С севера ей угрожает Шотландия. Франция собирается расторгнуть договор с Елизаветой и заключить сепаратный мир с Испанией. Испанский король Филипп строит свою великую Непобедимую Армаду… а Ирландия конечно только и ждет подходящего момента, чтобы взбунтоваться и сбросить английское ярмо. А они тут коротают вечера и ночи в развлечениях, заполняя часы своей жизни фейерверками и блудом!»Леди Мэри Говард соскользнула с кровати и вернулась с двумя шелковыми шнурами в руках. Эти шнуры она предложила ему:— Не желаете ли сыграть в эту игру, лорд Девонпорт?С немалой долей цинизма он сообразил, что это, должно быть, новый способ развлечения, которому ее обучил Эссекс. Он заметил, как ярко блестят ее глаза в предвкушении момента, когда он свяжет ее и начнет вытворять с ее телом все, что ему заблагорассудится. Ах, пекло дьявольское, бабенка на все готова, почему же его это нисколько не возбуждает?По сравнению со всевозможными чувственными ухищрениями, которые открылись ему за годы плаваний в разные экзотические страны, то, что предлагала она, было пресно и убого.Он подавил зевок и приготовился вступить в игру. Ей пришлось об этом пожалеть очень скоро, когда он позабыл развязать ее, забывшись глубоким сном.Следующий день начался для Хокхерста отвратительно: граф Саутгэмптон, проигравший ему в кости огромную сумму денег, не нашел ничего лучшего, как отвести душу в злобных колкостях и саркастических намеках, способных бросить тень на честность выигравшего. Хок, при своем горячем нраве, не привык долго сдерживать раздражение.Саутгэмптон же был из той породы молодых людей, которая часто встречается в жизни: если все шло, как ему хотелось, он мог казаться очаровательным, как игривый щенок, но стоило погладить его против шерсти, как щенок превращался в бешеного пса.Хокхерст, который всегда был скор на расправу, одним ударом сбил молодого графа с ног, и тот растянулся на полу во весь рост — на все свои шесть футов. Затем дела пошли еще хуже: Бесс завела неприятный разговор с ним и Эссексом насчет коней, на которых они имели обыкновение ездить. Эссекс проглотил пилюлю и согласился кастрировать жеребца, но от Хокхерста черта с два они этого дождутся.До вечера было еще далеко, когда он, в высоких сапогах со шпорами, уже мчался по пути длиною в сотню миль, отделяющих его от Гринвича. Сабби Уайлд… прижаться к ее бедрам, дать выход всему темному и гнетущему, что накопилось в нем, — ради этого стоило пришпоривать коня. После месяца, проведенного в обществе Бесс, ему нужно было ощутить под собой крутые бока могучего жеребца, ему нужно было почувствовать ветер в волосах.Когда Шейн взобрался на выступ третьего этажа и перекинул ноги через каменную балюстраду балкона, он засмеялся над самим собой — ну не дурак ли он? Что, если ее постель согревает другой? Он провел в седле чуть ли не всю ночь, пригнувшись к шее коня, — только затем, чтобы дрогнуть в последний момент! Он бесшумно проскользнул в комнату и направился прямо к кровати.В лунном свете, заливающем постель, все было видно не хуже, чем днем. Сабби, в ночной рубашке из чистейшего белого батиста, лежала, свернувшись клубочком; одеяло было откинуто в сторону. Этого зрелища оказалось вполне достаточно, чтобы он возбудился; но ее невинность придавала особую остроту и силу вспыхнувшему в нем желанию.Он обыскал комнату, пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, что могло бы свидетельствовать о присутствии в ее жизни любовника.В шкафу находились только три платья; он быстро, но внимательно пересмотрел все прочие ее пожитки… Никаких подарков, никаких драгоценностей, только немного золотых монет. Велик был соблазн — разбудить ее, увидеть, как широко раскроются зеленые глаза.Ему до боли хотелось дотронуться до нее, отведать ее сладость, наполнить ее своим рвущимся наружу жаром, но, обуздав собственный порыв, он не позволил себе потревожить ее мирный сон.Двумя пальцами — большим и указательным — он коснулся пряди ее волос и снова подивился их шелковистой прелести. Каким же дурнем надо быть, чтобы проскакать сто миль… ради одного взгляда. Он вздохнул, вытащил из-под камзола какой-то маленький предмет и положил ей на подушку.Выйдя на балкон, он плотно прикрыл за собой дверь: Сабби должна быть в безопасности. Она заверил себя, что впереди ему предстоит череда ночей, которой не будет конца, — ночей, когда он будет приходить к ней и наслаждаться видом ее зеленых глаз, которые будут расширяться от его дерзкого натиска.Стоило ему закрыть глаза, чтобы вызвать в памяти ее образ, — и перед его мысленным взором возникала одна и та же картина. Та картина, что приковала его взгляд в первый момент, — Сабби, и медно-рыжеватые пряди волос, окутывающие бедра, и завитки на их концах, неотличимые от таких же завитков на заветном треугольнике у нее между ног.Он не стал попусту терять остаток ночи.Теперь, раз уж он все равно в Лондоне, а все считают, что он в Норидже, нельзя не согласиться, что сами небеса посылают ему возможность провернуть небольшое дельце. Он знал, что должен вернуться в Норидж до начала вечерних развлечений, поэтому рассвет застал его в дороге. Он мчался на север, тогда как шестеро узников-ирландцев, тайно вывезенные из башни Девлин-Тауэр через шлюз защитного рва, к этому часу уже находились, надежно спрятанные, на одном из кораблей Хокхерста, полным ходом удаляющегося от английских берегов.Когда комендант Тауэра, а позднее и Уолсингэм допрашивали стражников, только один из бедняг признался, что видел что-то. Он упорно стоял на своем, утверждая, что заметил какую-то «черную тень», и не прошло недели, как весь Лондон уже полнился слухами: «Черный призрак» был у всех на устах.Едва открыв глаза поутру, Сабби сразу же заметила драгоценность, лежащую у нее на подушке, — бриллиантовую брошь в виде дикой кошки, глазами которой служили два крупных изумруда. У Сабби ни на миг не возникло сомнение насчет того, кто именно преподнес ей такой бесценный подарок, но вот когда и каким образом он умудрился это сделать… При мысли об этом у Сабби по спине пробежал холодок. Мошенник был здесь, под покровом ночи, он видел ее спящей… но ведь он же сейчас за сто миль отсюда, разве не так?Она улыбнулась не без злорадства. Эта брошь только положила начало огромной россыпи драгоценностей, которые она намерена получить. За те дни, что она провела при дворе, она уже твердо усвоила: богатство означает власть. «Золотое правило» теперь следует понимать так: «Золото правит» «Золотым правилом» иногда называют библейское поучение: люди должны относиться к другим так, как им хотелось бы, чтобы к ним относились другие.
. Глава 8 Незаметно подкрался сентябрь, и королева вместе со всем двором возвратилась в Лондон, чтобы открыть блистательный зимний сезон увеселений и грандиозных празднеств. Лондон как будто обрел новую жизнь, в самом воздухе ощущалось некое возбуждение. Ожидались и готовились представления, маскарады, приемы и торжества. Каждый из лондонских театров представлял на суд зрителей новую пьесу — афишки раздавались желающим на каждому углу.Кейт дала племяннице последний урок по дворцовой иерархии. Фрейлинами наивысшего ранга считались первые леди опочивальни ее величества; за ними следовали дамы-смотрительницы личных покоев ее величества, или камер-фрейлины; еще ступенькой ниже стояли фрейлины королевской приемной: они не имели никаких постоянных обязанностей, но должны были просто находиться при государыне, когда та принимала иностранных послов или делегации от парламента. Во время официальных выходов свиту королевы составляли шесть незамужних фрейлин благородного происхождения.В обязанности придворных дам входило сопровождать ее величество во время утренних прогулок или при выходах в церковь, танцевать по ночам в залах Совета, ездить с королевой на охоту, не преступая границ повиновения и целомудрия; когда же им случалось провиниться, им полагалось кротко стоять перед государыней, пока она не сорвет на них всю накопившуюся в ней злобу.Кейт относилась к числу наиболее высокопоставленных камер-фрейлин, которых этикет обязывал присутствовать при ее одевании — самой важной из утренних церемоний. Так много было платьев, из которых следовало выбрать наиболее подходящее, так много драгоценностей, которые государыне предстояло по очереди примерить, а затем отвергнуть.К платью требовалось подобрать подходящую шапочку. Если, например, у платья, на котором королева остановила свой выбор, лиф был расшит золотом, то и шапочка должна быть расшита только золотом. Один лишь выбор плоеного воротника-рафа мог занять полчаса: порой предпочтение отдавалось полуфраку, порой — полному крахмальному рафу, который занимал всю ширину плеча и жестким белым колесом должен был лежать поверх огромных, подбитых конским волосом рукавов покроя «баранья нога».Дамы, состоящие при особе королевы, были обязаны при этом осыпать ее комплиментами. Что же касается Сабби, то на нее предполагалось возложить весьма важную миссию: восстанавливать порядок из хаоса, унося прочь все то, что королева соизволит отвергнуть.Сабби с нетерпением ожидала момента, когда впервые увидит королеву, о которой ей довелось услышать столько противоречивых суждений: надо же было составить собственное мнение о властительнице Британии. Кейт посоветовала ей сходить в церковь в первое же утро после возвращения Елизаветы — тогда Сабби сможет рассмотреть королеву, не привлекая ничьего внимания к себе самой.Сидя в дальнем уголке королевской часовни, Сабби не переставала удивляться: с момента прибытия Елизаветы сюрприз следовал за сюрпризом. Появление ее величества в церкви сопровождалось шумом, хотя святость места требовала тишины и благоговения. Шагала королева так быстро, словно по пятам за ней гнался какой-то злой дух, и всем дамам приходилось поторапливаться, чтобы не отстать от повелительницы. Это вызывающее представление, разыгранное королевой перед подданными, живо напомнило Сабби о трюке с красным платьем, который выкинула она сама. На королеве было ярко-оранжевое одеяние с многочисленными рядами тесьмы, расшитой золотыми блестками. Пальцы монарших рук, удивительно длинных и белых, были унизаны кольцами — по два или три на каждом. Желая, по-видимому, продемонстрировать перед всеми красоту этих рук, составлявшую особый предмет ее тщеславия, она усердно жестикулировала… значительно более размашисто, чем полагалось бы по этикету. Ее парик был изготовлен из ярких волос самого невероятного цвета, какой только Сабби когда-либо видела.Черные глаза королевы блестели, и казалось, от них ничто не может укрыться. А вот грудь у нее была плоской, как доска.Все шло гладко, пока капеллан не начал проповедь. На свое несчастье, в качестве темы проповеди он выбрал поучение о долге женщины, который состоит в том, чтобы вступить в брак и произвести на свет наследников.Мгновенно придя в ярость, королева вскочила с места.— Хватит! Хватит! — закричала она. — Сколько можно болтать об одном и том же!И плюнула на пол.Сабби оцепенела от изумления.Если бы она не видела все это собственными глазами, она бы просто не поверила, что такое возможно. Елизавета обладала безграничной властью. И сейчас всем было показано предельно ясно: она может сказать или сделать все, что пожелает, и горе тому, кто окажется у нее на пути.Гринвичский дворец наполнился придворными. Трапезы внезапно стали обильными и многолюдными, так что Сабби даже не всегда удавалось отыскать местечко на скамье, чтобы присесть к столу. Вокруг все толковали только об одном — о маскараде в честь дня рождения королевы, назначенном на двадцать седьмое сентября. Поговаривали, что двор переберется из Гринвича в Виндзор, где дворец более просторен и где королева сможет удовлетворить свою страсть к охоте.Бесс отличалась крепким здоровьем и выносливостью, и ожидалось, что уже на второй день по прибытии двора в Гринвич будут устроены танцы до полуночи. Сабби успела сшить новое платье из бледно-лимонного шелка, расшитого серебром. Вырез в этом платье она сделала в форме римской пятерки, мыском, и эта линия волей-неволей привлекала взгляды к ошеломляюще-совершенной груди, видневшейся из-под лифа. К самому уголку соблазнительного мыска Сабби приколола бриллиантовую кошку с изумрудными глазами. Воротник она предпочла сделать в форме небольшого полурафа, поскольку это позволяло ей уложить волосы по плечам и спине в кажущемся беспорядке. Мода требовала, чтобы волосы были зачесаны вверх; это значило, что Сабби будет разительно отличаться от всех остальных.Согласно самому последнему крику моды, дамам рекомендовалось использовать в своем наряде маленький стилет или кинжал, поэтому она втачала в кушак платья специальные ножны и воткнула туда клинок, полученный от Хокхерста. Конечно, этот нож не походил на дамскую игрушку — то был настоящий, смертельно опасный кинжал. Однако она не могла устоять против искушения украсить свой наряд обеими дикими кошками, которыми одарил ее Хок.С лордом Оксфордом вовсю кокетничала Анна Васавур, но, едва заметив Сабби, он сразу пригласил ее на танец.Энтони Бэкон также танцевал с ней, а позднее познакомил ее со своим братом Фрэнсисом, о котором говорили, что тот обладает самым блестящим умом при дворе. К несчастью, он заикался и редко снисходил до светской болтовни с дамами, ибо они постоянно пытались помочь ему, подсказывая слова, которых он вовсе не собирался произносить, или заканчивая за него начатую им фразу. Сабби и в голову не пришло бы делать что-либо подобное, и Фрэнсис Бэкон немедленно проникся к ней расположением.Эссекс сопровождал королеву и в течение первого часа не отходил от нее ни на шаг, но вечер становился все более оживленным, вокруг Глорианы образовалось блистательное кольцо выдающихся государственных мужей (если считать таковыми восторгающегося Уолтера Рэйли, сюсюкающего Саутгэмптона, угодничающих послов Франции и Шотландии, а также методичного лорда Девонпорта), и тогда Эссекс позволил себе окинуть оценивающим взглядом присутствующих дам. Тут-то он и заметил очаровательную особу из числа новых обитательниц дворца, весело смеющуюся в обществе леди Лейтон. Он, конечно, не обошел вниманием всех прочих дам, и они с удовольствием поглядывали на него, но его взор почему-то снова и снова обращался к девушке с такими роскошными волосами.Мэтью тоже появился в зале и сразу же направился к Сабби. Он с радостью поздоровался с ней, потому что она всегда была готова одарить его самой ослепительной улыбкой, а сегодня еще и наградила поцелуем.— О Мэтью, как мне отблагодарить тебя за этот шелк? Такого чудесного платья у меня никогда не было!Брови у него поднялись, когда он заметил кинжал у нее на поясе. Он знал, что получить этот кинжал она могла только от одного человека.— Этот кинжал великоват… для женщины.— Мой пол тут ни при чем. У тебя же вон какой большой.Он улыбнулся ей и поддразнил:— Вот-вот, мне это все дамы говорят.Она с шутливым возмущением стукнула его веером, и наблюдавшие за ними Эссекс и Девонпорт прекрасно поняли, что юноша сказал ей нечто пикантное.— Мэтт, будь серьезным, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.Он прижал руку к сердцу и торжественно пообещал:— Все, что пожелаете, прекрасная дама.Она заговорила тихо, так чтобы никто не мог подслушать ее слова:— Уже сентябрь, а у меня с твоим братом дела обстоят точно так же, как и два месяца тому назад. Я ни на шаг не приблизилась к цели.— Если тебе не терпится заняться любовью, не могу ли я предложить свои услуги, дорогая?— Мэтт, ты поможешь мне или нет? — нетерпеливо потребовала она ответа.— Ты хочешь, чтобы я его связал, заткнул рот кляпом и доставил его в мешке прямо к тебе в постель?Она повернулась к нему спиной, выражая тем самым крайнее неудовольствие, и он немедленно сменил тон. Она засмеялась: ведь не всерьез же она на него рассердилась.— Понимаешь, Мэтт, некоторых мужчин нужно как следует стукнуть по голове, чтобы они обратили внимание на женщину и начали ее обхаживать. Я бы хотела, чтобы ты побился с ним об заклад, что он не сумеет сделать меня своей любовницей.Он взглянул на нее с выражением почти благоговейным.— Ты много знаешь о мужчинах, Сабби, верно?— Мне надо бы знать больше, если я собираюсь потягаться именно с тем мужчиной, ты не думаешь?Музыканты доиграли танец, и, прежде чем музыка зазвучала снова, сэр Джон Инидж, который перед тем был партнером Филадельфии Кэри, пригласил на танец Сабби.Хок хлопнул брата по плечу.— Как твой поход в Кале? Прибыль хорошая?Мэтт кивнул.— Да, спасибо.Хок покачал головой.— Ты мне можешь понадобиться. Как-нибудь, когда выпадет ночка потемней, придется пробежаться под парусом через Ирландское море.Мэтт насторожился: затевалось нечто опасное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
. Глава 8 Незаметно подкрался сентябрь, и королева вместе со всем двором возвратилась в Лондон, чтобы открыть блистательный зимний сезон увеселений и грандиозных празднеств. Лондон как будто обрел новую жизнь, в самом воздухе ощущалось некое возбуждение. Ожидались и готовились представления, маскарады, приемы и торжества. Каждый из лондонских театров представлял на суд зрителей новую пьесу — афишки раздавались желающим на каждому углу.Кейт дала племяннице последний урок по дворцовой иерархии. Фрейлинами наивысшего ранга считались первые леди опочивальни ее величества; за ними следовали дамы-смотрительницы личных покоев ее величества, или камер-фрейлины; еще ступенькой ниже стояли фрейлины королевской приемной: они не имели никаких постоянных обязанностей, но должны были просто находиться при государыне, когда та принимала иностранных послов или делегации от парламента. Во время официальных выходов свиту королевы составляли шесть незамужних фрейлин благородного происхождения.В обязанности придворных дам входило сопровождать ее величество во время утренних прогулок или при выходах в церковь, танцевать по ночам в залах Совета, ездить с королевой на охоту, не преступая границ повиновения и целомудрия; когда же им случалось провиниться, им полагалось кротко стоять перед государыней, пока она не сорвет на них всю накопившуюся в ней злобу.Кейт относилась к числу наиболее высокопоставленных камер-фрейлин, которых этикет обязывал присутствовать при ее одевании — самой важной из утренних церемоний. Так много было платьев, из которых следовало выбрать наиболее подходящее, так много драгоценностей, которые государыне предстояло по очереди примерить, а затем отвергнуть.К платью требовалось подобрать подходящую шапочку. Если, например, у платья, на котором королева остановила свой выбор, лиф был расшит золотом, то и шапочка должна быть расшита только золотом. Один лишь выбор плоеного воротника-рафа мог занять полчаса: порой предпочтение отдавалось полуфраку, порой — полному крахмальному рафу, который занимал всю ширину плеча и жестким белым колесом должен был лежать поверх огромных, подбитых конским волосом рукавов покроя «баранья нога».Дамы, состоящие при особе королевы, были обязаны при этом осыпать ее комплиментами. Что же касается Сабби, то на нее предполагалось возложить весьма важную миссию: восстанавливать порядок из хаоса, унося прочь все то, что королева соизволит отвергнуть.Сабби с нетерпением ожидала момента, когда впервые увидит королеву, о которой ей довелось услышать столько противоречивых суждений: надо же было составить собственное мнение о властительнице Британии. Кейт посоветовала ей сходить в церковь в первое же утро после возвращения Елизаветы — тогда Сабби сможет рассмотреть королеву, не привлекая ничьего внимания к себе самой.Сидя в дальнем уголке королевской часовни, Сабби не переставала удивляться: с момента прибытия Елизаветы сюрприз следовал за сюрпризом. Появление ее величества в церкви сопровождалось шумом, хотя святость места требовала тишины и благоговения. Шагала королева так быстро, словно по пятам за ней гнался какой-то злой дух, и всем дамам приходилось поторапливаться, чтобы не отстать от повелительницы. Это вызывающее представление, разыгранное королевой перед подданными, живо напомнило Сабби о трюке с красным платьем, который выкинула она сама. На королеве было ярко-оранжевое одеяние с многочисленными рядами тесьмы, расшитой золотыми блестками. Пальцы монарших рук, удивительно длинных и белых, были унизаны кольцами — по два или три на каждом. Желая, по-видимому, продемонстрировать перед всеми красоту этих рук, составлявшую особый предмет ее тщеславия, она усердно жестикулировала… значительно более размашисто, чем полагалось бы по этикету. Ее парик был изготовлен из ярких волос самого невероятного цвета, какой только Сабби когда-либо видела.Черные глаза королевы блестели, и казалось, от них ничто не может укрыться. А вот грудь у нее была плоской, как доска.Все шло гладко, пока капеллан не начал проповедь. На свое несчастье, в качестве темы проповеди он выбрал поучение о долге женщины, который состоит в том, чтобы вступить в брак и произвести на свет наследников.Мгновенно придя в ярость, королева вскочила с места.— Хватит! Хватит! — закричала она. — Сколько можно болтать об одном и том же!И плюнула на пол.Сабби оцепенела от изумления.Если бы она не видела все это собственными глазами, она бы просто не поверила, что такое возможно. Елизавета обладала безграничной властью. И сейчас всем было показано предельно ясно: она может сказать или сделать все, что пожелает, и горе тому, кто окажется у нее на пути.Гринвичский дворец наполнился придворными. Трапезы внезапно стали обильными и многолюдными, так что Сабби даже не всегда удавалось отыскать местечко на скамье, чтобы присесть к столу. Вокруг все толковали только об одном — о маскараде в честь дня рождения королевы, назначенном на двадцать седьмое сентября. Поговаривали, что двор переберется из Гринвича в Виндзор, где дворец более просторен и где королева сможет удовлетворить свою страсть к охоте.Бесс отличалась крепким здоровьем и выносливостью, и ожидалось, что уже на второй день по прибытии двора в Гринвич будут устроены танцы до полуночи. Сабби успела сшить новое платье из бледно-лимонного шелка, расшитого серебром. Вырез в этом платье она сделала в форме римской пятерки, мыском, и эта линия волей-неволей привлекала взгляды к ошеломляюще-совершенной груди, видневшейся из-под лифа. К самому уголку соблазнительного мыска Сабби приколола бриллиантовую кошку с изумрудными глазами. Воротник она предпочла сделать в форме небольшого полурафа, поскольку это позволяло ей уложить волосы по плечам и спине в кажущемся беспорядке. Мода требовала, чтобы волосы были зачесаны вверх; это значило, что Сабби будет разительно отличаться от всех остальных.Согласно самому последнему крику моды, дамам рекомендовалось использовать в своем наряде маленький стилет или кинжал, поэтому она втачала в кушак платья специальные ножны и воткнула туда клинок, полученный от Хокхерста. Конечно, этот нож не походил на дамскую игрушку — то был настоящий, смертельно опасный кинжал. Однако она не могла устоять против искушения украсить свой наряд обеими дикими кошками, которыми одарил ее Хок.С лордом Оксфордом вовсю кокетничала Анна Васавур, но, едва заметив Сабби, он сразу пригласил ее на танец.Энтони Бэкон также танцевал с ней, а позднее познакомил ее со своим братом Фрэнсисом, о котором говорили, что тот обладает самым блестящим умом при дворе. К несчастью, он заикался и редко снисходил до светской болтовни с дамами, ибо они постоянно пытались помочь ему, подсказывая слова, которых он вовсе не собирался произносить, или заканчивая за него начатую им фразу. Сабби и в голову не пришло бы делать что-либо подобное, и Фрэнсис Бэкон немедленно проникся к ней расположением.Эссекс сопровождал королеву и в течение первого часа не отходил от нее ни на шаг, но вечер становился все более оживленным, вокруг Глорианы образовалось блистательное кольцо выдающихся государственных мужей (если считать таковыми восторгающегося Уолтера Рэйли, сюсюкающего Саутгэмптона, угодничающих послов Франции и Шотландии, а также методичного лорда Девонпорта), и тогда Эссекс позволил себе окинуть оценивающим взглядом присутствующих дам. Тут-то он и заметил очаровательную особу из числа новых обитательниц дворца, весело смеющуюся в обществе леди Лейтон. Он, конечно, не обошел вниманием всех прочих дам, и они с удовольствием поглядывали на него, но его взор почему-то снова и снова обращался к девушке с такими роскошными волосами.Мэтью тоже появился в зале и сразу же направился к Сабби. Он с радостью поздоровался с ней, потому что она всегда была готова одарить его самой ослепительной улыбкой, а сегодня еще и наградила поцелуем.— О Мэтью, как мне отблагодарить тебя за этот шелк? Такого чудесного платья у меня никогда не было!Брови у него поднялись, когда он заметил кинжал у нее на поясе. Он знал, что получить этот кинжал она могла только от одного человека.— Этот кинжал великоват… для женщины.— Мой пол тут ни при чем. У тебя же вон какой большой.Он улыбнулся ей и поддразнил:— Вот-вот, мне это все дамы говорят.Она с шутливым возмущением стукнула его веером, и наблюдавшие за ними Эссекс и Девонпорт прекрасно поняли, что юноша сказал ей нечто пикантное.— Мэтт, будь серьезным, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.Он прижал руку к сердцу и торжественно пообещал:— Все, что пожелаете, прекрасная дама.Она заговорила тихо, так чтобы никто не мог подслушать ее слова:— Уже сентябрь, а у меня с твоим братом дела обстоят точно так же, как и два месяца тому назад. Я ни на шаг не приблизилась к цели.— Если тебе не терпится заняться любовью, не могу ли я предложить свои услуги, дорогая?— Мэтт, ты поможешь мне или нет? — нетерпеливо потребовала она ответа.— Ты хочешь, чтобы я его связал, заткнул рот кляпом и доставил его в мешке прямо к тебе в постель?Она повернулась к нему спиной, выражая тем самым крайнее неудовольствие, и он немедленно сменил тон. Она засмеялась: ведь не всерьез же она на него рассердилась.— Понимаешь, Мэтт, некоторых мужчин нужно как следует стукнуть по голове, чтобы они обратили внимание на женщину и начали ее обхаживать. Я бы хотела, чтобы ты побился с ним об заклад, что он не сумеет сделать меня своей любовницей.Он взглянул на нее с выражением почти благоговейным.— Ты много знаешь о мужчинах, Сабби, верно?— Мне надо бы знать больше, если я собираюсь потягаться именно с тем мужчиной, ты не думаешь?Музыканты доиграли танец, и, прежде чем музыка зазвучала снова, сэр Джон Инидж, который перед тем был партнером Филадельфии Кэри, пригласил на танец Сабби.Хок хлопнул брата по плечу.— Как твой поход в Кале? Прибыль хорошая?Мэтт кивнул.— Да, спасибо.Хок покачал головой.— Ты мне можешь понадобиться. Как-нибудь, когда выпадет ночка потемней, придется пробежаться под парусом через Ирландское море.Мэтт насторожился: затевалось нечто опасное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40