И все повторялось сызнова: отряд с боем высаживался на берег, бой переходил в резню и грабеж. Так мы плыли две недели.
Однажды — это было за день до праздника святого Иоанна Крестителя — мы увидели на суше впереди себя большое селение, распластавшееся вдоль бухты. Видимо, жители его были предупреждены о нашем приближении, потому что стоило бригантинам показаться из-за косы, как нам навстречу ринулись десятки каноэ с воинами.
Опять начался поединок аркебузников и арбалетчиков испанского короля с индейскими лучниками. Таких сражений на воде на нашем счету было у же множество, но никогда тучи вражеских стрел не были столь густыми, а ярость индейцев столь неистовой. Грести стало совсем невозможно, и наши бригантины вяло двигались вдоль берега, влекомые течением. Многие испанцы, в их числе и патер Гаспар де Карвахаль, были ранены. Положение наше с каждой минутой становилось все опасней. Наконец, капитан решился на смертельный риск: пренебрегая тем, что на суше толпились несметные полчища врагов, он приказал гребцам во что бы то ни стало на веслах подвести «Викторию» и «Сан-Педро» к берегу. Как уже не раз бывало, Орельяна сделал ставку на мощь испанских мечей, страшных в рукопашной схватке на твердой земле.
Когда до суши осталось около дюжины локтей, солдаты горохом посыпались в воду и, глубоко увязая в илистом дне, стали карабкаться на берег, а оставшиеся на судах стрелки продолжали вести смертоносный огонь из аркебуз по юрким каноэ. Плечом к плечу с Мехией и Эрнандесом я, подобно всем остальным окунулся в горячку рукопашного боя. Как ни претила мне мысль о том, что я снова проливаю чужую кровь, не принимать участия в битве я не мог, ибо только меч мог сейчас спасти мою жизнь.
Бой был долог и труден: никогда еще дикари но проявляли такого упорства и мужества. Тела убитых и тяжело раненных индейцев устилали берег, но конца схватки не было видно: казалось, враги твердо ре шили стереть нас в порошок. Я чуть не падал с ног от усталости, плечо ныло, правая рука становилась все тяжелее. Но я продолжал драться. Прикрываясь от стрел щитом, я все колол и рубил наседавших на меня индейцев, а когда в живых остался лишь один из них. я с хриплым криком бросился на него и обратил в бегство.
И вдруг я увидел, что удиравший от меня индейский воин резко остановился, будто наткнувшись на выросшую на пути стену, попятился и боязливо оглянулся. А рядом с ним я увидел…
Да! Да! Да! Я не боюсь, что потомки назовут меня презренным лжецом. Даже на страшном суде я готов повторить то, что говорю сейчас, ибо все слова мои — чистейшая правда. Рядом с боязливым индейцем я воочию увидел легендарную амазонку, женщину-воина. Окинув презрительным взглядом беглеца, она взмахнула короткой палицей и с силой обрушила ее на голову несчастного индейца. Тот упал к ее ногам без звука. Тогда она схватила лук, и, если бы я не пригнулся, стрела неминуемо впилась бы мне в лицо. Крик разочарования вырвался из ее уст, когда она увидела, что стрела миновала цель. И в ту же секунду, подняв над головой увесистую палицу, она отважно кинулась на меня. Краем глаза я заметил, что из лесу на помощь индейцам бегут еще несколько амазонок, вооруженных луками и палицами.
Почему я решил, что женщина, нападавшая на меня, была легендарной амазонкой, а не обычной индианкой, — скажем, разгневанной вдовой убитого нами воина? У меня есть основания думать, что я не ошибся. Во-первых, цвет ее кожи ничем не напоминал медь индейских тел: она была белокожей, как любая испанка. Во-вторых, ростом она на полголовы превосходила самого высокого мужчину, а легкость, с какой она обращалась с тяжелою палицей, говорила об ее незаурядной силе. Но самым убедительным доказательством необыкновенности этой женщины был весь ее облик — прекрасной, бесстрашной, воинственной богини Дианы, будто высеченной из мрамора рукой великого мастера. Ее густые черные волосы, тяжелой короной легшие на затылок, ее огромные пылающие глаза, ее сверкающее обнаженное тело, прикрытое лишь узенькой юбочкой из трав, — все гармонировало в этой удивительной женщине, вышедшей из легенды.
Несмотря на то, что момент был довольно-таки критический, я не мог не залюбоваться прекрасной амазонкой, и это чуть не стоило мне жизни. Если бы я на долю секунды опоздал прикрыть голову щитом, эти строчки никогда не были бы написаны. Страшный удар дубинкой сбил меня с ног, в голове зазвенело, в глазах замелькали оранжевые круги. Мое счастье, что сознание не оставило меня, уже через мгновение я был на ногах, лицом к лицу с амазонкой.
Снова просвистела в воздухе палица, однако на этот раз я успел уклониться, сделав шаг в сторону. В этот миг я мог бы без особого труда дотянуться мечом до безрассудной женщины, но что-то удержало мою руку. Зато я воспользовался случаем и наотмашь рубанул по плечу подбиравшегося ко мне сбоку индейца.
Амазонка еще несколько раз возобновляла попытки уложить меня на месте палицей, но я всякий раз отскакивал и в свою очередь мгновенно и яростно атаковал подбегавших к ней на помощь индейских воинов. Только однажды наши взгляды встретились, и я поразился той страстной ненависти, что излучали ее глаза, обращенные на меня.
Я находился в затруднительнейшем положении. Я не хотел убивать эту удивительную красавицу и не знал, как мне избавиться от нее. Каждую секунду в мой бок или в спину могло вонзиться индейское копье, да и дерзкая амазонка, того и гляди, готова была размозжить мне череп. С трудом отражая ее удары, вертясь, как бес, я все-таки долго бы не продержался, если бы мне на помощь не пришел толстый Педро. Воспользовавшись моментом, когда разъяренная амазонка, закусив губу, пошла на меня в очередную атаку, он ударом меча в спину опрокинул ее на землю, а затем набросился на окруживших меня индейцев. Те не выдержали и стали отступать. Впрочем, я видел, что дрогнули и другие воины: слишком ощутимы были их потери. Испанцы теснили их к лесу, в рядах наших врагов появились признаки паники.
Прежде чем присоединиться к сражающимся товарищам, я на минуту задержался у распластанного на окровавленной земле тела раненой амазонки. Жизнь покидала ее. Все тише вздымалась высокая грудь, на лбу выступила испарина. Широко распахнутыми, тоскующими глазами она смотрела в бездонную голубизну неба и что-то беззвучно шептала. Нет, не мраморная богиня, не сказочное существо — женщина, земная и прекрасная, умирала у моих ног…
Только сейчас я смог как следует разглядеть ее вы разительное, по-своему красивое лицо и еще раз утвердиться в своем мнении, что предо мной — не обычная индианка, а женщина, принадлежащая к какой-то иной, загадочной, доселе невиданной расе. Индейскими в ней были лишь овальная форма лица да миндалевидный разрез глаз. Зато линия носа, прямая, как у римлян, высокий лоб, маленькие, четко очерченные губы, ничем не напоминали грубоватые черты обитателей тех мест. Именно такими я представлял себе воинственных амазонок, когда мой учитель, старый монах алхимик Эусебио, переводил с древнегреческого маленькому Бласу языческого мудреца Гиппократа. Мог ли подумать тогда седобородый доминиканец, что его любознательный ученик через несколько лет встретится в смертельном бою со сказочными амазонками?
Торжествующий рев «Сантьяго! Сантьяго!» вывел меня из задумчивости. Я взглянул в сторону площади, где кипел бой, и увидел, что сражение, по существу, закончилось. Индейцы в смятении бежали к лесу, оставляя на поле битвы десятки убитых и искалеченных воинов. Среди отступавших я не заметил ни одной амазонки — видимо, все они пали под ударами испанских мечей.
Я в последний раз бросил взгляд на лежавшую предо мной амазонку: глаза ее были закрыты, она уже не дышала. Острая жалость к убитой внезапно полоснула по сердцу. Тщетно пытаясь проглотить сдавивший горло тугой комок, я перекрестился, поправил щит и побежал к своим…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. СТРАНА КОРОЛЕВЫ КОНОРИ
Несмотря на то, что нам удалось разбить и рассеять вражескую армию, задерживаться в селении было опасно: индейцы не собирались уступать его нам. Дозорные, которых сразу же выставил Орельяна, доносили, что на помощь язычникам подходят все новые подкрепления и что лег буквально кишит воинами. Было очевидно, что с минуты на минуту следует ждать возобновления боя, который может оказаться роковым для нас.
Сеньор капитан не стал мешкать. Он отдал приказ немедленно садиться на суда. Когда индейцы увидели, что мы уходим они высыпали из зарослей и снова атаковали нас. Но мы не теряли времени даром и скоро оказались на середине реки, недосягаемые для их стрел. Правда, назойливые каноэ преследовали нас дотемна. Однако на сей раз их было не столь много, чтобы причинить нам сколько-нибудь значительный вред.
Ночь прошла спокойно, но на бригантине никто не спал. Разбившись на кучки, солдаты вполголоса обсуждали жаркие события прошедшего дня. Встреча с амазонками произвела на них огромное впечатление:
даже седоусые воины, ветераны конкисты, не могли припомнить ничего подобного. Только шестипалый Алонсо де Кабрера. некогда ходивший с отрядом Пинеды на восток от скалистых Анд, слышал от пленного индейца о женщинах-воинах, которые живут где-то очень далеко, на берегах широкой реки.
Мне тоже не спалось, и я, пройдя на корму «Виктории», подсел к группе солдат, которые оживленно беседовали с патером Карвахалем. Святой отец успел сменить панцирь на сутану и теперь внимательно слушал, что ему рассказывал худощавый солдат с перевязанной щекой. А тот, морщась и время от времени бережно поправляя стягивающую челюсть тряпку, частил скороговоркой:
— Ну, думаю: святой Яго, выручай! И только эта чертова баба, значит, выпустила последнюю стрелу, я ка-а-ак прыгну к ней и хвать мечом! Да вот беда — плашмя… Крикнула она пронзительно — точь-в-точь, как испанская дама, когда увидит мышь на подоле, — а я снова ее…
— Постой, Себастьян, — мягко перебил его Карвахаль, — не торопись выложить все сразу. Ты не расслышал, что именно она крикнула? Не забудь, пожалуйста, каждая мелочь важна для меня. Дневник, который я веду, прочтут, быть может, наши потомки. Им все будет интересно знать о чудесах индейских… Так что же она все-таки крикнула?
— Не помню, завизжала как будто, и все тут, — растерянно пробормотал Себастьян и с гримасой страдания схватился за щеку. — Ой, подлая!.. Сил больше нет…
Я встал и побрел вдоль борта бригантины в поисках уединенного уголка. Мне очень хотелось побыть одному — даже Мехия, даже Апуати были бы сейчас лишними. Перешагивая через ноги разлегшихся на палубе воинов, я продвигался к носу «Виктории» в надежде, что там найду местечко, где смогу остаться наедине с самим собой. Время от времени до меня доносились обрывки беспорядочных разговоров, которые вели солдаты:
— Ведьмы, право, ведьмы! У! Я сразу почуял…
— Такую жену? Ха-ха-ха! А сам юбку надевай…
— Не поверят, ей-богу, не поверят. Лучше не заикаться…
— И с песьими головами, да! Я не видел, зато мой зять…
Проклятье! Я устало прислонился к мачте и закрыл глаза. Прескверное состояние: то ли начиналась лихорадка, то ли давало себя знать страшное напряжение прожитого дня. С утра до вечера — бой, бой… И еще эта амазонка…
Внезапно я понял, что не переутомление, не болезнь мучат меня. Нет, это она — амазонка, убитая пьяницей Педро, не дает мне сейчас покоя, тяжким камнем давит мне на грудь.
Да, еще одно черное дело числится теперь на счету нашей доблестной конкисты. Амазонки… Никогда еще не рождала земля столь совершенных, столь изумительных созданий, как эти отважные и прекрасные воительницы. Девять из них сегодня навеки закрыли глаза — мы убили их, как убивали до сих пор всякого. кто осмеливался встать на нашем пути. Прожорливыми железными жуками ползем мы по тучным землям языческих Индий, оставляя за собой кровавый след. Нам все равно, кого истреблять, — индейцев ли, амазонок или сказочных людей с головами псов, попадись они нам, — всех, без разбору, без жалости, без колебания изрубим мы своими длинными мечами… А во имя чего? Святого Евангелия? Нет! И даже не ради благоденствия нашего короля. Прав Диего: золото — вот король и бог конкистадора.
Утром, едва рассвело, упрямые индейцы возобновили атаки со своих лодок. Всеми силами стремились они помешать нам высадиться на сушу. Стоило бригантинам приблизиться к берегу, как оттуда на нас летели плотные стаи стрел, а индейцы, сидевшие в каноэ, становились все нахальнее и храбрее.
Наконец, около полудня они оставили нас в покое. Больше часа мы мирно плыли вдоль пустынных прибрежных зарослей, пока не заметили большое селение. Вначале сеньор Франсиско хотел миновать его: он опасался коварного подвоха, как бывало уже не раз. Но солдаты, у которых подтянуло животы, уговорили его высадиться, чтобы поискать какой-нибудь еды.
Первым причалил «Сан-Педро». Пока «Виктория» разворачивалась, солдаты с малой бригантины уже начали высадку. И тут произошло то, что предполагал Орельяна: целые полчища индейцев выскочили из засады и бросились на горстку испанцев. Если бы мы пришли на помощь чуть позже, солдаты с «Сан-Педро» были бы перебиты или взяты в плен. Но этого не случилось — «Виктория» подоспела вовремя. После короткого боя мы благополучно унесли ноги. Только два наших воина были легко ранены да патеру Карвахалю стрела угодила прямо в глаз. Он сразу потерял сознание, и мы решили, что теперь святой отец долго не протянет.
Весь этот проклятый день индейцы не давали нам покоя, травили нас, как собаки загнанного волка. Напрасно капитан пытался избавиться от преследования и направлял бригантины то на середину реки, то в протоки меж пустынными островами. Здешние места заселены были крайне густо, всюду нас встречали враги. Иногда индейцы атаковали нас целыми флотилиями, причем на некоторых каноэ сидели одни лишь музыканты с трубами, дудками и барабанами. Они шли на нас с таким грохотом и шумом, что страх пробирал даже отчаянных смельчаков. Когда же мы проплывали мимо селений, на берегу плясали и играли на дудках толпы индейцев, мужчин и женщин. Они весело кричали нам вслед, размахивали пальмовыми ветками и всячески показывали, как они довольны, что непрошеные гости убрались вон.
Бесконечные стычки всех нас измотали. Чтобы дать людям хоть короткую передышку, капитан Орельяна попробовал задарить индейцев. Эту попытку он сделал, когда бригантины огибали один из крупных островов. Увидев, что от острова отплывают несколько дюжин каноэ с разряженными в перья и ярко размалеванными воинами, сеньор Франсиско собственноручно спустил на воду сухую выдолбленную тыкву, в которую положил связки бус и другие побрякушки. Индейцы поймали тыкву, вынули содержимое, но все-таки постарались прогнать нас прочь, подальше от своих селений.
Признаться, я основательно приуныл в тот день. Враждебность и непримиримость индейцев были столь очевидны, что я не мог представить себе, каким образом сумеем мы совершить побег, а если нам это удастся, как сохраним мы свои жизни, попав в руки воинственных дикарей. Сомнения одолевали меня.
Вечером бригантины стали на якорь у безлюдного берега. Мы разбили лагерь невдалеке от реки, в реденькой пальмовой роще. Спать ложились прямо на землю, голодные, усталые и злые. Сеньор капитан не только расставил часовых, но и сам решил провести ночь не смыкая глаз. Он приказал привести к нему с бригантины пленного индейца, сел с ним у костра и долго расспрашивал его о стране амазонок. При этом сеньор Франсиско пользовался словариком, куда он в течение двух последних месяцев записывал индейские слова, благодаря чему мог совсем неплохо понимать своего краснокожего собеседника. Несколько солдат, и я в их числе, подсели к капитану, и он стал пересказывать нам все, что говорил пленный.
А тот поведал нам о большой стране, где живут одни лишь женщины под предводительством королевы Конори. В городе, где находится резиденция королевы, нет соломенных хижин, а одни лишь большие каменные дома с воротами. Кроме того, есть там пять очисемомуна — «домов солнца», где амазонки держат идолов из золота и серебра в образе женских фигур, а также множество драгоценной посуды. «Дома солнца» от основания и до половины человеческого роста выложены серебряными плитами, из серебра же — столы и сиденья, а потолки богато украшены перьями попугаев и других красивых птиц. Мужчины имеют право переступать границу владений амазонок лишь для того, чтобы принести дань, которой прекрасные воительницы обложили окрестные племена. Но с заходом солнца ни один из них не должен задерживаться в городах и селениях амазонок — промедление грозит ему смертью. Пленный индеец сказал, что сам он трижды бывал у амазонок и однажды чуть было не погиб, едва убежав в наступивших сумерках от дозорных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Однажды — это было за день до праздника святого Иоанна Крестителя — мы увидели на суше впереди себя большое селение, распластавшееся вдоль бухты. Видимо, жители его были предупреждены о нашем приближении, потому что стоило бригантинам показаться из-за косы, как нам навстречу ринулись десятки каноэ с воинами.
Опять начался поединок аркебузников и арбалетчиков испанского короля с индейскими лучниками. Таких сражений на воде на нашем счету было у же множество, но никогда тучи вражеских стрел не были столь густыми, а ярость индейцев столь неистовой. Грести стало совсем невозможно, и наши бригантины вяло двигались вдоль берега, влекомые течением. Многие испанцы, в их числе и патер Гаспар де Карвахаль, были ранены. Положение наше с каждой минутой становилось все опасней. Наконец, капитан решился на смертельный риск: пренебрегая тем, что на суше толпились несметные полчища врагов, он приказал гребцам во что бы то ни стало на веслах подвести «Викторию» и «Сан-Педро» к берегу. Как уже не раз бывало, Орельяна сделал ставку на мощь испанских мечей, страшных в рукопашной схватке на твердой земле.
Когда до суши осталось около дюжины локтей, солдаты горохом посыпались в воду и, глубоко увязая в илистом дне, стали карабкаться на берег, а оставшиеся на судах стрелки продолжали вести смертоносный огонь из аркебуз по юрким каноэ. Плечом к плечу с Мехией и Эрнандесом я, подобно всем остальным окунулся в горячку рукопашного боя. Как ни претила мне мысль о том, что я снова проливаю чужую кровь, не принимать участия в битве я не мог, ибо только меч мог сейчас спасти мою жизнь.
Бой был долог и труден: никогда еще дикари но проявляли такого упорства и мужества. Тела убитых и тяжело раненных индейцев устилали берег, но конца схватки не было видно: казалось, враги твердо ре шили стереть нас в порошок. Я чуть не падал с ног от усталости, плечо ныло, правая рука становилась все тяжелее. Но я продолжал драться. Прикрываясь от стрел щитом, я все колол и рубил наседавших на меня индейцев, а когда в живых остался лишь один из них. я с хриплым криком бросился на него и обратил в бегство.
И вдруг я увидел, что удиравший от меня индейский воин резко остановился, будто наткнувшись на выросшую на пути стену, попятился и боязливо оглянулся. А рядом с ним я увидел…
Да! Да! Да! Я не боюсь, что потомки назовут меня презренным лжецом. Даже на страшном суде я готов повторить то, что говорю сейчас, ибо все слова мои — чистейшая правда. Рядом с боязливым индейцем я воочию увидел легендарную амазонку, женщину-воина. Окинув презрительным взглядом беглеца, она взмахнула короткой палицей и с силой обрушила ее на голову несчастного индейца. Тот упал к ее ногам без звука. Тогда она схватила лук, и, если бы я не пригнулся, стрела неминуемо впилась бы мне в лицо. Крик разочарования вырвался из ее уст, когда она увидела, что стрела миновала цель. И в ту же секунду, подняв над головой увесистую палицу, она отважно кинулась на меня. Краем глаза я заметил, что из лесу на помощь индейцам бегут еще несколько амазонок, вооруженных луками и палицами.
Почему я решил, что женщина, нападавшая на меня, была легендарной амазонкой, а не обычной индианкой, — скажем, разгневанной вдовой убитого нами воина? У меня есть основания думать, что я не ошибся. Во-первых, цвет ее кожи ничем не напоминал медь индейских тел: она была белокожей, как любая испанка. Во-вторых, ростом она на полголовы превосходила самого высокого мужчину, а легкость, с какой она обращалась с тяжелою палицей, говорила об ее незаурядной силе. Но самым убедительным доказательством необыкновенности этой женщины был весь ее облик — прекрасной, бесстрашной, воинственной богини Дианы, будто высеченной из мрамора рукой великого мастера. Ее густые черные волосы, тяжелой короной легшие на затылок, ее огромные пылающие глаза, ее сверкающее обнаженное тело, прикрытое лишь узенькой юбочкой из трав, — все гармонировало в этой удивительной женщине, вышедшей из легенды.
Несмотря на то, что момент был довольно-таки критический, я не мог не залюбоваться прекрасной амазонкой, и это чуть не стоило мне жизни. Если бы я на долю секунды опоздал прикрыть голову щитом, эти строчки никогда не были бы написаны. Страшный удар дубинкой сбил меня с ног, в голове зазвенело, в глазах замелькали оранжевые круги. Мое счастье, что сознание не оставило меня, уже через мгновение я был на ногах, лицом к лицу с амазонкой.
Снова просвистела в воздухе палица, однако на этот раз я успел уклониться, сделав шаг в сторону. В этот миг я мог бы без особого труда дотянуться мечом до безрассудной женщины, но что-то удержало мою руку. Зато я воспользовался случаем и наотмашь рубанул по плечу подбиравшегося ко мне сбоку индейца.
Амазонка еще несколько раз возобновляла попытки уложить меня на месте палицей, но я всякий раз отскакивал и в свою очередь мгновенно и яростно атаковал подбегавших к ней на помощь индейских воинов. Только однажды наши взгляды встретились, и я поразился той страстной ненависти, что излучали ее глаза, обращенные на меня.
Я находился в затруднительнейшем положении. Я не хотел убивать эту удивительную красавицу и не знал, как мне избавиться от нее. Каждую секунду в мой бок или в спину могло вонзиться индейское копье, да и дерзкая амазонка, того и гляди, готова была размозжить мне череп. С трудом отражая ее удары, вертясь, как бес, я все-таки долго бы не продержался, если бы мне на помощь не пришел толстый Педро. Воспользовавшись моментом, когда разъяренная амазонка, закусив губу, пошла на меня в очередную атаку, он ударом меча в спину опрокинул ее на землю, а затем набросился на окруживших меня индейцев. Те не выдержали и стали отступать. Впрочем, я видел, что дрогнули и другие воины: слишком ощутимы были их потери. Испанцы теснили их к лесу, в рядах наших врагов появились признаки паники.
Прежде чем присоединиться к сражающимся товарищам, я на минуту задержался у распластанного на окровавленной земле тела раненой амазонки. Жизнь покидала ее. Все тише вздымалась высокая грудь, на лбу выступила испарина. Широко распахнутыми, тоскующими глазами она смотрела в бездонную голубизну неба и что-то беззвучно шептала. Нет, не мраморная богиня, не сказочное существо — женщина, земная и прекрасная, умирала у моих ног…
Только сейчас я смог как следует разглядеть ее вы разительное, по-своему красивое лицо и еще раз утвердиться в своем мнении, что предо мной — не обычная индианка, а женщина, принадлежащая к какой-то иной, загадочной, доселе невиданной расе. Индейскими в ней были лишь овальная форма лица да миндалевидный разрез глаз. Зато линия носа, прямая, как у римлян, высокий лоб, маленькие, четко очерченные губы, ничем не напоминали грубоватые черты обитателей тех мест. Именно такими я представлял себе воинственных амазонок, когда мой учитель, старый монах алхимик Эусебио, переводил с древнегреческого маленькому Бласу языческого мудреца Гиппократа. Мог ли подумать тогда седобородый доминиканец, что его любознательный ученик через несколько лет встретится в смертельном бою со сказочными амазонками?
Торжествующий рев «Сантьяго! Сантьяго!» вывел меня из задумчивости. Я взглянул в сторону площади, где кипел бой, и увидел, что сражение, по существу, закончилось. Индейцы в смятении бежали к лесу, оставляя на поле битвы десятки убитых и искалеченных воинов. Среди отступавших я не заметил ни одной амазонки — видимо, все они пали под ударами испанских мечей.
Я в последний раз бросил взгляд на лежавшую предо мной амазонку: глаза ее были закрыты, она уже не дышала. Острая жалость к убитой внезапно полоснула по сердцу. Тщетно пытаясь проглотить сдавивший горло тугой комок, я перекрестился, поправил щит и побежал к своим…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. СТРАНА КОРОЛЕВЫ КОНОРИ
Несмотря на то, что нам удалось разбить и рассеять вражескую армию, задерживаться в селении было опасно: индейцы не собирались уступать его нам. Дозорные, которых сразу же выставил Орельяна, доносили, что на помощь язычникам подходят все новые подкрепления и что лег буквально кишит воинами. Было очевидно, что с минуты на минуту следует ждать возобновления боя, который может оказаться роковым для нас.
Сеньор капитан не стал мешкать. Он отдал приказ немедленно садиться на суда. Когда индейцы увидели, что мы уходим они высыпали из зарослей и снова атаковали нас. Но мы не теряли времени даром и скоро оказались на середине реки, недосягаемые для их стрел. Правда, назойливые каноэ преследовали нас дотемна. Однако на сей раз их было не столь много, чтобы причинить нам сколько-нибудь значительный вред.
Ночь прошла спокойно, но на бригантине никто не спал. Разбившись на кучки, солдаты вполголоса обсуждали жаркие события прошедшего дня. Встреча с амазонками произвела на них огромное впечатление:
даже седоусые воины, ветераны конкисты, не могли припомнить ничего подобного. Только шестипалый Алонсо де Кабрера. некогда ходивший с отрядом Пинеды на восток от скалистых Анд, слышал от пленного индейца о женщинах-воинах, которые живут где-то очень далеко, на берегах широкой реки.
Мне тоже не спалось, и я, пройдя на корму «Виктории», подсел к группе солдат, которые оживленно беседовали с патером Карвахалем. Святой отец успел сменить панцирь на сутану и теперь внимательно слушал, что ему рассказывал худощавый солдат с перевязанной щекой. А тот, морщась и время от времени бережно поправляя стягивающую челюсть тряпку, частил скороговоркой:
— Ну, думаю: святой Яго, выручай! И только эта чертова баба, значит, выпустила последнюю стрелу, я ка-а-ак прыгну к ней и хвать мечом! Да вот беда — плашмя… Крикнула она пронзительно — точь-в-точь, как испанская дама, когда увидит мышь на подоле, — а я снова ее…
— Постой, Себастьян, — мягко перебил его Карвахаль, — не торопись выложить все сразу. Ты не расслышал, что именно она крикнула? Не забудь, пожалуйста, каждая мелочь важна для меня. Дневник, который я веду, прочтут, быть может, наши потомки. Им все будет интересно знать о чудесах индейских… Так что же она все-таки крикнула?
— Не помню, завизжала как будто, и все тут, — растерянно пробормотал Себастьян и с гримасой страдания схватился за щеку. — Ой, подлая!.. Сил больше нет…
Я встал и побрел вдоль борта бригантины в поисках уединенного уголка. Мне очень хотелось побыть одному — даже Мехия, даже Апуати были бы сейчас лишними. Перешагивая через ноги разлегшихся на палубе воинов, я продвигался к носу «Виктории» в надежде, что там найду местечко, где смогу остаться наедине с самим собой. Время от времени до меня доносились обрывки беспорядочных разговоров, которые вели солдаты:
— Ведьмы, право, ведьмы! У! Я сразу почуял…
— Такую жену? Ха-ха-ха! А сам юбку надевай…
— Не поверят, ей-богу, не поверят. Лучше не заикаться…
— И с песьими головами, да! Я не видел, зато мой зять…
Проклятье! Я устало прислонился к мачте и закрыл глаза. Прескверное состояние: то ли начиналась лихорадка, то ли давало себя знать страшное напряжение прожитого дня. С утра до вечера — бой, бой… И еще эта амазонка…
Внезапно я понял, что не переутомление, не болезнь мучат меня. Нет, это она — амазонка, убитая пьяницей Педро, не дает мне сейчас покоя, тяжким камнем давит мне на грудь.
Да, еще одно черное дело числится теперь на счету нашей доблестной конкисты. Амазонки… Никогда еще не рождала земля столь совершенных, столь изумительных созданий, как эти отважные и прекрасные воительницы. Девять из них сегодня навеки закрыли глаза — мы убили их, как убивали до сих пор всякого. кто осмеливался встать на нашем пути. Прожорливыми железными жуками ползем мы по тучным землям языческих Индий, оставляя за собой кровавый след. Нам все равно, кого истреблять, — индейцев ли, амазонок или сказочных людей с головами псов, попадись они нам, — всех, без разбору, без жалости, без колебания изрубим мы своими длинными мечами… А во имя чего? Святого Евангелия? Нет! И даже не ради благоденствия нашего короля. Прав Диего: золото — вот король и бог конкистадора.
Утром, едва рассвело, упрямые индейцы возобновили атаки со своих лодок. Всеми силами стремились они помешать нам высадиться на сушу. Стоило бригантинам приблизиться к берегу, как оттуда на нас летели плотные стаи стрел, а индейцы, сидевшие в каноэ, становились все нахальнее и храбрее.
Наконец, около полудня они оставили нас в покое. Больше часа мы мирно плыли вдоль пустынных прибрежных зарослей, пока не заметили большое селение. Вначале сеньор Франсиско хотел миновать его: он опасался коварного подвоха, как бывало уже не раз. Но солдаты, у которых подтянуло животы, уговорили его высадиться, чтобы поискать какой-нибудь еды.
Первым причалил «Сан-Педро». Пока «Виктория» разворачивалась, солдаты с малой бригантины уже начали высадку. И тут произошло то, что предполагал Орельяна: целые полчища индейцев выскочили из засады и бросились на горстку испанцев. Если бы мы пришли на помощь чуть позже, солдаты с «Сан-Педро» были бы перебиты или взяты в плен. Но этого не случилось — «Виктория» подоспела вовремя. После короткого боя мы благополучно унесли ноги. Только два наших воина были легко ранены да патеру Карвахалю стрела угодила прямо в глаз. Он сразу потерял сознание, и мы решили, что теперь святой отец долго не протянет.
Весь этот проклятый день индейцы не давали нам покоя, травили нас, как собаки загнанного волка. Напрасно капитан пытался избавиться от преследования и направлял бригантины то на середину реки, то в протоки меж пустынными островами. Здешние места заселены были крайне густо, всюду нас встречали враги. Иногда индейцы атаковали нас целыми флотилиями, причем на некоторых каноэ сидели одни лишь музыканты с трубами, дудками и барабанами. Они шли на нас с таким грохотом и шумом, что страх пробирал даже отчаянных смельчаков. Когда же мы проплывали мимо селений, на берегу плясали и играли на дудках толпы индейцев, мужчин и женщин. Они весело кричали нам вслед, размахивали пальмовыми ветками и всячески показывали, как они довольны, что непрошеные гости убрались вон.
Бесконечные стычки всех нас измотали. Чтобы дать людям хоть короткую передышку, капитан Орельяна попробовал задарить индейцев. Эту попытку он сделал, когда бригантины огибали один из крупных островов. Увидев, что от острова отплывают несколько дюжин каноэ с разряженными в перья и ярко размалеванными воинами, сеньор Франсиско собственноручно спустил на воду сухую выдолбленную тыкву, в которую положил связки бус и другие побрякушки. Индейцы поймали тыкву, вынули содержимое, но все-таки постарались прогнать нас прочь, подальше от своих селений.
Признаться, я основательно приуныл в тот день. Враждебность и непримиримость индейцев были столь очевидны, что я не мог представить себе, каким образом сумеем мы совершить побег, а если нам это удастся, как сохраним мы свои жизни, попав в руки воинственных дикарей. Сомнения одолевали меня.
Вечером бригантины стали на якорь у безлюдного берега. Мы разбили лагерь невдалеке от реки, в реденькой пальмовой роще. Спать ложились прямо на землю, голодные, усталые и злые. Сеньор капитан не только расставил часовых, но и сам решил провести ночь не смыкая глаз. Он приказал привести к нему с бригантины пленного индейца, сел с ним у костра и долго расспрашивал его о стране амазонок. При этом сеньор Франсиско пользовался словариком, куда он в течение двух последних месяцев записывал индейские слова, благодаря чему мог совсем неплохо понимать своего краснокожего собеседника. Несколько солдат, и я в их числе, подсели к капитану, и он стал пересказывать нам все, что говорил пленный.
А тот поведал нам о большой стране, где живут одни лишь женщины под предводительством королевы Конори. В городе, где находится резиденция королевы, нет соломенных хижин, а одни лишь большие каменные дома с воротами. Кроме того, есть там пять очисемомуна — «домов солнца», где амазонки держат идолов из золота и серебра в образе женских фигур, а также множество драгоценной посуды. «Дома солнца» от основания и до половины человеческого роста выложены серебряными плитами, из серебра же — столы и сиденья, а потолки богато украшены перьями попугаев и других красивых птиц. Мужчины имеют право переступать границу владений амазонок лишь для того, чтобы принести дань, которой прекрасные воительницы обложили окрестные племена. Но с заходом солнца ни один из них не должен задерживаться в городах и селениях амазонок — промедление грозит ему смертью. Пленный индеец сказал, что сам он трижды бывал у амазонок и однажды чуть было не погиб, едва убежав в наступивших сумерках от дозорных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22