— Ладно. — Антония тряхнула головой. — Спальня у нас теперь тоже есть. Давай как следует осмотрим дом — может, все-таки обнаружим какую-нибудь мебель и постельное белье.
Они окончили осмотр дома только к трем часам. Пока Донна готовила бутерброды для позднего ланча, Антония просматривала свои записи.
— Отец либо продал большую часть мебели, либо она пошла в уплату долгов. Исчезли французская мебель из маминой спальни и гарнитур из синей гостиной. После того как мы выбросим предметы, поеденные жучком, у нас вообще останутся голые стены.
— Все же кое-что можно починить и отполировать. Если бы дом не был таким огромным…
— Если бы да кабы… А в доме двадцать две комнаты, не говоря о флигеле для слуг. Одно утешение, что стены крепкие и крыша нигде не течет, а мелкий ремонт под силу мастерам из деревни. Придется нам поселиться в двух-трех комнатах, а остальные запереть.
Их беседа была прервана появлением очень довольного собою Джема. В руках у него было по корзинке: одна была полна продуктов, а другая — котят.
— Боже мой, Джем! Мы просили одну кошку, а не целый выводок.
— Но она только что окотилась, мисс, — просиял мальчик, вынимая из корзинки полосатую кошку, — и она хорошая мамаша. Она будет ловить мышей еще лучше, а когда котята подрастут, они тоже начнут охотиться.
— Разумная мысль. Джем, — похвалила его Антония. — Мышей на всех хватит. Поставь корзинку в кладовку и налей в блюдце воды. Тебе удалось договориться с женщинами и крысоловом?
— Завтра прямо с утра придет вдова Браун с дочерью. А крысолов сможет прийти только в среду. Но он придет с мальчиком и приведет собаку, так что они за один день управятся и с домом, и с конюшней. А мне отец велел прочистить дымоход. Мама сказала, что продукты лучше покупать в Беркемстеде — вы ведь господа и все такое… Все очень рады, что в Рай-Энд-холле снова появились хозяева.
После того как Джем съел предложенный ему хлеб с сыром, Донна закрыла мешковиной очаг, и мальчик, вооружившись метлой, полез в трубу. Антония между тем пошла в огород. Очертания грядок еще были видны под сорняками. Фруктовые деревья, защищенные от ветра кирпичной стеной дома, требовали обрезки, но на них было много молодых побегов.
Девушка прошлась между грядками в поисках овощей, но ничего не нашла, кроме мяты и тимьяна. Огород был бы хорошим подспорьем, решила она. Зайдя снова в дом, она спросила Джема, уже вылезшего из трубы и переминавшегося с ноги на ногу на подстеленной, мешковине:
— Не знаешь, Джем, нет ли кого в деревне, кто мог бы заняться нашим огородом?
— Раньше здесь работал старик Джонсон. Правда, его ревматизм замучил, но дело он знает. А перекопать землю он может попросить соседского парня. Старик будет рад подзаработать. Конечно, лучше бы нанять его старшего сына, но он в тюрьме.
— Боже сохрани! — вскричала Донна. — Не хватало еще, чтобы мы наняли преступника.
— Да он попался на браконьерстве, мисс. Его поймали на месте преступления, и владелец Брайтсхилда засадил беднягу. Его светлость круто расправляется с браконьерами.
— Ты имеешь в виду лорда Эллингтона? — При воспоминании о своем собственном опыте общения с его светлостью девушка невольно залилась краской. — А что, браконьерство здесь обычное дело?
— Так ведь людям есть надо, но теперь приехали вы, мисс, и все станет по-другому, — уверенно сказал Джем. — Будет работа — ив поле, и в поместье, и по дому, ведь так? Вашим арендаторам очень тяжело приходилось в последнее время. Многие бы умерли с голоду, если бы иногда не ловили фазанов или зайцев на вашей земле или земле его светлости.
Антония вдруг почувствовала, что ее захлестывает гнев на отца и брата за их распутство и бесхозяйственность. Мало того что они промотали все состояние, опозорили свое имя и лишили ее всяких перспектив на будущее, так еще и своих арендаторов попросту пустили по миру.
Она гневалась и на лорда Эллингтона. Как можно сажать в тюрьму кормильца семьи? Это бесчеловечно, другого слова не подберешь. Она знала, что владельцы поместий весьма строги, когда браконьеры охотятся на их землях, но во всем нужна мера, а главное, снисхождение к голодающим.
Девушка достала из сумочки несколько медяков и, сунув их в руку мальчику, отослала его домой. После ужина Донна села у очага чинить постельное белье, а Антония осталась за столом, разложив перед собой какие-то бумаги.
Через час, не выдержав вздохов Антонии, компаньонка спросила:
— Что ты делаешь, дорогая? Ты глаза себе испортишь.
— Я пытаюсь понять наше финансовое положение. Помнишь, мы думали, что можем себе позволить горничную, дворецкого и кухарку?
— Помню. Мы ошибались? У нас меньше денег, чем мы предполагали?
— Нет, мы все точно подсчитали, но можем ли мы позволить, чтобы за нас все делали другие, если наши арендаторы в такой нужде? Наймем уборщиц, садовника, плотников, чтобы чинить дом, тогда по крайней мере несколько семей смогут заработать хоть какие-то деньги. А готовить, убирать комнаты и следить за своими вещами нам придется самим.
— Я разделяю твои чувства, дорогая, — сказала мисс Доналдсон, протирая пенсне, — но считаю, что тебе все же нужна горничная. Она же станет докладывать о посетителях. Иначе нам трудно будет принимать визитеров, не говоря уже о твоих будущих поклонниках.
— Зато эти будущие поклонники сразу поймут, насколько я бедна. К тому же, учитывая репутацию моего отца, сомневаюсь, что местное общество будет так уж стремиться заводить с нами знакомство.
— Жаль, что лорд Эллингтон не женат, — вздохнула Донна. — Его супруга могла бы ввести тебя в здешнее общество.
— Да уж, будь он женат, наверняка вел бы себя полюбезнее.
Мисс Доналдсон хотела было возразить, что считает лорда Эллингтона вполне светским человеком, но, увидев упрямое выражение лица девушки, почла за лучшее промолчать. Она сложила шитье в корзинку и встала.
— Нам лучше пойти спать. Завтра у нас снова трудный день.
Глава третья
— Антония, что это за трубы торчат вон за теми деревьями? — раздался откуда-то сверху голос мисс Доналдсон.
— Какие трубы? Что ты там делаешь? — удивилась Антония и, бросив тряпку, которой полировала перила лестницы, пошла на голос компаньонки. Она застала Донну у окна мансарды, выходившего в сторону леса. Щеки ее порозовели, видимо, новые заботы придали ей новых сил.
Донна была дочерью обедневшего английского офицера, служившего в Индии, и жизнь не особенно ее баловала. После смерти отца ей ничего не оставалось, как пойти в гувернантки. В лице четырнадцатилетней Антонии она нашла родственную душу и очень быстро привязалась к девочке.
Из-за деревьев действительно торчали замысловатые трубы.
— Господи! — воскликнула Антония. — Да это же Доувер-хаус! Я совсем про него забыла! Там жила двоюродная сестра отца, но они были в ссоре, и я там никогда не бывала. Тетя Анна давно умерла.
— Значит, этот дом тоже твой?
— Должно быть… — неуверенно ответила Антония. Неожиданно ее осенило: — Мебель! Может быть, там осталась мебель!
— Если ее не продал твой отец.
— Навряд ли. Они с сестрой были в плохих отношениях…
— Так сходи и посмотри.
Антония подошла к дому со стороны заднего входа. Открыв покосившиеся ворота, она вошла в мощеный двор, в середине которого располагался колодец. Первоначально дом был обычной фермой, но впоследствии его надстроили до трех этажей. Два крыла примыкали по обеим сторонам. Строение было скрыто черепицей.
Девушка подошла к низкой двери и хотела войти, но дверь оказалась запертой. Видимо, придется захватить с собой Джема и взломать ее, подумала она и уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг обнаружила, что на перекладине крыльца на крючке висит большой ржавый ключ, который, судя по размерам, был явно не от этой двери. Повертев ключ в руках, Антония решила попытать счастья с парадным входом. Обшитая дубом дверь на фасаде открылась на удивление быстро, хотя и со скрипом.
Холл был мрачным, все выходившие в него двери были распахнуты и зияли темными провалами. Непрошеные воспоминания о прочитанных в детстве страшных сказках о привидениях вдруг нахлынули на нее. Антония стояла на пороге, не решаясь войти, готовая в любую минуту обратиться в бегство. Но в следующее мгновение она опомнилась: ее страхи просто смехотворны. Взрослая женщина боится войти в собственный дом средь бела дня! Что она скажет Донне? Что испугалась привидений и не стала искать мебель, которая была им так нужна? Она решительно переступила через порог, но дверь все же оставила открытой.
Ее юбки вздымали клубы пыли по мере того, как она переходила из комнаты в комнату. В доме было сухо и все так, как было при жизни тети Анны. Отношения отца с сестрой были, очевидно, настолько плохими, что отец приказал после ее смерти заколотить дом и никогда больше сюда не наведывался. Девушка осмелела и стала более внимательно все осматривать, приподнимая чехлы, ощупывая шторы, проводя ладонями по прочной старинной мебели темного дерева.
Широкая пологая лестница шла наверх в галерею, откуда вели двери в спальни. Антония как раз была в одной из них, когда ей показалось, что в холле заскрипели половицы. С бьющимся сердцем она замерла. Внизу кто-то был — она явственно слышала шаги. Панический страх погнал ее прочь. Подхватив юбки, она на цыпочках пробежала галерею, потом какой-то проход и оказалась возле узкой витой лестницы. Она побежала вниз, но внезапно споткнулась и уперлась во что-то большое, твердое… и живое.
— Попалась! — Сильные руки схватили ее за плечи и встряхнули. Ничего не видя в темноте, Антония закричала. Кто-то так крепко сжал ее, что ей стало больно и на глаза навернулись слезы. Сердце громко стучало, она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок.
Звать на помощь было бесполезно — никто не услышит. Она постаралась освободиться из железных объятий, одновременно пиная носками башмаков жесткие кожаные сапоги.
Но тут ее вдруг отпустили, и она чуть не упала. Те же руки снова ее подхватили и протащили вниз до конца лестницы, а потом на кухню.
— Дай-ка посмотреть на тебя, девчонка. Собиралась что-нибудь украсть, а? — Свет упал на лицо Антонии, и ее преследователь, чертыхнувшись, отпустил ее. — Опять вы!
Вся дрожа от гнева, Антония глянула в удивленное лицо Маркуса Эллингтона. Когда к ней вернулся дар речи, она возмутилась:
— Как вы смеете нападать на меня в моем собственном доме? — Девушка была в ярости, но вместе с тем чувствовала облегчение оттого, что это оказался Маркус.
— Я решил, что сюда забрался взломщик: входная дверь была открыта и я слышал, что в доме кто-то есть. Что я должен был делать? Позволить, чтобы дом ограбили?
У Антонии неожиданно подкосились ноги, и ей пришлось опереться на кухонный стол, чтобы не упасть.
— Я думала, что вы… я думала…
— Вы думали, что я какой-нибудь бродяга, который собрался напасть на вас?
— Нет… — Голос Антонии задрожал. — Я думала, что вы привидение!
— Привидение? Да вы что, мисс Дейн! Антония… простите меня, — сказал он, заметив, что ее глаза наполнились слезами. — Идите сюда.
Он притянул ее к себе и прижал к груди. Антония почувствовала, что не может сдержать слез, и разрыдалась. А он нежно гладил ее по волосам и бормотал слова утешения. Как давно никто не обнимал ее, не утешал…
Наконец слезы высохли, но девушка не спешила освободиться от объятий Маркуса. Она прижалась щекой к его жилету, прислушиваясь к ровному биению сердца. Инстинктивное желание ласки сменилось сознанием того, что ситуация не совсем обычная. Она пошевелилась, и он перестал ее гладить, словно испуганную птичку, и, немного отстранив, поднял за подбородок ее лицо.
— Лорд Эллингтон…
— С паутиной в волосах вы просто восхитительны. Похожи на котенка, который решил обследовать незнакомый ему мир. — Голос его был чуть хрипловатым, но ласковым.
— Я не думаю… не думаю… — запинаясь, начала Антония. Ей так не хотелось, чтобы он отпускал ее, хотя она понимала, что ведет себя неприлично.
— Вот и не думайте, — пробормотал он, нежно касаясь губами ее рта. Она непроизвольно прижалась к нему, когда поцелуй стал более настойчивым, более глубоким. От незнакомого ощущения у нее закружилась голова и из груди вырвался легкий стон.
Маркус поднял голову и, заглянув в ее глаза, сказал:
— Я отвезу вас домой.
— Домой? — Ей вдруг захотелось, чтобы этим домом был Брайтсхилл и он отнес бы ее туда на руках.
— Ваша компаньонка уже, наверно, беспокоится. Где ваша лошадь? — спросил он, распахивая перед ней входную дверь.
Резкий переход от ласкового тона к деловому привел девушку в чувство: как она могла вести себя так неприлично! Кровь прилила к лицу.
— Я пришла пешком… Милорд, забудьте о моей слабости. Я была напугана, а потом, когда увидела, что это вы, почувствовала облегчение… Обычно я…
— Я все понимаю, — холодно ответил он. — Обычно вы не боитесь привидений.
Маркус запер дверь, отдал ей ключ, и их пальцы на мгновение соприкоснулись.
Лошадь, привязанная к изгороди, стояла неподалеку.
— Я пройдусь с вами до Рай-Энд-холла, — объявил он, взяв лошадь за поводья.
Антонию обуревали разноречивые чувства. Она, видимо, обидела его, сказав, что единственной причиной, по которой она ответила на его поцелуй, была слабость. Однако ему вообще не следовало ее целовать. Он уже во второй раз позволяет себе вольности по отношению к ней, и она не собирается оправдываться.
— Вам совсем не обязательно меня сопровождать, лорд Эллингтон, — сухо заметила она.
— Я так не считаю. В лесу, конечно, привидения не водятся, а вот подозрительные личности могут быть. Ведь ваша земля никем не охраняется.
— Прекратите все время напоминать мне о моем нелепом поведении, милорд, — отрезала она. — Разве вы никогда не читали сказок и не пугались от скрипа половиц среди ночи?
— У меня нет времени на такую чепуху.
Антония, не зная, что ответить на столь откровенный выпад, промолчала.
Так, молча, они дошли до ворот Рай-Энд-холла.
— До свидания, лорд Эллингтон, и спасибо за заботу, — сказала она вежливо, но сдержанно и протянула руку.
— Если к вам вернулось самообладание, я хотел бы обсудить с вами один вопрос.
— Я его потеряла исключительно по вашей вине, милорд.
— Тем не менее, не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего внимания?
— Хорошо, милорд. До дома еще минут пять.
— Мне бы хотелось, чтобы вы называли меня Маркусом. Мы ведь соседи, в конце концов. Если только вы решили здесь остаться.
— Я не собираюсь уезжать… Маркус. Ведь это мой дом, дом моей семьи.
Рассеянным взглядом он окинул некогда великолепный, а ныне запущенный парк.
— Надо быть очень привязанным к этому дому, чтобы при данных обстоятельствах здесь оставаться.
— Что вы имеете в виду под обстоятельствами?
— Друзей у вас здесь нет, дом в плачевном состоянии, земля не приносит никакого дохода… Простите за откровенность, но разве этого недостаточно, чтобы бежать отсюда?
— Дом совсем не так плох. Немного отсырел, но это поправимо.
— Значит, вы не обставляете дом мебелью из-за сырости?
— А откуда вы знаете, что с моей мебелью, сэр?
— Слухами земля полнится, особенно в деревне. Давайте говорить начистоту: в финансовом отношении вы на мели. Если хотите позаботиться о своих арендаторах, да и о себе тоже, вам надо иметь хоть какой-то доход.
— А какое вам до всего этого дело, позвольте узнать?
— Я все-таки сосед. Более того, я в состоянии облегчить ваше положение.
Антония не могла скрыть свое изумление. Неужели Маркус Эллингтон предлагает ей выйти за него замуж? Как еще истолковать его слова… особенно после поцелуя?..
— М-Маркус… — сказала она с запинкой, — это так неожиданно! Мы едва знакомы… — Она осеклась, заметив выражение удивления на его лице, и поняла, что совершила ужасный промах. Запылав от унижения, она выпалила: — То есть я хочу сказать… крайне любезно с вашей стороны предложить мне помощь, если учесть, что мы почти незнакомы.
— Наши семьи были соседями на протяжении нескольких веков. — Голос Маркуса звучал ровно, но его попытка быть тактичным показалась ей еще более унизительной. — Несколько лет тому назад я купил. у вашего отца часть земли. Я бы дал вам хорошую цену за поля и лес. Вам останется парк, а когда вы отремонтируете дом, то сможете продать все поместье какому-нибудь лондонскому купцу, которому нужен загородный дом. Таких сейчас немало.
Когда до Антонии дошел смысл его слов, унижение сменилось гневом. Так вот, значит, почему он поцеловал ее и был так любезен! Он просто хотел втереться в доверие, чтобы откупить землю! Решил, что она безмозглая дурочка, позволяющая себя обнимать и целовать, испугавшись привидений в собственном доме!
— Я никогда не продам ни клочка моей земли, милорд, — ни вам, ни кому-нибудь другому. А ваши заверения в добрососедстве прозвучали бы более правдиво, если бы вы вели себя как джентльмен, а не давали бы волю рукам при малейшей возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17