У медведя отрубили голову и лапы. Мертвого Ау положили на тушу зверя, прикрыли обоих валежником, потом стали сносить камни, выкапывая из-под снега. Медленно росла каменная насыпь. Теперь Ау, которого погубил «лесной человек», сам превратится в медведя, будет бродить в этих местах, помогать сородичам в охоте, выгонять к ним зверя. «Лесному человеку» нужны крепкие, длинные когти, и потому отрубленные медвежьи лапы зарыли вместе с ним.
Когда насыпь была готова, рядом вбили высокий кол и насадили на него голову медведя. Пусть ее клюют птицы и поливают дожди, пусть она мерзнет зимой, а летом мучится от жары под солнцем. Такие же мучения будут терпеть и другие медведи, живущие в этом лесу, за то, что их родич убил человека. Во время обряда похорон все распоряжения отдавал старый Нюк. Старик хорошо знал стародавние законы рода, и умершим предкам не за что было сердиться на него — он не нарушил и не забыл ни одного обычая. Охотники беспрекословно исполняли его приказания, они верили, что Ау будет хорошо, если при погребении они сделают все, что положено. Закончив обряд, пошли спускать лодки на воду, чтобы продолжать промысел. Теперь в ладье на место Главного охотника сел старый Нюк.
ГЛАВА 24
Люди стойбища еще с детства приучались следить за солнцем; по тому, где оно стояло на небе, угадывали время дня, находили дорогу в лесу… Даже ребятишки знали: когда солнце выходит из-за ствола сосны с расщепленной верхушкой и заходит за громадную косматую ель на косогоре, то наступают самые короткие дни в году. Пройдут три-четыре ночи, и солнце начнет появляться левее сосны, а заходить, все больше и больше отклоняясь, правее древней ели.
С незапамятной поры эти короткие дни считались самым опасным временем года. Колдуньи рассказывали, что в детстве им довелось самим слышать от старух, будто бы в это время злые духи борются с добрыми, а солнце воюет со мглой. Кто не знает, что солнце дает тепло и посылает много-много пищи? Кто не знает, что мгла рождает двух близнецов — холод и голод? Чтобы солнце победило темноту, люди помогали ему, зажигая ночью костры, дающие, подобно солнцу, свет и тепло, и подобно ему, отгоняющие злых духов. Вот почему и дети, и взрослые задолго до этого времени уже начинали собирать в лесу хворост и валежник, ломать еловые ветви и складывать в большие кучи вокруг селения. Еще осенью, не жалея сил, вытащили на берег подмытые рекой деревья, теперь их тоже приволокли к стойбищу. Наконец все было готово. Сложенные костры, которые оставалось только поджечь, опоясывали селение. Ждали лишь слова Главной колдуньи, чтобы начать празднество «помощи солнцу».
Вновь выбранная Главная колдунья не была такой мудрой, как Лисья Лапа. Та знала все приметы не хуже опытного охотника. Каждый год, когда наступали короткие дни, Лисья Лапа в звездные ночи приходила к сосне с расщепленной верхушкой и, стоя на одном и том же месте, у самого толстого корня, подолгу смотрела в небо. Старуха тут же у сосны делала зачем-то зарубки и выцарапывала какие-то значки на своем рябиновом батоге. Многое знала Лисья Лапа. Подобно охотникам, по стуку дятла о сухостой она могла угадать, какая завтра будет погода. Нередко, присев на корточки, она рассматривала, по-весеннему ли плотно слежался снег или он еще по-зимнему рыхл и пушист. Ее сгорбленная фигура встречалась охотникам и на морском берегу, и в лесной чаще. Вещая колдунья медленно бродила повсюду, опираясь на батог, и зорко приглядывалась и прислушивалась ко всему, что делалось в лесу и на море. Сам Главный охотник, старый Кремень, советовался с ней, с какого времени и с какого места начинать охоту. Накануне празднества «помощи солнцу» охотники всегда собирались у землянки Лисьей Лапы, и она предсказывала им, какой промысел в этом году будет удачным, каких снастей побольше готовить зимой к весне и каких бед следует опасаться.
Лисьей Лапы не стало, одна за другой заменявшие ее старухи не знали ее мудрых примет. Когда охотники их о чем-нибудь спрашивали, они вместо ответа принимались жаловаться, что Льок отнял у них Священную скалу и им негде гадать. Что они могут теперь знать, раз им негде советоваться со своими духами?
Вот почему, когда Главная колдунья наконец объявила, что сегодня настала пора зажечь костры, старый Нюк пришел к Льоку и сказал:
— Вещая говорит, если ты хозяин Священной скалы, то и должен узнать, что ждет нас в этом году. Спроси твоих духов и к вечеру передай их ответ. Пока Ау был Главным охотником, Льока никто не заставлял беседовать с духами и ему не приходилось хитрить и изворачиваться. Он вспомнил, как Ау выбросил в воду корешки, насылающие болезнь, и крикнул: «Не могу петлять, как заяц!» Льоку сейчас тоже хотелось крикнуть Нюку, что никаких духов он никогда не видел и не слышал, что они не приходят к нему, сколько бы он их ни звал, и ничего ему не говорят. Хотелось крикнуть, что ему надоело быть колдуном и обманывать сородичей. Но Льок промолчал. Как мог он признаться?! За обман сородичей покарают смертью не только его, но Бэя и других братьев.
Молодой колдун ушел в землянку, бросился на шкуру и долго-долго лежал
без движения, невольно прислушиваясь к веселым голосам подростков,
накладывающих еловые ветки поверх хвороста, чтобы, когда зажгут костры,
огонь давал искры.
Значит, опять Льоку надо было что-то придумывать и говорить за духов,
никогда им не виденных и никогда не слышанных. Опять надо всех обманывать,
даже тех, кого он горячо любил. Ведь Бэй верил, что он передает волю
духов! Где же они, эти духи? Ни во сне, ни наяву не показывался ни один из
них.
Льоку хотелось убежать подальше от стойбища, от братьев, от
охотников. Но куда уйдешь с дротиком в руках? Разве человек, как сыч, может жить совсем один? Льоку припомнилось, как лет пять назад, во время промысла за гусями, заблудился его сверстник. Когда его нашли поздней осенью, он не узнавал никого из сородичей, бросался на них, пытаясь, как зверь, искусать людей. Ему связали руки и ноги, закопали в яму и завалили ее камнями. Такая же участь ждет и того, кто посмеет обмануть сородичей. Чувствуя, как озноб леденит спину и теснит грудь, Льок забрался под оленьи шкуры и, пригревшись, незаметно заснул. Страшные сны мучили его, он стонал, метался в узкой колоде, молил кого-то о пощаде. Под вечер Льока разбудили голоса, кто-то настойчиво звал его выйти наружу.
В темноте, пошатываясь после тяжелого сна, Льок добрался до выхода. Откинув полог, он долго жмурился, пока не рассмотрел, что сумрачный и тихий день был уже на исходе. Мутные тучи затягивали небо, и в воздухе бесшумно падали редкие снежинки. Перед землянкой сидели на корточках охотники, впереди стоял Нюк.
— Что тебе сказали духи? — спросил Главный охотник, озабоченно глядя на колдуна. — Каков будет год?
Льока охватила оторопь — он проспал то время, что ему дали для беседы с духами, и он ничего не успел придумать! Но охотники ждали ответа, надо было говорить.
— Они сказали многое, — начал Льок и, чувствуя, что от страха подгибаются ноги, присел на пороге землянки. — Они велели тебе задавать вопросы.
— Какой промысел будет удачлив? — тотчас спросил старик.
«Ты-то сам любишь больше всего покачиваться на лодке в безопасном проливе у Кучи островов», — подумал Льок и потому ответил:
— В этом году охотники убьют много «пестрых мышей».
По довольному лицу старого Нюка было видно, что ответ ему понравился.
— Удастся ли добыть новую гору жира и мяса? — нетерпеливо выкрикнул Тибу.
Льок посмотрел на старчески сгорбленную спину Нюка.
«Где такому метнуть гарпун в стремительного кита!» — решил он.
— Нет, в этом году не надо ее даже искать.
— Это правда, никогда гора жира и мяса не попадается два лета подряд,
— одобрительно кивнув головой, подтвердил Нюк.
Один за другим задавали охотники вопросы, и колдун старался каждому дать ответ. Выходило, что предстоящий год не многим будет отличаться от прошедшего. Но это не показалось никому странным — жизнь людей стойбища и на самом деле была однообразной.
Льок уже радовался, что тягостное испытание кончилось, как вдруг Бэй спросил его:
— Не придется ли кому-нибудь из охотников схватиться с медведем?
Лгать и горячо любимому брату Льок не хотел.
— Надо остерегаться, — сказал он уклончиво.
Но Бэй стал расспрашивать: не сердятся ли на них «лесные люди»и где они собираются подстеречь охотников?
— Духи не велят больше говорить. Уходите, — крикнул Льок и ушел в землянку. «Сегодня я спасся от беды, — порадовался он, — но когда-нибудь ложь меня погубит!»
Пробиваясь сквозь меховой полог, до Льока стали доноситься странные звуки: это колдуньи ударяли колотушками по гулко звучащей коже нагретого у огня бубна. В нетопленную землянку колдуна прополз сладковатый запах дыма, издали слышались веселые голоса.
В стойбище началось празднество. Размахивая пылающими сосновыми сучьями, люди разом со всех сторон подожгли заготовленный хворост. Огненное кольцо охватило селение.
Взрослые и дети прыгали через дымящиеся костры — считалось, что дым очищает человека от всего злого. Все, у кого в сырую погоду ломило кости, ныла натруженная спина или мучили другие недуги, надев вывороченную наизнанку одежду, становились в клубы дыма, чтобы он выгнал злых духов, притаившихся в складках.
Самая долгая ночь в году для людей стойбища проходила незаметно. Белесой пеленой дыма затянуло селение. Чтобы дым стал еще гуще, дети бросали в огонь пригоршни снега и пучки смоченных водою веток. Все забыли свои горести, плясали и пели, кричали на разные голоса, подражая то реву зверей, то крику птиц, перебегали от костра к костру. Землянки стояли пустые, даже самые маленькие дети не спали и веселились со старшими. Только в одной землянке теплился огонь очага, и подле него одиноко сидела женщина. Это была Искра. Она прислушивалась к шумному веселью, но ей самой не было весело. Уж очень тяжелым был для нее прошедший год — еще не забылся ни Ау, ни ребенок, брошенный в кипящий поток Шойрукши. Празднество кончилось только с наступлением утра. Весь день и следующую ночь люди отсыпались, а потом взялись за обычные дела. Женщины скребли и мяли добытые за год шкуры, выделывали из жил крепкие нити, чтобы к новым промыслам нашить достаточно одежды. Мужчины готовили охотничьи снасти, вытачивали костяные крючки для подледного лова. Хотя зима еще лютовала над стойбищем, но солнце уже звало весну и потому все дольше и дольше оставалось каждый день на небе.
ГЛАВА 25
Вскоре после празднества «помощи солнцу» Главный охотник вместе с двумя старухами — хозяйками стойбища — проверил запасы пищи. Ее оставалось уже немного, как это бывало каждый год к этому времени. Но голод все же не грозил селению — на берегу моря в десяти больших ямах хранились мясо и жир кита, которого убил великий охотник Ау.
Нюк велел готовиться к дальнему пути за китовым мясом. Два дня охотники чинили лыжи, распаривая их и вставляя в правилку. Те, у кого лыжи были ненадежными, делали новые. Женщины плели большие кошели из бересты, привязывали к ним широкие ремни, чтобы ношу было удобно нести на спине. Всем предстояло немало дней утомительного труда. Китового мяса зарыто в ямах столько, что перенести его сразу было невозможно. Но женщины не могли идти с мужчинами до самых ям. Ночь застала бы их в дороге, а женщинам полагалось ночевать в своих землянках, чтобы хозяйки лесов, болот и гор, ревниво охраняющие свои владения, не смогли их обидеть. Нюк, вспомнив, как делали в таких случаях раньше, решил, что охотники будут сбрасывать ношу в условленном месте на расстоянии полудня ходьбы от стойбища и возвращаться назад к ямам за новым грузом. До условного места женщины успеют дойти и еще засветло вернуться назад. На третий день утром охотники на лыжах двинулись в дальнюю дорогу. Льок отправился с ними. Шли один в затылок другому. Лыжи идущих позади легко скользили по накатанному следу, зато переднему приходилось трудно — он прокладывал лыжню по снежной целине. Поэтому время от времени передний круто сворачивал в сторону, пропуская мимо себя всех лыжников, и последним бежал за ними.
На другой день к вечеру охотники увидели на скале столб, сложенный из камней.
Охотники приостановились. Старый Нюк вышел вперед, чтобы принести благодарность киту — предку рода, который милостиво накормит своих потомков мясом. Потом двинулись дальше, уже не смея проронить ни слова. Медленно приближались охотники к месту хранения запасов. Вдруг по цепи лыжников прошел повторяемый шепотом приказ Главного охотника:
— Стой!
Те, кто был впереди, увидели, что снежная пелена испещрена следами и камни над одной ямой разворочены.
В страхе и гневе охотники застыли на месте. Из-за камней на краю ямы поднялся высокий, широкоплечий человек в изодранной одежде. Хотя человек стоял спиной, все тотчас узнали его. Это был Кремень! В одной руке он держал кусок мяса, а вторую приставил ко лбу. Должно быть, он расслышал хруст снега под лыжами, но не понял, откуда шел звук, и смотрел в другую сторону. Тихий вздох ужаса пронесся по толпе охотников. Кремень обернулся.
— Смерть Кровавому Хоро! — закричал Нюк. — Смерть ему!
— Смерть ему! Смерть! — подхватили охотники и, наталкиваясь друг на друга концами лыж, бросились на врага.
Старик сорвал что-то с шеи и, подняв руку, закричал:
— Я Кремень! Я не Хоро! Льок обманул вас! Ему, а не мне смерть!..
Но было поздно. Передние охотники добежали до старика, сшибли его с ног. Вмиг подоспели и другие. Все сбились в кучу и, когда потом разом расступились, то на снегу неподвижно осталось лежать изуродованное тело старика.
Гул встревоженных голосов вдруг прорезал звонкий крик Тибу:
— У него нет зубов! Это не Хоро!
Старики всегда говорили, что у Кровавого Хоро острые, словно у щуки, зубы, от их прикосновения человек покрывается черными пятнами и умирает. Старый Нюк наклонился над телом и увидел, что Тибу сказал правду.
— Это не Кровавый Хоро, — подтвердил он, рассматривая мертвеца. — Это беззубый старик. Значит, это настоящий Кремень.
Потом Главный охотник наклонился еще ниже и разжал мертвую руку. На снег упал вырезанный из кости человечек, которого в стойбище называли отцом колдунов. Голова у него была круглая, как лесной орешек, туловище напоминало короткую палочку, руки были намечены черточками. Нюк, переживший трех колдунов, много раз видел такую фигурку. Она была четвертым, самым главным из семи амулетов в колдовском ожерелье, ей полагалось всегда висеть на груди колдуна. Как могла попасть фигурка в руку Кремня?
— Где твой отец колдунов? — быстро обернувшись к Льоку, спросил Главный охотник.
Льок побелел — значит, он обронил его в хранилище промысловых одежд, когда, спасая друга, готовил гибель Кремню.
— Покажи его! — повторил старый Нюк.
Льоку перехватило горло, он рванул ворот, и пальцы его нащупали новый амулет, который он сам вырезал из кости в пору дождей. Юноша вздохнул свободнее. Он снял ремешок с шеи и протянул его Главному охотнику.
— Вот, смотри, — сказал он.
— Это не тот! — покачал головой Нюк. — Ни один колдун не носил такого! Вот настоящий. Скажи, как мог он попасть к Кремню? Скажи, почему Кремень назвал твое имя?
Льок ничего не ответил.
— Я спрашиваю тебя, колдун! — грозно крикнул Нюк.
Льок молчал.
— Пусть он спросит своих духов! — пришел на помощь брату Бэй. — Какой человек что-нибудь понимает во всем этом? И ты, Нюк, ничего не понимаешь.
— Я не понимаю, — согласился старик. — Но мы должны понять! Спроси, колдун, своих духов.
Растерянно смотрел Льок на лежавшего на снегу мертвеца. Что сказать сородичам? Как объяснить, что у Кровавого Хоро нет зубов? Как объяснить, что амулет оказался в руке старика? Почему у него, Льока, на ремешке новый человечек? Что кричал про него Кремень?
Охотники в угрюмом молчании ждали его объяснения. В этой напряженной тишине Льок почувствовал, что смерть совсем близка. Не увидеть ему восхода медленно уходящего за море солнца.
Но тут он вдруг понял, что закат солнца — это отсрочка гибели.
— Пока земля не покроет мертвого, духи не придут на беседу со мной, — проговорил он, сообразив, что хоронить покойника можно лишь до заката солнца.
Смерть отодвинулась от него, но так много было истрачено сил за это короткое время, что Льок зашатался и, теряя сознание, упал на снег. Очнулся Льок в стороне от ям, за скалой, защищавшей от ветра. Когда он открыл глаза, первое, что он увидел, было склоненное над ним лицо брата.
— Ты жив! — обрадованно проговорил Бэй. — Ты был белый как снег.
Уже совсем стемнело, и семь костров ярко полыхали на поляне в прибрежном лесу. Охотники разожгли их, чтобы дух непогребенного Кремня не мог приблизиться к ним. Пока солнце не разгонит ночную тьму, никто из них не осмелится выйти за круг огня.
«Пройдет длинная зимняя ночь, настанет утро, что я скажу тогда сородичам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Когда насыпь была готова, рядом вбили высокий кол и насадили на него голову медведя. Пусть ее клюют птицы и поливают дожди, пусть она мерзнет зимой, а летом мучится от жары под солнцем. Такие же мучения будут терпеть и другие медведи, живущие в этом лесу, за то, что их родич убил человека. Во время обряда похорон все распоряжения отдавал старый Нюк. Старик хорошо знал стародавние законы рода, и умершим предкам не за что было сердиться на него — он не нарушил и не забыл ни одного обычая. Охотники беспрекословно исполняли его приказания, они верили, что Ау будет хорошо, если при погребении они сделают все, что положено. Закончив обряд, пошли спускать лодки на воду, чтобы продолжать промысел. Теперь в ладье на место Главного охотника сел старый Нюк.
ГЛАВА 24
Люди стойбища еще с детства приучались следить за солнцем; по тому, где оно стояло на небе, угадывали время дня, находили дорогу в лесу… Даже ребятишки знали: когда солнце выходит из-за ствола сосны с расщепленной верхушкой и заходит за громадную косматую ель на косогоре, то наступают самые короткие дни в году. Пройдут три-четыре ночи, и солнце начнет появляться левее сосны, а заходить, все больше и больше отклоняясь, правее древней ели.
С незапамятной поры эти короткие дни считались самым опасным временем года. Колдуньи рассказывали, что в детстве им довелось самим слышать от старух, будто бы в это время злые духи борются с добрыми, а солнце воюет со мглой. Кто не знает, что солнце дает тепло и посылает много-много пищи? Кто не знает, что мгла рождает двух близнецов — холод и голод? Чтобы солнце победило темноту, люди помогали ему, зажигая ночью костры, дающие, подобно солнцу, свет и тепло, и подобно ему, отгоняющие злых духов. Вот почему и дети, и взрослые задолго до этого времени уже начинали собирать в лесу хворост и валежник, ломать еловые ветви и складывать в большие кучи вокруг селения. Еще осенью, не жалея сил, вытащили на берег подмытые рекой деревья, теперь их тоже приволокли к стойбищу. Наконец все было готово. Сложенные костры, которые оставалось только поджечь, опоясывали селение. Ждали лишь слова Главной колдуньи, чтобы начать празднество «помощи солнцу».
Вновь выбранная Главная колдунья не была такой мудрой, как Лисья Лапа. Та знала все приметы не хуже опытного охотника. Каждый год, когда наступали короткие дни, Лисья Лапа в звездные ночи приходила к сосне с расщепленной верхушкой и, стоя на одном и том же месте, у самого толстого корня, подолгу смотрела в небо. Старуха тут же у сосны делала зачем-то зарубки и выцарапывала какие-то значки на своем рябиновом батоге. Многое знала Лисья Лапа. Подобно охотникам, по стуку дятла о сухостой она могла угадать, какая завтра будет погода. Нередко, присев на корточки, она рассматривала, по-весеннему ли плотно слежался снег или он еще по-зимнему рыхл и пушист. Ее сгорбленная фигура встречалась охотникам и на морском берегу, и в лесной чаще. Вещая колдунья медленно бродила повсюду, опираясь на батог, и зорко приглядывалась и прислушивалась ко всему, что делалось в лесу и на море. Сам Главный охотник, старый Кремень, советовался с ней, с какого времени и с какого места начинать охоту. Накануне празднества «помощи солнцу» охотники всегда собирались у землянки Лисьей Лапы, и она предсказывала им, какой промысел в этом году будет удачным, каких снастей побольше готовить зимой к весне и каких бед следует опасаться.
Лисьей Лапы не стало, одна за другой заменявшие ее старухи не знали ее мудрых примет. Когда охотники их о чем-нибудь спрашивали, они вместо ответа принимались жаловаться, что Льок отнял у них Священную скалу и им негде гадать. Что они могут теперь знать, раз им негде советоваться со своими духами?
Вот почему, когда Главная колдунья наконец объявила, что сегодня настала пора зажечь костры, старый Нюк пришел к Льоку и сказал:
— Вещая говорит, если ты хозяин Священной скалы, то и должен узнать, что ждет нас в этом году. Спроси твоих духов и к вечеру передай их ответ. Пока Ау был Главным охотником, Льока никто не заставлял беседовать с духами и ему не приходилось хитрить и изворачиваться. Он вспомнил, как Ау выбросил в воду корешки, насылающие болезнь, и крикнул: «Не могу петлять, как заяц!» Льоку сейчас тоже хотелось крикнуть Нюку, что никаких духов он никогда не видел и не слышал, что они не приходят к нему, сколько бы он их ни звал, и ничего ему не говорят. Хотелось крикнуть, что ему надоело быть колдуном и обманывать сородичей. Но Льок промолчал. Как мог он признаться?! За обман сородичей покарают смертью не только его, но Бэя и других братьев.
Молодой колдун ушел в землянку, бросился на шкуру и долго-долго лежал
без движения, невольно прислушиваясь к веселым голосам подростков,
накладывающих еловые ветки поверх хвороста, чтобы, когда зажгут костры,
огонь давал искры.
Значит, опять Льоку надо было что-то придумывать и говорить за духов,
никогда им не виденных и никогда не слышанных. Опять надо всех обманывать,
даже тех, кого он горячо любил. Ведь Бэй верил, что он передает волю
духов! Где же они, эти духи? Ни во сне, ни наяву не показывался ни один из
них.
Льоку хотелось убежать подальше от стойбища, от братьев, от
охотников. Но куда уйдешь с дротиком в руках? Разве человек, как сыч, может жить совсем один? Льоку припомнилось, как лет пять назад, во время промысла за гусями, заблудился его сверстник. Когда его нашли поздней осенью, он не узнавал никого из сородичей, бросался на них, пытаясь, как зверь, искусать людей. Ему связали руки и ноги, закопали в яму и завалили ее камнями. Такая же участь ждет и того, кто посмеет обмануть сородичей. Чувствуя, как озноб леденит спину и теснит грудь, Льок забрался под оленьи шкуры и, пригревшись, незаметно заснул. Страшные сны мучили его, он стонал, метался в узкой колоде, молил кого-то о пощаде. Под вечер Льока разбудили голоса, кто-то настойчиво звал его выйти наружу.
В темноте, пошатываясь после тяжелого сна, Льок добрался до выхода. Откинув полог, он долго жмурился, пока не рассмотрел, что сумрачный и тихий день был уже на исходе. Мутные тучи затягивали небо, и в воздухе бесшумно падали редкие снежинки. Перед землянкой сидели на корточках охотники, впереди стоял Нюк.
— Что тебе сказали духи? — спросил Главный охотник, озабоченно глядя на колдуна. — Каков будет год?
Льока охватила оторопь — он проспал то время, что ему дали для беседы с духами, и он ничего не успел придумать! Но охотники ждали ответа, надо было говорить.
— Они сказали многое, — начал Льок и, чувствуя, что от страха подгибаются ноги, присел на пороге землянки. — Они велели тебе задавать вопросы.
— Какой промысел будет удачлив? — тотчас спросил старик.
«Ты-то сам любишь больше всего покачиваться на лодке в безопасном проливе у Кучи островов», — подумал Льок и потому ответил:
— В этом году охотники убьют много «пестрых мышей».
По довольному лицу старого Нюка было видно, что ответ ему понравился.
— Удастся ли добыть новую гору жира и мяса? — нетерпеливо выкрикнул Тибу.
Льок посмотрел на старчески сгорбленную спину Нюка.
«Где такому метнуть гарпун в стремительного кита!» — решил он.
— Нет, в этом году не надо ее даже искать.
— Это правда, никогда гора жира и мяса не попадается два лета подряд,
— одобрительно кивнув головой, подтвердил Нюк.
Один за другим задавали охотники вопросы, и колдун старался каждому дать ответ. Выходило, что предстоящий год не многим будет отличаться от прошедшего. Но это не показалось никому странным — жизнь людей стойбища и на самом деле была однообразной.
Льок уже радовался, что тягостное испытание кончилось, как вдруг Бэй спросил его:
— Не придется ли кому-нибудь из охотников схватиться с медведем?
Лгать и горячо любимому брату Льок не хотел.
— Надо остерегаться, — сказал он уклончиво.
Но Бэй стал расспрашивать: не сердятся ли на них «лесные люди»и где они собираются подстеречь охотников?
— Духи не велят больше говорить. Уходите, — крикнул Льок и ушел в землянку. «Сегодня я спасся от беды, — порадовался он, — но когда-нибудь ложь меня погубит!»
Пробиваясь сквозь меховой полог, до Льока стали доноситься странные звуки: это колдуньи ударяли колотушками по гулко звучащей коже нагретого у огня бубна. В нетопленную землянку колдуна прополз сладковатый запах дыма, издали слышались веселые голоса.
В стойбище началось празднество. Размахивая пылающими сосновыми сучьями, люди разом со всех сторон подожгли заготовленный хворост. Огненное кольцо охватило селение.
Взрослые и дети прыгали через дымящиеся костры — считалось, что дым очищает человека от всего злого. Все, у кого в сырую погоду ломило кости, ныла натруженная спина или мучили другие недуги, надев вывороченную наизнанку одежду, становились в клубы дыма, чтобы он выгнал злых духов, притаившихся в складках.
Самая долгая ночь в году для людей стойбища проходила незаметно. Белесой пеленой дыма затянуло селение. Чтобы дым стал еще гуще, дети бросали в огонь пригоршни снега и пучки смоченных водою веток. Все забыли свои горести, плясали и пели, кричали на разные голоса, подражая то реву зверей, то крику птиц, перебегали от костра к костру. Землянки стояли пустые, даже самые маленькие дети не спали и веселились со старшими. Только в одной землянке теплился огонь очага, и подле него одиноко сидела женщина. Это была Искра. Она прислушивалась к шумному веселью, но ей самой не было весело. Уж очень тяжелым был для нее прошедший год — еще не забылся ни Ау, ни ребенок, брошенный в кипящий поток Шойрукши. Празднество кончилось только с наступлением утра. Весь день и следующую ночь люди отсыпались, а потом взялись за обычные дела. Женщины скребли и мяли добытые за год шкуры, выделывали из жил крепкие нити, чтобы к новым промыслам нашить достаточно одежды. Мужчины готовили охотничьи снасти, вытачивали костяные крючки для подледного лова. Хотя зима еще лютовала над стойбищем, но солнце уже звало весну и потому все дольше и дольше оставалось каждый день на небе.
ГЛАВА 25
Вскоре после празднества «помощи солнцу» Главный охотник вместе с двумя старухами — хозяйками стойбища — проверил запасы пищи. Ее оставалось уже немного, как это бывало каждый год к этому времени. Но голод все же не грозил селению — на берегу моря в десяти больших ямах хранились мясо и жир кита, которого убил великий охотник Ау.
Нюк велел готовиться к дальнему пути за китовым мясом. Два дня охотники чинили лыжи, распаривая их и вставляя в правилку. Те, у кого лыжи были ненадежными, делали новые. Женщины плели большие кошели из бересты, привязывали к ним широкие ремни, чтобы ношу было удобно нести на спине. Всем предстояло немало дней утомительного труда. Китового мяса зарыто в ямах столько, что перенести его сразу было невозможно. Но женщины не могли идти с мужчинами до самых ям. Ночь застала бы их в дороге, а женщинам полагалось ночевать в своих землянках, чтобы хозяйки лесов, болот и гор, ревниво охраняющие свои владения, не смогли их обидеть. Нюк, вспомнив, как делали в таких случаях раньше, решил, что охотники будут сбрасывать ношу в условленном месте на расстоянии полудня ходьбы от стойбища и возвращаться назад к ямам за новым грузом. До условного места женщины успеют дойти и еще засветло вернуться назад. На третий день утром охотники на лыжах двинулись в дальнюю дорогу. Льок отправился с ними. Шли один в затылок другому. Лыжи идущих позади легко скользили по накатанному следу, зато переднему приходилось трудно — он прокладывал лыжню по снежной целине. Поэтому время от времени передний круто сворачивал в сторону, пропуская мимо себя всех лыжников, и последним бежал за ними.
На другой день к вечеру охотники увидели на скале столб, сложенный из камней.
Охотники приостановились. Старый Нюк вышел вперед, чтобы принести благодарность киту — предку рода, который милостиво накормит своих потомков мясом. Потом двинулись дальше, уже не смея проронить ни слова. Медленно приближались охотники к месту хранения запасов. Вдруг по цепи лыжников прошел повторяемый шепотом приказ Главного охотника:
— Стой!
Те, кто был впереди, увидели, что снежная пелена испещрена следами и камни над одной ямой разворочены.
В страхе и гневе охотники застыли на месте. Из-за камней на краю ямы поднялся высокий, широкоплечий человек в изодранной одежде. Хотя человек стоял спиной, все тотчас узнали его. Это был Кремень! В одной руке он держал кусок мяса, а вторую приставил ко лбу. Должно быть, он расслышал хруст снега под лыжами, но не понял, откуда шел звук, и смотрел в другую сторону. Тихий вздох ужаса пронесся по толпе охотников. Кремень обернулся.
— Смерть Кровавому Хоро! — закричал Нюк. — Смерть ему!
— Смерть ему! Смерть! — подхватили охотники и, наталкиваясь друг на друга концами лыж, бросились на врага.
Старик сорвал что-то с шеи и, подняв руку, закричал:
— Я Кремень! Я не Хоро! Льок обманул вас! Ему, а не мне смерть!..
Но было поздно. Передние охотники добежали до старика, сшибли его с ног. Вмиг подоспели и другие. Все сбились в кучу и, когда потом разом расступились, то на снегу неподвижно осталось лежать изуродованное тело старика.
Гул встревоженных голосов вдруг прорезал звонкий крик Тибу:
— У него нет зубов! Это не Хоро!
Старики всегда говорили, что у Кровавого Хоро острые, словно у щуки, зубы, от их прикосновения человек покрывается черными пятнами и умирает. Старый Нюк наклонился над телом и увидел, что Тибу сказал правду.
— Это не Кровавый Хоро, — подтвердил он, рассматривая мертвеца. — Это беззубый старик. Значит, это настоящий Кремень.
Потом Главный охотник наклонился еще ниже и разжал мертвую руку. На снег упал вырезанный из кости человечек, которого в стойбище называли отцом колдунов. Голова у него была круглая, как лесной орешек, туловище напоминало короткую палочку, руки были намечены черточками. Нюк, переживший трех колдунов, много раз видел такую фигурку. Она была четвертым, самым главным из семи амулетов в колдовском ожерелье, ей полагалось всегда висеть на груди колдуна. Как могла попасть фигурка в руку Кремня?
— Где твой отец колдунов? — быстро обернувшись к Льоку, спросил Главный охотник.
Льок побелел — значит, он обронил его в хранилище промысловых одежд, когда, спасая друга, готовил гибель Кремню.
— Покажи его! — повторил старый Нюк.
Льоку перехватило горло, он рванул ворот, и пальцы его нащупали новый амулет, который он сам вырезал из кости в пору дождей. Юноша вздохнул свободнее. Он снял ремешок с шеи и протянул его Главному охотнику.
— Вот, смотри, — сказал он.
— Это не тот! — покачал головой Нюк. — Ни один колдун не носил такого! Вот настоящий. Скажи, как мог он попасть к Кремню? Скажи, почему Кремень назвал твое имя?
Льок ничего не ответил.
— Я спрашиваю тебя, колдун! — грозно крикнул Нюк.
Льок молчал.
— Пусть он спросит своих духов! — пришел на помощь брату Бэй. — Какой человек что-нибудь понимает во всем этом? И ты, Нюк, ничего не понимаешь.
— Я не понимаю, — согласился старик. — Но мы должны понять! Спроси, колдун, своих духов.
Растерянно смотрел Льок на лежавшего на снегу мертвеца. Что сказать сородичам? Как объяснить, что у Кровавого Хоро нет зубов? Как объяснить, что амулет оказался в руке старика? Почему у него, Льока, на ремешке новый человечек? Что кричал про него Кремень?
Охотники в угрюмом молчании ждали его объяснения. В этой напряженной тишине Льок почувствовал, что смерть совсем близка. Не увидеть ему восхода медленно уходящего за море солнца.
Но тут он вдруг понял, что закат солнца — это отсрочка гибели.
— Пока земля не покроет мертвого, духи не придут на беседу со мной, — проговорил он, сообразив, что хоронить покойника можно лишь до заката солнца.
Смерть отодвинулась от него, но так много было истрачено сил за это короткое время, что Льок зашатался и, теряя сознание, упал на снег. Очнулся Льок в стороне от ям, за скалой, защищавшей от ветра. Когда он открыл глаза, первое, что он увидел, было склоненное над ним лицо брата.
— Ты жив! — обрадованно проговорил Бэй. — Ты был белый как снег.
Уже совсем стемнело, и семь костров ярко полыхали на поляне в прибрежном лесу. Охотники разожгли их, чтобы дух непогребенного Кремня не мог приблизиться к ним. Пока солнце не разгонит ночную тьму, никто из них не осмелится выйти за круг огня.
«Пройдет длинная зимняя ночь, настанет утро, что я скажу тогда сородичам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26