— обнимая инженеров за плечи, проговорил Клименко. — Решили нам помочь своей замечательной техникой. Вы полюбуйтесь, какую машину великолепную прикатили.— Рассказали мы нашим ребятам, как трудно вам приходится. Решили вам помочь, — одаряя меня улыбкой и крепко пожимая руку, сказал один из инженеров. Серго это или Костя? Нет. Костя, кажется, второй, повыше, рыжеватый. Или наоборот? Черт, как неудобно…— Поднажали наши хлопцы, перевыполнили план, так что появилась реальная возможность высвободить на недельку этот экспериментальный проходческий комбайн. Поможем вам пробить штольню. Габариты у него как раз подходящие, — продолжал между тем инженер.От радости я только бессвязно восклицал:— Спасибо, братцы! Ну, выручили!Строители тут же с быстротой и ловкостью пожарников развернули машину, подключили к ней водопроводные шланги и черные толстенные кабели. Старший инженер — его действительно звали Костей, Константином Лазаревичем, теперь-то я запомню на всю жизнь — деловито нахмурился, посмотрел на часы и взмахнул рукой. Машина взревела, затряслась, потом загудела ровно и басовито и пошла вгрызаться в землю. Да с такой скоростью, что уже через несколько минут она скрылась под землей, оставляя за собой довольно широкий сводчатый коридор. По нему можно было идти, еле пригибаясь. И земля не осыпалась, обвала можно было не опасаться. Чудо-машина тут же пропитывала землю какой-то моментально твердевшей, как цемент, синтетической смолой. Потолок и стены тоннеля покрывались прочной пленкой, сверкавшей в лучах прожекторов, разгонявших подземную тьму.…Машина уходила все дальше, волоча за собой шланги и кабели. Земля с транспортеров так и летела. Ребята еле успевали ее оттаскивать и перегружать в самосвалы. Обратно, налегке, бежали рысцой.Всех захватил азарт работы. Все словно слегка захмелели, громко смеялись, перекидывались шутками.Только Савосин, пристроившись рядом с механиком-водителем удивительного механического крота, хмурился, с озабоченным видом недовольно покачивал головой и то и дело требовал сбавить скорость:— Как бы не влететь прямо в погребальную камеру!
До камеры мы добрались на следующий день. Обвалившаяся перед машиной земля вдруг открыла зияющую дыру в какую-то пещеру. Савосин сразу потерял к притихшей машине всякий интерес, стал покрикивать на шахтеров, выгонять их из тоннеля:— Дальше будем сами копать, лопатами…Лучи наших фонариков вырвали из вековой тьмы скелет, лежащий посреди камеры на земляном возвышении, какие-то котлы вдоль стены, целехонькие, неразбитые сосуды.— Кажется, не ограблено, — прошептал Алексей Петрович.Камера оказалась просто пещерой в земле, даже без бревенчатой крыши. Это меня слегка встревожило: а вдруг мы опять промахнулись и наткнулись на погребение какого-то кочевого или царского скифа? Их катакомбы без бревенчатых стен встречаются порой и в здешних краях.Мы протянули в камеру кабель и установили несколько сильных ламп. Стало светло. Можно было начать разбивку пола на квадраты и детально изучать находки.Но строители нас остановили:— Как хотите, а пока мы здесь, то отвечаем за технику безопасности подземных работ. Дайте нам сначала укрепить кровлю над камерой, чтобы она не обвалилась. Не беспокойтесь, все сделаем быстро и скелетов не потревожим.Хотя Савосин и возражал, я согласился с инженерами. Конечно, они были правы. Ведь мы не раскапывали погребение, как обычно, срыв сначала курганную насыпь и спускаясь постепенно в погребальную камеру сверху. Вся толща кургана оставалась над нами. И хотя эта земля уплотнилась, слежалась за века, все равно могла обрушиться нам на головы.Строители под наблюдением все время покрикивавшего на них Савосина за один день покрыли весь свод погребальной камеры синтетическим чудо-клеем. По их словам, он должен был сделать землю «крепче камня», и мы смогли приступить к работе.В камере оказалось несколько погребений. Здесь, видимо, были похоронены слуги, вынужденные сопровождать своего господина в загробном путешествии. У самого входа в камеру, загороженного остатками древней повозки, покоился, несомненно, конюх. У него не было никаких украшений, только скромный железный браслет на запястье. Рядом лежал уздечный набор с простыми бронзовыми удилами, костяными псалиями с головками лосей на концах и очень интересным серебряным налобником: словно кружево из оленьих голов с причудливо переплетенными рогами.В противоположной стене была устроена неглубокая ниша. Вдоль ее стенки выстроились глиняные горшки и бронзовые котлы с ручками, чем-то напоминавшие глиняные рукомойники, сохранившиеся еще кое-где в деревнях. В одном из них мы нашли несколько костей — как потом выяснилось, бараньих, медную черпалку-ковшичек и заостренный железный стержень для вынимания мяса. Видимо, котел поставили в могилу с жертвенной пищей. Рядом лежали медное ситечко с изящно выгнутой длинной ручкой и бронзовая закопченная сковородка — полный набор посуды для похороненной тут же поварихи.Конюху было лет восемнадцать-двадцать, когда его убили, поварихе и того меньше.Два других спутника, отправленных вместе с хозяином в бесконечное странствие, оказались постарше. Один из них, видимо, был при жизни плотником. Возле его скелета лежали бронзовое тесло, широкая втульчатая стамеска, конический толстый пробойник и массивный топор-колун. Все инструменты были побиты, подержаны, носили следы долгой работы, особенно колун — весь в глубоких вмятинах.— А топор-то точно такой же, как и у строителя на вазе, — многозначительно отметил ничего не упускающий Савосин.Но окончательное подтверждение тому, что мы отыскали, наконец родину Золотого Оленя, дали предметы, обнаруженные возле скелета, лежавшего в соседней неглубокой нише.Здесь был похоронен явно не просто рядовой кузнец, а мастер художественной обработки металла, торевт. Возле него тоже лежали инструменты: три каменные литейные формы, две матрицы, пробойники и зубила разных размеров, молот-пуансон, служивший для ковки каких-то небольших, с ноготь величиной, тонких металлических пластинок, похожих на чешуйки. Назначения их мы сначала не поняли. По многим признакам было видно, что мастер сам изготовил для себя эти затейливые инструменты и отличался хорошей выдумкой и большой изобретательностью.Одна из форм предназначалась для отливки рукояток мечей, украшенных фигурками скачущих оленей и гонящихся за ними львов, две другие — для отливки бронзовых котлов. К их стенкам прикипело несколько капелек бронзы и железа.Еще интереснее были матрицы, отлитые из бронзы, видимо, по какой-то восковой модели. На них накладывался тонкий золотой лист, и на нем оттискивалось изображение. Потом эту обкладку прибивали тонкими золотыми же гвоздиками к деревянной основе горита — футляра для лука — или прикрепляли прочными крючками к щиту.На одной матрице были хорошо видны в лупу крошечные фигурки разных животных. Видимо, с нее штамповали золотые бляшки. Она порядком стерлась от частого и давнего применения. А на другой…Я даже не сразу поверил своим глазам: неужели держу в руках неоспоримое доказательство того, что мы нашли наконец родину Золотого Оленя?! На другой матрице, несомненно, было изображение именно того красавца, чью копию, так талантливо сделанную Рачиком, мы нашли в Матвеевке.Значит, мы склонялись над прахом мастера, который его сделал?!И мастер этот, и все находившиеся в могиле, видимо, были задушены. Ужасный обычай. Хотя, судя по словам Геродота и данным раскопок, многие принимали такую смерть добровольно, чтобы сопровождать своего владыку в загробный мир. Во всяком случае, скифов больше страшила не смерть, а опасность остаться непогребенным где-нибудь в чужих краях и тем самым лишиться возможности отправиться в счастливый загробный мир вечных пиршеств среди раздолья небесных кочевий без верных слуг и необходимых для дальней дороги вещей. Поэтому они и стремились непременно устроить своим воинам хотя бы ложные погребения — кенотафы, какое мы нашли тут прошлым летом.Легко ли нам теперь по случайным, разрозненным находкам представить обычаи, поверья и мысли давно исчезнувших людей?Литейные формочки и особенно матрицы, положенные в могилу принесенного в жертву замечательного мастера, были совершенно бесценны. Они не только как бы позволяли нам заглянуть в его мастерскую, но и устраняли последние сомнения: конечно, именно из нее вышел Золотой Олень, чтобы отправиться в запутанное и богатое всякими приключениями странствие по белу свету, растянувшееся на много веков.— Жаль, Авенир Павлович не приехал, вот бы обрадовался, — сказал Клименко. — Напишу ему сегодня.Я же помчался на почту и дал длинную телеграмму профессору Казанскому. В этом году, к счастью, он вел раскопки со студентами и аспирантами неподалеку от нас, под Мелитополем.
Олег Антонович примчался на запыленном «газике» уже на следующий день. Ничего не слыша и не замечая вокруг, он, торопливо пожав руки мне, Савосину, Клименко и всем, кто попался на пути, ринулся в штольню.Забыв обо всем на свете, он чуть не на коленях обследовал камеру, осторожно и нежно прикасаясь к древним сосудам, бронзовым котлам, матрицам.Только все тщательно осмотрев, Олег Антонович выбрался на поверхность, вымыл руки, прямо-таки рухнул от усталости на подставленный складной стул и начал раскуривать трубку. Руки у него дрожали от волнения.— Олег Антонович, может, душ примете? — предложил я.— А у вас даже душ есть? Молодцы. Богато живете. Не откажусь. Дай только немного прийти в себя.Но вместо того чтобы хоть немного отдохнуть, он тут же начал размышлять вслух:— Погребение, нет слов, интереснейшее и полностью подтверждает твою правоту. Конечно, это скифское погребение. Но немало и признаков того, что племя оседлое, не кочевое — сдается мне, именно то, что изображено в сценках на вазе. И пожалуй, действительно, потомки местных, а не пришлых племен. Вот Тереножкин обрадуется, — вздохнув, ревниво добавил Олег Антонович.Я прекрасно понимал его чувства. Легко ли было ему согласиться, что правильной оказалась чужая гипотеза, против которой он возражал со всей своей энергией и напористостью? Но я уже писал, что Казанский умел признавать ошибочность своих взглядов, выше всего ставя и ценя истину.
Разговоры о находках и, разумеется, споры продолжались и за обедом, и вечером в походном клубе у костра. Послушать их любили многие из селян — и старики, и молодежь, и люди среднего возраста. Нередко, хоть ненадолго, заглядывал и Непорожний. Пришел, конечно, он и сегодня, присел в сторонке.А Олег Антонович разлегся вместе с нами прямо на земле, на выгоревшей от зноя траве. Он наслаждался походным бытом, словно возвращавшим его в молодость.В присутствии профессора студенты сначала сидели тихо, лишь изредка издавая негромкие возгласы удивления, недоверия или восторга, словно хор в античной трагедии. Но Олег Антонович быстро втянул и их в дискуссию, настойчиво допытываясь:— А вы что скажете, орлы? Всем высказываться, всем!— Если это погребение такое богатое, то что же в главной камере?! — восторженно округлив огромные глазищи и прикладывая ладони к разрумянившимся от волнения щекам, воскликнула Тося. — Ведь это не главная камера, верно, Всеволод Николаевич?— Да, вероятно.— Ну а главная ограблена дочиста, — сказал Алик, подбрасывая в огонь сухого бурьяна и отшатываясь от взметнувшегося пламени.— Ишь какие вы пессимисты! — напустился на него Казанский. — Как советует старая гасконская пословица: «Не умирай, пока живешь». Мне лично то, что дромос засыпан обвалом, кажется довольно обнадеживающим признаком.— Почему?— Потому что обвал иногда отпугивал грабителей. Тут важно, когда он произошел.— А почему же они это погребение не ограбили? Где слуги? — спросил из-за костра Саша Березин.Олег Антонович покачал головой:— Спросите меня о чем-нибудь попроще. Не надейтесь, будто мы раскроем все тайны прошлого. Это лишь в детективных романах все загадки непременно разъясняются. А в жизни и в нашем деле, к сожалению, чаще бывает иначе. Боюсь, так и останется невыясненным, почему они не ограбили эту камеру, что их напугало.То была лишь одна из многих загадок, поджидавших нас в гробницах под курганом.
Мы начали все детально осматривать, фотографировать, зарисовывать, обрабатывая находки всякими растворами, предохраняющими от разрушения. Это работа очень кропотливая, медленная. Спешки и суеты она не терпит. А вечерами обсуждали наши находки у костра.Когда уставали спорить, Саша Березин брал свою гитару, тихонько пощипывал струны, и мы начинали дружно подпевать.Строители предложили нам пока расчистить дромос. Но пускать туда их машину мы не решились. Как бы она не повредила находки, которые могли обронить грабители.Тогда строители стали собираться домой, жалея, что не могут остаться до конца раскопок. Их ждала своя работа. Геофизики уехали еще раньше.— Вы нас крепко выручили, братцы! — прощаясь, благодарил строителей я. — И как чудесно, что случайно повстречал вас где-то Андрей Осипович.— Случайно! — дядя Костя ревниво покачал головой. — Какой же это случай, если мы тогда с Андреем Осиповичем к ним специально поехали. Сколько бензина пожгли, пока их в степи нашли.— Как так?— Да так. Видели мы, что работа медленно идет, трудно, — пояснил шофер. — Рассуждали, как бы вам помочь. Вот я и вспомнил, какие замечательные машины видели мы у строителей каналов. Помните, встретили их как-то и позавидовали: нам бы такие? Ну, Андрей Осипович тоже про эти машины слыхал и загорелся: надо к ним поехать, поговорить.— Значит, чудо было хорошо организовано, а, Андрей Осипович? — засмеялся Непорожний.— Без вас мы бы, наверное, еще долго не разобрались в этой запутанной истории, дорогой Андрей Осипович, — пожимая руку бывшему следователю, сказал Олег Антонович. — Рыскали бы по степи, раскапывая наугад курган за курганом, да совсем не там, где следовало. Признаюсь, поначалу меня немножко шокировало, сердило даже, что мой ученик вдруг больше, к вашим советам прислушивается, чем к моим. И несолидно мне как-то казалось, что вы его вроде бы в какую-то уголовщину тянете, далекую от настоящей науки. Теперь вижу, как ошибался. Публично признаюсь в этом и еще раз от души благодарю вас, дорогой Андрей Осипович, за неоценимую помощь.— Ну что вы, Олег Антонович, о чем говорить? — смутился Клименко. — Це ж наше общее дело, правильно сказал как-то Назар Семенович.
Проводив строителей и закончив вчерне все работы в боковой камере, мы занялись расчисткой завала в дромосе. Копали опять только мы с Алексеем Петровичем, студенты лишь оттаскивали землю. Конечно, это сильно замедляло работу. А так не терпелось поскорее добраться до погребальной камеры и узнать, оставили нам что-нибудь грабители или нет.Но правильно мы поступили, отказавшись от чудо-крота. Почти на каждом шагу в земле попадались находки, оброненные грабителями: наконечники стрел и копий, золотые бляшки с изображениями разных зверей, бусинки. Тогда приходилось откладывать лопаты и браться за ножи и кисточки.Эти находки больше огорчали, чем радовали: меньше оставалось надежды, что в погребальной камере осталось что-то ценное. Вероятно, все успели утащить грабители, прежде чем обвалилась кровля.И вдруг я увидел торчащую из земли кость. А вот другая…— Алеша, посмотри, что это лезет? — окликнул я Савосина, от волнения переходя на археологический жаргон.Начинаем осторожно расчищать землю вокруг.Да это целый скелет! Странно, что он лежит лицом вниз прямо в коридоре, словно пытаясь преградить нам дорогу. Воин, убитый и положенный тут, чтобы никто не потревожил покой его хозяина? Но почему при нем нет никакого оружия, кроме проржавевшего ножа?К нам присоединился Олег Антонович. Втроем мы начинаем осторожно расчищать и осматривать скелет. Среди костей пальцев тускло сверкнуло золото. Три кольца и два браслета, один явно женский, ножной. Почему он оказался на руке скелета?Присмотревшись внимательнее, замечаем, что и кольца вроде не были надеты на пальцы, как полагалось. Покойный словно зажал их в кулаке. Странно.— Посмотрите, а это что? — произносит Савосин, рассматривающий что-то, растянувшись прямо на земле рядом со скелетом.На полу камеры, словно тень какого-то предмета, едва заметен квадратный отпечаток. Сам загадочный предмет, видимо, был из кожи или ткани, давно истлел. Остался лишь непонятный костяной кружочек, лежащий почти посреди этого квадрата.Савосин вопрошающе смотрит на Казанского. Тот пожимает плечами. Мы наносим на план загадочный отпечаток, фотографируем его так, чтобы он получился на снимке поотчетливей, убираем костяной кружочек и снова принимаемся за расчистку.— Почему он лежит вниз лицом? — недоумевает Казанский. — Странная поза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
До камеры мы добрались на следующий день. Обвалившаяся перед машиной земля вдруг открыла зияющую дыру в какую-то пещеру. Савосин сразу потерял к притихшей машине всякий интерес, стал покрикивать на шахтеров, выгонять их из тоннеля:— Дальше будем сами копать, лопатами…Лучи наших фонариков вырвали из вековой тьмы скелет, лежащий посреди камеры на земляном возвышении, какие-то котлы вдоль стены, целехонькие, неразбитые сосуды.— Кажется, не ограблено, — прошептал Алексей Петрович.Камера оказалась просто пещерой в земле, даже без бревенчатой крыши. Это меня слегка встревожило: а вдруг мы опять промахнулись и наткнулись на погребение какого-то кочевого или царского скифа? Их катакомбы без бревенчатых стен встречаются порой и в здешних краях.Мы протянули в камеру кабель и установили несколько сильных ламп. Стало светло. Можно было начать разбивку пола на квадраты и детально изучать находки.Но строители нас остановили:— Как хотите, а пока мы здесь, то отвечаем за технику безопасности подземных работ. Дайте нам сначала укрепить кровлю над камерой, чтобы она не обвалилась. Не беспокойтесь, все сделаем быстро и скелетов не потревожим.Хотя Савосин и возражал, я согласился с инженерами. Конечно, они были правы. Ведь мы не раскапывали погребение, как обычно, срыв сначала курганную насыпь и спускаясь постепенно в погребальную камеру сверху. Вся толща кургана оставалась над нами. И хотя эта земля уплотнилась, слежалась за века, все равно могла обрушиться нам на головы.Строители под наблюдением все время покрикивавшего на них Савосина за один день покрыли весь свод погребальной камеры синтетическим чудо-клеем. По их словам, он должен был сделать землю «крепче камня», и мы смогли приступить к работе.В камере оказалось несколько погребений. Здесь, видимо, были похоронены слуги, вынужденные сопровождать своего господина в загробном путешествии. У самого входа в камеру, загороженного остатками древней повозки, покоился, несомненно, конюх. У него не было никаких украшений, только скромный железный браслет на запястье. Рядом лежал уздечный набор с простыми бронзовыми удилами, костяными псалиями с головками лосей на концах и очень интересным серебряным налобником: словно кружево из оленьих голов с причудливо переплетенными рогами.В противоположной стене была устроена неглубокая ниша. Вдоль ее стенки выстроились глиняные горшки и бронзовые котлы с ручками, чем-то напоминавшие глиняные рукомойники, сохранившиеся еще кое-где в деревнях. В одном из них мы нашли несколько костей — как потом выяснилось, бараньих, медную черпалку-ковшичек и заостренный железный стержень для вынимания мяса. Видимо, котел поставили в могилу с жертвенной пищей. Рядом лежали медное ситечко с изящно выгнутой длинной ручкой и бронзовая закопченная сковородка — полный набор посуды для похороненной тут же поварихи.Конюху было лет восемнадцать-двадцать, когда его убили, поварихе и того меньше.Два других спутника, отправленных вместе с хозяином в бесконечное странствие, оказались постарше. Один из них, видимо, был при жизни плотником. Возле его скелета лежали бронзовое тесло, широкая втульчатая стамеска, конический толстый пробойник и массивный топор-колун. Все инструменты были побиты, подержаны, носили следы долгой работы, особенно колун — весь в глубоких вмятинах.— А топор-то точно такой же, как и у строителя на вазе, — многозначительно отметил ничего не упускающий Савосин.Но окончательное подтверждение тому, что мы отыскали, наконец родину Золотого Оленя, дали предметы, обнаруженные возле скелета, лежавшего в соседней неглубокой нише.Здесь был похоронен явно не просто рядовой кузнец, а мастер художественной обработки металла, торевт. Возле него тоже лежали инструменты: три каменные литейные формы, две матрицы, пробойники и зубила разных размеров, молот-пуансон, служивший для ковки каких-то небольших, с ноготь величиной, тонких металлических пластинок, похожих на чешуйки. Назначения их мы сначала не поняли. По многим признакам было видно, что мастер сам изготовил для себя эти затейливые инструменты и отличался хорошей выдумкой и большой изобретательностью.Одна из форм предназначалась для отливки рукояток мечей, украшенных фигурками скачущих оленей и гонящихся за ними львов, две другие — для отливки бронзовых котлов. К их стенкам прикипело несколько капелек бронзы и железа.Еще интереснее были матрицы, отлитые из бронзы, видимо, по какой-то восковой модели. На них накладывался тонкий золотой лист, и на нем оттискивалось изображение. Потом эту обкладку прибивали тонкими золотыми же гвоздиками к деревянной основе горита — футляра для лука — или прикрепляли прочными крючками к щиту.На одной матрице были хорошо видны в лупу крошечные фигурки разных животных. Видимо, с нее штамповали золотые бляшки. Она порядком стерлась от частого и давнего применения. А на другой…Я даже не сразу поверил своим глазам: неужели держу в руках неоспоримое доказательство того, что мы нашли наконец родину Золотого Оленя?! На другой матрице, несомненно, было изображение именно того красавца, чью копию, так талантливо сделанную Рачиком, мы нашли в Матвеевке.Значит, мы склонялись над прахом мастера, который его сделал?!И мастер этот, и все находившиеся в могиле, видимо, были задушены. Ужасный обычай. Хотя, судя по словам Геродота и данным раскопок, многие принимали такую смерть добровольно, чтобы сопровождать своего владыку в загробный мир. Во всяком случае, скифов больше страшила не смерть, а опасность остаться непогребенным где-нибудь в чужих краях и тем самым лишиться возможности отправиться в счастливый загробный мир вечных пиршеств среди раздолья небесных кочевий без верных слуг и необходимых для дальней дороги вещей. Поэтому они и стремились непременно устроить своим воинам хотя бы ложные погребения — кенотафы, какое мы нашли тут прошлым летом.Легко ли нам теперь по случайным, разрозненным находкам представить обычаи, поверья и мысли давно исчезнувших людей?Литейные формочки и особенно матрицы, положенные в могилу принесенного в жертву замечательного мастера, были совершенно бесценны. Они не только как бы позволяли нам заглянуть в его мастерскую, но и устраняли последние сомнения: конечно, именно из нее вышел Золотой Олень, чтобы отправиться в запутанное и богатое всякими приключениями странствие по белу свету, растянувшееся на много веков.— Жаль, Авенир Павлович не приехал, вот бы обрадовался, — сказал Клименко. — Напишу ему сегодня.Я же помчался на почту и дал длинную телеграмму профессору Казанскому. В этом году, к счастью, он вел раскопки со студентами и аспирантами неподалеку от нас, под Мелитополем.
Олег Антонович примчался на запыленном «газике» уже на следующий день. Ничего не слыша и не замечая вокруг, он, торопливо пожав руки мне, Савосину, Клименко и всем, кто попался на пути, ринулся в штольню.Забыв обо всем на свете, он чуть не на коленях обследовал камеру, осторожно и нежно прикасаясь к древним сосудам, бронзовым котлам, матрицам.Только все тщательно осмотрев, Олег Антонович выбрался на поверхность, вымыл руки, прямо-таки рухнул от усталости на подставленный складной стул и начал раскуривать трубку. Руки у него дрожали от волнения.— Олег Антонович, может, душ примете? — предложил я.— А у вас даже душ есть? Молодцы. Богато живете. Не откажусь. Дай только немного прийти в себя.Но вместо того чтобы хоть немного отдохнуть, он тут же начал размышлять вслух:— Погребение, нет слов, интереснейшее и полностью подтверждает твою правоту. Конечно, это скифское погребение. Но немало и признаков того, что племя оседлое, не кочевое — сдается мне, именно то, что изображено в сценках на вазе. И пожалуй, действительно, потомки местных, а не пришлых племен. Вот Тереножкин обрадуется, — вздохнув, ревниво добавил Олег Антонович.Я прекрасно понимал его чувства. Легко ли было ему согласиться, что правильной оказалась чужая гипотеза, против которой он возражал со всей своей энергией и напористостью? Но я уже писал, что Казанский умел признавать ошибочность своих взглядов, выше всего ставя и ценя истину.
Разговоры о находках и, разумеется, споры продолжались и за обедом, и вечером в походном клубе у костра. Послушать их любили многие из селян — и старики, и молодежь, и люди среднего возраста. Нередко, хоть ненадолго, заглядывал и Непорожний. Пришел, конечно, он и сегодня, присел в сторонке.А Олег Антонович разлегся вместе с нами прямо на земле, на выгоревшей от зноя траве. Он наслаждался походным бытом, словно возвращавшим его в молодость.В присутствии профессора студенты сначала сидели тихо, лишь изредка издавая негромкие возгласы удивления, недоверия или восторга, словно хор в античной трагедии. Но Олег Антонович быстро втянул и их в дискуссию, настойчиво допытываясь:— А вы что скажете, орлы? Всем высказываться, всем!— Если это погребение такое богатое, то что же в главной камере?! — восторженно округлив огромные глазищи и прикладывая ладони к разрумянившимся от волнения щекам, воскликнула Тося. — Ведь это не главная камера, верно, Всеволод Николаевич?— Да, вероятно.— Ну а главная ограблена дочиста, — сказал Алик, подбрасывая в огонь сухого бурьяна и отшатываясь от взметнувшегося пламени.— Ишь какие вы пессимисты! — напустился на него Казанский. — Как советует старая гасконская пословица: «Не умирай, пока живешь». Мне лично то, что дромос засыпан обвалом, кажется довольно обнадеживающим признаком.— Почему?— Потому что обвал иногда отпугивал грабителей. Тут важно, когда он произошел.— А почему же они это погребение не ограбили? Где слуги? — спросил из-за костра Саша Березин.Олег Антонович покачал головой:— Спросите меня о чем-нибудь попроще. Не надейтесь, будто мы раскроем все тайны прошлого. Это лишь в детективных романах все загадки непременно разъясняются. А в жизни и в нашем деле, к сожалению, чаще бывает иначе. Боюсь, так и останется невыясненным, почему они не ограбили эту камеру, что их напугало.То была лишь одна из многих загадок, поджидавших нас в гробницах под курганом.
Мы начали все детально осматривать, фотографировать, зарисовывать, обрабатывая находки всякими растворами, предохраняющими от разрушения. Это работа очень кропотливая, медленная. Спешки и суеты она не терпит. А вечерами обсуждали наши находки у костра.Когда уставали спорить, Саша Березин брал свою гитару, тихонько пощипывал струны, и мы начинали дружно подпевать.Строители предложили нам пока расчистить дромос. Но пускать туда их машину мы не решились. Как бы она не повредила находки, которые могли обронить грабители.Тогда строители стали собираться домой, жалея, что не могут остаться до конца раскопок. Их ждала своя работа. Геофизики уехали еще раньше.— Вы нас крепко выручили, братцы! — прощаясь, благодарил строителей я. — И как чудесно, что случайно повстречал вас где-то Андрей Осипович.— Случайно! — дядя Костя ревниво покачал головой. — Какой же это случай, если мы тогда с Андреем Осиповичем к ним специально поехали. Сколько бензина пожгли, пока их в степи нашли.— Как так?— Да так. Видели мы, что работа медленно идет, трудно, — пояснил шофер. — Рассуждали, как бы вам помочь. Вот я и вспомнил, какие замечательные машины видели мы у строителей каналов. Помните, встретили их как-то и позавидовали: нам бы такие? Ну, Андрей Осипович тоже про эти машины слыхал и загорелся: надо к ним поехать, поговорить.— Значит, чудо было хорошо организовано, а, Андрей Осипович? — засмеялся Непорожний.— Без вас мы бы, наверное, еще долго не разобрались в этой запутанной истории, дорогой Андрей Осипович, — пожимая руку бывшему следователю, сказал Олег Антонович. — Рыскали бы по степи, раскапывая наугад курган за курганом, да совсем не там, где следовало. Признаюсь, поначалу меня немножко шокировало, сердило даже, что мой ученик вдруг больше, к вашим советам прислушивается, чем к моим. И несолидно мне как-то казалось, что вы его вроде бы в какую-то уголовщину тянете, далекую от настоящей науки. Теперь вижу, как ошибался. Публично признаюсь в этом и еще раз от души благодарю вас, дорогой Андрей Осипович, за неоценимую помощь.— Ну что вы, Олег Антонович, о чем говорить? — смутился Клименко. — Це ж наше общее дело, правильно сказал как-то Назар Семенович.
Проводив строителей и закончив вчерне все работы в боковой камере, мы занялись расчисткой завала в дромосе. Копали опять только мы с Алексеем Петровичем, студенты лишь оттаскивали землю. Конечно, это сильно замедляло работу. А так не терпелось поскорее добраться до погребальной камеры и узнать, оставили нам что-нибудь грабители или нет.Но правильно мы поступили, отказавшись от чудо-крота. Почти на каждом шагу в земле попадались находки, оброненные грабителями: наконечники стрел и копий, золотые бляшки с изображениями разных зверей, бусинки. Тогда приходилось откладывать лопаты и браться за ножи и кисточки.Эти находки больше огорчали, чем радовали: меньше оставалось надежды, что в погребальной камере осталось что-то ценное. Вероятно, все успели утащить грабители, прежде чем обвалилась кровля.И вдруг я увидел торчащую из земли кость. А вот другая…— Алеша, посмотри, что это лезет? — окликнул я Савосина, от волнения переходя на археологический жаргон.Начинаем осторожно расчищать землю вокруг.Да это целый скелет! Странно, что он лежит лицом вниз прямо в коридоре, словно пытаясь преградить нам дорогу. Воин, убитый и положенный тут, чтобы никто не потревожил покой его хозяина? Но почему при нем нет никакого оружия, кроме проржавевшего ножа?К нам присоединился Олег Антонович. Втроем мы начинаем осторожно расчищать и осматривать скелет. Среди костей пальцев тускло сверкнуло золото. Три кольца и два браслета, один явно женский, ножной. Почему он оказался на руке скелета?Присмотревшись внимательнее, замечаем, что и кольца вроде не были надеты на пальцы, как полагалось. Покойный словно зажал их в кулаке. Странно.— Посмотрите, а это что? — произносит Савосин, рассматривающий что-то, растянувшись прямо на земле рядом со скелетом.На полу камеры, словно тень какого-то предмета, едва заметен квадратный отпечаток. Сам загадочный предмет, видимо, был из кожи или ткани, давно истлел. Остался лишь непонятный костяной кружочек, лежащий почти посреди этого квадрата.Савосин вопрошающе смотрит на Казанского. Тот пожимает плечами. Мы наносим на план загадочный отпечаток, фотографируем его так, чтобы он получился на снимке поотчетливей, убираем костяной кружочек и снова принимаемся за расчистку.— Почему он лежит вниз лицом? — недоумевает Казанский. — Странная поза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25