Даже Хоанес проснулся и недоуменно огляделся вокруг. Молчание длилось недолго.
— Я не могу… одалживать деньги… у незнакомых мне лиц, — с трудом подбирая слова, сказал Хуан.
Надежда, на мгновение озарившая его лицо, погасла.
Я вынул из кармана кошелек, пересек комнату и положил его на стол.
— Мое имя Блас де Медина. Идальго из Кастилии, племянник отважного Кристобаля Мальдонадо.
Я с достоинством наклонил голову и, вернувшись на свое место у стены, снова сел на лавку.
Бледный от волнения Хуан с благодарностью посмотрел на меня.
— Спасибо, сеньор де Медина, — тихо, почти шепотом сказал он и взял кошелек.
В эту секунду дверь, ведущая в комнату де Орельяны, распахнулась.
— Давайте арестованного! — крикнул высунувшийся из-за двери старый солдат с изможденным, изукрашенным шрамами лицом.
Хоанес подтолкнул меня в спину, и мы вместе с ним переступили порог небольшой, богато обставленной комнаты.
За столом сидели четверо. Я сделал несколько шагов и очутился прямо перед моложавым красивым дворянином с черной повязкой на глазу. Не взглянув на остальных, я поклонился и без тени робости сказал:
— Идальго из Кастилии Блас де Медина счастлив приветствовать славного капитана Франсиско де Орельяну!
Я и в самом деле был тогда по-настоящему счастлив приветствовать героя моих грез…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОЩАЙ, КИТО!
Вспоминая свой первый — разговор с капитаном Франсиско де Орельяной, я до сих пор так и не могу понять, отчего сеньор капитан не только решился взять меня с собой, но и почтил своим покровительством.
В самом деле, у него было, немало оснований для категорического отказа. Я неопытен и молод, новичок в этих краях и к тому же только что перенес тяжелую болезнь, то есть, как солдат я представлял собою сомнительную ценность. Хуже того, я мог оказаться лазутчиком врагов капитана — их у него в Индиях было немало. Никто в Кито, в том числе и колченогий Родриго Перес, не мог поручиться, что я тот самый человек, за которого себя выдаю. А Игнасио Варела, хорошо знавший моего дядю, недвусмысленно заявил капитану, что он ни разу не слыхал от Кристобаля де Сеговии даже упоминания о родственнике по имени Блас, собирающемся приехать к нему из Испании. Так оно, конечно, и было: мой дядя не мог предполагать, что его племянник, которого он видел в последний раз семилетним, окажется вдруг в стране поверженных инков . Наконец, достаточно странным могло показаться и мое поведение: недаром же меня заподозрили в шпионаже. Кто знает, не подосланный ли убийца этот упрямый парень, рвущийся встретиться с глазу на глаз с известным завоевателем?
Тем не менее, Франсиско де Орельяна, поговорив со мной несколько минут, решился включить меня в состав своего отряда. Он сказал, что верит моему слову и что среди его солдат племянник доблестного Мальдонадо найдет верных товарищей, готовых разделить и хлеб, и горе с каждым рыцарем, вставшим на путь борца за торжество веры. Он велел позвать Хуана де Аревало и, когда тот вошел, поручил ему позаботиться, чтобы я был принят солдатами, как равный. Затем он отпустил нас обоих, пожелав стать друзьями.
Так уж получилось, что наша большая дружба с молодым кастильским дворянином Хуаном де Аревало началась с благословения славного воина сеньора Франсиско де Орельяны.
Когда мы с Хуаном вышли на площадь, он пылко обнял меня и вложил в руку увесистый мешочек с монетами. Оказалось, мои двадцать песо были роковыми для тощего Гарсии де Сория: Хуан не только отыграл чужие деньги, но и с лихвой вернул назад все свое состояние, проигранное им Гарсии ранее. Изменчивое счастье, наконец, улыбнулось ему, и если бы не Орельяна, позвавший Хуана к себе, долговязому пришлось бы совсем худо.
И все же не пожелания капитана и, тем более, не мой счастливые песо легли в основу глубокой и искренней привязанности, соединившей меня с Хуаном де Аревало. Мало того, что мы чувствовали взаимную симпатию друг к другу, — в нашей судьбе было много общего. Мы были сверстниками, оба происходили из знатных, но обедневших дворянских семей, оба страстно жаждали приключений и подвигов в таинственных дебрях Индий. Хотя Хуан уже больше года был под началом Орельяны, ему, как и мне, еще не пришлось по-настоящему изведать прелести сражений и радости воинской славы. Прошлой зимой, когда он приехал из Кастилии в Сантьяго-де-Гуякиль, сеньор Франсиско был занят главным образом улаживанием своих хозяйственных дел: за успешное участие в разгроме своего соперника Альмагро маркиз Франсиско Писарро пожаловал Орельяне большие поместья и множество «хороших» индейцев. Капитан оказался умелым и рачительным хозяином, однако не в его натуре было сидеть на месте и заниматься извлечением доходов из владений: стоило пронестись слуху о задуманном Гонсало Писарро походе в неведомую страну Корицы, как сеньор капитан стал деятельно готовиться к новым ратным приключениям. Он распродал большую часть рабов и земель и принялся снаряжать за свой счет отряд добровольцев. Так, в хлопотах и заботах, а вовсе не в боях и походах, провел свой год в Индиях Хуан де Аревало, ставший оруженосцем и любимцем капитана.
Впрочем, полюбить Хуана было нетрудно — он обладал редким и чудесным даром сразу же располагать к себе самых разных людей. Невысокий, но крепкий и стройный, с тонкими, почти девичьими чертами лица, звонкоголосый, общительный и веселый, он умел подбодрить в минуту уныния, расшевелить любого толстокожего лентяя, заставить добродушно рассмеяться самого привередливого ворчуна. Хотя ему еще не пришлось повоевать, он успел зарекомендовать себя храбрецом во время перехода через горы от Сантьяго до Кито: хладнокровно гарцуя на краю пропасти, Хуан вызывал одобрительную улыбку у ветеранов конкисты, не знающих, что такое страх.
Но о храбрости Хуана и других его достоинствах я узнал несколько позже. В первый же день нашего знакомства я увидел в нем лишь славного, неглупого и приветливого юношу, с искренней благожелательностью отнесшегося ко мне. Выйдя из дома, ставшего резиденцией Орельяны, мы отправились с Хуаном к моему хозяину, а потом, не застав его на постоялом дворе, стали бесцельно бродить по городу.
Наша прогулка не прошла без пользы — мы успели рассказать друг другу о себе, вспомнить о дорогой сердцу Испании, а Хуан, кроме того, сообщил мне интересные сведения о цели похода, предпринятого Гонсало Писарро и Орельяной. Он рассказал, что поиски корицы — это далеко не самое главное, из-за чего Гонсало снарядил свою экспедицию, которая насчитывает более двухсот конных солдат и четыре тысячи носильщиков-индейцев. Губернатор во что бы то ни стало намерен пробраться через индейские дебри и завоевать страну Золотого касика, столь обильную сокровищами, что перед ее богатством кажется ничтожным все золото покоренной страны Перу. Золотой касик — могущественный индейский государь, и зовут его золотым оттого, что ходит он всегда покрытый золотой пылью, которая заменяет ему одежду. Каждое утро слуги обмазывают его тело благовонной смолой и затем осыпают его толченым в порошок золотом. Как великолепная статуя из драгоценного металла, как языческое божество, сошедшее на землю, разгуливает по своим владениям Золотой касик, наслаждаясь безграничным своим могуществом и властью над тысячами тысяч индейцев. И хотя ни один испанец еще не видел этого властителя, слухи о богатейшей стране, называемой Эльдорадо, вполне достоверны: о ней под пытками рассказывали многие пленные индейцы.
Хуан добавил, что лично его мало волнуют несметные сокровища, ибо он не считает богатства достойными мечтаний дворянина. Его больше привлекает возможность прославиться, подобно Кортесу и Франсиско Писарро, завоеваниями во имя христианской веры и испанской короны. Он хотел бы своими руками пленить Золотого касика, посадить его в клетку и отправить в Испанию.
Время от времени на улицах Кито мы встречали то одного, то другого солдата из отряда Орельяны. Всякий раз Хуан знакомил их со мною и представлял меня как своего друга и их будущего соратника. Потом, когда мы шли дальше, Хуан метко характеризовал моих новых знакомых, не упуская случая сказать как о их доблестях, так и о недостатках. От него я узнал, что говорливый толстяк Педро Домингес, сопровождавший меня к Орельяне, был участником знаменитого похода Франсиско Писарро в Кахамарку . Там он проявил себя как отчаянный смельчак и… потрясающий жадюга, из-за чего он однажды чуть было не попал в плен к индейцам, но был отбит вовремя подоспевшими друзьями. О бискайце Хоанесе, втором моем конвоире, Хуан отозвался очень тепло, похвалил его за честность, отвагу и скромность, но тут же, с плохо скрытым презрением, обозвал его чувствительной бабой: оказывается, Хоанес не мог переносить вида пыток и не одобрял справедливой твердости, с которой обращались христианские воины с дикарями.
Я спросил Хуана, что представляет собой долговязый солдат Гарсия де Серия — тот самый, который чуть было не оставил его без коня. Услышав это имя, Хуан гневно нахмурился, но ответить не успел: из-за угла, пошатываясь, показался тощий Гарсия. Увидя нас, он растянул длинный рот, изобразив нечто похожее на улыбку:
— А-а, сеньоры… Как приятно мне видеть вас… Таких молодых красавцев, таких счастливчиков… А Гарсия пьян, с горя пьян, старый неудачник… Два часа назад он был почти богачом, но молодежь нынче хитрее стариков… — Он сильно качнулся, икнул и продолжал: — Так-то, друзья… Ну, да ничего, я свое возьму… Не беспокойтесь, сеньоры, придет время, когда имя Гарсии де Сория станут произносить с почтением, как имя самого богатого человека во всех Индиях… Да-да!..
Мне показалось, что долговязый Гарсия не так уж и пьян, больше притворяется. Когда он, раскачиваясь и бормоча, миновал нас, я сказал об этом своему новому другу.
— Запомни, Блас, — очень серьезно ответил мне Хуан, — никогда не верь и, упаси бог, не доверяйся этому человеку. Гарсия де Сория не остановится ни перед чем, если почует, что пахнет наживой. Золото для него — все, и он способен продать родного отца и лучшего друга, хотя я что-то не припомню, чтоб у него когда-либо были друзья.
Хуан сделал паузу и продолжал:
— Нет у него и врагов. От наших солдат я слышал, что враги тощего Гарсии долго не живут: он напускает на них хворь или лишает разума, или делает так, что копья индейцев изменяют свой полет и вонзаются в грудь человека, который дерзнул встать на пути Скелета — так потихоньку зовут у нас Гарсию. Его побаиваются даже наши начальники… Разумеется, кроме сеньора де Орельяны — тот не устрашится самого дьявола. Сеньор капитан — великий человек. Великий воин и настоящий святой…
Мне было приятно, что Хуан лестно отзывается о капитане, которого я считал своим кумиром. Я много слышал об Орельяне раньше — и на корабле по пути из Испании, и в Сантьяго-де-Гуякиле, где останавливался на два дня перед тем как отправиться к дяде в Сан-Франсиско-де-Кито. Но мне хотелось узнать о нем больше, и главным образом, как о человеке, ибо до того мне приходилось слышать лишь об Орельяне— полководце, который сумел разбить войска изменника Альмагро, усмирил взбунтовавшихся индейцев побережья и был участником завоеваний важнейших городов и провинций огромного царства инков. Я попросил Хуана рассказать об этом человеке все, что он знает, и Хуан стал с увлечением описывать мне поступки и деяния Орельяны. Он характеризовал мне капитана как заботливого отца для солдат, карающую божью десницу для индейских язычников и умнейшего собеседника для любого образованного дворянина. По мнению Хуана, Гонсало Писарро покинул Кито раньше срока только из боязни, как бы военный талант Орельяны не подорвал среди солдат его губернаторский авторитет: ведь яснее ясного, что в случае войны с Золотым касиком все воочию убедились бы, насколько чванливый родственник великого конкистадора Франсиско Писарро во всем уступает молодому полководцу Франсиско де Орельяне.
— Но от судьбы не уйдешь, — убежденно заключил Хуан, — не позже, чем завтра, мы двинемся по следам этого жалкого Гонсало и непременно догоним его, как бы это ему ни было неприятно. Увидишь, милый Блас, не Гонсало Писарро, а Франсиско де Орельяна покроет свое имя бессмертной славой покорителя Эльдорадо…
Со стороны площади послышались звуки рожка.
— Трубят сбор, надо поторапливаться, — озабоченно сказал Хуан.
Мы вышли на площадь Святых апостолов. Там, у дверей резиденции Орельяны, толпились галдя вооруженные солдаты.
— В чем дело, Муньос? — спросил Хуан у широкобородого солдата, того самого, что задержал меня на рассвете на окраине Кито.
Широкобородый подозрительно покосился на меня и нехотя ответил:
— Сеньор капитан будет говорить…
В это мгновение двери мрачного строения растворились и на каменное крыльцо вышел Франсиско де Орельяна. Тут же рядом с ним стали, опершись на шпаги, местоблюститель Кито, замещавший Гонсало Писарро, горделивый старик по имени Педро де Пуэблес и два незнакомых мне богато одетых военных, видимо, из городского начальства. Орельяна поднял руку, и гомон на площади стих.
— Солдаты, друзья мои, — начал Орельяна глубоким, проникновенным голосом, и я почувствовал, как волнение сладостно накатилось на мое сердце. — Солдаты, рыцари христианского мира! Я знаю, что, облеченный данной мне свыше властью, мог бы не звать вас на этот совет, но ограничиться лишь кратким приказом, который вы, солдаты короля, выполнили бы безропотно и честно. Но я говорю вам — «друзья мои», ибо сегодня нам предстоит вместе с вами держать совет — быть или не быть отряду участником похода сеньора Гонсало Писарро в невиданную страну Корицы. И я не хочу за вас принимать это трудное решение, хоть и мог бы это сделать.
Солдаты зашумели, однако не раздалось ни одного сколько-нибудь громкого и отчетливого возгласа или восклицания. Орельяна снова поднял руку и продолжал:
— Благородный сеньор де Пуэблес, оставленный нашим высокочтимым губернатором в качестве местоблюстителя Сан-Франсиско-де-Кито, — Орельяна сделал учтивый полупоклон в сторону Педро де Пуэблеса, тот ответил важным кивком, — имел честь сообщить мне о внезапных изменениях, происшедших в планах сеньора Гонсало Писарро, почему мы и не успели к началу похода…
— Мы-то успели! — выкрикнул кто-то из толпы. — Обманули нас!..
Орельяна гневно вскинул крутую бровь:
— Не нам судить о правоте сеньора губернатора, он лучше нас знал, когда следует ему выступать. Но поскольку мы опоздали, сейчас нам нужно решать самим, хватит ли у нас мужества и сил пуститься в длинную и опасную дорогу по следам доблестного губернатора.
Толпа опять загалдела, а я в недоумении тронул Хуана за локоть.
— Послушай, дружок, разве это не решенный вопрос? Ты же говорил…
Хуан прикрыл мне рот ладонью и, наклонившись к моему уху, тихо произнес:
— Тс-с! Ты разве не понял? — Для капитана это — представление… Гонсало не хотел, как видишь, идти вместе с Орельяной, но теперь солдаты потребуют — понимаешь, они потребуют, а не капитан прикажет — продолжения похода. Вон и свидетели налицо — прихвостням Гонсало придется при случае подтвердить, что капитан уговаривал солдат отказаться от экспедиции за корицей и золотом. Ловко, а?..
— Да, солдаты, — громко продолжал Орельяна, — опасности будут подстерегать нас на каждом шагу. Бесценна корица, ошеломляющи богатства страны Эльдорадо, но путь наш лежит через владения непокорных племен дикарей, пожираемых желанием мстить. Почтенные горожане Сан-Франсиско-де-Кито считают, что нашему малочисленному отряду не пробиться через горы, обиталище врагов, а потому, друзья мои, я не хочу рисковать вашими жизнями и склоняюсь к мысли, что осторожные люди во многом правы.
Капитан умолк и обвел скорбным взглядом притихших, насупившихся солдат. Затем он снял украшенную перьями шляпу и обратил лицо к востоку.
— Солдаты… — тихо и торжественно произнес Орельяна. — Там, за тысячами лиг, вижу я нашу Родину, которая послала нас на великие подвиги во имя святого Евангелия и для блага испанской короны… Быть может, многие из нас никогда больше не увидят ее опаленных солнцем равнин и суровых гор. Золото Эльдорадо, бесценные сокровища страны Корицы сделают нашу Родину еще могущественней и прекрасней. И пусть не мы, а другие наши соотечественники в боях добудут Испании эти невиданные богатства; — все равно я буду счастлив сознанием, что наша святая Родина…
Последние слова капитана я не расслышал — они утонули в возбужденных криках солдат. Неожиданно из толпы выскочил мой старый знакомый, длинноусый толстяк Педро Домингес. Его маленькие глазки растерянно шарили по сторонам.
— Прошу прощения, сеньор капитан, — сдавленным голосом начал он, — это все очень здорово, конечно, и красиво, что вы, значит, говорите про Родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Я не могу… одалживать деньги… у незнакомых мне лиц, — с трудом подбирая слова, сказал Хуан.
Надежда, на мгновение озарившая его лицо, погасла.
Я вынул из кармана кошелек, пересек комнату и положил его на стол.
— Мое имя Блас де Медина. Идальго из Кастилии, племянник отважного Кристобаля Мальдонадо.
Я с достоинством наклонил голову и, вернувшись на свое место у стены, снова сел на лавку.
Бледный от волнения Хуан с благодарностью посмотрел на меня.
— Спасибо, сеньор де Медина, — тихо, почти шепотом сказал он и взял кошелек.
В эту секунду дверь, ведущая в комнату де Орельяны, распахнулась.
— Давайте арестованного! — крикнул высунувшийся из-за двери старый солдат с изможденным, изукрашенным шрамами лицом.
Хоанес подтолкнул меня в спину, и мы вместе с ним переступили порог небольшой, богато обставленной комнаты.
За столом сидели четверо. Я сделал несколько шагов и очутился прямо перед моложавым красивым дворянином с черной повязкой на глазу. Не взглянув на остальных, я поклонился и без тени робости сказал:
— Идальго из Кастилии Блас де Медина счастлив приветствовать славного капитана Франсиско де Орельяну!
Я и в самом деле был тогда по-настоящему счастлив приветствовать героя моих грез…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОЩАЙ, КИТО!
Вспоминая свой первый — разговор с капитаном Франсиско де Орельяной, я до сих пор так и не могу понять, отчего сеньор капитан не только решился взять меня с собой, но и почтил своим покровительством.
В самом деле, у него было, немало оснований для категорического отказа. Я неопытен и молод, новичок в этих краях и к тому же только что перенес тяжелую болезнь, то есть, как солдат я представлял собою сомнительную ценность. Хуже того, я мог оказаться лазутчиком врагов капитана — их у него в Индиях было немало. Никто в Кито, в том числе и колченогий Родриго Перес, не мог поручиться, что я тот самый человек, за которого себя выдаю. А Игнасио Варела, хорошо знавший моего дядю, недвусмысленно заявил капитану, что он ни разу не слыхал от Кристобаля де Сеговии даже упоминания о родственнике по имени Блас, собирающемся приехать к нему из Испании. Так оно, конечно, и было: мой дядя не мог предполагать, что его племянник, которого он видел в последний раз семилетним, окажется вдруг в стране поверженных инков . Наконец, достаточно странным могло показаться и мое поведение: недаром же меня заподозрили в шпионаже. Кто знает, не подосланный ли убийца этот упрямый парень, рвущийся встретиться с глазу на глаз с известным завоевателем?
Тем не менее, Франсиско де Орельяна, поговорив со мной несколько минут, решился включить меня в состав своего отряда. Он сказал, что верит моему слову и что среди его солдат племянник доблестного Мальдонадо найдет верных товарищей, готовых разделить и хлеб, и горе с каждым рыцарем, вставшим на путь борца за торжество веры. Он велел позвать Хуана де Аревало и, когда тот вошел, поручил ему позаботиться, чтобы я был принят солдатами, как равный. Затем он отпустил нас обоих, пожелав стать друзьями.
Так уж получилось, что наша большая дружба с молодым кастильским дворянином Хуаном де Аревало началась с благословения славного воина сеньора Франсиско де Орельяны.
Когда мы с Хуаном вышли на площадь, он пылко обнял меня и вложил в руку увесистый мешочек с монетами. Оказалось, мои двадцать песо были роковыми для тощего Гарсии де Сория: Хуан не только отыграл чужие деньги, но и с лихвой вернул назад все свое состояние, проигранное им Гарсии ранее. Изменчивое счастье, наконец, улыбнулось ему, и если бы не Орельяна, позвавший Хуана к себе, долговязому пришлось бы совсем худо.
И все же не пожелания капитана и, тем более, не мой счастливые песо легли в основу глубокой и искренней привязанности, соединившей меня с Хуаном де Аревало. Мало того, что мы чувствовали взаимную симпатию друг к другу, — в нашей судьбе было много общего. Мы были сверстниками, оба происходили из знатных, но обедневших дворянских семей, оба страстно жаждали приключений и подвигов в таинственных дебрях Индий. Хотя Хуан уже больше года был под началом Орельяны, ему, как и мне, еще не пришлось по-настоящему изведать прелести сражений и радости воинской славы. Прошлой зимой, когда он приехал из Кастилии в Сантьяго-де-Гуякиль, сеньор Франсиско был занят главным образом улаживанием своих хозяйственных дел: за успешное участие в разгроме своего соперника Альмагро маркиз Франсиско Писарро пожаловал Орельяне большие поместья и множество «хороших» индейцев. Капитан оказался умелым и рачительным хозяином, однако не в его натуре было сидеть на месте и заниматься извлечением доходов из владений: стоило пронестись слуху о задуманном Гонсало Писарро походе в неведомую страну Корицы, как сеньор капитан стал деятельно готовиться к новым ратным приключениям. Он распродал большую часть рабов и земель и принялся снаряжать за свой счет отряд добровольцев. Так, в хлопотах и заботах, а вовсе не в боях и походах, провел свой год в Индиях Хуан де Аревало, ставший оруженосцем и любимцем капитана.
Впрочем, полюбить Хуана было нетрудно — он обладал редким и чудесным даром сразу же располагать к себе самых разных людей. Невысокий, но крепкий и стройный, с тонкими, почти девичьими чертами лица, звонкоголосый, общительный и веселый, он умел подбодрить в минуту уныния, расшевелить любого толстокожего лентяя, заставить добродушно рассмеяться самого привередливого ворчуна. Хотя ему еще не пришлось повоевать, он успел зарекомендовать себя храбрецом во время перехода через горы от Сантьяго до Кито: хладнокровно гарцуя на краю пропасти, Хуан вызывал одобрительную улыбку у ветеранов конкисты, не знающих, что такое страх.
Но о храбрости Хуана и других его достоинствах я узнал несколько позже. В первый же день нашего знакомства я увидел в нем лишь славного, неглупого и приветливого юношу, с искренней благожелательностью отнесшегося ко мне. Выйдя из дома, ставшего резиденцией Орельяны, мы отправились с Хуаном к моему хозяину, а потом, не застав его на постоялом дворе, стали бесцельно бродить по городу.
Наша прогулка не прошла без пользы — мы успели рассказать друг другу о себе, вспомнить о дорогой сердцу Испании, а Хуан, кроме того, сообщил мне интересные сведения о цели похода, предпринятого Гонсало Писарро и Орельяной. Он рассказал, что поиски корицы — это далеко не самое главное, из-за чего Гонсало снарядил свою экспедицию, которая насчитывает более двухсот конных солдат и четыре тысячи носильщиков-индейцев. Губернатор во что бы то ни стало намерен пробраться через индейские дебри и завоевать страну Золотого касика, столь обильную сокровищами, что перед ее богатством кажется ничтожным все золото покоренной страны Перу. Золотой касик — могущественный индейский государь, и зовут его золотым оттого, что ходит он всегда покрытый золотой пылью, которая заменяет ему одежду. Каждое утро слуги обмазывают его тело благовонной смолой и затем осыпают его толченым в порошок золотом. Как великолепная статуя из драгоценного металла, как языческое божество, сошедшее на землю, разгуливает по своим владениям Золотой касик, наслаждаясь безграничным своим могуществом и властью над тысячами тысяч индейцев. И хотя ни один испанец еще не видел этого властителя, слухи о богатейшей стране, называемой Эльдорадо, вполне достоверны: о ней под пытками рассказывали многие пленные индейцы.
Хуан добавил, что лично его мало волнуют несметные сокровища, ибо он не считает богатства достойными мечтаний дворянина. Его больше привлекает возможность прославиться, подобно Кортесу и Франсиско Писарро, завоеваниями во имя христианской веры и испанской короны. Он хотел бы своими руками пленить Золотого касика, посадить его в клетку и отправить в Испанию.
Время от времени на улицах Кито мы встречали то одного, то другого солдата из отряда Орельяны. Всякий раз Хуан знакомил их со мною и представлял меня как своего друга и их будущего соратника. Потом, когда мы шли дальше, Хуан метко характеризовал моих новых знакомых, не упуская случая сказать как о их доблестях, так и о недостатках. От него я узнал, что говорливый толстяк Педро Домингес, сопровождавший меня к Орельяне, был участником знаменитого похода Франсиско Писарро в Кахамарку . Там он проявил себя как отчаянный смельчак и… потрясающий жадюга, из-за чего он однажды чуть было не попал в плен к индейцам, но был отбит вовремя подоспевшими друзьями. О бискайце Хоанесе, втором моем конвоире, Хуан отозвался очень тепло, похвалил его за честность, отвагу и скромность, но тут же, с плохо скрытым презрением, обозвал его чувствительной бабой: оказывается, Хоанес не мог переносить вида пыток и не одобрял справедливой твердости, с которой обращались христианские воины с дикарями.
Я спросил Хуана, что представляет собой долговязый солдат Гарсия де Серия — тот самый, который чуть было не оставил его без коня. Услышав это имя, Хуан гневно нахмурился, но ответить не успел: из-за угла, пошатываясь, показался тощий Гарсия. Увидя нас, он растянул длинный рот, изобразив нечто похожее на улыбку:
— А-а, сеньоры… Как приятно мне видеть вас… Таких молодых красавцев, таких счастливчиков… А Гарсия пьян, с горя пьян, старый неудачник… Два часа назад он был почти богачом, но молодежь нынче хитрее стариков… — Он сильно качнулся, икнул и продолжал: — Так-то, друзья… Ну, да ничего, я свое возьму… Не беспокойтесь, сеньоры, придет время, когда имя Гарсии де Сория станут произносить с почтением, как имя самого богатого человека во всех Индиях… Да-да!..
Мне показалось, что долговязый Гарсия не так уж и пьян, больше притворяется. Когда он, раскачиваясь и бормоча, миновал нас, я сказал об этом своему новому другу.
— Запомни, Блас, — очень серьезно ответил мне Хуан, — никогда не верь и, упаси бог, не доверяйся этому человеку. Гарсия де Сория не остановится ни перед чем, если почует, что пахнет наживой. Золото для него — все, и он способен продать родного отца и лучшего друга, хотя я что-то не припомню, чтоб у него когда-либо были друзья.
Хуан сделал паузу и продолжал:
— Нет у него и врагов. От наших солдат я слышал, что враги тощего Гарсии долго не живут: он напускает на них хворь или лишает разума, или делает так, что копья индейцев изменяют свой полет и вонзаются в грудь человека, который дерзнул встать на пути Скелета — так потихоньку зовут у нас Гарсию. Его побаиваются даже наши начальники… Разумеется, кроме сеньора де Орельяны — тот не устрашится самого дьявола. Сеньор капитан — великий человек. Великий воин и настоящий святой…
Мне было приятно, что Хуан лестно отзывается о капитане, которого я считал своим кумиром. Я много слышал об Орельяне раньше — и на корабле по пути из Испании, и в Сантьяго-де-Гуякиле, где останавливался на два дня перед тем как отправиться к дяде в Сан-Франсиско-де-Кито. Но мне хотелось узнать о нем больше, и главным образом, как о человеке, ибо до того мне приходилось слышать лишь об Орельяне— полководце, который сумел разбить войска изменника Альмагро, усмирил взбунтовавшихся индейцев побережья и был участником завоеваний важнейших городов и провинций огромного царства инков. Я попросил Хуана рассказать об этом человеке все, что он знает, и Хуан стал с увлечением описывать мне поступки и деяния Орельяны. Он характеризовал мне капитана как заботливого отца для солдат, карающую божью десницу для индейских язычников и умнейшего собеседника для любого образованного дворянина. По мнению Хуана, Гонсало Писарро покинул Кито раньше срока только из боязни, как бы военный талант Орельяны не подорвал среди солдат его губернаторский авторитет: ведь яснее ясного, что в случае войны с Золотым касиком все воочию убедились бы, насколько чванливый родственник великого конкистадора Франсиско Писарро во всем уступает молодому полководцу Франсиско де Орельяне.
— Но от судьбы не уйдешь, — убежденно заключил Хуан, — не позже, чем завтра, мы двинемся по следам этого жалкого Гонсало и непременно догоним его, как бы это ему ни было неприятно. Увидишь, милый Блас, не Гонсало Писарро, а Франсиско де Орельяна покроет свое имя бессмертной славой покорителя Эльдорадо…
Со стороны площади послышались звуки рожка.
— Трубят сбор, надо поторапливаться, — озабоченно сказал Хуан.
Мы вышли на площадь Святых апостолов. Там, у дверей резиденции Орельяны, толпились галдя вооруженные солдаты.
— В чем дело, Муньос? — спросил Хуан у широкобородого солдата, того самого, что задержал меня на рассвете на окраине Кито.
Широкобородый подозрительно покосился на меня и нехотя ответил:
— Сеньор капитан будет говорить…
В это мгновение двери мрачного строения растворились и на каменное крыльцо вышел Франсиско де Орельяна. Тут же рядом с ним стали, опершись на шпаги, местоблюститель Кито, замещавший Гонсало Писарро, горделивый старик по имени Педро де Пуэблес и два незнакомых мне богато одетых военных, видимо, из городского начальства. Орельяна поднял руку, и гомон на площади стих.
— Солдаты, друзья мои, — начал Орельяна глубоким, проникновенным голосом, и я почувствовал, как волнение сладостно накатилось на мое сердце. — Солдаты, рыцари христианского мира! Я знаю, что, облеченный данной мне свыше властью, мог бы не звать вас на этот совет, но ограничиться лишь кратким приказом, который вы, солдаты короля, выполнили бы безропотно и честно. Но я говорю вам — «друзья мои», ибо сегодня нам предстоит вместе с вами держать совет — быть или не быть отряду участником похода сеньора Гонсало Писарро в невиданную страну Корицы. И я не хочу за вас принимать это трудное решение, хоть и мог бы это сделать.
Солдаты зашумели, однако не раздалось ни одного сколько-нибудь громкого и отчетливого возгласа или восклицания. Орельяна снова поднял руку и продолжал:
— Благородный сеньор де Пуэблес, оставленный нашим высокочтимым губернатором в качестве местоблюстителя Сан-Франсиско-де-Кито, — Орельяна сделал учтивый полупоклон в сторону Педро де Пуэблеса, тот ответил важным кивком, — имел честь сообщить мне о внезапных изменениях, происшедших в планах сеньора Гонсало Писарро, почему мы и не успели к началу похода…
— Мы-то успели! — выкрикнул кто-то из толпы. — Обманули нас!..
Орельяна гневно вскинул крутую бровь:
— Не нам судить о правоте сеньора губернатора, он лучше нас знал, когда следует ему выступать. Но поскольку мы опоздали, сейчас нам нужно решать самим, хватит ли у нас мужества и сил пуститься в длинную и опасную дорогу по следам доблестного губернатора.
Толпа опять загалдела, а я в недоумении тронул Хуана за локоть.
— Послушай, дружок, разве это не решенный вопрос? Ты же говорил…
Хуан прикрыл мне рот ладонью и, наклонившись к моему уху, тихо произнес:
— Тс-с! Ты разве не понял? — Для капитана это — представление… Гонсало не хотел, как видишь, идти вместе с Орельяной, но теперь солдаты потребуют — понимаешь, они потребуют, а не капитан прикажет — продолжения похода. Вон и свидетели налицо — прихвостням Гонсало придется при случае подтвердить, что капитан уговаривал солдат отказаться от экспедиции за корицей и золотом. Ловко, а?..
— Да, солдаты, — громко продолжал Орельяна, — опасности будут подстерегать нас на каждом шагу. Бесценна корица, ошеломляющи богатства страны Эльдорадо, но путь наш лежит через владения непокорных племен дикарей, пожираемых желанием мстить. Почтенные горожане Сан-Франсиско-де-Кито считают, что нашему малочисленному отряду не пробиться через горы, обиталище врагов, а потому, друзья мои, я не хочу рисковать вашими жизнями и склоняюсь к мысли, что осторожные люди во многом правы.
Капитан умолк и обвел скорбным взглядом притихших, насупившихся солдат. Затем он снял украшенную перьями шляпу и обратил лицо к востоку.
— Солдаты… — тихо и торжественно произнес Орельяна. — Там, за тысячами лиг, вижу я нашу Родину, которая послала нас на великие подвиги во имя святого Евангелия и для блага испанской короны… Быть может, многие из нас никогда больше не увидят ее опаленных солнцем равнин и суровых гор. Золото Эльдорадо, бесценные сокровища страны Корицы сделают нашу Родину еще могущественней и прекрасней. И пусть не мы, а другие наши соотечественники в боях добудут Испании эти невиданные богатства; — все равно я буду счастлив сознанием, что наша святая Родина…
Последние слова капитана я не расслышал — они утонули в возбужденных криках солдат. Неожиданно из толпы выскочил мой старый знакомый, длинноусый толстяк Педро Домингес. Его маленькие глазки растерянно шарили по сторонам.
— Прошу прощения, сеньор капитан, — сдавленным голосом начал он, — это все очень здорово, конечно, и красиво, что вы, значит, говорите про Родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22