы Нерона стимулировали искусство, но они также были причиной того, что он потакал потрясающей роскоши и сумасбродствам.
Его всегда окружали люди, которые поощряли его в этом направлении. Отон, до того как был отослан, чтобы Поппея досталась Нерону, многое сделал, чтобы показать своему императору, как жить с размахом. А затем настала очередь и Петрония:
«О Гае Петронии подобает рассказать немного подробнее. Дни он отдавал сну, а ночи – выполнению светских обязанностей и удовольствиям жизни. Если других вознесло к славе усердие, то его – праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы в большинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нем знатока роскоши. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего ему простодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственней проступала в них какая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем, и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он выказал себя достаточно деятельным и способным справляться с возложенными на него поручениями. Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворяясь, что предается порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящного вкуса, так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием» (Тацит. Анналы, XVI, 18).
Например, Петроний, как оказалось, ввел моду на розы. Вошло в обычай в модных кругах тратить много денег на розы для пиров. По какому-то случаю один друг Нерона потратил четыре миллиона сестерциев на розы для одного пира. Потребность в розах зимой была особенно большая. Часто их привозили на кораблях из Египта, но некоторые выращивали в Италии под стеклом. Одна фреска в доме Веттии в Помпеях изображала сцену возведения алтаря из роз в этом городе. Но тогда Петроний в «Сатириконе» заявил, что розы вышли из моды; и следовательно, весьма вероятно, что так оно и было.
…Милей подруга Нам жены. Киннамон ценнее розы.
То, что стоит трудов, – всего прекрасней.
(Петроний. Сатирикон, ХСIII)
Однако, как поставщик императорских развлечений, Петроний был вынужден соперничать с командиром стражи Тигеллином, который приобрел большое влияние на Нерона благодаря своей репутации искусного устроителя пиров.
«…Нерон принимается устраивать пиршества в общественных местах и в этих целях пользуется всем городом, словно своим домом. Но самым роскошным и наиболее отмеченным народной молвой был пир, данный Тигеллином… На пруду Агриппы по повелению Тигеллина был сооружен плот, на котором и происходил пир и который все время двигался, влекомый другими судами. Эти суда были богато отделаны золотом и слонового костью, и гребли на них распутные юноши, рассаженные по возрасту и сообразно изощренности в разврате. Птиц и диких зверей Тигеллин распорядился доставить из дальних стран, а морских рыб – от самого океана. На берегах пруда были расположены лупанары, заполненные знатными женщинами, а напротив виднелись нагие гетеры. Началось с непристойных телодвижений и плясок, а с наступлением сумерек роща возле пруда и окрестные дома огласились пением и засияли огнями» (Тацит. Анналы, XV, 37).
Император, очевидно, любил развлечения подобного рода. Однако он ни в коей мере не был царствующим гурманом размаха своего отчима Клавдия. Мы не знаем, забавлял ли Нерона знаменитый современник, обжора Арпокрас (Arpocras), который съедал четыре скатерти за раз, а также битое стекло. В отношении напитков, судя по множеству источников, он себе ни в чем не отказывал. Однако его собственный вклад в застольные удовольствия в виде напитка собственного изобретения был не столь большим и даже безалкогольным. Поскольку, по словам Плиния Старшего, этот напиток Нерона состоял исключительно из воды, сначала прокипяченной, а потом охлажденной в стеклянном сосуде, погруженном в снег.
В то же время, несмотря на требования атлетических тренировок и занятий вокалом, Нерон действительно проводил довольно много времени полулежа на обедах и пирах, иногда с полудня (вместо принятого послеполуденного часа) без перерыва до полуночи. Должность императорского виночерпия была, очевидно, очень немаловажной. Занимавший эту должность при Нероне Пифагор, с которым, возможно, у него была гомосексуальная связь, все еще считался знаменитым виночерпием и двадцать пять лет спустя. Другой должностью чрезвычайной важности была должность императорского дегустатора блюд и вин, должность, которая восходит ко временам Августа. Находящийся на этом посту Галот (Halotus) в момент смерти Клавдия (которую, как подозревали, он и ускорил), похоже, сделал неплохую карьеру впоследствии, добившись положения императорского агента при правлении преемника Нерона. Странно, но мы узнаем, что такой молодой принцепс, как Британик, даже когда обедал в присутствии императора, брал с собой своего дегустатора и сначала давал пробовать все ему, хотя это в случае с Британиком не уберегло его от отравления, поскольку никто не попробовал воду, которую добавили ему в вино. Мы располагаем надписями одного из дегустаторов блюд Нерона, человека, который также служил одним из его постельничих. Еще одна надпись относится к ассоциации (коллегии), в которую входили эти люди.
Если они хорошо исполняли свои обязанности (и оставались в живых), они могли получить повышение до поста главного лакея или распорядителя императорского стола.
Несмотря на то что Нерон не был большим гурманом или любителем вина, принадлежности его обедов были невероятно роскошны. Они включали «мирровые» чаши и сосуды, которые были выполнены из очень редкого минерала, возможно из плавикового шпата, добываемого по большей части в Кармании (Юго-Восточная Персия).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26