И даже Мэрджери, та самая плаксивая прачка, набралась храбрости с хихиканьем заверить всех и каждого, что пошлет этого трусливого типа к черту, если он будет недоволен ее стиркой.
Аллегра не выдержала и укорила их за такую злобу и несправедливость – будь ее воля, она бы еще и надавала кое-кому оплеух! Ну как у них поворачивается язык? Разве можно так издеваться над чужой слабостью?
Вздохнув при воспоминании об их отвратительных рожах, Аллегра вошла в самую большую кладовую. Как ни удивительно, после стольких лет здесь оказалось гораздо меньше пыли, чем она ожидала. Наверное, миссис Ратледж все же дает себе труд время от времени присылать на чердак горничную из опасений, что хозяин, однажды побывав в этом месте, явится в кладовую вновь.
В комнате царил невероятный хаос. Стопки старых картин громоздились вдоль стен, мебель валялась в куче, а по углам были распиханы какие-то тюки, свернутые рулонами ковры и стулья. Посреди комнаты стоял мягкий диван, наполовину скрытый холстиной, свешивавшейся с японской этажерки. Скамеечка для ног с вышивкой в виде играющих собачек красовалась на кресле с высокой спинкой, обитом алым Дамаском.
Она прошлась по тесно заставленной комнате: касалась то одного, то другого, присматривалась, вспоминала. Вот это, должно быть, было папино кресло. Мамин письменный прибор. Аллегра даже вспомнила, как Люсинда вышивала собачек и вся сияла от гордости за впервые выполненную собственными руками картинку.
Девушка поставила свечу на складной ломберный столик и принялась рыться в картинах, с улыбкой натыкаясь на свои любимые портреты. Вот дедушка, молодой и красивый, в расшитом камзоле и шляпе с плюмажем, он держит меч, подаренный королем Карлом за доблесть в битве при Эдж-хилле. А здесь изображен Храбрец, любимый папин конь – это полотно висело в большой столовой. А вот кто-то из давно позабытых кузенов Бэньярдов.
Все они были так знакомы и так далеки. Словно старые добрые друзья, с которыми нас разлучило время и расстояние, но которых тем не менее мы вспоминаем с большой теплотой. Они внезапно всплывают в памяти, и мы вдруг понимаем, что былой привязанности больше нет.
От саднящей пустоты в душе Аллегра беспомощно поникла. Как это было давно! Нет больше ни той семьи, ни той маленькой девочки, Анны Аллегры. Воспоминания выцвели, как обивка на папином кресле. Свежей и острой оставалась только ненависть к Уикхэму. А еще горестное лицо мамы в тот последний год в Каролине перед ее смертью. Аллегра вздохнула, взяла свечу и двинулась к выходу.
И там, возле самой двери, обнаружила маленький детский стульчик. Совсем маленький, вполовину меньше взрослого, да и выдержать он смог бы лишь детский вес. Сиденье было обшито золотой парчой, а спинка, подлокотники и гнутые ножки сделаны из полированного мореного дуба, украшенного резными раковинками. Спинка по форме тоже напоминала ракушку, и завитки в ее центре складывались в букву. Букву «А».
Аллегра вскрикнула и поспешила зажать рот ладонью. Это же тот самый стульчик! В точности такой, как описал старина Бибби! Стульчик, который папа собирался поднести ей в подарок. Стульчик, который она так и не увидела, стульчик, который доставили за день до папиного ареста.
Все внутри у псе сжалось, а по спине побежал холодок, словно от еле слышного прикосновения.
– Папа? – прошептала она, почти ожидая услышать ответ. Ее пробрала дрожь, девушка озиралась со все возраставшей паникой: ей показалось, будто стены кладовой сжимаются и сама мебель угрожающе двигается вперед. Тени в темных углах ожили. Папа, мама, Люсинда, Чарли…
О Господи! В ушах зазвучали их голоса; полные боли, они окликали ее по имени: «Анна Аллегра! Анна! Анна!» Они тянулись из могильной тьмы, обволакивая саваном страха и беспамятства. Едва ощутимое дыхание их призрачных уст, старые, полузабытые ароматы, сохранившиеся в складках портьер и мебельной обивке, заполнили легкие сладковатым запахом тления. Наконец она увидела глаза, пылавшие негодованием. Они точно шептали: «Ты все еще жива… и ничего не сделала? Помни про нас! Помни про нас!!!»
Аллегра задрожала от ужаса. Все похороненные на дне души воспоминания, вся боль, которую она старалась избыть, навалились разом вместе с призраками ее родных. Здесь даже слезы не помогали. Девушка задыхалась, тщетно пытаясь вдохнуть полной грудью, и обхватила себя руками в стремлении заслониться от кошмаров прошлого. Однако они неумолимо надвигались, сводя ее с ума дикими гневными криками, ловя широко растопыренными пальцами.
Как будто со стороны она слышала собственные крики: они уже не походили на человеческий голос. С каждым придушенным вздохом у нее вырывался звериный стон:
– Ох! Ох! О-ох!
– Господи, девочка, ты что, увидела привидение? – На пороге возник встревоженный Грей Ридли. Он снял свою треуголку и вошел внутрь. А потом сильно встряхнул Аллегру за плечи, спрашивая: – Что случилось?
Девушка только покачала головой. Слова застряли в горле. И все тело била дрожь. Она не в силах была прогнать призраков.
Тихонько чертыхнувшись, Ридли обнял ее и прижал к груди. Горячие сильные руки заскользили по ее спине.
– Не бойся, – промолвил он. – Здесь нечего бояться. – Однако Аллегра дрожала по-прежнему, и он прижимал ее все сильнее. – Ну, успокойся! Что ты могла здесь увидеть? Несчастную мышку? Или тебя напугали тени по углам? А может, плохой сон?
Он был таким сильным, таким настоящим. И Аллегра в отчаянии приникла к нему, сжимая кулачки, пряча лицо у него на груди и моля призраков оставить ее в покое. Постепенно бешено бившееся сердечко успокоилось, а дрожь утихла: ласковые объятия сделали свое дело.
Плохой сон? О Боже, он почти стал явью! Она порывисто кивнула.
– Да. – Непослушные губы едва шевелились. – Плохой сон.
– В эту комнату не следует соваться даже днем, – мягко рассмеялся Ридли. – А ты полезла сюда ночью!
Аллегра подняла голову и заглянула ему в лицо. Оно казалось хмурым и встревоженным. Пока он жалеет Аллегру, но очень скоро захочет узнать, что ее сюда привело. А она в таком смятении, что вряд ли успеет сочинить приемлемую ложь.
– Я уже пришла в себя, милорд. Больше я не причиню вам беспокойства. Мне надо поскорее вернуться к себе в комнату.
– Глупости. Да ты же на ногах не стоишь! И трясешься как осиновый лист. Давай-ка присядем. – И он повлек ее к дивану, не размыкая объятий. Она сначала уселась, но тут же попыталась освободиться:
– Правда, милорд… Я…
– Я не потерплю неповиновения, – с силой усадил ее обратно Ридли. – И приказываю тебе оставаться на месте, рядом со мной, пока ты полностью не оправишься. – Несмотря на сердитые слова его голос был полон тепла и сочувствия. – Вот так-то лучше, – заметил Грей, когда девушка слегка расслабилась.
Подчиняясь приказу, Аллегра постаралась устроиться поудобнее. Разве так уж плохо позволить себе эту маленькую слабость? Всего на несколько коротких минут, не более, пока она не наберется сил, чтобы извиниться и уйти. А его руки все так же ласково гладили ее по спине и по шее. Как это было приятно! Наверное, никогда в жизни ей не дано будет почувствовать себя снова в такой безопасности.
Рука осторожно скользнула тем временем ей на щечку, задержалась на подбородке и заставила приподнять лицо. Глядя ей в глаза, Ридли снова погладил Аллегру по щеке. Еле слышно, кончиками пальцев пробежался по переносице и трепетным губам, как будто старался выучить ее лицо на ощупь. Эти волшебные прикосновения заколдовали ее, перенесли в нереальный, чудесный мир.
– Такой горестный. Такой несчастный, – шептал он. – Такой красивый рот. – У Грея вырвался тяжкий вздох. Она чувствовала, как опускается и поднимается его грудь. – Красавица Аллегра. Что прикажешь мне сделать, чтобы ты улыбнулась?
– Я почти забыла, что такое улыбка, – призналась она, задыхаясь от горьких слез.
– Почему каждый из нас становится рабом собственных демонов? – снова вздохнул Ридли.
– Потому что идет по жизни в одиночестве, – ответила Аллегра, ощущая его боль столь же остро, как свою.
– Но так не должно быть. Даже отшельник нуждается в человеческом голосе. Хотя бы иногда. И в тепле дружеской руки. – Однако его глаза не отрывались от ее губ. – И даже женщина с такими печальными глазами нуждается в поцелуях, – шепотом промолвил Грей. – Если она позволит, – неуверенно добавил он.
Аллегра бессильно зажмурилась. Он желал ее с самого начала. И ей это желание виделось как необходимость в силу неведомых пока причин исцелить свою душу, обладая ее телом. Но с некоторых пор она осознала, что желает Грея не менее сильно. Что ее потребность в человеческом тепле и ласке грозит превратиться в разверстую рану и может быть утолена только с помощью Ридли. И она распахнула глаза и улыбнулась. Нежно и слегка испуганно.
– Да, – тихо прошептали алые губы. – Она позволит тебе, Грей.
– Как ласкает слух мое имя у тебя на устах, – улыбнулся он и приник к ее губам. Поначалу поцелуй был ласковым и осторожным, почти дружеским. Но стоило ей ответить, и ласка превратилась в пламя страсти. Грей застонал от разгоравшегося желания. Его губы вдруг стали твердыми и требовательными. Они впились в Аллегру так, что у нее захватило дух, словно пытаясь утолить неведомый голод. Наконец он заставил ее приоткрыть рот, и тотчас же туда ворвался его горячий, влажный язык.
Она охнула от удовольствия и обняла его за шею. С каждым неистовым рывком его языка – он двигался то внутрь, то наружу – по ее телу пробегала судорога наслаждения. Позабыв обо всем, кроме этого жгучего поцелуя, Аллегра тихонько застонала.
– О Боже! – Задыхаясь, он еле нашел в себе силы поднять голову. – Ты просто восхитительна на вкус. Твои губы слаще меда. Божественный нектар. – Грей сорвал с ее шеи тонкий платок и зарылся лицом в ложбинку между грудей. Вместе с его губами по коже словно скользил жидкий огонь, и от блаженства вес се тело затрепетало, а голова бессильно запрокинулась.
В следующий миг его рука скользнула ей под юбку и погладила бедра. От этой интимной, неведомой прежде ласки замирало сердце, а страсть разгоралась с новой силой. А его нетерпеливые пальцы уже коснулись святая святых, укрытого под мягкими завитками волос, и у Аллегры вырвался крик. Ласковые пальцы действовали умело, они оказались еще более требовательными, чем губы и язык, и вот уже в глазах у нее потемнело от желания, а лоно пронзила пульсирующая боль, когда Грей проник еще глубже во влажные теплые складки. Девушка запустила руки в его густые волосы и привлекла к себе, чтобы еще и еще целовать в губы. Реальный мир перестал существовать. Она помышляла лишь о том, чтобы вернуть хотя бы ничтожную часть той радости, которую подарил ей Ридли. Аллегра старалась вложить в свои поцелуи как можно больше страсти и даже попыталась действовать языком так же, как делал он. Но Грей вдруг выпрямился.
– Ты просто колдунья. – Его голос охрип от возбуждения. – Ты все еще издеваешься надо мной. Думаешь и на сей раз отделаться поцелуями? После того, что я ждал так долго? – Он дернул шнурки на вороте своего плаща и выругался, когда неловко стянул их в узел.
Изнывая от желания, Аллегра неподвижно лежала на диване, выжидая, что будет дальше, не спуская с Ридли глаз. В свете единственной свечи у него за спиной тень от широкоплечей фигуры падала как раз на диван. На Аллегру внезапно накатили неуверенность и страх. Он вел себя так нетерпеливо, так неистово. И когда Грей с громким ругательством расправился наконец с плащом и швырнул его на пол, Аллегру пробрала дрожь. Нетерпеливый, неистовый. Снедаемый похотью. Совсем как сквайр Прингл?..
В следующий миг любовной истомы как не бывало. Грей встал на колени, собираясь поцеловать ее, но Аллегра отвернулась. Случайно ее взгляд упал на детский стульчик возле двери. Боже милостивый, что она делает?! Разве у нее отшибло память? Разве не она молила маму не умирать? Разве не она клялась отказаться от своей собственной жизни, пока не отомщены все до одного Бэньярды? «Я не успокоюсь. Я не посмею искать счастья для себя, пока хоть один Уикхэм ходит по земле!» Не так ли она клялась своей маме, обливаясь слезами бессилия?
Боже, разве то, что происходит сейчас, не говорит о том, что Аллегра – клятвопреступница, что она предала дорогие сердцу призраки, готовая опозорить себя ради мимолетного удовольствия? От этих мыслей в жилах застыла кровь.
– Нет, Грей, – прошептала девушка, качая головою. – Нет, я не могу…
– Ах ты лисичка, – усмехнулся он, наклонился еще ниже и ласково положил руку ей на грудь. – Тебе все еще хочется меня помучить?
– Нет! – твердо возразила она и попыталась его оттолкнуть и усесться. – Нет, я не хочу!
– Это что за новая игра? – вскричал Грей и силой уложил ее обратно. – Прикажешь мне опять начинать с поцелуев? – И он решительно наклонился.
– Нет!!! – Аллегра не выдержала и отпихнула его что было мочи, пустив в ход и руки, и ноги.
Ридли закачался, стараясь удержать равновесие, но все же опрокинулся навзничь, задел виском угол этажерки и застонал от боли. Он беспомощно скорчился на полу, зажимая руками хлеставшую из раны кровь.
– Господи Иисусе, – выдохнула Аллегра, опускаясь рядом на колени. Что же она натворила?! – Милорд, вам очень больно?
Грей отнял ладони от виска и протянул ей навстречу. Липкие от крови, они влажно блестели в тусклом свете свечи. Мужчина мрачно глянул на нее исподлобья:
– Тебе не удалось вышибить мне мозги, а уж тем паче прикончить, если ты добивалась именно этого. Но клянусь Всевышним, ты заслужила первостатейную порку. – Невнятно выругавшись, он снова согнулся и прижал руки к виску.
– Я позову на помощь, – прошептала она. – Не пытайтесь вставать. – И кинулась опрометью вниз по лестнице, не обращая внимания на опешившего лакея, прямо к хозяйским покоям. С трудом понимая, что делает, Аллегра дико забарабанила в дверь и вцепилась в рукав Джагат Рама, как только он открыл. От испуга речь ее стала сбивчивой. – Его милость… На чердаке. Он ранен. Принесите свечи…
Рам кивнул и махнул лакею, негромко отдавая приказ. Темный коридор мигом ожил. Аллегра смотрела вслед толпе слуг, спешивших наверх. Вот их шаги загрохотали на чердаке. У нее вырвался вздох облегчения, когда с лестницы послышался голос Ридли: полный гнева, он звучал сильно и уверенно.
– Черт возьми, Рам! Вовсе ни к чему меня таскать! Поставь меня на пол да позаботься, чтобы поскорее нашли нитки зашить рану!
Аллегра подождала еще минуту, пока своими глазами не увидела Грея с замотанной окровавленным полотенцем головой. Опираясь на Рама и рослого лакея, хозяин неловко спускался вниз. После этого она бросилась бежать. Главное – он ранен не слишком серьёзно. Далее способность рассуждать здраво ей отказывала. Дело было не в том, что нависла угроза над ее свободой, хотя за покушение на хозяина девушку запросто могли отправить за решетку. И даже не в том, что Грей собирался ее высечь. Она вынесет любую порку, если, конечно, этого не увидит он.
Просто ей нужно было как можно скорее убраться из Бэньярд-Холла. Исчезнуть, скрыться – и чем дальше, тем лучше. Вниз, вниз по темной лестнице, в ночную тьму. Впервые в жизни ей захотелось похвалить Хэмфри за его небрежность. Никто не задержит ее в воротах.
С неба светила полная луна. Чтобы не быть замеченной из особняка, Аллегра избегала освещенных дорожек и аллей. Вместо этого она направилась в огромный парк, где перебегала от одного тенистого дерева к другому, как мальчишка, по камешкам пересекавший брод.
Но уже на полпути к воротам она услышала собак. Их заливистый лай отдавался эхом в ночной тиши и звучал все ближе и громче.
– Упаси Господи, – прошептала беглянка. Ее же того гляди догонят! Подобрав юбки, она припустила вперед из последних сил. И все равно лай приближался. Вот уже стало слышно, как они пыхтят на бегу. От этого зловещего звука душа у Аллегры ушла в пятки.
Опять открытая поляна. Топот ног сливался с бешеными толчками сердца. Господи, только бы успеть добежать до ворот! Она отважилась оглянуться. Слишком поздно! В лунном свете ясно были видны огромные, мускулистые псы. Ах, как ужасно блестели их клыки!
Аллегра задрожала от страха. Они же мигом растерзают ее в клочья! Вон какие зверюги! Что делать? Что делать? Ее отчаянный взор метнулся к деревьям в поисках такого, которое могло бы послужить ей убежищем.
При виде старого дуба она вознесла благодарственную молитву за Чарли. Дерево было корявым и почти сухим, но Чарли так любил по нему лазать, что уговорил папу не рубить его. Аллегра ухватилась за нижние ветви, подтянулась и залезла в самую гущу листвы. Там она вцепилась что было силы в ствол и затаилась, трепеща каждой клеточкой своего тела. Впервые в жизни девушка была так напугана.
Собаки уже кружили возле дерева, грозно лая и рыча. Они то и дело подпрыгивали, клацая зубами в воздухе, стараясь достать беглянку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42