Роко смотрел в сторону реки, почти круглый год кормившей стойбище.
— Пусть Главный охотник потребует, чтобы Друг вызвал из глубины моря в воды Выга много-много жирной семги, — бормотал Льок, сжимая кусок гранита. — Пусть ее наловят столько, чтобы хватило в запас на зиму. Когда от усталости рука совсем онемела, Льок поднялся и, отступив на шаг, задумался — какими изобразить уши у Роко: длинными, как рассказывают старики, или короткими, как у всех людей.
Вдруг где-то поблизости раздался крик:
— Он осквернил Священную гору! Горе нам! Горе!
На том месте, где скала уходила под заросли вереска, стояла Лисья Лапа и в ужасе трясла руками. На блестящей поверхности камня белели очертания ненавистного колдуньям горбуна! Как совершать теперь древние обряды, когда со скалы на колдуний будет смотреть Роко, покровитель мужчин и заклятый враг женщин? Льок навсегда лишил мудрых старух их заповедного места колдований… Ничего хуже этого не могло случиться! Рядом с Лисьей Лапой стояли другие старухи, а позади всех — Белая Куропатка, которую они привели, чтобы обучить обрядам колдовства. Снизу от реки, спотыкаясь, бежали женщины. Они шли за водой, когда раздался крик старухи.
— Льок осквернил Священную скалу! Льок погубил всех нас! — хором вопили за Лисьей Лапой старухи.
Мать Льока молчала. Несчастье казалось ей таким же страшным, как и всем другим женщинам. Но поправить сделанное нельзя, остается только одно — поскорее придумать, как отвести беду от сына.
— Смерть тебе, погубитель! — крикнула Лисья Лапа и, не помня себя от ярости, шагнула к Льоку.
Теперь юноша и сам испугался того, что сделал, но он хорошо знал, что ему несдобровать, если голос его не будет уверенным, а лицо спокойным.
— Не подходи! — громко сказал он. — Так велели мне духи. Тебе ли, женщина, восставать на Роко, покровителя охотников!
— Мы не знаем Роко! — закричала Лисья Лапа. — Наши духи сильнее!
— Если сильнее, пусть они прогонят Друга со скалы!
Главная колдунья замолчала. Сколько бы она ни трясла руками, но с камня не стереть того, что на нем выбито.
— Духи колдунов враждебны нашим, потому они и велели Льоку отнять у нас священное место, — наконец решилась вступиться за сына Белая Куропатка, — разве его вина…
Лисья Лапа быстро обернулась к женщине.
— Это из-за тебя мы потеряли святилище! — рассвирепев, крикнула она и потянулась крючковатыми пальцами к лицу Белой Куропатки. Бедной женщине показалось, что старуха хочет проткнуть ей глаза, и она в страхе попятилась. Пригибаясь, как рысь перед прыжком, старая колдунья шагнула к ней. Шаг, другой, третий…
Испуганная женщина в ужасе отступала все дальше и дальше от надвигавшейся на нее колдуньи.
— Мать, — закричал Льок, — порог!
Белая Куропатка покачнулась и, взмахнув руками, рухнула в кипящий поток.
— О-о-ох! — вздохнула толпа.
Лисья Лапа выпрямилась. Сейчас она не чувствовала обычной слабости и озноба, не покидавшего ее даже под теплыми шкурами. Вот оно, неожиданное избавление от соперницы!
Старуха не отрывала глаз от бурлящей желто-бурой воды. В густых клубах пены ей мерещилось ненавистной лицо той, что хотела стать поперек дороги.
— Женщина, носившая имя птицы, неправду говорила тебе Вещая.
Исполнилось сказанное мною вчера вечером: «Никогда не видеть тебе моей могилы, а я еще посмеюсь на твоей!» Сами духи внушили мне эти слова! — бормотала Лисья Лапа, словно погибшая могла ее услышать. Потом колдунья медленно повернулась к толпе и подняла свой посох.
— Так хотели наши духи! Так хотели наши духи! — прохрипела она. — Вы видели, она сама ушла к Хозяину реки. Он требовал большого подарка… Теперь он скоро пошлет нам пищу.
Старуха направилась к стойбищу. Две колдуньи, ее помощницы, подхватили ее под руки и бережно повели. Нельзя Главной колдунье выказывать немощь, она пошла, напрягая последние силы. Гибель Белой Куропатки была так неожиданна, все произошло так быстро, что Льок и женщины на соседнем островке долго не могли опомниться. Уже скрылись за прибрежными кустами три старухи, а еще никто не двигался с места. Некоторые плакали, некоторые с жалостью смотрели на Льока, но не смели ничего сказать. Наконец испуганные и подавленные женщины одна за другой потянулись к стойбищу.
Льок никуда не ушел. Он долго стоял не двигаясь, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Потом опустился на камень и закрыл лицо ладонями. Над ним высоко поднимал руку покровитель охотников Роко, которого так боялись и ненавидели колдуньи. Чуть живые от усталости и вновь без добычи возвращались охотники в стойбище. Здесь их ждали небывалые новости — молодой колдун выбил на Священной скале изображение Друга, а дух порога взял к себе мать колдуна. Как ни был измучен Кремень, он не пошел в землянку и не отпустил охотников. Все направились к скале и издали с удивлением и страхом рассматривали белевшего на камне горбатого Роко. Главный охотник переводил взгляд то на изображение, то на Льока, сидевшего на камне с опущенной головой. В первый раз он не знал, что сказать, как поступить.
Наконец Льок встал и оглядел всех покрасневшими от слез глазами.
— Мои духи сказали: «Пока охотники будут слушаться старух, не видеть им от нас помощи!» — глухим голосом, не похожим на свой обычный, по-мальчишески звонкий, заговорил он. — Духи велели мне: «Выбей на скале Друга, и пусть сам Главный охотник просит у него помощи, а свою волю и решения мы будем передавать через тебя».
Кремень совсем растерялся. То, что потребовал Льок, делало власть Главного охотника еще больше, это было на пользу Кремню. Но тогда он, а не колдун будет отвечать, если охота окажется неудачной. «Ни при одном из колдунов так не было. Не хочет ли этот мальчишка обмануть меня?» — размышлял старик, не сводя взгляда с бледного, ко всему равнодушного лица Льока.
Охотники тоже не знали, что думать. Все давно свыклись с тем, что мужчины промышляют, а колдун и колдуньи своими заклинаниями вымаливают им удачу. Теперь со скалы на них смотрит горбатый Роко, и колдун именем своих духов велит Кремню самому вступать в беседу с Другом охотников. Много ли было пользы в этом году от заклинаний старух? Не лучше ли послушаться молодого колдуна и самим просить Роко о помощи? Ведь послал же он вчера через Льока лебедя. Охотникам вспомнились когда-то слышанные ими рассказы о чудесных делах Друга, не забывающего своих сородичей. Устало переминаясь с ноги на ногу, они обдумывали скупые слова колдуна. Но никто не осмеливался заговорить первым. Это надлежало сделать Главному охотнику. Однако старик все еще не мог понять, как отнестись ему к новому решению духов.
Льок опять нарушил тягостное молчание.
— Если охотники никогда больше не обратятся к колдуньям, мои духи позволят им самим колдовать на священной скале, — медленно и громко сказал он. — Приходите завтра сюда просить у Друга удачи. Кремень посмотрел на стоявших позади него охотников.
— Придем на скалу! Попросим у Друга удачи! — закричали они. — Разве на охоте мы не сами колдуем?
— Теперь идите все в землянки, — подняв правую руку, приказал Льок, — когда встанет солнце над рекой, будьте здесь с дротиками и стрелами! Если колдун поднимал над головой руку, это означало, что он передает решение своих духов и охотники должны выполнять сказанное. Кремень недовольно, из-под нависших бровей всматривался в молодого колдуна. Но и он, Главный охотник, не смел возразить колдуну, стоявшему с поднятой рукой. Опустив голову и хмурясь, старик медленно повернулся и пошел к березовому стволу, переброшенному через поток.
Главный охотник остановился перед этим скользким, неверным мостиком и протянул руку. Ее тотчас взял шедший за ним охотник и сам протянул руку тому, кто был рядом с ним. То же сделал и третий, и четвертый, и пятый… Живая цепь перешла по шаткому бревну над клокочущих потоком. У Священной скалы остались Льок и еще три охотника. Это были его братья. Им надлежало совершить обряд расставания с матерью. Каждый из них понимал, что быстрое течение давно унесло ее тело к взморью, но гибель настигла мать у этого места, здесь и надо было прощаться с нею. У подножия скалы, на самом краю обрыва, стали два старших брата. Чуть поодаль от них — шестой сын. Младший, седьмой сын Белой Куропатки — колдун Льок, остался на скале.
Обычай запрещал плакать и сожалеть об умершем. Надо быть веселым, чтобы умершему не хотелось покинуть живых.
— Ты не уходи от нас! — громко, насколько позволял ему голос, крикнул старший сын Белой Куропатки. — Мы скоро принесем тебе еду. Хочешь жирной гусятины или мягкой утиной грудки?
— Мы не забудем тебя, — сказал второй сын. — Мы помним твои заботы о нас.
— Первого бобра, что я поймаю, я брошу в поток, — пообещал Бэй, ее шестой сын, — пусть Хозяин порога отдаст его тебе. Ты всегда любила мясо бобра.
Настала очередь Льока. Он знал, что нельзя плакать, но губы помимо воли тряслись и по щекам катились слезы. Он стал на колени, прижался лбом к холодному граниту скалы и что-то зашептал. Даже Бэй, стоявший к нему ближе других, не услышал, о чем говорил Льок. Грохот порога заглушал шепот брата.
Недолго пустовала Священная скала. Старому ворону не стоило прилетать сюда издалека. Только раз или два успел он ударить твердым клювом в трещину на камне, где еще темнели капли лебединой крови, как ему снова пришлось взметнуться ввысь: на скале появилась Лисья Лапа. Она приплелась одна, без обычных спутниц, опираясь на два длинных батога.
Ее землистое лицо было покрыто испариной, дрожали иссохшие руки, подгибались колени. Волоча распухшие ноги, старуха с трудом поднялась на скалу. Она встала перед изображением Роко и, сунув под мышки концы батогов, чтобы не упасть, протянула руки.
— Исчезни, — неуверенно бормотала колдунья, не спуская глаз с горбуна, белевшего на красной скале. — Говорю тебе, исчезни! От истощения кружилась голова, осекался голос, холодный пот леденил тело. Временами у нее мутилось в глазах, и тогда очертания ненавистного Роко начинали расплываться, бледнеть. Казалось, еще немного — и гранит опять станет гладким и чистым, каким был до сегодняшнего утра. Шепча заклинания, колдунья устало смыкала веки, но, раскрыв глаза, опять видела горбуна. Сколько ни шептала Лисья Лапа, лютый враг не исчезал. Чуть живая старуха побрела прочь. Сделав три шага, она остановилась и через плечо еще раз с отчаянием взглянула назад. Может быть, сейчас он все-таки исчез? Но Друг охотников по-прежнему смотрел на нее со скалы. Отныне священное место не принадлежало колдуньям, больше не ступят сюда ни Лисья Лапа, ни послушные ей старухи. Их заклинания, испокон веков раздававшиеся на этой скале, больше никогда не сольются с гулом порога. И всему виной этот безбородый мальчишка! Какой же казнью покарать осквернителя Священной скалы, посмевшего отнять ее у мудрых?!
ГЛАВА 5
По широкому простору Сорокской бухты Белого моря то там, то тут чернели лунки, затянутые тонкой ледяной коркой. Лунки пробивали по две в ряд, из одной в другую протягивали широкие ремни и привязывали к вмерзшим в лед кольям. Рано утром к бухте приходили женщины стойбища. По двое становились они у каждой пары отверстий — одна у правого кола, другая — у левого. Отвязав концы ремней, они осторожно вытаскивали из-подо льда перемет — широкую сыромятную полосу, на которой было прикреплено около десятка ремешков с костяной спицей-крючком на каждом. Под толстым льдом медленно плавала в полумраке тресковая молодь. У этой рыбы плохое чутье, ей надо натолкнуться на крючок, чтобы заметить и проглотить наживу. Много было расставлено подо льдом снастей, но скуден улов — две-три большеголовые рыбины на перемет уже считалось большой удачей. Чаще же всего приходилось заводить снасти обратно под лед, не сняв ни одной рыбины. Женщины снова накрепко привязывали концы ремня к кольям и с тоской загадывали: попадет или не попадет завтра хоть какая-нибудь рыба? От стойбища до бухты было не близко. В эту голодную пору немногие женщины имели силу добраться до залива и вернуться обратно. Самые слабые оставались в стойбище вместе с детьми и старухами. Они садились на корточки у входа в землянку и, повернув головы в сторону взморья, скрытого за лесом, томительно ждали, что добудут сегодня рыбачки. Неужели опять не принесут ничего?
Нетерпеливым детям не сиделось на месте. В конце концов, незаметно для самих себя, ребятишки выбирались на тропу, чтобы поскорее выведать от матерей, сколько они несут еды. Чаще всего улов помещался в плетеном из лыка коробе одной из женщин.
Редко выпадал день, когда на каждую землянку доставалось по целой рыбине. Тогда над всеми землянками поднимались клубы дыма. В месяц обилия люди выедали лишь мясистую спину сырой рыбы, выбрасывая все остальное. Когда добычи было много, ее не берегли. Но теперь раскромсанную рыбу разваривали в глиняном горшке до того, что она кашицей оседала на дне. Только затем начинали хлебать эту мутную ушицу. Каждый день начинался проводами рыбачек и охотников, тянулся в томительном, полном надежд ожидании и чаще всего кончался горьким разочарованием.
Но то утро, когда охотники должны были собраться колдовать у Священной скалы, началось по-другому. Охотники потихоньку от женщин отправились к порогу Шойрукши, а не на охоту, женщины же и вовсе не вышли из стойбища. Ночью умерла старуха, одна из помощниц Главной колдуньи, и навеки затих грудной младенец. Хотя смерть теперь была частым гостем в стойбище и к ней привыкли, она всегда вызывала много шума и суетни. Умершую колдунью по обычаю полагалось отнести на Священную скалу, прислонить ее к Стене мертвых и совершить обряд расставания и проводов в Страну духов. А хоронить ее надо было у землянки, где она жила с младшей дочерью, Красной Белкой, и внучкой, чтобы колдунья и после смерти охраняла их покой, — у этой землянки еще не было своего «охранителя». Тех же, кто умрет потом в этом жилище, уже не зароют возле него, а унесут в лес. Когда Главной колдунье сказали о смерти ее помощницы, Лисья Лапа пришла в замешательство. Льок осквернил Священную скалу, и теперь невозможно было совершить установленный обряд. Растерянность Главной колдуньи передалась ее помощницам. Имя Льока не сходило с их языка.
— Проклятый мальчишка! — бормотала Лисья Лапа. — Ты еще пожалеешь, что пошел против меня!
После долгих колебаний Главная колдунья решила совершить обряд расставания тут же, у землянки.
Умершую вынесли из жилища и положили у западной стены. Всем в стойбище нашлось дело: надо было выкопать яму, чтобы скрыть тело, надо было натаскать камней, чтобы сделать над могилой насыпь. Это лежало на обязанности женщин и девушек. А старухи уселись вокруг умершей. Лисья Лапа положила ее голову себе на колени и опустила руки на плечи мертвой.
— Ты должна оберегать Красную Белку и заботиться о ней, — нараспев проговорила она, глядя в лицо умершей.
— Ты должна оберегать Красную Белку, — хором повторили сидящие вокруг старухи.
— Ты должна охранять Ясную Зорьку, свою внучку, — продолжала поучать мертвую Лисья Лапа.
Один за другим следовали наставления Главной колдуньи, и старухи хором повторяли их. Потом Лисья Лапа напомнила умершей, что надо передать предкам от имени живущих — дочерей, внучек, правнучек. Когда все наказы и все поручения были перечислены, Главная колдунья наклонилась к уху умершей и зашептала:
— А еще — вели духам наказать осквернителя Священной скалы! Ты знаешь, имя его Льок, не забудь же сказать о нем.
У измученных голодом старух не хватало сил нести тело на руках. Умершую положили на оленью шкуру и подтащили к выкопанной яме. Тело засыпали землей, потом каждый, от старого до малого, повторяя одно и то же: «Не уходи от нас, защищай нас», стал бросать на могилу камни, пока над ней не вырос продолговатый холмик.
Ребенка похоронили без всякого обряда. Мать бережно завернула его в шкуру лосенка, снесла в лес к заранее облюбованной ею березе и повесила свою ношу на сук. Зато если при погребении старухи никто не уронил ни слезинки, здесь, у старого дерева, было пролито немало слез. Только после того как похоронили умерших, женщины пошли к взморью. Улов сегодня был не лучше вчерашнего. Может, и в эту ночь кто-нибудь, тихо заснув, больше не проснется. Смерть от голода легкая — она совсем незаметно приходит во время сна.
ГЛАВА 6
Еще только начинало светать, а Льок уже сидел у Священной скалы. Молодому колдуну было грустно. Теперь он остался совсем один. Никто не поможет ему советом, никто не расскажет о древних поверьях, а ведь мать знала их много.
Сегодня, чуть поднимется солнце, охотники придут к Священной скале просить духов послать удачу. Счастливая охота очень нужна людям стойбища, они больше не могут голодать. Удача нужна и самому Льоку. Ведь если охотники и сегодня вернутся без добычи, Лисья Лапа, погубившая мать, скажет, будто Льок, осквернитель Священной скалы, прогневил духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Пусть Главный охотник потребует, чтобы Друг вызвал из глубины моря в воды Выга много-много жирной семги, — бормотал Льок, сжимая кусок гранита. — Пусть ее наловят столько, чтобы хватило в запас на зиму. Когда от усталости рука совсем онемела, Льок поднялся и, отступив на шаг, задумался — какими изобразить уши у Роко: длинными, как рассказывают старики, или короткими, как у всех людей.
Вдруг где-то поблизости раздался крик:
— Он осквернил Священную гору! Горе нам! Горе!
На том месте, где скала уходила под заросли вереска, стояла Лисья Лапа и в ужасе трясла руками. На блестящей поверхности камня белели очертания ненавистного колдуньям горбуна! Как совершать теперь древние обряды, когда со скалы на колдуний будет смотреть Роко, покровитель мужчин и заклятый враг женщин? Льок навсегда лишил мудрых старух их заповедного места колдований… Ничего хуже этого не могло случиться! Рядом с Лисьей Лапой стояли другие старухи, а позади всех — Белая Куропатка, которую они привели, чтобы обучить обрядам колдовства. Снизу от реки, спотыкаясь, бежали женщины. Они шли за водой, когда раздался крик старухи.
— Льок осквернил Священную скалу! Льок погубил всех нас! — хором вопили за Лисьей Лапой старухи.
Мать Льока молчала. Несчастье казалось ей таким же страшным, как и всем другим женщинам. Но поправить сделанное нельзя, остается только одно — поскорее придумать, как отвести беду от сына.
— Смерть тебе, погубитель! — крикнула Лисья Лапа и, не помня себя от ярости, шагнула к Льоку.
Теперь юноша и сам испугался того, что сделал, но он хорошо знал, что ему несдобровать, если голос его не будет уверенным, а лицо спокойным.
— Не подходи! — громко сказал он. — Так велели мне духи. Тебе ли, женщина, восставать на Роко, покровителя охотников!
— Мы не знаем Роко! — закричала Лисья Лапа. — Наши духи сильнее!
— Если сильнее, пусть они прогонят Друга со скалы!
Главная колдунья замолчала. Сколько бы она ни трясла руками, но с камня не стереть того, что на нем выбито.
— Духи колдунов враждебны нашим, потому они и велели Льоку отнять у нас священное место, — наконец решилась вступиться за сына Белая Куропатка, — разве его вина…
Лисья Лапа быстро обернулась к женщине.
— Это из-за тебя мы потеряли святилище! — рассвирепев, крикнула она и потянулась крючковатыми пальцами к лицу Белой Куропатки. Бедной женщине показалось, что старуха хочет проткнуть ей глаза, и она в страхе попятилась. Пригибаясь, как рысь перед прыжком, старая колдунья шагнула к ней. Шаг, другой, третий…
Испуганная женщина в ужасе отступала все дальше и дальше от надвигавшейся на нее колдуньи.
— Мать, — закричал Льок, — порог!
Белая Куропатка покачнулась и, взмахнув руками, рухнула в кипящий поток.
— О-о-ох! — вздохнула толпа.
Лисья Лапа выпрямилась. Сейчас она не чувствовала обычной слабости и озноба, не покидавшего ее даже под теплыми шкурами. Вот оно, неожиданное избавление от соперницы!
Старуха не отрывала глаз от бурлящей желто-бурой воды. В густых клубах пены ей мерещилось ненавистной лицо той, что хотела стать поперек дороги.
— Женщина, носившая имя птицы, неправду говорила тебе Вещая.
Исполнилось сказанное мною вчера вечером: «Никогда не видеть тебе моей могилы, а я еще посмеюсь на твоей!» Сами духи внушили мне эти слова! — бормотала Лисья Лапа, словно погибшая могла ее услышать. Потом колдунья медленно повернулась к толпе и подняла свой посох.
— Так хотели наши духи! Так хотели наши духи! — прохрипела она. — Вы видели, она сама ушла к Хозяину реки. Он требовал большого подарка… Теперь он скоро пошлет нам пищу.
Старуха направилась к стойбищу. Две колдуньи, ее помощницы, подхватили ее под руки и бережно повели. Нельзя Главной колдунье выказывать немощь, она пошла, напрягая последние силы. Гибель Белой Куропатки была так неожиданна, все произошло так быстро, что Льок и женщины на соседнем островке долго не могли опомниться. Уже скрылись за прибрежными кустами три старухи, а еще никто не двигался с места. Некоторые плакали, некоторые с жалостью смотрели на Льока, но не смели ничего сказать. Наконец испуганные и подавленные женщины одна за другой потянулись к стойбищу.
Льок никуда не ушел. Он долго стоял не двигаясь, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Потом опустился на камень и закрыл лицо ладонями. Над ним высоко поднимал руку покровитель охотников Роко, которого так боялись и ненавидели колдуньи. Чуть живые от усталости и вновь без добычи возвращались охотники в стойбище. Здесь их ждали небывалые новости — молодой колдун выбил на Священной скале изображение Друга, а дух порога взял к себе мать колдуна. Как ни был измучен Кремень, он не пошел в землянку и не отпустил охотников. Все направились к скале и издали с удивлением и страхом рассматривали белевшего на камне горбатого Роко. Главный охотник переводил взгляд то на изображение, то на Льока, сидевшего на камне с опущенной головой. В первый раз он не знал, что сказать, как поступить.
Наконец Льок встал и оглядел всех покрасневшими от слез глазами.
— Мои духи сказали: «Пока охотники будут слушаться старух, не видеть им от нас помощи!» — глухим голосом, не похожим на свой обычный, по-мальчишески звонкий, заговорил он. — Духи велели мне: «Выбей на скале Друга, и пусть сам Главный охотник просит у него помощи, а свою волю и решения мы будем передавать через тебя».
Кремень совсем растерялся. То, что потребовал Льок, делало власть Главного охотника еще больше, это было на пользу Кремню. Но тогда он, а не колдун будет отвечать, если охота окажется неудачной. «Ни при одном из колдунов так не было. Не хочет ли этот мальчишка обмануть меня?» — размышлял старик, не сводя взгляда с бледного, ко всему равнодушного лица Льока.
Охотники тоже не знали, что думать. Все давно свыклись с тем, что мужчины промышляют, а колдун и колдуньи своими заклинаниями вымаливают им удачу. Теперь со скалы на них смотрит горбатый Роко, и колдун именем своих духов велит Кремню самому вступать в беседу с Другом охотников. Много ли было пользы в этом году от заклинаний старух? Не лучше ли послушаться молодого колдуна и самим просить Роко о помощи? Ведь послал же он вчера через Льока лебедя. Охотникам вспомнились когда-то слышанные ими рассказы о чудесных делах Друга, не забывающего своих сородичей. Устало переминаясь с ноги на ногу, они обдумывали скупые слова колдуна. Но никто не осмеливался заговорить первым. Это надлежало сделать Главному охотнику. Однако старик все еще не мог понять, как отнестись ему к новому решению духов.
Льок опять нарушил тягостное молчание.
— Если охотники никогда больше не обратятся к колдуньям, мои духи позволят им самим колдовать на священной скале, — медленно и громко сказал он. — Приходите завтра сюда просить у Друга удачи. Кремень посмотрел на стоявших позади него охотников.
— Придем на скалу! Попросим у Друга удачи! — закричали они. — Разве на охоте мы не сами колдуем?
— Теперь идите все в землянки, — подняв правую руку, приказал Льок, — когда встанет солнце над рекой, будьте здесь с дротиками и стрелами! Если колдун поднимал над головой руку, это означало, что он передает решение своих духов и охотники должны выполнять сказанное. Кремень недовольно, из-под нависших бровей всматривался в молодого колдуна. Но и он, Главный охотник, не смел возразить колдуну, стоявшему с поднятой рукой. Опустив голову и хмурясь, старик медленно повернулся и пошел к березовому стволу, переброшенному через поток.
Главный охотник остановился перед этим скользким, неверным мостиком и протянул руку. Ее тотчас взял шедший за ним охотник и сам протянул руку тому, кто был рядом с ним. То же сделал и третий, и четвертый, и пятый… Живая цепь перешла по шаткому бревну над клокочущих потоком. У Священной скалы остались Льок и еще три охотника. Это были его братья. Им надлежало совершить обряд расставания с матерью. Каждый из них понимал, что быстрое течение давно унесло ее тело к взморью, но гибель настигла мать у этого места, здесь и надо было прощаться с нею. У подножия скалы, на самом краю обрыва, стали два старших брата. Чуть поодаль от них — шестой сын. Младший, седьмой сын Белой Куропатки — колдун Льок, остался на скале.
Обычай запрещал плакать и сожалеть об умершем. Надо быть веселым, чтобы умершему не хотелось покинуть живых.
— Ты не уходи от нас! — громко, насколько позволял ему голос, крикнул старший сын Белой Куропатки. — Мы скоро принесем тебе еду. Хочешь жирной гусятины или мягкой утиной грудки?
— Мы не забудем тебя, — сказал второй сын. — Мы помним твои заботы о нас.
— Первого бобра, что я поймаю, я брошу в поток, — пообещал Бэй, ее шестой сын, — пусть Хозяин порога отдаст его тебе. Ты всегда любила мясо бобра.
Настала очередь Льока. Он знал, что нельзя плакать, но губы помимо воли тряслись и по щекам катились слезы. Он стал на колени, прижался лбом к холодному граниту скалы и что-то зашептал. Даже Бэй, стоявший к нему ближе других, не услышал, о чем говорил Льок. Грохот порога заглушал шепот брата.
Недолго пустовала Священная скала. Старому ворону не стоило прилетать сюда издалека. Только раз или два успел он ударить твердым клювом в трещину на камне, где еще темнели капли лебединой крови, как ему снова пришлось взметнуться ввысь: на скале появилась Лисья Лапа. Она приплелась одна, без обычных спутниц, опираясь на два длинных батога.
Ее землистое лицо было покрыто испариной, дрожали иссохшие руки, подгибались колени. Волоча распухшие ноги, старуха с трудом поднялась на скалу. Она встала перед изображением Роко и, сунув под мышки концы батогов, чтобы не упасть, протянула руки.
— Исчезни, — неуверенно бормотала колдунья, не спуская глаз с горбуна, белевшего на красной скале. — Говорю тебе, исчезни! От истощения кружилась голова, осекался голос, холодный пот леденил тело. Временами у нее мутилось в глазах, и тогда очертания ненавистного Роко начинали расплываться, бледнеть. Казалось, еще немного — и гранит опять станет гладким и чистым, каким был до сегодняшнего утра. Шепча заклинания, колдунья устало смыкала веки, но, раскрыв глаза, опять видела горбуна. Сколько ни шептала Лисья Лапа, лютый враг не исчезал. Чуть живая старуха побрела прочь. Сделав три шага, она остановилась и через плечо еще раз с отчаянием взглянула назад. Может быть, сейчас он все-таки исчез? Но Друг охотников по-прежнему смотрел на нее со скалы. Отныне священное место не принадлежало колдуньям, больше не ступят сюда ни Лисья Лапа, ни послушные ей старухи. Их заклинания, испокон веков раздававшиеся на этой скале, больше никогда не сольются с гулом порога. И всему виной этот безбородый мальчишка! Какой же казнью покарать осквернителя Священной скалы, посмевшего отнять ее у мудрых?!
ГЛАВА 5
По широкому простору Сорокской бухты Белого моря то там, то тут чернели лунки, затянутые тонкой ледяной коркой. Лунки пробивали по две в ряд, из одной в другую протягивали широкие ремни и привязывали к вмерзшим в лед кольям. Рано утром к бухте приходили женщины стойбища. По двое становились они у каждой пары отверстий — одна у правого кола, другая — у левого. Отвязав концы ремней, они осторожно вытаскивали из-подо льда перемет — широкую сыромятную полосу, на которой было прикреплено около десятка ремешков с костяной спицей-крючком на каждом. Под толстым льдом медленно плавала в полумраке тресковая молодь. У этой рыбы плохое чутье, ей надо натолкнуться на крючок, чтобы заметить и проглотить наживу. Много было расставлено подо льдом снастей, но скуден улов — две-три большеголовые рыбины на перемет уже считалось большой удачей. Чаще же всего приходилось заводить снасти обратно под лед, не сняв ни одной рыбины. Женщины снова накрепко привязывали концы ремня к кольям и с тоской загадывали: попадет или не попадет завтра хоть какая-нибудь рыба? От стойбища до бухты было не близко. В эту голодную пору немногие женщины имели силу добраться до залива и вернуться обратно. Самые слабые оставались в стойбище вместе с детьми и старухами. Они садились на корточки у входа в землянку и, повернув головы в сторону взморья, скрытого за лесом, томительно ждали, что добудут сегодня рыбачки. Неужели опять не принесут ничего?
Нетерпеливым детям не сиделось на месте. В конце концов, незаметно для самих себя, ребятишки выбирались на тропу, чтобы поскорее выведать от матерей, сколько они несут еды. Чаще всего улов помещался в плетеном из лыка коробе одной из женщин.
Редко выпадал день, когда на каждую землянку доставалось по целой рыбине. Тогда над всеми землянками поднимались клубы дыма. В месяц обилия люди выедали лишь мясистую спину сырой рыбы, выбрасывая все остальное. Когда добычи было много, ее не берегли. Но теперь раскромсанную рыбу разваривали в глиняном горшке до того, что она кашицей оседала на дне. Только затем начинали хлебать эту мутную ушицу. Каждый день начинался проводами рыбачек и охотников, тянулся в томительном, полном надежд ожидании и чаще всего кончался горьким разочарованием.
Но то утро, когда охотники должны были собраться колдовать у Священной скалы, началось по-другому. Охотники потихоньку от женщин отправились к порогу Шойрукши, а не на охоту, женщины же и вовсе не вышли из стойбища. Ночью умерла старуха, одна из помощниц Главной колдуньи, и навеки затих грудной младенец. Хотя смерть теперь была частым гостем в стойбище и к ней привыкли, она всегда вызывала много шума и суетни. Умершую колдунью по обычаю полагалось отнести на Священную скалу, прислонить ее к Стене мертвых и совершить обряд расставания и проводов в Страну духов. А хоронить ее надо было у землянки, где она жила с младшей дочерью, Красной Белкой, и внучкой, чтобы колдунья и после смерти охраняла их покой, — у этой землянки еще не было своего «охранителя». Тех же, кто умрет потом в этом жилище, уже не зароют возле него, а унесут в лес. Когда Главной колдунье сказали о смерти ее помощницы, Лисья Лапа пришла в замешательство. Льок осквернил Священную скалу, и теперь невозможно было совершить установленный обряд. Растерянность Главной колдуньи передалась ее помощницам. Имя Льока не сходило с их языка.
— Проклятый мальчишка! — бормотала Лисья Лапа. — Ты еще пожалеешь, что пошел против меня!
После долгих колебаний Главная колдунья решила совершить обряд расставания тут же, у землянки.
Умершую вынесли из жилища и положили у западной стены. Всем в стойбище нашлось дело: надо было выкопать яму, чтобы скрыть тело, надо было натаскать камней, чтобы сделать над могилой насыпь. Это лежало на обязанности женщин и девушек. А старухи уселись вокруг умершей. Лисья Лапа положила ее голову себе на колени и опустила руки на плечи мертвой.
— Ты должна оберегать Красную Белку и заботиться о ней, — нараспев проговорила она, глядя в лицо умершей.
— Ты должна оберегать Красную Белку, — хором повторили сидящие вокруг старухи.
— Ты должна охранять Ясную Зорьку, свою внучку, — продолжала поучать мертвую Лисья Лапа.
Один за другим следовали наставления Главной колдуньи, и старухи хором повторяли их. Потом Лисья Лапа напомнила умершей, что надо передать предкам от имени живущих — дочерей, внучек, правнучек. Когда все наказы и все поручения были перечислены, Главная колдунья наклонилась к уху умершей и зашептала:
— А еще — вели духам наказать осквернителя Священной скалы! Ты знаешь, имя его Льок, не забудь же сказать о нем.
У измученных голодом старух не хватало сил нести тело на руках. Умершую положили на оленью шкуру и подтащили к выкопанной яме. Тело засыпали землей, потом каждый, от старого до малого, повторяя одно и то же: «Не уходи от нас, защищай нас», стал бросать на могилу камни, пока над ней не вырос продолговатый холмик.
Ребенка похоронили без всякого обряда. Мать бережно завернула его в шкуру лосенка, снесла в лес к заранее облюбованной ею березе и повесила свою ношу на сук. Зато если при погребении старухи никто не уронил ни слезинки, здесь, у старого дерева, было пролито немало слез. Только после того как похоронили умерших, женщины пошли к взморью. Улов сегодня был не лучше вчерашнего. Может, и в эту ночь кто-нибудь, тихо заснув, больше не проснется. Смерть от голода легкая — она совсем незаметно приходит во время сна.
ГЛАВА 6
Еще только начинало светать, а Льок уже сидел у Священной скалы. Молодому колдуну было грустно. Теперь он остался совсем один. Никто не поможет ему советом, никто не расскажет о древних поверьях, а ведь мать знала их много.
Сегодня, чуть поднимется солнце, охотники придут к Священной скале просить духов послать удачу. Счастливая охота очень нужна людям стойбища, они больше не могут голодать. Удача нужна и самому Льоку. Ведь если охотники и сегодня вернутся без добычи, Лисья Лапа, погубившая мать, скажет, будто Льок, осквернитель Священной скалы, прогневил духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26