– А если случится так, что я перестану волновать и возбуждать тебя? Что делать тогда?Филипп лишь рассмеялся и обнял любимую. Кинжал рвался в бой. Учитель показал прилежной и понятливой ученице, как она может приласкать его. Джейн впервые прикоснулась к источнику наслаждения, и на счастливом лице отразилось удивление и удовлетворение.– Существует немало способов увлечь и взволновать, и я не собираюсь отказывать себе в удовольствии научить им тебя.Горничная предоставила любовникам целый час – шестьдесят долгих минут. За это время они смогли в полной мере насладиться уединением. Джейн училась быстро, и физическая любовь вполне могла стать притягательной, захватывающей стороной жизни. Как она и предполагала с самого начала, супруг оказался пылким и искусным возлюбленным. К счастью, юное тело жены представляло для него чистый источник радости и наслаждения, а ей самой хотелось как можно больше узнать о тонкостях чувственной игры. Наконец двое разомкнули объятия и встали.Пришла пора привести себя в порядок, позавтракать и отправиться в путь. Занимаясь обычными утренними делами, Джейн не переставала спрашивать себя, какие новые восторги принесет грядущая ночь.Путь в Портсмут продолжался. Дни, проведенные в дороге, промелькнули быстро – в интересных разговорах и быстрой езде верхом. Наполненные любовью, страстью и нежностью ночи дарили блаженство, вдохновение и желание жить. Темнота приносила то, о чем двое мечтали, а порой и откровенно беседовали при свете дня. Спали они мало, но, казалось, совсем не замечали усталости: силы лишь прибывали. Безмерная радость дружеского общения, человеческого познания и любовного слияния окрыляла и вселяла веру в счастье.Однако с каждой милей цель поездки приближалась, и молчание Джейн становилось все продолжительнее: она все чаще уносилась мыслями в отцовский дом – к тому, что ждало ее в некогда привычном мире. Приятные дни в пути и наполненные страстной любовью ночи порой заставляли Уэссингтона забывать о цели поездки. Для Джейн же она не отступала ни на минуту и постоянно грозила затмить все остальные стороны существования.В последнее утро, когда супруги въехали в Портсмут, Джейн не проронила почти ни единого слова. Филипп не тревожил жену, позволив продолжать путь молча. Наконец на небольшом холме показался скромный, но с большим вкусом построенный особняк в стиле эпохи королевы Анны.Ниже, на почтительном расстоянии, расположилась укромная бухта. Филипп смог рассмотреть мачты и корпуса кораблей – все они еще только строились и находились в разной степени готовности. Странно, но, несмотря на рабочий день, оживления вокруг заметно не было. Тишина показалась дурным предзнаменованием. Однако граф промолчал, не желая волновать жену, которая и без того заметно нервничала.– Приехали? – негромко уточнил Филипп, боясь нарушить внутреннюю сосредоточенность спутницы.– Да. Это мой дом.Филипп слегка поморщился. Почему-то его покоробило, что Джейн до сих пор считает этот скромный уголок земли родным домом. Она не раз рассказывала о непритязательности отца, и все же трудно было поверить, что обладающий колоссальным богатством человек жил настолько скромно и экономно.– Как ты думаешь, они получили наше письмо? – с тревогой в голосе спросила Джейн.– Наверняка получили.Неуверенность и растерянность сквозили во всем облике Джейн, и Филипп слегка наклонился в седле, чтобы накрыть ладонью ее руку.– Все уладится, не бойся.– Да, знаю.Джейн попыталась улыбнуться, однако улыбка получилась жалкой – глаза оставались печальными. Она повернула лошадь и поехала по аллее, чтобы первой попасть во двор. Однако уже через несколько метров резко натянула поводья.– О нет!Филипп тоже заметил черный венок на двери и черные шторы на окнах.Траур. Они опоздали.Джейн проснулась и поняла, что близится вечер. Привычная маленькая комната выглядела совсем не такой, как прежде. Раньше она казалась гаванью, убежищем от ветров и бурь семейных неурядиц. Теперь это была просто убогая, тесная, жалкая лачуга. Почему же они так убого жили? Ведь все, даже самые предвзятые, подсчеты не могли скрыть огромного богатства…Отец. Дело, конечно, заключалось в нем. Чарльз Фицсиммонс был трудолюбивым и экономным человеком. Иногда даже излишне экономным, а точнее, просто скаредным. Не важно, насколько хорошо шли дела, насколько огромной оказывалась прибыль – он всегда требовал строжайшей экономии. В родном доме Джейн не ведала ни помощи слуг, ни красивых платьев, ни изысканной еды – всего того, что способны подарить деньги. Отец считал, что раз он сам вел простую, почти бедную жизнь, то такую же жизнь должны вести и дочери.Был ли он доволен своей судьбой? Познал ли счастье? На эти вопросы Джейн не могла ответить, однако твердо знала, что ни единого пенни из огромного, нажитого тяжелым трудом богатства не было потрачено впустую. Покупалось лишь самое необходимое. Никаких ленточек дочерям просто ради того, чтобы они выглядели еще лучше. Никаких сладостей в качестве приятного сюрприза. Никаких новых платьев в честь грядущего бала. Только работа, подсчеты прибыли, экономия и снова работа.И вот отца больше нет. Умер три дня назад и похоронен за день до приезда младшей дочери. После случившегося в Лондоне удара Фицсиммонс так и не пришел в себя. Джейн почему-то задумалась о том, как бы он жил, если бы смог выздороветь. Решился бы что-нибудь изменить или нет? Может быть, позволил бы себе немного развлечений? Или научился меньше работать и больше отдыхать?Джейн подошла к окну и посмотрела вдаль, туда, где располагалась верфь. Филипп сказал, что пойдет к морю. На верфи так интересно, что, наверное, он все еще там. Джейн улыбнулась, подумав о непредсказуемых поворотах жизни. Разве можно было представить, какое счастье принесет ей Филипп? Она ведь так не хотела, чтобы муж отправился в Портсмут вместе с ней.Они приехали несколько часов назад, и Уэссингтон удивительно тактично и в то же время уверенно справился со сложностями появления в отцовском доме, где младшую из дочерей не ждали и даже не хотели видеть. Именно он любезно, но твердо поставил на место грубую и бесцеремонную Гертруду. Он успокоил Джейн. Он распорядился насчет ванны и уложил жену в постель. Да, граф Роузвуд вел себя как истинно преданный, любящий муж, стремящийся защитить и обогреть. Если не знать действительного положения вещей, то вполне можно было бы решить, что он искреннее заботится о молодой супруге.Джейн улыбнулась, однако не позволила предательской мысли укорениться. Пока Филипп на берегу, самое время поговорить с Грегори. Когда они приехали, зятя дома не было. Но сейчас приближалось время ужина, так что, скорее всего он уже вернулся. Так хотелось разыскать его и выяснить кое-что без свидетелей. Ведь они не виделись целых четыре месяца!Мысль о встрече с Грегори не слишком радовала. Ведь за это время воспоминания о том, кто еще недавно волновал сердце, изменились и приобрели совсем иную окраску. А может быть, изменилась сама Джейн? Теперь зять и настойчивый ухажер казался не милым и очаровательным, а попросту навязчивым. Не умным и рассудительным, а самовлюбленным и чересчур категоричным. Романтик превратился в хитреца. Непонятый и недооцененный герой стал жалким и никчемным интриганом. Даже воспоминания о внешней привлекательности померкли: черты, еще совсем недавно казавшиеся значительными и красивыми, теперь вспоминались как стертые и невыразительные. Стремление изменить жене с ее младшей сестрой вселяло отвращение и гнев – правда, эти чувства распространялись и на саму себя. О чем только она думала?Джейн быстро оделась, даже не позвав горничную, которую Филипп потребовал для жены. Простое повседневное платье, коса – туалет занял всего лишь несколько минут. Джейн осторожно, стараясь не шуметь, спустилась по лестнице. В это время Грегори обычно сидел в библиотеке – если, конечно, бывал дома.Сейчас комната оказалась пустой. Джейн подошла к столу и взглянула на беспорядочно раскиданные бумаги. Цифры показались странно знакомыми. Взяв листки в руки, Джейн внимательно просмотрела подсчеты. Страницы содержали не что иное, как ее собственную оценку начальной стоимости нового Подразделения, которому предстояло осуществлять импорт. Все рассуждения и вычисления принадлежали ей, однако записаны они были почерком Грегори. Да, к сожалению, Филипп не ошибся. Грегори оказался предателем, обманщиком и попросту вором.В коридоре раздались знакомые шаги. Джейн провела несколько лет, вслушиваясь в приближающуюся походку этого человека, так что ошибиться не могла. Усилием воли стерев с лица выражение шока и разочарования, Джейн подошла к окну, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной и невозмутимой.Грегори увидел свояченицу и широко улыбнулся.– Милая, милая Джейн. Как хорошо, что ты с нами в это тяжкое время! Должно быть, горе раздавило тебя. – Слова прозвучали нарочито громко, чтобы их могли услышать оказавшиеся поблизости слуги. – Позволь выразить самое сердечное сочувствие.Украдкой оглянувшись, он закрыл дверь, быстро подошел к Джейн, крепко сжал ее руки и прошептал:– Дай я на тебя взгляну! Клянусь, хорошеешь с каждым днем!Чтобы не рассмеяться, пришлось прикусить губу. Сколько лет она провела, жалея, что не может быть рядом с тем, кого считала истинным Адонисом! Неужели он всегда был таким коротышкой? А светлые волосы всегда были такими редкими? живот так же торчал? И водянистые глаза хитро щурились? Кожа была рыхлой, а дыхание несвежим? Джейн невольно отступила.– Здравствуй, Грегори.– Здравствуй, любовь моя. – Объятие оказалось неожиданным.– Я пропадал, совсем пропадал в разлуке. Не могу поверить, что ты наконец вернулась.Лицо Джейн оказалось прижатым к плечу Грегори. Снова подступил смех. Неужели она когда-то могла всерьез им увлечься?Джейн сжала кулаки и с силой оттолкнула навязчивого ухажера.– Я собиралась поговорить о… Грегори перебил:– Да, милая, нам есть что обсудить, но прежде… – Он накрыл губы свояченицы поцелуем.Джейн чувствовала, как приближается его лицо, но стояла словно под гипнозом. Она вовсе не хотела поцелуя, но в то же время не имела сил его отвергнуть, так как в глубине души стремилась сравнить с поцелуями Филиппа – человека, который действительно знал, что такое страсть.После подаренных мужем райских полетов действия Грегори даже не заслуживали названия поцелуя. Закрыв глаза, он прижал сухие обветренные губы к ее губам и так замер – не дразня языком, не лаская.Джейн смотрела на этого чужого человека широко раскрытыми глазами, не ощущая ни малейшей искры симпатии. Больше того, бесцеремонность вызывала отвращение: ведь они не виделись несколько месяцев, и за это время она очень изменилась, стала замужней дамой. Оттолкнув излишне настойчивого поклонника, леди Уэссингтон встала за кресло, надеясь, словно щитом, прикрыться им от дальнейших атак.– Право, Грегори, не думаю, что это стоило делать. Пожалуйста, больше не пытайся, я все равно не позволю.На лице Грегори быстрой чередой промелькнули сразу несколько чувств: удивление, обида, возмущение. Выражение изменялось с такой скоростью, словно он тщательно репетировал его возле зеркала специально для любимой родственницы.– Я поражен, Джейн. Столько ждал, чтобы вновь оказаться наедине с тобой. Каждая минута, каждый день твоего отсутствия стали для меня истинной пыткой. Особенно после того, как Чарльз выдал тебя замуж за этого… этого…– Кого «этого», Грегори? – Не то чтобы Джейн очень интересовало мнение зятя о муже, но просто было ужасно любопытно услышать, что он скажет.– За этого… аристократа! – наконец выпалил Грегори с таким видом, словно произнес страшное ругательство.Джейн рассмеялась:– Но ты же его совсем не знаешь! Что тебе так не понравилось?– Этот человек непозволительно властен и даже груб. Пока мы были в Лондоне, он приказал нам жить в его доме, спать в его постелях и есть его пищу. А потом обращался с нами так, словно мы недостойны сидеть с ним за одним столом. Его манеры поистине отвратительны. Командовал каждым нашим шагом.– Да, когда Филипп захочет, он способен вести себя очень настойчиво и требовательно. Кстати, эта его черта мне очень нравится.– Дорогая, не хочешь же ты сказать, что испытываешь к этому чудовищу глубокие чувства?– Если честно, то так оно и есть. Чем дольше я замужем, тем полнее осознаю, что граф Роузвуд – лучшее, что произошло со мной за всю жизнь.Удивительно, но едва Джейн услышала собственные слова, как поняла, что они идут из глубины сердца.Грегори постигло глубокое разочарование. Раньше ему всегда удавалось одержать верх, заставить Джейн чувствовать себя виноватой или недостойной. А сейчас что-то определенно изменилось, и прежняя тактика перестала действовать. Хотелось обидеть гордячку, но как же это сделать?– Не могу взять в толк, что заставляет тебя испытывать привязанность к человеку с такой репутацией. Единственное, что мы слышали в Лондоне, так это…Джейн не позволила вылить на голову супруга ведро помоев.– Кстати о Лондоне. Что вы с отцом там делали?Грегори внезапно покраснел и, подойдя к столу, начал перекладывать листки, словно хотел что-то спрятать. Бедняга и не знал, что катастрофически опоздал. Джейн уже увидела улики собственными глазами.– Мы приехали по делу.– По какому делу? Что-то связанное с верфью?– Как сказать… да, пожалуй, именно так оно и есть.Джейн с удовольствием наблюдала, как червяк беспомощно извивается под острым, безжалостным взглядом, и намеревалась продолжить допрос. Но, в конце концов, выслушав несколько жалких и неудачных попыток объясниться, решила сжалиться.– Муж сказал, что вы встречались с банкирами по поводу моего плана импорта.Захваченный врасплох, Грегори мертвецки побледнел.– Это вовсе не то, о чем ты думаешь…– Неужели? А разве ты не украл у меня основную идею и все конкретные расчеты, чтобы представить их отцу как свои собственные?Грегори беспомощно потер лоб.– Ты не понимаешь сути дела, дорогая.– О, во-первых, прекрасно понимаю, а во-вторых, я тебе вовсе не «дорогая». Ты же просто лжец и махинатор. Фальсификатор и обманщик. А короче говоря, настоящий вор. Больше того, бесчестный и низкий изменник, обманывающий жену с ее наивной младшей сестрой! – С каждым обвинительным заключением голос Джейн поднимался все выше и выше, а гнев раскалился настолько, что она испугалась, что не совладает с собой и ударит подлеца.– Я ничего не забыла сказать?– Дура, я делал это ради нас, – зло огрызнулся униженный подонок.– Ради нас? И каким же образом все эти грязные манипуляции могли пойти мне во благо?Грегори не осмелился упомянуть о тех секретных переговорах, которые вел с Чарльзом на протяжении всего последнего года. Несмотря на непомерное честолюбие, он сознавал собственные слабости. Чтобы поддерживать бизнес на прежней высоте, а уж тем более, чтобы развивать его, требовался светлый ум и спокойная обстоятельность Джейн. И поэтому надо было любыми способами убедить ее задержаться в Портсмуте хотя бы на некоторое время.Просительно вытянув руку, Грегори заговорил самым умиротворяющим тоном:– Джейн, дорогая, так неприятно спорить и ссориться после долгих лет нежной дружбы!Не в силах скрыть негодование, Джейн резко возразила:– Мы еще и не начинали ссориться!С этими словами она отвернулась, пытаясь совладать с чувствами. Грегори многозначительно положил руку ей на плечо, и в этот самый момент дверь распахнулась.Грегори моментально отскочил. Джейн, однако, даже не шевельнулась, а лишь слегка повернула голову. Взглянув через плечо, она увидела, как в библиотеку вошел Уэссингтон. Лицо мужа казалось спокойным и бесстрастным, однако в напряжении высокой сильной фигуры ясно ощущался гнев.– Граф Роузвуд, – почтительно пропищал Грегори. – Как приятно снова встретиться с вами.– Я искал жену. Вижу, вам удалось найти ее первым. – Филипп обратил горящий взор к Джейн, но она выдержала испытание, даже не моргнув.Грегори откашлялся.– Это вовсе не то, о чем можно было бы подумать, сэр. Я просто… просто утешал свояченицу.– Неужели? А мне почему-то показалось, что вы целуете мою жену.– Филипп, – подала голос Джейн. – Я могу все объяснить…Граф вновь перевел взгляд на возмутителя спокойствия:– Когда мне однажды довелось увидеть, как мою жену целует другой, я просто пристрелил негодяя.Грегори заметно дрожал. С трудом проглотив застрявший в горле комок, он снова попытался оправдаться:– Уверяю, сэр, ничего подобного не было даже в мыслях. Я просто выражал сочувствие.– Запомните на будущее, Грегори: если моей жене понадобится сочувствие или утешение, она обратится ко мне. Иди сюда, Джейн. – С этими словами граф простер к супруге руки.Джейн спрятала лицо на груди мужа.– Прости, Филипп. Пожалуйста, не сердись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35