Он посоветовал мне поменьше размышлять и побольше молиться, дабы изгнать вздорные мысли из головы.
— Надо верить. Верить, верить и верить, — строго сказал патер. — Бог отпустит все грехи своим преданным воинам, прославляющим в битвах его имя.
От Мехии я услышал совсем иные речи.
— Видишь ли, Блас, — очень серьезно сказал Мехия, — мы, испанцы, любим прикрывать именем бога все наши мерзости и преступления. Не только здесь, в Индиях, но и у себя дома. Вспомни, сколько костров зажгла святая инквизиция на твоей родине? Клеветы негодяя, позарившегося на чужое добро, достаточно, чтобы человека если не сожгли, то по меньшей мере подвергли страшным пыткам, лишили имущества и прогнали из родных мест. Я испытал это на своей шкуре — молодчик, вроде Гарсии, свел со мной счеты, настрочив донос инквизиторам. И он, этот грязный подлец, тоже заявлял, что заботится о славе божьей, о чистоте веры…
Мехия зло рассмеялся.
— Будь они прокляты, эти мерзкие ханжи! Впрочем, мы сами не лучше их. Как же, «христианские рыцари»!.. А подумай-ка, Блас, почему пошел в поход толстый Педро? Спроси его, и он ответит: «За золотом!» А Гарсия? А Муньос? Ради желтой побрякушки они вспорют животы тысячам невинных людей, им наплевать, кем будут их жертвы — христианами, мусульманами или язычниками. Золото! О другом они не думают. А ты, наивный юноша, мучаешься, раздумывая — герой ты или убийца? Конечно, убийца. Даже если ты пришел к Орельяне с самыми благородными побуждениями, все равно ты — убийца и сообщник наглых грабителей. Не лучше, не хуже других. Да и сам капитан сделан из того же теста, что и остальные. Голова у него светлая, а сердце источено. Среди наших бандитов он самый крупный, только и всего… А бог… Бог тут ни при чем.
Его глуховатый голос будил во мне раздражение. Мне очень не хотелось соглашаться с ним.
— Ладно, допустим, — стараясь сохранять спокойствие, ответил я. — Ну, а ты, Мехия, отчего ты с нами? Ты ведь не грабитель, ты во имя бога и короля пошел с Писарро? Разве не так?
Мехия испытующе взглянул на меня из-под мохнатых век. Он колебался: отвечать или нет?
— Не так! — жестко отрубил он. — Что хорошего сделал мне король, за которого я должен проливать кровь? Ничего. Я ненавижу попов, лишивших меня родины. Я не верю, что человеку во имя бога следует идти против своей совести. Ты еще молод. Ты многого не знаешь. Но кое-что ты начинаешь понимать. Сегодня я еще не могу сказать тебе, зачем я отправился с шайкой Гонсало Писарро. Но придет время, и я…
— Замолчи! — голос мой сорвался до крика. — Еретик! Мне отвратительны твои богохульства, убирайся!.. Не хочу тебя слушать, не хочу-у-у…
Я считал себя мужчиной. Но я заплакал, как мальчик. Я чувствовал в словах простого плотника Диего Мехии страшную, жестокую правду, которая переворачивала всю мою душу, не оставляла камня на камне от моих идеалов и убеждений, жгла и ранила меня. Я не хотел до конца осознавать то, что уже стучало в мой мозг, беспокоило совесть, лишало покоя.
Диего ушел. Мягкие пальцы Апуати коснулись моего лица, мокрого от слез.
— Милый Блас… Как хорошо, что ты еще умеешь плакать, — еле слышно прошептала она.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЗАГАДОЧНАЯ НАХОДКА
…Опять бегут мимо нас селение за селением, снова и снова отражаем мы выстрелами арбалетов и аркебуз наскоки индейских каноэ.
Несколько раз мы приставали к берегу, с бою брали индейские деревни, грузили все запасы, которые удавалось найти, и плыли дальше.
Теперь я не участвовал ни в рукопашных схватках, ни в покорении селений. Нога моя все еще не зажила, и передвигаться я мог с большим трудом, непременно опираясь на крепкую палку. Впрочем, особой нужды в моем мече отряд не испытывал — как правило, нам попадались небольшие деревушки индейцев охотников, с которыми солдаты справлялись сравнительно легко. Обычно на берег высаживался почти весь отряд, и только трое-четверо раненых и больных оставались на бригантинах, чтобы вовремя поднять тревогу в случае неожиданной атаки индейских каноэ. Как правило, такого не происходило, и на долю солдат, охранявших бригантины, доставалась вполне безопасная роль зрителей, следящих за сражением на суше. Теперь в их числе был и я, и, надо сказать, это бездействие было мне по душе. Конечно, не потому, что я превратился в труса и дрожал за свою жизнь. Просто мне опротивела роль палача и убийцы, и вид окровавленных жертв все больше меня угнетал. В душе произошел перелом: я не хотел ни сражаться с индейцами, ни убивать их. Даже об Эльдорадо я перестал мечтать. Стоило мне подумать об этой благословенной стране, как перед глазами вставали свирепые, жадные рожи наших солдат, и в памяти всплывали страшные видения — разграбленные, опустошенные индейские деревни, плачущие дети и женщины, закованные в колодки рабы… Нет, думал я, пусть уж лучше никогда не ступит нога испанского конкистадора на цветущие равнины Эльдорадо. Не нужно мне ни подвигов, ни золота, добытых ценою страданий и крови невинных людей.
Так размышлял я. Так, вероятно, считал Мехия и, быть может, еще несколько солдат. Однако все остальные не забыли, что толкнуло их покинуть сонный Кито и отправиться в неведомое. Все так же алчно горели воспаленные глаза конкистадоров, по-прежнему не прекращались разговоры о богатствах Золотого касика. И хотя страна сокровищ упорно не показывалась на нашем горизонте, появления ее дворцов ждали каждый час.
Но вот однажды — это было в начале июня — дозорные «Виктории», а за ними и все мы увидели, что слева от нас сквозь пелену дождя темнеют необычно высокие хижины. Когда бригантины приблизились вплотную к берегу, дождь немного утих, и стало видно, что перед нами — всего лишь большая индейская деревня, хотя и не совсем похожая на селения, которые нам встречались раньше. Прочные бревенчатые хижины с куполообразными крышами образовали крутую дугу, которая концами упиралась в реку, а посреди обширной площади, в полукольце жилищ, стояло нечто похожее на огромный щит. Самые зоркие, приглядевшись, различили, что на щите рельефно вырезаны очертания какого-то удивительного города и еще что-то непонятное.
Никто из нас не произнес заветного слова «Эльдорадо», но в ту минуту надежда и радость вспыхнули в сердцах у многих…
Затем все произошло, как обычно: бригантины причалили, солдаты высадились, и началась резня. Сеньор капитан теперь не делал попыток мирно заговаривать с индейцами, с этим было покончено. Язык меча и аркебуз, шутил сеньор Орельяна, дикари пони мают лучше.
Бой закончился быстро — индейцев в селении было немного, так как большая часть мужчин охотилась в лесах. Мы обошлись без потерь — две-три царапины в счет не шли. У туземцев было убито около десятка воинов, примерно столько же тяжело ранено. Их сразу же добили Гарсия и Муньос — в нашем отряде они были специалистами по этой части. Остальные жители разбежались: дети и женщины — в самом начале боя, а мужчины — в конце, когда убедились в своем полном поражении. Впрочем, четверо из них скрыться в лесу не успели. Крепко связанные по рукам и ногам, окруженные испанцами, они стояли посреди площади и с тоской ждали решения своей участи.
Странный щит с изображением города тревожил мое воображение. Меня разбирало любопытство, и я не вытерпел, наконец.
— Схожу взглянуть, что за штука, — сказал я Альваресу. — Помоги, приятель, сойти с бригантины…
Когда я доковылял до площади, сеньор капитан уже допрашивал пленников. Переводил, как всегда, Аманкай. Солдаты столпились вокруг, с любопытством прислушиваясь к допросу. Разочарованный гул прошел по толпе, когда выяснилось, что индейцы ничего не знают и даже не слышали об Эльдорадо. Однако тишина наступила снова, стоило пленным сказать, что они являются подданными и данниками свирепого и воинственного племени, состоящего из одних только женщин. Легендарные амазонки в дебрях Индий! Вот это да! Мы слушали индейцев, разинув рты, не зная, верить им или нет, а они упорно стояли на своем, несмотря на то, что сеньор Орельяна пригрозил им смертью за каждое слово лжи. Огромный щит, как пояснили наши пленники, воздвигнут в честь этих могущественных сеньорит. Они поклоняются ему как памятному знаку своей владычицы — королевы амазонок.
Сделав знак Аманкаю отойти, капитан закончил допрос. По его бесстрастному лицу трудно было догадаться, насколько он поверил услышанному. Индейцы же, ободренные интересом, проявленным к их россказням, повеселели и уже поглядывали на нас без тени страха.
— Агиляр и Домингес, — холодно произнес Орельяна, — пусть преподобный отец де Вера помолится о спасении душ этих язычников. А потом вы постарайтесь, чтобы они поскорее вознеслись к небесам… Да повесьте их на видном месте, ясно?..
Опустив голову, я быстро захромал прочь. Сейчас повторится то, что происходило в последнее время почти в каждом селении, взятом нами у индейцев с боя. Веревка, перекинутая через крепкий сук, жирное хихиканье толстого Педро — и солнце навсегда померкнет в глазах этих простодушных людей, вся вина которых лишь в том, что они попались на пути беспощадному конкистадору. Чем я могу помочь им? Ничем. Помолиться за них? Но после каждой расправы мне все меньше хотелось обращаться к богу.
Ноги сами привели меня к индейскому щиту. Но теперь я смотрел на, него без прежнего интереса. Глаза равнодушно скользили по изображенным на щите колоннам и островерхим башням, по искусно выточенным фигурам свирепых ягуаров, а в голове проносились мысли одна мрачнее другой. Я чувствовал, что скоро не выдержу повторяющихся картин человеческих мучений, не выдержу и сорвусь, брошусь с мечом на этих палачей, чтобы погибнуть от их руки…
— Ооо! Ай-яй-яй!.. Ооо!
Пронзительный крик, в котором звучали страдание и ужас, заставил меня вздрогнуть и обернуться. Сутулый широколицый индеец, которого тащили к дереву двое солдат, тщетно пытался вырваться из их рук. Втянув голову в плечи, он неотрывно смотрел на переброшенную через толстый сук веревку и отчаянно кричал. Только сейчас он понял, что ожидает его.
Скорее! Скорее отсюда, чтобы не видеть и не слышать… На мгновение я забыл о своей ране, побежал и тут же упал, корчась от боли. Ползком я добрался до -ближайшей хижины, заполз внутрь и прижался лицом к прохладному утрамбованному полу.
Так, не поднимая головы, стиснув зубы и закрыв глаза, я пролежал довольно долго. Наконец, когда приступ отчаяния стал проходить, я разомкнул веки и осмотрелся.
В хижине было сумрачно и тихо. Слабый свет, пробивавшийся через щели в крыше и стенах, позволил мне, не двигаясь с места, разглядеть в одном из углов хижины округлые силуэты какой-то странной утвари, похожей на огромные бутылки. Рядом со входом в хижину валялось бамбуковое индейское копье. Я подтянул его к себе, с трудом встал на ноги и осторожно заковылял в угол.
Это были кувшины. Гигантские кувшины, которые вместили бы не менее тридцати арроб! Но меня поразили не их необычные размеры, а совсем другое: стенки сосудов были покрыты великолепной разноцветной глазурью и расписаны ярчайшими красками. Причудливые узоры, фигурки пляшущих и воюющих людей, морды зубастых ягуаров и кабанов, диковинные птицы — чего только не было нарисовано на них! Нет, не мог я, племянник живописца, оставаться равнодушным к такой красоте: глаза мои разгорелись, а сердце учащенно забилось. Я с восхищением рассматривал чудесные росписи на кувшинах и не сразу заметил, что кроме этих сосудов-великанов в хижине было множество любопытнейших вещей помельче. А заметив, тотчас склонился над ними. Блюда, светильники, кувшинчики… Как же велико мастерство людей, могущих из простой обожженной глины творить изумительные шедевры высокого искусства! «Дикари…» Это мы кровожадные дикари в сравнении с ними…
Внимание мое привлекли странные предметы, первоначально скрытые от меня шеренгой кувшинов. Продвинувшись поближе, я увидел фигуры двух идолов, сплетенные из пальмовых листьев. Ростом они превосходили меня по крайней мере на голову, их глаза — покрытые желтой глазурью круглые камешки — смотрели загадочно и грозно. Мурашки пробежали у меня по спине: почему-то показалось, что идолы следят за мной. Однако любопытство пересилило страх, и я даже потрогал плоские деревянные тарелочки, надетые на ноги и запястья языческих страшилищ. Уши у них были большие, почти до плеч, и мочки были проткнуты круглыми палочками. Я попробовал выдернуть одну из них, палочка не поддавалась. Тогда я протянул руку, чтобы подтолкнуть ее с тыльного конца, и неожиданно почувствовал укол. Сделав шаг в сторону, я заглянул идолу за спину и…
Что это?! Невероятно!..
Если бы. статуя индейского бога вдруг заговорила, я бы не был так потрясен и растерян. То, что я увидел в ухе идола, было слишком невероятным. В глубине диких лесов, в затерянном мире, где никогда еще не ступала нога христианина, я увидел… шило. Обыкновенное шило, какими пользуются все испанские сапожники — с искривленным стальным острием и медным ободком вокруг рукоятки.
Как оно могло очутиться здесь? Кто побывал на Великой реке до нас? Сами индейцы не могли сделать его — они совсем не знают железа. Может, шило привез кто-либо из покоренной испанцами страны? Но до испанских владений — сотни и сотни лиг пути, а индейцы не склонны чересчур удаляться от своих деревень. — Значит… Значит, где-то недалеко живут белые люди? Но кто? Откуда они взялись здесь? Мозг мой лихорадочно работал в поисках ответа. Но объяснений найти так и не мог…
— Э-ге-гей! Блас!.. Где ты?
Это голос рябого Эрнандеса. Он чем-то взволнован.
— Бл-а-ас!.. — снова раздалось за стеной.
— Я здесь, внутри!..
Сунув шило в карман, я стал осторожно двигаться к выходу. В хижину просунулась голова Эрнандеса.
— Эй, дружище! — сердито крикнул португалец. — Поторопись! С твоей девчонкой неладно обошлись… Того и гляди, отдаст концы.
Апуати!..
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЗАГОВОР
Как все происходило, я узнал много позже, спустя несколько недель. Диего признался, что сразу он не рискнул открыть мне имя негодяя, который придумал эту гнусность. Он боялся, что я в припадке гнева убью Гарсию или сам погибну от его длинного меча.
Вот что рассказал мне впоследствии Мехия.
Никто в лагере не обратил внимания на мое исчезновение. Ни один солдат не видел, как я заполз в хижину — всех занимала предстоящая казнь пленных индейцев, которые самым решительным образом не желали совать голову в петлю. Потребовалась целая дюжина солдат, чтобы утихомирить строптивых туземцев и в точности выполнить приказ капитана — повесить их рядышком на видном месте, близ самого берега.
В толпе солдат, глядевших на казнь, не было ни Диего, ни Гарсии. Севильский плотник, как и я, не переносил вида экзекуций и потому пошел подменить караульного, охранявшего противоположную окраину селения. Где был Гарсия, он не знает: когда индейцев потащили к виселице, Диего торопливо зашагал в сторону леса.
Когда Мехия направился было на смену часовому и уже пересек площадь, он увидел тощего кастильца. Размахивая пучком индейских стрел, Гарсия бежал в сторону реки, на берегу которой сеньор капитан оживленно разговаривал с патером Гаспаром де Карвахалем. Гарсия подбежал к Орельяне, сунул ему в руку стрелы и, жестикулируя, стал что-то говорить ему. При этом он горестно хватался за голову и указывал пальцем в сторону леса.
Диего остановился и решил посмотреть, что будет дальше. Поведение де Сории показалось ему подозрительным, хотя он не мог догадываться о смысле наблюдаемой им сцены.
Предчувствие дурного не обмануло моего друга. Уже через минуту он увидел, как охранявшие «Викторию» испанцы спустили на веревке с борта бригантины мою Апуати. Скелет схватил ее за руку и поволок к капитану, к которому уже подбегали встревоженные солдаты.
Диего решил не мешкать и со всех ног бросился к берегу. Он подбежал, когда сеньор Орельяна уже начал свою речь. В руке он держал пучок стрел. Наконечники их были вымазаны чем-то черным.
— Опытные люди сказали мне, — говорил капитан, — что эта смола похожа на ядовитый сок, коим дикие племена мажут свои стрелы и копья. Четверо из нас легко ранены, но в этом случае и царапина может оказаться смертельной, если не принять должных мер для спасения человека. Дабы не терзаться сомнениями, мы сделаем испытание… Гарсия де Серия посоветовал… Где же Гарсия?
— Я здесь, сеньор! Привел!
Сория вытолкнул в круг дрожащую Апуати.
— Ее? — удивленно вскинул брови капитан.
— Никудышная девка, сеньор, — подобострастно осклабился Гарсия. — Чего там… Может, и не яд вовсе…
Орельяна сощурил глаза и нехотя процедил:
— Что ж, действуй… Возможно, и не яд…
И тогда Муньос, взяв у капитана одну из стрел, с размаху вонзил ее в руку Апуати… А я… Я в это время любовался раскрашенной посудой!
Но в тот день мне не было известно, какую роль сыграл в этой истории Гарсия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22