Хокхерст с трудом подавил в себе желание вышибить из него дух рукояткой пистолета; пришлось удовольствоваться злобным пинком под зад, пославшим забияку вслед за его соплеменниками. Затем Хок основательно стукнул тюремщика рукояткой в висок и уложил бесчувственную жертву на сырой каменный пол перехода. Он успел еще увидеть, как последний из беглецов миновал массивную дверь Флита, — и в этот момент два стражника, подойдя к нему с боков, схватили его за плечи и восторженно завопили:— Мы изловили проклятого Черного Призрака! Глава 20 Сабби промыла распухшие глаза и попыталась собраться с мыслями: нужно было обдумать, что делать дальше. Она знала, что ей следует покинуть Лондон — на тот случай, если королева решила как-то еще ее наказать.Скоро она поняла, что ей некуда податься, кроме как в Блэкмур. Она начала сборы незамедлительно. Прежде всего она уложила в сундук опасные уолсингэмовские папки. Скоро, очень скоро она свершит свою месть Шейну Хокхерст-О'Нилу. Когда он явится в Блэкмур, чтобы подсунуть жене бумаги, необходимые для развода, незадачливый супруг обнаружит, что женат на своей метрессе, и нелепость положения сама по себе окажется для него достаточно болезненным ударом. А уж она покуражится над ним всласть, настаивая на разводе. Если он откажется… что ж, у нее в руках есть средство принудить его.Слабенький голосок у нее в голове не замедлил напомнить о себе. Что, если она беременна? В этом случае не окажутся ли величайшей глупостью ее попытки добиться развода? Ответ пришел быстро: нет, нет и нет. Она не хотела, чтобы он женился на ней из-за ребенка.Она хотела бы стать его женой только при одном условии: если таковым будет выбор его сердца. Ей нужно все или ничего! Ей нужно, чтобы за ней ухаживали, чтобы ее согласия домогались. Ей нужно настоящее предложение руки и сердца. Ей нужно венчание в церкви, обмен обетами перед Богом.Сабби надела дорожный костюм из бархата цвета морской волны с теплым лифом на стеганой подкладке и собрала волосы под сеточку, украшенную драгоценными камнями. Она выбрала для путешествия сапожки из телячьей кожи с меховой подкладкой и взяла из гардероба соболий плащ. Услышав легкий стук в дверь, она круто обернулась, сжимая в руках хрустальный флакон с духами.— Предупреждаю тебя, Хокхерст: не подходи! — сердито закричала она.Мэтью осторожно приоткрыл дверь в спальню и просунул внутрь голову.— Не швыряй эту штуку, дорогая, это не тот Хокхерст.— О Мэтью, я думала, ты давно уже сбежал с корабля вместе с другими крысами.— А я подумал, что могу тебе понадобиться, — сказал он, обводя взглядом упакованные сундуки. — Куда это ты собираешься?— В Блэкмур.— Смешно! Тебе в одиночку не проехать верхом больше двухсот миль. Отправляйся лучше к матушке: всего-то сорок миль пути, а от королевского гнева достаточно далеко.— Я удираю не от королевы. Я удираю от твоего брата. Все кончено, Мэтью, он обещал мне развод.На какой-то момент его сердце возликовало. Он спросил:— Он, стало быть, знает, что ты его жена?— Нет, но узнает, когда заявится в Блэкмур с бумагами на развод, которые должна подписать Сара Бишоп.— Сабби, ты зря надеешься, что он даст тебе развод, когда обнаружит, что вы состоите в законном браке.— Нет, Мэтью. У меня есть средство заставить его.Он фыркнул:— Да ведь он как собака с костью в зубах: никогда тебя не отпустит по доброй воле!Она вскинула голову:— Я раздобыла секретное досье Уолсингэма на него.Пару мгновений Мэтью смотрел на нее, словно не понимая.— У Уолсингэма были заведены досье на Хока? За что?Она бросила на него какой-то странный взгляд:— Ты не знаешь?..Он покачал головой, явно растерянный, а потом недоверчиво спросил:— Ты имеешь в виду, что его подозревали в пиратстве? Но ведь королева-то знала про эти его проделки и относилась к ним совсем по-другому.Сабби поняла, что ей не следует ничего говорить юноше. Она отвела глаза и переменила тему:— Я поеду в карете. С собой возьму служанку и попрошу Мэйсона сопровождать меня. А ты, Мэтью… поедешь?Он едва не поддался искушению, но любопытство, которое в нем разожгли ее слова, одержало верх. Было очевидно, что она считала секретные досье достаточно опасными для Шейна, чтобы использовать их для шантажа, и молодой Хокхерст сразу сообразил, что эти бесценные бумаги она не оставит здесь, а заберет с собой.— Сабби, сегодня мне нельзя отлучаться из Лондона, но я приеду к тебе, как только сумею вырваться. Ты сейчас пойди и скажи Мэйсону и девушке, чтобы они были наготове, а я пока прогуляюсь до хокхерстовских конюшен, найду там надежного человека и распоряжусь, чтобы он отвез тебя в Блэкмур. Пусть сейчас же закладывает карету. Покажи мне, какие сундуки ты берешь с собой, и я отнесу их до конюшни.Она благодарно взглянула на него и положила руку ему на плечо.— Благодарение небесам, Мэтью, что я всегда могу найти в тебе опору.Ох, как хотелось ему схватить ее в объятия и прижать к себе. Он угадывал, сколь она сейчас уязвима, но в голове у него зазвенел колокольчик тревоги. Терпение! Эта женщина должна принадлежать ему, и если он посодействует ее разводу с Шейном, то, возможно, ему самому удастся предложить ей руку и сердце.Летучим поцелуем он коснулся ее виска и умышленно отступил назад, а потом подхватил ее вещи и понес их вниз по лестнице.Позднее, когда он стоял на подъездной аллее и размахивал руками, посылая прощальный привет вслед отъезжающей карете, уолсингэмовские папки были уже надежно упрятаны у него под камзолом.
Шейн чертыхнулся себе под нос, проклиная собственную дурость: как это он сам не позаботился вовремя о том, чтобы не оставить тюремщику возможности поднять шум!В столь низменном деле, как шпионаж, нет места милосердию, и никто не знал это лучше, чем он. В мгновение ока он расстегнул застежки своего камзола и выскользнул из рукавов собственной одежды, словно угорь.Оба стражника отпрянули в суеверном ужасе, когда им бросилось в глаза изображение чудища на спине у Шейна, но лица его они не увидели. После того как он вырвался из их рук, не нашлось бы такой силы по эту сторону ада, которая позволила бы им вновь задержать его.Ему понадобилось несколько секунд, чтобы оказаться за стенами Флита, но двое стражников подняли тревогу; вместе с набежавшим подкреплением они бросились в погоню за Черным Призраком.На свое счастье, Хокхерст знал Лондон как свои пять пальцев: иначе ему не удалось бы скрыться. Он не кинулся ни вперед, ни назад; вместо этого он предпочел переместиться вверх. Он вскарабкался на крышу массивной крепости, потому что преследователи уже почти настигали его; но он понимал: хотя они и заметили, как он начал подъем, но догнать его — на это у них проворства не хватит. Кроме того, их фонари давали слишком мало света, чтобы можно было узреть что бы то ни было выше второго этажа. Со своего высокого насеста Шейн оглядел прилегающие к тюрьме улицы и мгновенно присмотрел местечко, где он сумеет спрятаться. Он беззвучно спустился на улицу и украдкой проскользнул за ограду кладбища при церкви Святой Бригитты.Пока его черный камзол оставался на нем, Шейн мог считать себя невидимым; но теперь, когда он был обнажен выше пояса, уповать на это не приходилось. Бежать было нельзя: бегущий человек непременно привлечет к себе внимание даже и ночью. Поэтому он пополз по земле и полз до тех пор, пока между ним и улицей Флит-стрит не встали стеной многочисленные надгробные памятники. Внезапно он услышал голоса — гораздо ближе, чем, по его расчетам, могли находиться преследователи. Перед ним неясно вырисовывалась свежевырытая могила; не медля ни секунды, он спрыгнул вниз, с высоты восьми футов, в холодную сырую шахту. Очень быстро он с облегчением понял, что услышанные им голоса принадлежали спасенным им ирландцам. Как видно, они решили отсидеться на кладбище, вместо того чтобы пораскинуть тем небольшим количеством мозгов, которым наделил их Господь. К этому часу они могли бы уже быть на борту корабля, готового выйти в море, к их родным берегам.Шейн хранил молчание: если эти крикливые ублюдки не прекратят галдеть, погоня будет здесь очень скоро. А у них тем временем продолжалось джентльменское выяснение отношений.— У тебя башка варит не лучше, чем у мокрой блохи, дубина. Ты вот доставил себе удовольствие, пнул олуха промеж ног, и что вышло? А то, что из-за тебя прищучили того ублюдка несчастного, который жизнью рисковал, лишь бы нас вызволить!— Туда и дорога. Это каким же безголовым надо быть, чтобы собственную шею в петлю совать ради других! Если уж за кем такая дурь водится, значит, тот и получает, что заслужил.А вот вы-то, задницы неповоротливые, могли бы сбить его с ног да прихватить пистолет, пока я для отвода глаз с тюремщиком разбирался.— Вонючка ты гнусная, вот что я тебе скажу. Зря я с тобой связался. Нам бы взять да помочь бедняге, было бы по-людски.— Чума его заешь… и тебя с ним вместе!Вслед за этим Хокхерст услышал звук, очень похожий на тот, который раздается, когда лопатой стукнут человека по черепу. Затем раздался какой-то хрип, и все смолкло. В этот момент Шейн понял: не бывать миру в Ирландии! Ибо, если англичане уйдут оттуда и ирландские лорды начнут править своей страной, кланы снова пойдут войной друг на друга.Внезапно разверзлись небеса, и хлынул ледяной ливень. Такой оборот дела — как и все в жизни — имел и свои достоинства, и недостатки.Ирландцы, расположившиеся на кладбище, со всех ног кинулись искать убежище поуютнее, а стражники отказались от дальнейшей погони за беглыми узниками и вернулись под надежную крышу Флита. Недостаток же состоял в том, что Шейн теперь стоял по колено в глинистой жиже и — при всем своем проворстве, при всей своей силе — не мог вскарабкаться по отвесным восьмифунтовым скользким стенкам могилы. Каждая следующая попытка приводила лишь к тому, что на дно плюхались новые комья липкой грязи, а ступни Шейна увязали все глубже и глубже. Внезапно его ноги наткнулись на что-то твердое, и он понял, что это гроб.От него не ускользнула комическая сторона ситуации, в которой он очутился. Он постучал каблуком по крышке гроба и произнес:— Хелло, приятель! Ты уж не держи на меня зла, дружище, за то, что я стою на твоей голове… но, видишь ли, не все зависит от моего желания.Ему пришлось пережить ужасный момент, когда доски гроба затрещали и проломились у него под ногами. Тут выдержка ему изменила, и, привалившись к стене могилы, он захохотал так, что по лицу покатились слезы.Только этого позора и не хватало — дожидаться, чтобы на заре тебя обнаружил могильщик на дне ямы, в зловонной трясине! Весьма вероятно, что поблизости валяется труп одного из ирландцев с размозженной лопатой головой, — и его обвинят в этом убийстве.Ну уж нет, этого он не допустит. Почти ослабев от хохота, он пустил в дело и руки, и кинжал, чтобы вырезать в стене могилы углубления, куда можно было бы упереться ногой. Большей частью раскисшая земля обрушивалась под его тяжестью, но время от времени ему удавалось удержаться на месте; постепенно, понемногу он поднимался по этим ненадежным ступеням и наконец смог подтянуться, перебросить ноги за край могилы и перекатиться на мокрый дерн.Соблюдая предельную осторожность, он прокрался к конюшням Уолсингэм-Хауса и вскоре был уже на пути к дому, с благодарностью, как всегда, ощущая у себя между ногами бока могучего жеребца. То и дело он откидывал назад голову и принимался смеяться.Сегодня его душа воспаряла к небесам, словно он действительно восстал из могилы. Завтра он с превеликим удовольствием простоит пару часов на коленях, вымаливая прощение у королевы, но сегодня, этой ночью, он будет заниматься любовью с Сабби, хочет она этого или нет. Она — маленькая дикая кошка, а он — единственный мужчина на земле, способный подчинить ее своей воле. И подчинит, обещал он себе с воодушевлением.
Совсем в ином состоянии духа пребывал в это время Мэтью. В нем кипело негодование.Сидя в своей комнате на четвертом этаже Гринвичского дворца, он углубился в чтение секретных досье, с ужасом открывая для себя одну горькую новость за другой.Самым нестерпимым, самым непростительным было то, что Шейн оказался бастардом О'Нила — и тем не менее именно Шейн унаследовал и судоходную империю Хокхерстов, и титул лорда Девонпорта. Кулак Мэтью с грохотом опустился на стол, отчего кубок с вином упал и покатился, и струйки вина растеклись по столешнице, оставляя кроваво-красные пятна на роковых бумагах. Шейн получил все — как всегда! Джорджиана помалкивала и допустила, чтобы ее незаконный отпрыск завладел наследством, которое по праву должно было достаться ему, Мэтью! Они предали его родителя — бедного, слабого глупца! И его самого они тоже предали! В этот момент он ненавидел отца, мать и брата лютой ненавистью. И больше всего терзала его мысль о том, что Шейну досталась Сабби. И пусть это будет последним его делом на земле, но он отберет ее у брата!..Он собрал бумаги со стола и спрятал их в надежное место.
С самого утра коридоры Гринвича гудели от новостей: неуловимый Черный Призрак был захвачен в тюрьме Флит, но снова сумел вырваться и скрылся от погони. Злодей был в маске, но теперь общее мнение склонялось к тому, что он состоит в союзе с самим дьяволом, ибо на его широкой спине буйствует отвратительное чудовище. Едва Мэтью услышал эти сплетни, в памяти у него сразу вспыхнула картинка — дракон, вытатуированный на лопатке у Шейна; в тот же миг Мэтью понял: ко всему прочему его братец оказался еще и Черным Призраком, но эта подробность в уолсингэмовских досье не значилась.Ослепленный ревностью и жаждой мести, Мэтью начал добиваться аудиенции у Уильяма Сесила, лорда Берли, но удостоился лишь любезного приема у честолюбивого сына последнего, Роберта Сесила. Королева называла Роберта Сесила своим хитрым лисенком из-за малого роста и изощренного ума. Красивого молодого придворного он встретил с предельным радушием.Закончив обмен надлежащими приветствиями, Мэтью приступил прямо к делу.— Милорд, дерзкие выходки Черного Призрака сейчас у всех на устах. Всеобщий интерес к этому молодчику дошел до того, что во всех этих россказнях сквозит уже не неприязнь, а чуть ли не восхищение. Мы не сможем удерживать ирландских мятежников под замком, пока Черный Призрак имеет возможность освобождать их, пользуясь лишь ночной темнотой и черной маской. Мне пришло в голову, что всем этим заправляет некто из Ирландии — некто, занимающий весьма высокий пост.Роберт Сесил пристально вгляделся в посетителя, пытаясь угадать, какая личная корысть движет этим юношей.— Давайте говорить прямо. Насколько я понимаю, вы намекаете на О'Нила, но ведь ему всегда удавалось опровергнуть возводимые на него обвинения в государственной измене и в организации заговоров.— Нет, милорд, на самом деле он ни разу не смог опровергнуть эти обвинения. Он лишь убеждал королеву и ее Совет, что обвинения беспочвенны, и внушал им уверенность, что он стоит на страже английского закона в северных областях Ирландии.Сесил отвесил в направлении Мэтью Хокхерста легкий одобрительный поклон. Обладая задатками хорошего стратега, он всегда помнил о том, что О'Нил мнит себя королем Ирландии.Мэтью продолжал:— Расставьте ему капкан. В качестве приманки используйте важных ирландских заложников, но поместите их под хорошую охрану — в лондонский Тауэр. И с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день, Черный Призрак пожалует к нам, чтобы освободить их…Сесил закончил фразу за него:— ..А когда Черный Призрак окажется у нас в руках, мы сможем доказать, что он агент О'Нила?— Совершенно верно! — кивнул Мэтью, всеми силами пытаясь подавить нарастающий ужас от сознания того, что он делает.— Немного вина? Оно приправлено редкими пряностями — думаю, вам понравится.В этом Сесил ошибся: Мэтью вырвало в первую же канаву, едва он откланялся и вышел на улицу.
Большую часть ночи королева металась по своей опочивальне, доводя себя до исступления. Не успел еще серый рассвет просочиться в углы просторного покоя, как она начала орать:— Где мои фрейлины?На зов примчались несколько девушек.— Пусть явятся все!Потребовалось еще какое-то время, чтобы вызванные особы успели должным образом приготовиться. На королеве все еще было надето пурпурное платье с «епископскими рукавами» на подкладке из аметистового атласа, а голову украшала маленькая корона в виде венца. У большинства дам от страха зуб на зуб не попадал, хотя лишь немногие знали о вчерашнем скандале.Обманчиво-мягким тоном она спросила:— Какие новости о моем Боге Морей?Все промолчали. Она гневно топнула ногой и разразилась криком:— Все разом оглохли? Языки проглотили?Вас спрашивают: что новенького слышно о Хокхерсте?Она столь энергично тряхнула головой, что корона съехала на бок; тогда королева сорвала ее и швырнула через всю комнату с воплем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Шейн чертыхнулся себе под нос, проклиная собственную дурость: как это он сам не позаботился вовремя о том, чтобы не оставить тюремщику возможности поднять шум!В столь низменном деле, как шпионаж, нет места милосердию, и никто не знал это лучше, чем он. В мгновение ока он расстегнул застежки своего камзола и выскользнул из рукавов собственной одежды, словно угорь.Оба стражника отпрянули в суеверном ужасе, когда им бросилось в глаза изображение чудища на спине у Шейна, но лица его они не увидели. После того как он вырвался из их рук, не нашлось бы такой силы по эту сторону ада, которая позволила бы им вновь задержать его.Ему понадобилось несколько секунд, чтобы оказаться за стенами Флита, но двое стражников подняли тревогу; вместе с набежавшим подкреплением они бросились в погоню за Черным Призраком.На свое счастье, Хокхерст знал Лондон как свои пять пальцев: иначе ему не удалось бы скрыться. Он не кинулся ни вперед, ни назад; вместо этого он предпочел переместиться вверх. Он вскарабкался на крышу массивной крепости, потому что преследователи уже почти настигали его; но он понимал: хотя они и заметили, как он начал подъем, но догнать его — на это у них проворства не хватит. Кроме того, их фонари давали слишком мало света, чтобы можно было узреть что бы то ни было выше второго этажа. Со своего высокого насеста Шейн оглядел прилегающие к тюрьме улицы и мгновенно присмотрел местечко, где он сумеет спрятаться. Он беззвучно спустился на улицу и украдкой проскользнул за ограду кладбища при церкви Святой Бригитты.Пока его черный камзол оставался на нем, Шейн мог считать себя невидимым; но теперь, когда он был обнажен выше пояса, уповать на это не приходилось. Бежать было нельзя: бегущий человек непременно привлечет к себе внимание даже и ночью. Поэтому он пополз по земле и полз до тех пор, пока между ним и улицей Флит-стрит не встали стеной многочисленные надгробные памятники. Внезапно он услышал голоса — гораздо ближе, чем, по его расчетам, могли находиться преследователи. Перед ним неясно вырисовывалась свежевырытая могила; не медля ни секунды, он спрыгнул вниз, с высоты восьми футов, в холодную сырую шахту. Очень быстро он с облегчением понял, что услышанные им голоса принадлежали спасенным им ирландцам. Как видно, они решили отсидеться на кладбище, вместо того чтобы пораскинуть тем небольшим количеством мозгов, которым наделил их Господь. К этому часу они могли бы уже быть на борту корабля, готового выйти в море, к их родным берегам.Шейн хранил молчание: если эти крикливые ублюдки не прекратят галдеть, погоня будет здесь очень скоро. А у них тем временем продолжалось джентльменское выяснение отношений.— У тебя башка варит не лучше, чем у мокрой блохи, дубина. Ты вот доставил себе удовольствие, пнул олуха промеж ног, и что вышло? А то, что из-за тебя прищучили того ублюдка несчастного, который жизнью рисковал, лишь бы нас вызволить!— Туда и дорога. Это каким же безголовым надо быть, чтобы собственную шею в петлю совать ради других! Если уж за кем такая дурь водится, значит, тот и получает, что заслужил.А вот вы-то, задницы неповоротливые, могли бы сбить его с ног да прихватить пистолет, пока я для отвода глаз с тюремщиком разбирался.— Вонючка ты гнусная, вот что я тебе скажу. Зря я с тобой связался. Нам бы взять да помочь бедняге, было бы по-людски.— Чума его заешь… и тебя с ним вместе!Вслед за этим Хокхерст услышал звук, очень похожий на тот, который раздается, когда лопатой стукнут человека по черепу. Затем раздался какой-то хрип, и все смолкло. В этот момент Шейн понял: не бывать миру в Ирландии! Ибо, если англичане уйдут оттуда и ирландские лорды начнут править своей страной, кланы снова пойдут войной друг на друга.Внезапно разверзлись небеса, и хлынул ледяной ливень. Такой оборот дела — как и все в жизни — имел и свои достоинства, и недостатки.Ирландцы, расположившиеся на кладбище, со всех ног кинулись искать убежище поуютнее, а стражники отказались от дальнейшей погони за беглыми узниками и вернулись под надежную крышу Флита. Недостаток же состоял в том, что Шейн теперь стоял по колено в глинистой жиже и — при всем своем проворстве, при всей своей силе — не мог вскарабкаться по отвесным восьмифунтовым скользким стенкам могилы. Каждая следующая попытка приводила лишь к тому, что на дно плюхались новые комья липкой грязи, а ступни Шейна увязали все глубже и глубже. Внезапно его ноги наткнулись на что-то твердое, и он понял, что это гроб.От него не ускользнула комическая сторона ситуации, в которой он очутился. Он постучал каблуком по крышке гроба и произнес:— Хелло, приятель! Ты уж не держи на меня зла, дружище, за то, что я стою на твоей голове… но, видишь ли, не все зависит от моего желания.Ему пришлось пережить ужасный момент, когда доски гроба затрещали и проломились у него под ногами. Тут выдержка ему изменила, и, привалившись к стене могилы, он захохотал так, что по лицу покатились слезы.Только этого позора и не хватало — дожидаться, чтобы на заре тебя обнаружил могильщик на дне ямы, в зловонной трясине! Весьма вероятно, что поблизости валяется труп одного из ирландцев с размозженной лопатой головой, — и его обвинят в этом убийстве.Ну уж нет, этого он не допустит. Почти ослабев от хохота, он пустил в дело и руки, и кинжал, чтобы вырезать в стене могилы углубления, куда можно было бы упереться ногой. Большей частью раскисшая земля обрушивалась под его тяжестью, но время от времени ему удавалось удержаться на месте; постепенно, понемногу он поднимался по этим ненадежным ступеням и наконец смог подтянуться, перебросить ноги за край могилы и перекатиться на мокрый дерн.Соблюдая предельную осторожность, он прокрался к конюшням Уолсингэм-Хауса и вскоре был уже на пути к дому, с благодарностью, как всегда, ощущая у себя между ногами бока могучего жеребца. То и дело он откидывал назад голову и принимался смеяться.Сегодня его душа воспаряла к небесам, словно он действительно восстал из могилы. Завтра он с превеликим удовольствием простоит пару часов на коленях, вымаливая прощение у королевы, но сегодня, этой ночью, он будет заниматься любовью с Сабби, хочет она этого или нет. Она — маленькая дикая кошка, а он — единственный мужчина на земле, способный подчинить ее своей воле. И подчинит, обещал он себе с воодушевлением.
Совсем в ином состоянии духа пребывал в это время Мэтью. В нем кипело негодование.Сидя в своей комнате на четвертом этаже Гринвичского дворца, он углубился в чтение секретных досье, с ужасом открывая для себя одну горькую новость за другой.Самым нестерпимым, самым непростительным было то, что Шейн оказался бастардом О'Нила — и тем не менее именно Шейн унаследовал и судоходную империю Хокхерстов, и титул лорда Девонпорта. Кулак Мэтью с грохотом опустился на стол, отчего кубок с вином упал и покатился, и струйки вина растеклись по столешнице, оставляя кроваво-красные пятна на роковых бумагах. Шейн получил все — как всегда! Джорджиана помалкивала и допустила, чтобы ее незаконный отпрыск завладел наследством, которое по праву должно было достаться ему, Мэтью! Они предали его родителя — бедного, слабого глупца! И его самого они тоже предали! В этот момент он ненавидел отца, мать и брата лютой ненавистью. И больше всего терзала его мысль о том, что Шейну досталась Сабби. И пусть это будет последним его делом на земле, но он отберет ее у брата!..Он собрал бумаги со стола и спрятал их в надежное место.
С самого утра коридоры Гринвича гудели от новостей: неуловимый Черный Призрак был захвачен в тюрьме Флит, но снова сумел вырваться и скрылся от погони. Злодей был в маске, но теперь общее мнение склонялось к тому, что он состоит в союзе с самим дьяволом, ибо на его широкой спине буйствует отвратительное чудовище. Едва Мэтью услышал эти сплетни, в памяти у него сразу вспыхнула картинка — дракон, вытатуированный на лопатке у Шейна; в тот же миг Мэтью понял: ко всему прочему его братец оказался еще и Черным Призраком, но эта подробность в уолсингэмовских досье не значилась.Ослепленный ревностью и жаждой мести, Мэтью начал добиваться аудиенции у Уильяма Сесила, лорда Берли, но удостоился лишь любезного приема у честолюбивого сына последнего, Роберта Сесила. Королева называла Роберта Сесила своим хитрым лисенком из-за малого роста и изощренного ума. Красивого молодого придворного он встретил с предельным радушием.Закончив обмен надлежащими приветствиями, Мэтью приступил прямо к делу.— Милорд, дерзкие выходки Черного Призрака сейчас у всех на устах. Всеобщий интерес к этому молодчику дошел до того, что во всех этих россказнях сквозит уже не неприязнь, а чуть ли не восхищение. Мы не сможем удерживать ирландских мятежников под замком, пока Черный Призрак имеет возможность освобождать их, пользуясь лишь ночной темнотой и черной маской. Мне пришло в голову, что всем этим заправляет некто из Ирландии — некто, занимающий весьма высокий пост.Роберт Сесил пристально вгляделся в посетителя, пытаясь угадать, какая личная корысть движет этим юношей.— Давайте говорить прямо. Насколько я понимаю, вы намекаете на О'Нила, но ведь ему всегда удавалось опровергнуть возводимые на него обвинения в государственной измене и в организации заговоров.— Нет, милорд, на самом деле он ни разу не смог опровергнуть эти обвинения. Он лишь убеждал королеву и ее Совет, что обвинения беспочвенны, и внушал им уверенность, что он стоит на страже английского закона в северных областях Ирландии.Сесил отвесил в направлении Мэтью Хокхерста легкий одобрительный поклон. Обладая задатками хорошего стратега, он всегда помнил о том, что О'Нил мнит себя королем Ирландии.Мэтью продолжал:— Расставьте ему капкан. В качестве приманки используйте важных ирландских заложников, но поместите их под хорошую охрану — в лондонский Тауэр. И с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день, Черный Призрак пожалует к нам, чтобы освободить их…Сесил закончил фразу за него:— ..А когда Черный Призрак окажется у нас в руках, мы сможем доказать, что он агент О'Нила?— Совершенно верно! — кивнул Мэтью, всеми силами пытаясь подавить нарастающий ужас от сознания того, что он делает.— Немного вина? Оно приправлено редкими пряностями — думаю, вам понравится.В этом Сесил ошибся: Мэтью вырвало в первую же канаву, едва он откланялся и вышел на улицу.
Большую часть ночи королева металась по своей опочивальне, доводя себя до исступления. Не успел еще серый рассвет просочиться в углы просторного покоя, как она начала орать:— Где мои фрейлины?На зов примчались несколько девушек.— Пусть явятся все!Потребовалось еще какое-то время, чтобы вызванные особы успели должным образом приготовиться. На королеве все еще было надето пурпурное платье с «епископскими рукавами» на подкладке из аметистового атласа, а голову украшала маленькая корона в виде венца. У большинства дам от страха зуб на зуб не попадал, хотя лишь немногие знали о вчерашнем скандале.Обманчиво-мягким тоном она спросила:— Какие новости о моем Боге Морей?Все промолчали. Она гневно топнула ногой и разразилась криком:— Все разом оглохли? Языки проглотили?Вас спрашивают: что новенького слышно о Хокхерсте?Она столь энергично тряхнула головой, что корона съехала на бок; тогда королева сорвала ее и швырнула через всю комнату с воплем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40