— Но как вы судите мужчину, мадам, если не по его сексуальному опыту? По количеству оргазмов, которые получаете от него? По твердости его мужской плоти? По длине? По способности изливать семя?Только сейчас Меган осознала, что араб тоже боится.Но чего?!— Если я осуждаю мужчину за его бесплодное семя, в таком случае следует также осудить себя за невозможность выносить и взрастить семя любого мужчины, — внезапно выпалила она и дрожащим голосом продолжила:— Видите ли… когда мужчина и женщина сливаются в единое целое, тогда близость, которую они разделяют… мне кажется одним из чудес света.Из камина поднялся столб искр, выхватив в темноте щеку, нос, подбородок. И все тут же потонуло во мраке.— Ты любила мужчину, — бесстрастно заключил он. Тиски, сжимавшие горло Меган, переместились на грудь.— Да.— И все же стала продажной тварью.Ей следовало ожидать упреков… однако они все же явились полнейшей неожиданностью. Жаркий гнев взорвался в груди, вытесняя остальные эмоции.— Считаете женщину шлюхой лишь за то, что и у нее есть физические потребности? — взорвалась она, забывая, что пришла к нему под личиной проститутки. Забывая, что явилась только от одиночества, а не для того, чтобы рассуждать о морали. — Не думаете, что женщина по природе своей находит утешение в объятиях мужчины?— Не знаю.Его жестокая честность мгновенно рассеяла ее злость. Его дыхание овевало ее обнаженную грудь.— Не знаю, в чем природа женщины и мужчины. Знаю только, чего я хочу.— Но вы, разумеется, пожелаете и сами испытать… то, что называют экстазом, — поспешно вставила Меган. — Неужели вам не понравятся женские ласки? — Женские ласки мне ни к чему.— Нам всем необходимы нежные касания, — возразила она.В этом нет ни малейшего сомнения: как мужчинам, так и женщинам нужна интимность прикосновений, тепло объятий.— Поверь, есть вещи куда хуже, чем физическая неудовлетворенность, — выговорил он наконец, словно недовольный ее упрямством.— Какие именно? — поинтересовалась она. Что может быть хуже одинокой постели?— Страшнее всего осознавать, что не способен получить это так называемое блаженство, — проскрипел он. — Это куда неприятнее, чем страдать от неутоленного желания.— Но разрядку всегда можно…Она осеклась, не договорив, сердце ее ушло в пятки. Опять она чуть не проговорилась! Англичанин не интересуется той частью женского тела, о которой не принято говорить в обществе. Англичанка ни за что не признает, что обладает местечком, позволяющим ей достичь экстаза.— Так вы ублажаете себя, мадам? — пренебрежительно спросил он. Еще одно грубое напоминание о том, что перед ней не уроженец ее страны, как бы чисто он ни говорил на их языке.— Да.Щеки и уши Меган мгновенно запылали, жар пополз ниже, по горлу, к груди и животу. Она гордо выпрямилась, отказываясь лгать.— А мужчины… разве они… не ублажают себя?В звенящей тишине слышно было только их дыхание и отдаленный плеск океанских волн, дразнящий, обещающий, удаляющийся и никогда не кончающийся.— Существует огромная разница между рукой мужчины и женским телом, — сухо заметил он.— И все же? — настаивала она.— Со мной бывало и такое.Он сконфужен, она явно чувствует идущий от него жар, от которого горят груди и пальцы, слышит это в его голосе. Но, подобно ей, он отказывается лгать.— Что надеетесь вы получить от нашей встречи, Мохаммед?Как легко соскользнуло с губ его имя! И как неуклюже должно было звучать это арабское имя, произнесенное англичанкой! И как неловко и странно должен был звучать весь этот разговор араба с англичанкой, обсуждавших то, о чем ни один мужчина не смел сказать женщине вслух, то, о чем этот человек не посмел бы сказать ни одной другой женщине — не важно, англичанке или уроженке Азии.Но почему?— Я уже объяснил, чего хочу.— Нет, просто сказали, чего добиваетесь, вернее, что хотите знать, — возразила она, черпая храбрость в безликости ночи, — а ваши желания здесь ни при чем.Несколько долгих мгновений ей казалось, что он не ответит.— Желаю понять, способен ли я подарить женщине наслаждение. Хочу познать то, что доступно другим мужчинам.Меган, потрясенная, пошатнулась.— Хочу убедиться, что ничем не отличаюсь от других мужчин. Глава 2 Из-под ног Меган ушла земля, невидимая рука стиснула горло, не давая дышать. Что могло причинить несчастному такие муки? Она чувствовала, остро ощущала страдание, терзавшее араба.Меган слышала, что мужчины, когда-то переболевшие свинкой, иногда становятся бесплодными.Неужели и он оказался в их числе? Она прерывисто вздохнула, чтобы успокоиться.— Вряд ли какой-либо женщине стоит демонстрировать это вам, сэр. Все понятно и без слов.— В таком случае не демонстрируйте это, мадам, — грубо бросил он. — Лучше докажите.Темнота сомкнулась вокруг них. Сжала расстояние между его ртом и ее болезненно набухшими сосками. Сердце Меган пропустило удар, заколотилось, пытаясь вырваться из груди. В этом мужчине кроется склонность к насилию, рожденная потребностями, одиночеством, страхом.Будь она мудрее, сбежала бы из комнаты в чем мать родила. Будь она мудрее, вообще не оказалась бы в. этой комнате.Она думала о прошлом и пустой постели, в которой теперь спала. Она думала о будущем и пустой постели, ожидавшей ее. Она думала об этом арабе, спящем в пустой постели целых пятьдесят три года.— Я только однажды попросила мужчину коснуться меня, — выпалила она.— И он коснулся?Ей хотелось солгать, но она поняла, что не сумеет.— Нет, — призналась Меган.— Это тот, кого ты любила?Она сжалась под натиском нежеланных воспоминаний.— Да.— Он отказывался испытать ту близость, о которой ты упомянула?К горлу Меган подступили непрошеные слезы.— Верно.— Его отказ до сих пор ранит тебя.— Да.Она заморгала, чтобы не расплакаться.— Скажи, где именно ты просила его дотронуться?Несмотря на повелительный тон, в голосе его слышались молящие нотки. Что-то вроде просьбы не отвергать его, как в свое время отвергли ее. Разделить с ним то особенное соединение, которое подвластно лишь мужчине и женщине в постели.Обжигающее озарение снизошло на Меган. Здесь, в темноте, с незнакомцем она может снова стать той, какой была двадцать два года назад. Он сумеет ласкать ее груди, целовать их. Делать все то, о чем она тайно мечтала, но боялась попросить. Боялась, что оскорбит, оттолкнет мужа от себя. Никогда прежде Меган не мечтала о том, как будет учить мужчину касаться ее, удовлетворять. Какое искушение! На этот раз именно Адам предлагал Еве запретный плод. Обещание куда большего, чем быстрое безликое слияние.— Я просила… просила его коснуться моих грудей, — прошептала она, не узнавая своего голоса.Темнота потянулась к ней.Она полувздохнула-полувсхлипнула, когда шершавые ладони сжали правую грудь, левую… Сердце покатилось куда-то, мышцы напряглись. Жидкий огонь желания хлынул в то место, где сходились ноги. Соски затвердели до боли.— Вот так?— Да.Пальцы задвигались в такт с биением ее сердца. Грубые, но нежные. Нерешительные, но алчные. Слезы по-прежнему жгли ей глаза. Наконец она получила от чужого человека то, в чем ей было отказано двадцать два года назад: нежное прикосновение мужчины.— Скажи, что еще ты просила его сделать, — хрипло скомандовал он.Тепло протянуло невидимый мостик между их телами: его дыхание, ее дыхание, его пальцы, ее пальцы. Его желание. Ее желание.В какой-то кратчайший миг она видела их обоих: себя, стоявшую над обнаженным мужчиной, и его, сидевшего подле голой женщины.— Я просила его… целовать мои соски, — призналась она.Шероховатый жар, обливший ее левую грудь, вдруг рассеялся. Секунду спустя он обрушился на ее бедро. И похоже, араб не слишком расстроился, обнаружив податливую мягкость. Шелковистая плоть, легкая, как крылья бабочки, скользнула по соску.Молния пронизала ее грудь и вышла из пальцев ног. Меган вернулась в свое тело и снова уставилась на его голову. Потом инстинктивно протянула руку и вцепилась в мягкие вьющиеся волосы. Они липли к пальцам, живые, словно раскаленный поток, мчавшийся сквозь ее груди.— Что еще ты просила его делать?Влажное дыхание обожгло грудь в том месте, где араб поцеловал ее. Только мужчина, которого она любила, не пожелал делать этого. Она пыталась собраться с духом и наконец нашла храбрость продолжать.— Я просила его лизать мои соски.Горячий влажный язык нерешительно обвел самую маковку груди. Один раз. Второй. Третий… Он лизал ее, как жадный кот вылизывает пустой подойник. Верхушка соска, розовый ореол, снова кончик… Ее лоно сжималось, кипящая жидкость стекала по бедрам. Она инстинктивно обвила руками его шею… такое судорожное объятие… и прижала к себе голову араба, пока тот продолжал омывать ее неустанными ударами языка.— Что еще?Меган боялась, что умрет от наслаждения. Чувствовал ли Мохаммед то же самое, когда целовал ее, лизал?..— Я просила его сосать мою грудь. Ее опять обожгло раскаленными угольями. О-о… Меган держалась за густые пряди, пока он сосал ее, сначала робко, потом сильнее, словно он набирался от нее сил. Это было… невероятно.Это пробудило томление, которого ей не довелось испытать до сих пор. Хоть бы он стиснул ее… укусил… впился зубами… Она выгнулась всем телом, моля о ласках, описания которым не находила. Он сильнее сжал руки, сминая, массируя, растирая… грудь, бедро… спину…Огненный водоворот обжигающего жара окутал ее сосок, и острые зубы одновременно вгрызлись в ореол… Ее лоно сжалось… от боли… от удовольствия. Она подалась вперед, запутавшись руками в его волосах, затерянная в эротических ощущениях, которые он рождал, в воспоминаниях, которые вызывал…— Я просила его ласкать меня между бедрами, — шепнула она.Теплый воздух овеял ее живот. Нежные пальцы коснулись Меган… Тень ощущения… Пальцы араба, не англичанина.Тихий неприличный хлопок разорвался в воздухе: это его губы выпустили сосок. Озноб от холодного воздуха мгновенно сменился теплом его дыхания.— Твой венерин холмик покрыт волосами.Прошло несколько мгновений, прежде чем смысл его слов дошел до нее. Каждый нерв ее тела сосредоточился в пальцах, теребивших его волосы.— Да. — Ее дыхание участилось… слишком участилось… Сейчас она лишится чувств. Она, которая никогда раньше не падала в обморок! — Разумеется.— Мусульмане выбривают волосы на теле. Его нога задела ее колено, мускулистая, но шелковисто-гладкая…— А вы? Тоже выбриваете волосы? — неожиданно вырвалось у нее.— Я строго следую законам ислама, — бросил он.Мириады мыслей кружились в ее голове: неужели религия воспрещает ему дотрагиваться до женщин? Может, поэтому в пятьдесят три года он все еще девственник? И действительно ли его чресла чисто выбриты?— Записано в книгах, что женское лоно влажнеет от желания и что в момент наслаждения ее плоть становится твердой и наливается кровью, как петушиный гребень, — пробурчал он. — Ты тоже влажна от желания, Меган?Влажна и набухла. Ей казалось, что она тонет в запахе пряностей и жаре его тела.— Да, — запинаясь, выговорила Меган. — Так оно и есть.— И когда достигнешь момента наслаждения, твоя плоть поднимается, как петушиный гребень?— Ты можешь коснуться моего лона…Мег съежилась от собственной откровенности, на которую способна только шлюха; она раздвинула ноги в бесстыдном приглашении женщины, открывающейся мужчине.Ночной воздух ворвался в комнату, охлаждая ту часть ее тела, которая налилась соками, подобно перезрелому фрукту. Холод немедленно сменился пульсирующим жаром.Он сжал ее, меся, словно тесто, грубо лаская. Меган замерла, боясь вызвать у него отвращение.Муж касался ее лишь мимолетно, подводя свое достоинство к ее порталу. И никогда не медлил ни одного лишнего мгновения. О чем он думал, случайно дотрагиваясь до нее? О чем думал этот человек, касаясь женщины впервые в жизни?— Ты истекаешь влагой.— Мне очень жаль, — быстро, словно оправдываясь, выговорила она и сжалась от напряжения, приготовившись к тому, что он сейчас ее оттолкнет.— Почему ты извиняешься?Его дыхание раскаленным тавром легло на ее живот: он смотрит вниз, словно способен видеть в темноте. И возможно, так оно и есть.— А с другим мужчиной ты не становишься такой мокрой?— Я…Длинный жесткий, мозолистый палец утонул в скользких влажных складках ее лона.Она выпустила из рук волосы Мохаммеда ради более надежного якоря: его плеч. Они были напряжены, совсем как ее тело. Сильные, надежные, истинно мужские.Меган ждала его следующей фразы, следующего вторжения. Сам воздух, похоже, раскалился от чувственного порыва.— Отверстие в твоем лоне чересчур узко.Он скользнул глубже, ее тело упорно сопротивлялось.— Ты хотела, чтобы тебя ласкали именно здесь, когда просила его потрогать между бедер?Меган зажмурилась, отсекая тьму, состоявшую из его волос и боли прошлого.— Нет, — ответила она.Он медленно разделил сомкнутые створки, проникая в святая святых ее лона, пока не коснулся самого кончика ее женственности. Крохотный бугорок налился желанием. Она неудержимо запульсировала в унисон с ритмом его пальца и сомкнула колени, чтобы не упасть.— Ты просила, чтобы тебя коснулись в этом месте?— Нет… просто просила, чтобы меня коснулись, — пролепетала она.— Ты уже твердая, это похоже на небольшой бутон. Тебе хорошо, когда мужская рука теребит его? И когда тебя приводят к экстазу, теребя клитор, разве ты не хотела бы, чтобы на месте мужского пальца был мужской жезл?Клитор.До этой минуты Меган никогда не слышала такого слова, но мгновенно поняла, что он имел в виду: ошибки быть просто не могло! Она впилась ногтями в его кожу, безразличная к боли, которую могла вызвать, полностью сосредоточенная на каждом движении этого длинного пальца.— Я не… знаю. Уверена, что большинство женщин по достоинству оценило бы… Ни один мужчина еще не дарил мне блаженства всего лишь одним пальцем.Он осторожно обвел затвердевшую горошинку плоти, самое чувствительное местечко женского тела, словно определяя размер, форму… и каждое прикосновение вызывало в ней бурю ощущений.— Но ты достигала разрядки, когда мужская плоть проникала в тебя, — настаивал он.За сомкнутыми веками плясали белые точки по разгоряченной коже пробегал раскаленный добела озноб.— Да.— Когда он касался тебя здесь…Он сильно нажал на бугорок ее женственности; молния наслаждения пронзила ее.— Разве ты не жаждала большего?— Есть немалая разница между прикосновением мужчины и женской рукой, — бросила она, пародируя его прежний ответ.— Арабские женщины вырезают нижние губы и женскую плоть у маленьких девочек.Меган широко распахнула глаза. Она съежилась от ужаса. Мышцы сжались, отрицая правду его слов, противясь наступающему оргазму.— Почему? — вырвалось у нее. — Как может женщина делать такое с малышками?! Как может женщина жить, никогда не познав наслаждения?!— Такова традиция, — пояснил он. Мозолистый палец сначала осторожно потер левую сторону ее клитора, а потом и правую. — Таков старинный обряд вторжения.Пламя пожирало Меган.— Таким образом, женщина думает не о собственных желаниях, а о нуждах мужчины.От его пальца исходил жар. Его голос был холоднее, чем скованное зимой болото. Меган слушала со всевозрастающим страхом, пока нарастающее наслаждение лизало ее языками огня. В Аравии мужчин, охраняющих гаремы, называют евнухами. И по слухам, их лишают мужского достоинства, чтобы они безоговорочно служили малейшим прихотям своего, господина, забывая о собственных желаниях. Горячая жесткая рука легла на ее ягодицы. Меган затряслась мелкой дрожью.Он затрепетал.А может, она все перепутала и дрожала сама, балансируя на грани самого сокрушительного оргазма в своей жизни.— Ты стала еще тверже, — заметил он.И стал вспоминать о странных ритуалах, способах, которые не могли присниться даже во сне. Его настойчивый палец тер и скользил… левая сторона… самый кончик… правая сторона… снова набухший кончик. Удовольствие от его прикосновений, казалось поистине пугающим.— Пожалуйста, остановитесь. Он отказался подчиниться.— Значит, ты лгала мне, утверждая, что ни один мужчина еще не приводил тебя к оргазму таким манером?Меган напряглась.— Нет, не лгала.Она единственный раз сказала не правду, позволив арабу поверить, будто перед ним именно та проститутка, которую привел владелец гостиницы.— И мои прикосновения тебе нравятся?— Да.Она и представить не могла, что мужские ласки могут доставлять столько удовольствия.— Тогда я не остановлюсь, пока ты не достигнешь наслаждения, чтобы мы оба проверили, действительно ли мужские пальцы способны удовлетворить женщину не хуже мужского жезла.Меган сжалась. И тьма неожиданно взорвалась, и вместе с ней — Меган. Задыхаясь, падая, цепляясь за пустоту.Скрип кровати. Ноги, оседлавшие ее бедра. Волна энергии нахлынула на нее, поглотила, пульсируя собственной жизнью.— Я ощутил твою разрядку, — охнул Мохаммед. Сильная рука сжала ее левое бедро, один палец был все еще смочен ее соками.
1 2 3 4 5 6 7 8