Она могла бы быть осмотрительнее, капитан Бэгг, — гораздо осмотрительней в своем выборе. Я говорю это не в осуждение нашей молодой хозяйки, вы знаете, я любил ее, когда она была еще малюткой, а я глубоко сожалею о том, что она не подумала подольше, прежде чем решиться на такой важный шаг, как супружество. Что говорить о том, что сделано и непоправимо. Как бы то ни было, мы, все здесь присутствующие, останемся верными друзьями молодой леди!
— Ну, да утро вечера мудренее, друзья мои. На рассвете съедем на берег и разузнаем подробно обо всем, что нас интересует, а пока пойдем наверх и посмотрим, как ведет себя команда!
Мои собеседники согласились со мной тем охотнее, что их самих интересовало настроение духа матросов, подробные сведения о котором лучше всех мог сообщить нам общий любимец, Долли Вендт. Ночь стемнела, пока мы сидели в каюте, и очертания острова почти совершенно скрылись от наших взоров. Яркий свет невидимого маяка особенно резко выделялся среди темноты, и странное направление его все еще приводило в недоумение наших людей. Я пробовал успокоить их предположением, что свет этот был только случайным, каким-либо условным сигналом между гаванью и судном, но мне отвечали, что ни одно судно не показывалось на горизонте и что на берегу нигде не видно ничего похожего на рейд с его оживленными берегами, всегда горящими сотнями гостеприимных огоньков.
— Ну, какую-нибудь пристань да разыщем, братцы! Нечего ночью головы ломать. Взойдет солнце и осветит все, что нам кажется непонятным в этой темноте!
Когда мои спутники разбрелись по койкам, я остался один на капитанском мостике, не сводя глаз с таинственной полосы света, переливающейся каскадами золотых звездочек в белой пене бурунов, и чувство болезненного нетерпения сжимало мое сердце, то самое чувство, с каким влюбленный наблюдает за ярко освещенным окном в спальне своей возлюбленной.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
В которой Джэспер Бэгг высаживается на берег и узнает странные вещи.
Еще не было шести часов утра, когда капитанская гичка отчалила от правого борта «Южного Креста», направляясь к неведомому берегу. Кроме необходимых двух гребцов, со мной отправился наш общий любимец Долли Вендт, исполняющий обязанности четвертого офицера, и старший боцман Гарри Доэс, занявший место на руле.
Мы быстро приближались к берегу, но, несмотря на все наше внимание и на помощь сильнейшего бинокля, не могли открыть ничего похожего на сколько-нибудь сносное место высадки. Достигнув линии бурунов, опоясывающей весь остров, по-видимому, непреодолимой преградой, я замедлил движение шлюпки и принялся давать сигналы криками, свистками и даже выстрелами из карманного револьвера, но никто не отвечал нам, никто не показывался на пустынном берегу, и даже те темные пятна, которые мы было приняли вчера вечером за избушки береговых жителей, превратились при солнечном свете в причудливые группы кустарников.
Мы повернули на юг и поплыли параллельно берегу, осторожно избегая всюду разбросанных подводных скал. Мои матросы гребли с очевидным неудовольствием причины которого я не мог угадать, хотя оно невольно стало переходить и на меня. Безуспешные поиски пристани раздражали нас всех. Один Долли Вендт забавлялся препятствиями, благодаря счастливой беззаботности своих семнадцати лет. Он болтал без умолку на ту же тему.
— Да, хорошенький бережок, нечего сказать. Приятная стоянка, капитан! В миленьком положении очутилось бы подъезжающее судно темной ночью, доверившись любезной помощи вчерашнего маяка!
— Как бы то ни было, Долли, но я все же должен пробраться за эти проклятые скалы никак не позже полудня, а для этого надо приналечь, на весла, ребята! Но . постойте-ка, братцы... Долли, посмотрите туда, направо, У вас глаза молодые. Кажется, там виднеются люди?
Юноша быстро схватился за бинокль, но не смог сказать ничего достоверного. Только что взошедшее тропическое солнце заливало нас таким ослепительным светом, что в глазах темнело. Жгучие отблески голубоватых волн прыгали огненными искрами перед глазами, не позволяя разглядеть подробностей береговой линии, еще покрытой тенью высоких скал. Однако мне удалось наметить одну из этих скал, особенно высоко вздымающуюся на юго-западе, и я направил к ней гичку, надеясь отыскать устье какой-нибудь речки или ручейка, впадающего в море. С осторожностью приблизились мы к линии бурунов, не переставая измерять глубину захваченным лотом. К счастью, одном месте, между подводными камнями, оказался достаточно широкий проход, в который наша шлюпка и проскользнула благополучно. Минут через 10 мы уже настолько приблизились к берегу, что я смог разглядеть небольшую бухту, довольно глубоко врезывающуюся в песчаный берег. Удобная естественная пристань была найдена. Без сомнения, здесь пристала год назад и та яхта, которая привезла мисс Руфь с ее молодым мужем.
Берег казался совершенно необитаемым и поражал мрачной красотой пейзажа. Повсюду скалы всевозможных оттенков: от темно-зеленого, почти черного и до светло-серого, сверкающего яркими отблесками хрусталя. Высокими громадами обрисовывались они на безоблачном небе, сбегая к морю быстрыми, непроходимыми крутизнами. Вдали, к северу, в просветах между скалами, мелькала темная зелень лесов, среди которых гордо высились раскидистые вершины стройных пальм. В узких долинах, кажущихся издали небольшими прогалинами, блестели ярко-изумрудные, пышные пастбища. Белый береговой песок сверкал брильянтовыми блестками. Бледно-голубые волны океана с тихим ропотом разбивались о берега. А там дальше — к северу, чернела узкая полоса земли, казавшаяся длинным скалистым мысом, далеко вдающимся в море. Все вместе составляло картину, полную дикого величия и какой-то таинственной прелести. Я начинал понимать, что Эдмунд Кчерни поступил не вполне нелепо, предлагая своей молодой жене провести медовый месяц на этом берегу. Любитель красоты девственной природы, венгерский артист должен был плениться никому неведомым тропическим островом. Но каково-то жилось здесь прелестной молодой аристократке, воспитанной в громадных городах Соединенных Штатов и прожившей всю первую молодость среди роскоши и комфорта столицы Великобритании? Как-то может обходиться без цивилизации, быть может, даже без материальных удобств изнеженная наследница миллионов? Сердце мое болезненно сжалось в ожидании решения всех этих вопросов, решения, теперь уже близкого. Между тем шлюпка вошла в бухту и приблизилась к берегу. Тут только заметил я, что вершина почти отвесных скал, окружающих бухту, соединялась с берегом узкой деревянной лестницей, не отличающейся ни удобством, ни солидностью. Эта лестница являлась, впрочем, единственным признаком человеческого присутствия. Нигде не видно было домашнего скота, нигде не слышался звук топора или пилы. Перед нами лежала пустынная отмель самого неприветливого вида. Тем не менее, я заметил на сыром песке свежие следы мужской ноги. Человек, оставивший их, прошел здесь немногим раньше нашего прихода, так как иначе след его был бы смыт приливом. На минуту я призадумался. Таинственный остров принимал нас чересчур странно. Глядя на этот след человека, неизвестно откуда появившегося и неизвестно куда скрывшегося, невольно зарождалась мысль о засадах, нападениях и опасностях. Однако, на этот раз присущая каждому опытному моряку осторожность совершенно покинула меня. Страстное желание узнать судьбу нашей молодой хозяйки овладело моей душой, и без дальних рассуждений я выпрыгнул на берег.
— Пойдем искать хозяев этого прекрасного места, Долли! — решительно проговорил я. — Вы же, ребята, отправляйтесь домой на корабль. Как раз поспеете к обеду, только смотрите не опоздайте приехать за нами к солнечному закату. Я ни в коем случае не намерен ночевать на берегу и потому прошу вас быть аккуратными!
Взобравшись по крутой лестнице футов на восемь, мы достигли вершины скалистого гребня и поспешили оглядеться, надеясь с этой высоты обозреть значительную часть материка. Увы, нам пришлось разочароваться! Правда, удаляющаяся шлюпка, равно как и наш пароход, спокойно качающийся на бирюзовых волнах, были видны, как на ладони, и почти так же ясно могли мы разглядеть восточные скалы и гористый мыс на северной стороне острова, но зато по другую сторону скалистого гребня, на котором мы стояли, все пространство оказалось покрытым густым лесом тиковых, красных и эбеновых деревьев, закрывающих горизонт сплошной зеленой стеной. Кругом царила глубокая тишина. Изредка только слышался шелест высоких тростников, откуда-то из чащи, да звонко трещали какие-то птицы в одном месте, вокруг ярко-изумрудного пятна очевидно поросшего травой болота, от которого доносились зловонные испарения, вдвойне невыносимые для легких моряка, привыкшего к чистому морскому воздуху. И с этой стороны остров встречал нас не особенно гостеприимно.
Быстро миновав опасное болото, мы углубились в лес, стараясь добраться до какого-нибудь жилья, как вдруг Долли вскрикнул и начал уверять меня, что заметил каких-то людей, неопределенные очертания которых мелькнули ему где-то в тени непроглядного тропического леса.
— Какого вида люди почудились вам, Долли? — спросил я.
— Один из них казался стариком с большой седой бородой, одетым во что-то вроде матросской блузы темного цвета. Он промелькнул между деревьями в то время, когда мы обходили болото. Другой следовал за ним на расстоянии в несколько сот шагов, осторожно прячась среди кустов. Оба показались мне вооруженными, хотя я не мог с точностью решить, несли они ружья или просто толстые дубинки. Слишком велико было расстояние между ними, и слишком быстро скрылись они среди деревьев.
— Успокойтесь, Долли, — перебил я рассказ юноши. — Допуская даже, что вы действительно видели этих людей, бояться их нам все же нет причины, будь они немцы, американцы или даже китайцы. Мошенниками они ни в каком случае быть не могут, честные же люди не нападут на безоружных моряков, прогуливающихся по своим делам и обладающих, благодаря Богу, вполне приличной наружностью. Вы только сообразите, Долли: может ли молодая леди жить в соседстве с разбойниками? Не такова Руфь Белленден, чтобы терпеть вблизи себя нечестного человека. Вы не знаете, что это за светлая личность, Долли. И притом как умна, как энергична! Попадись ей по дороге кто-нибудь не по вкусу, она сумела бы сплавить его в двадцать четыре часа. Она привыкла распоряжаться на своей паровой яхте, которой я командовал столько лет подряд. Что за прелестное судно был этот «Мангатан», птица по быстроте хода, игрушка по роскоши отделки! Счастливейшее время жизни провел я на этом судне...
Я замолчал, припомнив это счастливое время, и невольно вздохнул при мысли о его невозвратности.
Мой спутник прервал мое молчание откровенным выражением своего любопытства.
— Скажите, капитан, если мой вопрос не покажется вам чересчур нескромным, правду ли болтают некоторые из наших матросов, служившие под вашим начальством на яхте молодой леди? Они прямо обожают ее и вспоминают о ней чуть не со слезами на глазах.
— Да, она и заслуживала обожания, Долли. В этом порукой мое честное слово! Мисс Руфь Белленден действительно редкое создание... Она дочь известного миллионера, нажившего громадное состояние в Северной Америке на акциях Тихоокеанской железной дороги! Исаак Белленден утонул, возвращаясь на родину, в Англию, во время знаменитого крушения Эльбы. Его единственный сын, Руперт, живет в Лондоне, продолжая банкирское дело, начатое его отцом. Дочь же, наша мисс Руфь, была выделена еще при жизни старика и с 15 лет распоряжалась почти совершенно самостоятельно своим состоянием и своей судьбой. Да она и была достойна подобного доверия. В этой девушке больше ума и энергии, чем в ином старике-дельце. Доброта же ее прямо безгранична. А как она любила море, как храбро выдерживала неудобства и опасности, неразлучные с жизнью моряка! На своей яхте она два раза ходила кругом света, не боясь ни усталости, ни жары, ни холода. На этой же яхте застало ее известие о смерти любимого отца. Надо было видеть отчаяние бедной девушки. Не без труда удалось брату, привезшему сестре печальную новость, уговорить ее проехаться по Средиземному морю, чтобы хоть немного развеяться. Увы, это было мое последнее путешествие на нашем милом «Мангатане». В Ливорно, где мы остановились починить какую-то незначительную аварию, мисс Руфь встретилась с венгерским виртуозом, ставшим ее мужем. Он носил графский титул, сорил деньгами по-княжески и до тонкости изучил женское сердце. Прибавьте к этому жгучие черные глаза, интересную бледность красивого лица и музыкальный гений, — и вы поймете, что ни одна женщина не устояла бы против его настойчивого ухаживания. — Он же казался без ума от мисс Белленден. Знал ли он о ее миллионах? Желал ли он выгодной женитьбой поправить свои дела? Или действительно увлекся красотой своей невесты? Об этом я судить не берусь. Сердце человека — потемки. Сердце же этого венгерского виртуоза оставалось загадкой даже для людей, знавших его ближе, чем я. Kaким образом попал скрипач-виртуоз на необитаемый Кеннский остров, этого никто не знает. Всего вероятнее, он побывал здесь как-нибудь случайно, на пути из Сан-Франциско в Японию во время одного из своих артистических турне. Тропическая красота девственной природы могла, конечно, пленить фантазию артиста, но все же это была странная мысль: привезти молодую жену в эту пустыню... Вряд ли другой жених решился бы предложить подобное свадебное путешествие. Как бы то ни было, а мисс Руфь согласилась на его предложение, и та же яхта, которую я привез в Ливорно, увезла молодых супругов в глубь Тихого океана! — Все эти подробности почти невольно сообщались мною скорее потому, что меня мучила потребность передать кому-нибудь свои мысли, чем для того, чтобы удовлетворить любопытство Долли Вендта. В сущности, юноша слушал даже не особенно внимательно.
Вдруг я услышал грубый человеческий окрик.
— Какие черти там шляются? И откуда они взялись?
С этими любезными словами нам навстречу выбежал коренастый мужчина лет 45, с желтым, изрытым оспой лицом, китайского типа, с небольшими косыми глазами и далеко не симпатичной физиономией. Одет он был в морскую куртку и широкую соломенную шляпу, но видимого оружия у него не было. Место его занимала длинная подзорная трубка, которую он нес на плече, как солдаты носят ружья. Я сразу узнал этого человека и решился отвечать ему в тон.
— Черт побери, приятель, а вам какое дело до того, кто мы и откуда взялись?
Желтое, рябое лицо глядело на нас, вытараща глаза, точно перед ним появилось привидение. Хоть я и видел его всего два раза на яхте Эдмунда Кчерни, но запомнил эту противную физиономию. Раз этот человек был здесь, то становилось очевидным, что мы находились вблизи жилища супруга мисс Руфь. И точно, сделав еще несколько десятков шагов по направлению к столь неожиданно появившемуся матросу мистера Кчерни, я заметил внизу пригорка, покрытого лесом, крышу красивой бамбуковой постройки, окруженной роскошным садом... Еще пять, десять минут, и я увижу свою молодую хозяйку. Я быстро зашагал по просеке, ведущей вниз, в долину, где виднелась постройка, но наш непрошенный спутник решительно преградил мне дорогу.
— Потише, господа, —заговорил он еще более грубо, чем в первый раз. — Не забывайте, что здесь частное владение, и убирайтесь подобру-поздорову! На здешнем берегу не любят праздношатающегося народа!
— Потише вы сами, голубчики! — отвечал я ему в тон. — Не забудьте, что я прекрасно знаю, что вы не хозяин этого острова! Да и не ради вашей красивой физиономии привел я сюда мой пароход! Мне надо увидеться с вашей молодой хозяйкой, которую я знал, когда она была еще мисс Белленден и когда ваш почтенный братец еще не дослужился до почетного ордена веревки, полученного им при мне в Сан-Франциско!
Не стану пересказывать ругательств, которыми желторожий страж острова отвечал на мое замечание. Очень уж обидел я его неприятным напоминанием о некрасивой смерти его родного брата, повешенного за грабеж и убийство. Казалось, верный матрос мистера Кчерни собирался отвечать мне не только ругательствами, но и кулаками, но в эту минуту внизу, у ограды сада, мелькнуло белое платье, и на темном фоне зелени ярко вырисовалась грациозная женская фигура, заметив которую, наш милый собеседник внезапно переменил тон и стал необычайно любезен.
— Я и не думал оскорблять вас, джентльмены, — заговорил он притворно-ласково, пытаясь изобразить нечто вроде улыбки на своей противной роже. — Я только хотел узнать, какой счастливый случай забросил вас в нашу пустыню и о ком мне следует доложить нашей молодой леди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Ну, да утро вечера мудренее, друзья мои. На рассвете съедем на берег и разузнаем подробно обо всем, что нас интересует, а пока пойдем наверх и посмотрим, как ведет себя команда!
Мои собеседники согласились со мной тем охотнее, что их самих интересовало настроение духа матросов, подробные сведения о котором лучше всех мог сообщить нам общий любимец, Долли Вендт. Ночь стемнела, пока мы сидели в каюте, и очертания острова почти совершенно скрылись от наших взоров. Яркий свет невидимого маяка особенно резко выделялся среди темноты, и странное направление его все еще приводило в недоумение наших людей. Я пробовал успокоить их предположением, что свет этот был только случайным, каким-либо условным сигналом между гаванью и судном, но мне отвечали, что ни одно судно не показывалось на горизонте и что на берегу нигде не видно ничего похожего на рейд с его оживленными берегами, всегда горящими сотнями гостеприимных огоньков.
— Ну, какую-нибудь пристань да разыщем, братцы! Нечего ночью головы ломать. Взойдет солнце и осветит все, что нам кажется непонятным в этой темноте!
Когда мои спутники разбрелись по койкам, я остался один на капитанском мостике, не сводя глаз с таинственной полосы света, переливающейся каскадами золотых звездочек в белой пене бурунов, и чувство болезненного нетерпения сжимало мое сердце, то самое чувство, с каким влюбленный наблюдает за ярко освещенным окном в спальне своей возлюбленной.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
В которой Джэспер Бэгг высаживается на берег и узнает странные вещи.
Еще не было шести часов утра, когда капитанская гичка отчалила от правого борта «Южного Креста», направляясь к неведомому берегу. Кроме необходимых двух гребцов, со мной отправился наш общий любимец Долли Вендт, исполняющий обязанности четвертого офицера, и старший боцман Гарри Доэс, занявший место на руле.
Мы быстро приближались к берегу, но, несмотря на все наше внимание и на помощь сильнейшего бинокля, не могли открыть ничего похожего на сколько-нибудь сносное место высадки. Достигнув линии бурунов, опоясывающей весь остров, по-видимому, непреодолимой преградой, я замедлил движение шлюпки и принялся давать сигналы криками, свистками и даже выстрелами из карманного револьвера, но никто не отвечал нам, никто не показывался на пустынном берегу, и даже те темные пятна, которые мы было приняли вчера вечером за избушки береговых жителей, превратились при солнечном свете в причудливые группы кустарников.
Мы повернули на юг и поплыли параллельно берегу, осторожно избегая всюду разбросанных подводных скал. Мои матросы гребли с очевидным неудовольствием причины которого я не мог угадать, хотя оно невольно стало переходить и на меня. Безуспешные поиски пристани раздражали нас всех. Один Долли Вендт забавлялся препятствиями, благодаря счастливой беззаботности своих семнадцати лет. Он болтал без умолку на ту же тему.
— Да, хорошенький бережок, нечего сказать. Приятная стоянка, капитан! В миленьком положении очутилось бы подъезжающее судно темной ночью, доверившись любезной помощи вчерашнего маяка!
— Как бы то ни было, Долли, но я все же должен пробраться за эти проклятые скалы никак не позже полудня, а для этого надо приналечь, на весла, ребята! Но . постойте-ка, братцы... Долли, посмотрите туда, направо, У вас глаза молодые. Кажется, там виднеются люди?
Юноша быстро схватился за бинокль, но не смог сказать ничего достоверного. Только что взошедшее тропическое солнце заливало нас таким ослепительным светом, что в глазах темнело. Жгучие отблески голубоватых волн прыгали огненными искрами перед глазами, не позволяя разглядеть подробностей береговой линии, еще покрытой тенью высоких скал. Однако мне удалось наметить одну из этих скал, особенно высоко вздымающуюся на юго-западе, и я направил к ней гичку, надеясь отыскать устье какой-нибудь речки или ручейка, впадающего в море. С осторожностью приблизились мы к линии бурунов, не переставая измерять глубину захваченным лотом. К счастью, одном месте, между подводными камнями, оказался достаточно широкий проход, в который наша шлюпка и проскользнула благополучно. Минут через 10 мы уже настолько приблизились к берегу, что я смог разглядеть небольшую бухту, довольно глубоко врезывающуюся в песчаный берег. Удобная естественная пристань была найдена. Без сомнения, здесь пристала год назад и та яхта, которая привезла мисс Руфь с ее молодым мужем.
Берег казался совершенно необитаемым и поражал мрачной красотой пейзажа. Повсюду скалы всевозможных оттенков: от темно-зеленого, почти черного и до светло-серого, сверкающего яркими отблесками хрусталя. Высокими громадами обрисовывались они на безоблачном небе, сбегая к морю быстрыми, непроходимыми крутизнами. Вдали, к северу, в просветах между скалами, мелькала темная зелень лесов, среди которых гордо высились раскидистые вершины стройных пальм. В узких долинах, кажущихся издали небольшими прогалинами, блестели ярко-изумрудные, пышные пастбища. Белый береговой песок сверкал брильянтовыми блестками. Бледно-голубые волны океана с тихим ропотом разбивались о берега. А там дальше — к северу, чернела узкая полоса земли, казавшаяся длинным скалистым мысом, далеко вдающимся в море. Все вместе составляло картину, полную дикого величия и какой-то таинственной прелести. Я начинал понимать, что Эдмунд Кчерни поступил не вполне нелепо, предлагая своей молодой жене провести медовый месяц на этом берегу. Любитель красоты девственной природы, венгерский артист должен был плениться никому неведомым тропическим островом. Но каково-то жилось здесь прелестной молодой аристократке, воспитанной в громадных городах Соединенных Штатов и прожившей всю первую молодость среди роскоши и комфорта столицы Великобритании? Как-то может обходиться без цивилизации, быть может, даже без материальных удобств изнеженная наследница миллионов? Сердце мое болезненно сжалось в ожидании решения всех этих вопросов, решения, теперь уже близкого. Между тем шлюпка вошла в бухту и приблизилась к берегу. Тут только заметил я, что вершина почти отвесных скал, окружающих бухту, соединялась с берегом узкой деревянной лестницей, не отличающейся ни удобством, ни солидностью. Эта лестница являлась, впрочем, единственным признаком человеческого присутствия. Нигде не видно было домашнего скота, нигде не слышался звук топора или пилы. Перед нами лежала пустынная отмель самого неприветливого вида. Тем не менее, я заметил на сыром песке свежие следы мужской ноги. Человек, оставивший их, прошел здесь немногим раньше нашего прихода, так как иначе след его был бы смыт приливом. На минуту я призадумался. Таинственный остров принимал нас чересчур странно. Глядя на этот след человека, неизвестно откуда появившегося и неизвестно куда скрывшегося, невольно зарождалась мысль о засадах, нападениях и опасностях. Однако, на этот раз присущая каждому опытному моряку осторожность совершенно покинула меня. Страстное желание узнать судьбу нашей молодой хозяйки овладело моей душой, и без дальних рассуждений я выпрыгнул на берег.
— Пойдем искать хозяев этого прекрасного места, Долли! — решительно проговорил я. — Вы же, ребята, отправляйтесь домой на корабль. Как раз поспеете к обеду, только смотрите не опоздайте приехать за нами к солнечному закату. Я ни в коем случае не намерен ночевать на берегу и потому прошу вас быть аккуратными!
Взобравшись по крутой лестнице футов на восемь, мы достигли вершины скалистого гребня и поспешили оглядеться, надеясь с этой высоты обозреть значительную часть материка. Увы, нам пришлось разочароваться! Правда, удаляющаяся шлюпка, равно как и наш пароход, спокойно качающийся на бирюзовых волнах, были видны, как на ладони, и почти так же ясно могли мы разглядеть восточные скалы и гористый мыс на северной стороне острова, но зато по другую сторону скалистого гребня, на котором мы стояли, все пространство оказалось покрытым густым лесом тиковых, красных и эбеновых деревьев, закрывающих горизонт сплошной зеленой стеной. Кругом царила глубокая тишина. Изредка только слышался шелест высоких тростников, откуда-то из чащи, да звонко трещали какие-то птицы в одном месте, вокруг ярко-изумрудного пятна очевидно поросшего травой болота, от которого доносились зловонные испарения, вдвойне невыносимые для легких моряка, привыкшего к чистому морскому воздуху. И с этой стороны остров встречал нас не особенно гостеприимно.
Быстро миновав опасное болото, мы углубились в лес, стараясь добраться до какого-нибудь жилья, как вдруг Долли вскрикнул и начал уверять меня, что заметил каких-то людей, неопределенные очертания которых мелькнули ему где-то в тени непроглядного тропического леса.
— Какого вида люди почудились вам, Долли? — спросил я.
— Один из них казался стариком с большой седой бородой, одетым во что-то вроде матросской блузы темного цвета. Он промелькнул между деревьями в то время, когда мы обходили болото. Другой следовал за ним на расстоянии в несколько сот шагов, осторожно прячась среди кустов. Оба показались мне вооруженными, хотя я не мог с точностью решить, несли они ружья или просто толстые дубинки. Слишком велико было расстояние между ними, и слишком быстро скрылись они среди деревьев.
— Успокойтесь, Долли, — перебил я рассказ юноши. — Допуская даже, что вы действительно видели этих людей, бояться их нам все же нет причины, будь они немцы, американцы или даже китайцы. Мошенниками они ни в каком случае быть не могут, честные же люди не нападут на безоружных моряков, прогуливающихся по своим делам и обладающих, благодаря Богу, вполне приличной наружностью. Вы только сообразите, Долли: может ли молодая леди жить в соседстве с разбойниками? Не такова Руфь Белленден, чтобы терпеть вблизи себя нечестного человека. Вы не знаете, что это за светлая личность, Долли. И притом как умна, как энергична! Попадись ей по дороге кто-нибудь не по вкусу, она сумела бы сплавить его в двадцать четыре часа. Она привыкла распоряжаться на своей паровой яхте, которой я командовал столько лет подряд. Что за прелестное судно был этот «Мангатан», птица по быстроте хода, игрушка по роскоши отделки! Счастливейшее время жизни провел я на этом судне...
Я замолчал, припомнив это счастливое время, и невольно вздохнул при мысли о его невозвратности.
Мой спутник прервал мое молчание откровенным выражением своего любопытства.
— Скажите, капитан, если мой вопрос не покажется вам чересчур нескромным, правду ли болтают некоторые из наших матросов, служившие под вашим начальством на яхте молодой леди? Они прямо обожают ее и вспоминают о ней чуть не со слезами на глазах.
— Да, она и заслуживала обожания, Долли. В этом порукой мое честное слово! Мисс Руфь Белленден действительно редкое создание... Она дочь известного миллионера, нажившего громадное состояние в Северной Америке на акциях Тихоокеанской железной дороги! Исаак Белленден утонул, возвращаясь на родину, в Англию, во время знаменитого крушения Эльбы. Его единственный сын, Руперт, живет в Лондоне, продолжая банкирское дело, начатое его отцом. Дочь же, наша мисс Руфь, была выделена еще при жизни старика и с 15 лет распоряжалась почти совершенно самостоятельно своим состоянием и своей судьбой. Да она и была достойна подобного доверия. В этой девушке больше ума и энергии, чем в ином старике-дельце. Доброта же ее прямо безгранична. А как она любила море, как храбро выдерживала неудобства и опасности, неразлучные с жизнью моряка! На своей яхте она два раза ходила кругом света, не боясь ни усталости, ни жары, ни холода. На этой же яхте застало ее известие о смерти любимого отца. Надо было видеть отчаяние бедной девушки. Не без труда удалось брату, привезшему сестре печальную новость, уговорить ее проехаться по Средиземному морю, чтобы хоть немного развеяться. Увы, это было мое последнее путешествие на нашем милом «Мангатане». В Ливорно, где мы остановились починить какую-то незначительную аварию, мисс Руфь встретилась с венгерским виртуозом, ставшим ее мужем. Он носил графский титул, сорил деньгами по-княжески и до тонкости изучил женское сердце. Прибавьте к этому жгучие черные глаза, интересную бледность красивого лица и музыкальный гений, — и вы поймете, что ни одна женщина не устояла бы против его настойчивого ухаживания. — Он же казался без ума от мисс Белленден. Знал ли он о ее миллионах? Желал ли он выгодной женитьбой поправить свои дела? Или действительно увлекся красотой своей невесты? Об этом я судить не берусь. Сердце человека — потемки. Сердце же этого венгерского виртуоза оставалось загадкой даже для людей, знавших его ближе, чем я. Kaким образом попал скрипач-виртуоз на необитаемый Кеннский остров, этого никто не знает. Всего вероятнее, он побывал здесь как-нибудь случайно, на пути из Сан-Франциско в Японию во время одного из своих артистических турне. Тропическая красота девственной природы могла, конечно, пленить фантазию артиста, но все же это была странная мысль: привезти молодую жену в эту пустыню... Вряд ли другой жених решился бы предложить подобное свадебное путешествие. Как бы то ни было, а мисс Руфь согласилась на его предложение, и та же яхта, которую я привез в Ливорно, увезла молодых супругов в глубь Тихого океана! — Все эти подробности почти невольно сообщались мною скорее потому, что меня мучила потребность передать кому-нибудь свои мысли, чем для того, чтобы удовлетворить любопытство Долли Вендта. В сущности, юноша слушал даже не особенно внимательно.
Вдруг я услышал грубый человеческий окрик.
— Какие черти там шляются? И откуда они взялись?
С этими любезными словами нам навстречу выбежал коренастый мужчина лет 45, с желтым, изрытым оспой лицом, китайского типа, с небольшими косыми глазами и далеко не симпатичной физиономией. Одет он был в морскую куртку и широкую соломенную шляпу, но видимого оружия у него не было. Место его занимала длинная подзорная трубка, которую он нес на плече, как солдаты носят ружья. Я сразу узнал этого человека и решился отвечать ему в тон.
— Черт побери, приятель, а вам какое дело до того, кто мы и откуда взялись?
Желтое, рябое лицо глядело на нас, вытараща глаза, точно перед ним появилось привидение. Хоть я и видел его всего два раза на яхте Эдмунда Кчерни, но запомнил эту противную физиономию. Раз этот человек был здесь, то становилось очевидным, что мы находились вблизи жилища супруга мисс Руфь. И точно, сделав еще несколько десятков шагов по направлению к столь неожиданно появившемуся матросу мистера Кчерни, я заметил внизу пригорка, покрытого лесом, крышу красивой бамбуковой постройки, окруженной роскошным садом... Еще пять, десять минут, и я увижу свою молодую хозяйку. Я быстро зашагал по просеке, ведущей вниз, в долину, где виднелась постройка, но наш непрошенный спутник решительно преградил мне дорогу.
— Потише, господа, —заговорил он еще более грубо, чем в первый раз. — Не забывайте, что здесь частное владение, и убирайтесь подобру-поздорову! На здешнем берегу не любят праздношатающегося народа!
— Потише вы сами, голубчики! — отвечал я ему в тон. — Не забудьте, что я прекрасно знаю, что вы не хозяин этого острова! Да и не ради вашей красивой физиономии привел я сюда мой пароход! Мне надо увидеться с вашей молодой хозяйкой, которую я знал, когда она была еще мисс Белленден и когда ваш почтенный братец еще не дослужился до почетного ордена веревки, полученного им при мне в Сан-Франциско!
Не стану пересказывать ругательств, которыми желторожий страж острова отвечал на мое замечание. Очень уж обидел я его неприятным напоминанием о некрасивой смерти его родного брата, повешенного за грабеж и убийство. Казалось, верный матрос мистера Кчерни собирался отвечать мне не только ругательствами, но и кулаками, но в эту минуту внизу, у ограды сада, мелькнуло белое платье, и на темном фоне зелени ярко вырисовалась грациозная женская фигура, заметив которую, наш милый собеседник внезапно переменил тон и стал необычайно любезен.
— Я и не думал оскорблять вас, джентльмены, — заговорил он притворно-ласково, пытаясь изобразить нечто вроде улыбки на своей противной роже. — Я только хотел узнать, какой счастливый случай забросил вас в нашу пустыню и о ком мне следует доложить нашей молодой леди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24