Кэтлин передернуло.
— По-моему, я вчера с этим перебрала.
— Кейт клянется, что это тебе поможет. Она говорит, что твой дедушка Шон лечился этим от похмелья. Этим и еще свежим воздухом.
Это была первая попытка Кэтлин найти спасительное забытье в спиртном. Больше она его в таком количестве не употребляла, но стала выпивать стаканчик бренди для успокоения нервов перед сном. А вскоре стаканчик превратился в два. Гораздо больше вина пила она теперь и за обедом, а во второй полоне дня не ограничивалась, как раньше, одним мятным джулепом, а незаметно пропускала и два, и три. „
Спиртное в какой-то мере снимало душевную боль, ставшую ее постоянной спутницей, и Кэтлин уже не могла без него обходиться. Аппетит у нее ухудшился, но она и не замечала того, что теперь больше пила, чем ела. Зато это бросилось в глаза ее близким, и все они очень встревожились. Конечно, они никому не рассказывали о том, сколько пьет «молодая вдова Тейлор». Ни к чему было давать всей Саванне повод для сплетен.
Наступил День благодарения. По традиции, семья отпраздновала его, хотя благодарить в этом году им, по их мнению, было некого и не за что. Впрочем, если бы Кэтлин подумала как следует, она бы пришла к выводу, что ей есть все же за что благодарить судьбу. У нее были здоровые, смышленые, жизнерадостные дети. Бабушка Кейт, несмотря на свой преклонный возраст, — ей был семьдесят один год — пребывала в добром здравии. Ее родные и Изабел всегда были готовы помочь ей всем, чем могли. Урожай выдался хорошим и убрали его вовремя. Часть урожая погрузили на корабли, которым удалось проскочить сквозь английскую блокаду, что опять же можно было считать везением. В будущем это сулило немалую прибыль. Ни один из ее кораблей не затонул и не получил непоправимых повреждений. И даже погода стояла сухая и теплая, позволяя Кэтлин каждый день совершать прогулки верхом по окрестностям. Галопом скакала она на своем паломино по тропинкам и полям, давая разрядку и себе, и лошади. После этой бешеной скачки она пускала Зевса пастись на каком-нибудь лугу, а сама находила укромный уголок и там, вдали от всех, предавалась своему горю.
Все чаще доезжала она до берега океана, где подолгу сидела на камне, уставясь в бескрайние, беспокойные просторы Атлантики. Сейчас, как и раньше, она снова испытывала чувство единения, родства с морской стихией. Плеск волн, то накатывавших на берег, то откатывавшихся обратно, успокаивал ее измученную душу.
Она простила море за то, что оно отняло у нее Рида, простила и самого Рида. Ее гнев на них иссяк ведь их она любила больше всего на свете. Здесь, на берегу океана, она обрела покой и силу, здесь все ярче разгоралась ее ненависть к англичанам. Желание отомстить за смерть мужа переросло в настоящую страсть, завладевшую всеми ее помыслами. А еще она испытывала острое до боли желание ощутить под ногами качающуюся палубу и положить руку на эфес шпаги. Каждый раз, когда она приезжала на побережье, это желание крепло, пока, наконец, не вытеснило все другие чувства и мысли.
«Мне нужно отправиться в плавание. Я должна». Эта фраза постоянно звучала у Кэтлин в мозгу и в конце концов ей стало казаться, что она сходит с ума.
Зов беспокойной морской стихии находил отклик в ее душе. Кэтлин знала, что не может более противиться этому зову.
Из любви к детям Рождество она провела дома, но оно стало для нее настоящей пыткой. Чуть ли не каждую минуту она вспоминала, каким было Рождество в прошлые годы, когда они праздновали его вместе с Ридом. Не было Рида, и никто не подарил ей нечто такое, что имело бы смысл любовного послания, и ей не для кого было с любовью и нежностью подбирать подарок. Праздник лишился очарования и веселья без широкой, хитроватой улыбки Рида, без блеска его синих глаз. Правда, она видела ту же улыбку и те же блестящие синие глаза на маленьком личике Катлина, но это было все равно что нож в сердце. Любовь и негодование, гордость и сожаление боролись в душе каждый раз, когда она смотрела на своего дорогого малыша. Она стала бояться, что в один прекрасный день возненавидит сына за его полное сходство с отцом.
Эта мысль лишь укрепила ее в решении уехать, хотя бы ненадолго, пока немного утихнет сердечная боль. Возможно, ей удастся свести счеты с англичанами, потопив несколько их кораблей, уложив несколько сотен человек в подводные могилы. Может, за время плавания она научится жить со своими воспоминаниями, перестанет просыпаться по ночам с именем Рида на губах. Может, будет после этого смотреть в лицо своему сыну, не содрогаясь в душе, будет видеть в нем самостоятельную личность, не продолжение Рида. Может, придет, наконец, день, когда она перестанет плакать, оборачиваться по десять раз на дню, желая что-то сказать Риду, чтобы тут же с удесятеренной силой ощутить его отсутствие.
Кэтлин решила вернуться на Гранд-Тер и соответственно построила свои планы. Связавшись с Дэном, она велела ему спрятать «Старбрайт» в укромной бухте которой пользовалась много лет назад. Затем приказала Дэну и Финли подобрать надежную команду и перекрасить «Старбрайт» в зеленый цвет. Она присоединится к Жану, перевоплотившись в пиратку Эмералд. Подобное решение было продиктовано необходимостью скрыть свою личность не столько от других, сколько от самой себя. Она устала быть Кэтлин Тейлор, миссис Рид Тейлор, «молодой вдовой Тейлор». Внутренний голос говорил ей, что надо временно забыть об этой достойной сожаления особе, укрыться за другой личиной. Эмералд была смелой, прекрасной и дерзкой и в речах, и в одежде, и в поведении. Не было дела, за которое она не взялась бы, места, куда она бы не отправилась. Она была вольной, как ветер, ее не мучили угрызения совести. Мастерство, с каким она управляла кораблем и владела шпагой, были известны повсюду. Среди морского братства она стала легендой. Кэтлин чувствовала, что ей необходимо снова перевоплотиться в эту свободную, отважную женщину. Жажда мести стала для нее такой же естественной потребностью, как потребность дышать. Итак, Кэтлин принялась преображать себя. У Кейт она позаимствовала баночку черной краски для волос, а из своего старого морского сундучка извлекла зеленый жилет и коротко обрезанные брюки, составлявшие в свое время смелый наряд Эмералд.
Никто из ее родных, за исключением Кейт, не знал о том периоде в ее жизни, когда она жила в обличье Эмералд, хотя все они слышали рассказы об этой пиратке и дивились ее подвигам. Она и сейчас не сказала им об этом, равно как и о своих планах вновь превратиться в эту легендарную пиратку. О Гранд-Тер и Жане с Домиником она тоже никому, кроме Кейт и Изабел, не говорила. Остальные знали этих двух Друзей Рида под другими именами. Она сообщила лишь, что уходит в море на одном из своих кораблей, умоляя родных быть снисходительными к ней и проявить понимание. Мэри она попросила взять на себя заботу о детях, почаще напоминать им, что мама их любит, и постоянно говорить с ними об отце, чтобы они его не забыли.
Только Кейт и Изабел посвятила она в свои истинные планы. Кейт, хорошо знавшая упрямство внучки, не стала спорить, смирившись с неизбежным. Изабел сразу же заявила, что будет сопровождать Кэтлин. Она тоже станет пираткой и будет сражаться бок о бок с Кэтлин.
— Хотела бы я знать, откуда такое рвение — то ли ты хочешь составить мне компанию, то ли стремишься повидать несравненного Доминика, — шутливо заметила Кэтлин.
Изабел вспыхнула, но не клюнула на эту приманку, а лишь молча сложила вещи, приготовившись отбыть вместе с подругой.
В день отплытия Кэтлин долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале, висевшем в ее каюте. Исчезли золотисто-рыжие кудри. Их сменила грива длинных черных, как эбеновое дерево, волос, по контрасту с которыми ее изумрудные глаза казались более яркими. Они станут еще ярче, когда бледное сейчас лицо покроется загаром. Вырез жилета, под которым не было рубашки, открывал соблазнительную ложбинку между грудями, короткие штаны едва прикрывали ягодицы. Удобные, по ноге сапоги доходили до колен. Шпага, кинжал и пистолет довершали наряд.
Ничто в ее облике не напоминало ту опостылевшую Кэтлин женщину, на которую каждый день натыкался ее взгляд в зеркалах в Чимере. Ушла Кэтлин, осталась только Эмералд. Добро пожаловать, Эмералд! Берегитесь англичане!
ГЛАВА 12
Все эти месяцы Жан не переставал задаваться вопросом, как там управляется Кэтлин. Он беспокоился за ее душевное состояние и думал о ней постоянно. Он надеялся, что когда-нибудь снова ее увидит, но и мечтать не смел, что это произойдет так скоро. Не ожидал также, что она появится перед ним в облике Эмералд Он очень удивился, когда охрана сообщила, что в бухту входит знаменитый зеленый фрегат «Волшебница Эмералд». А вскоре с ним уже здоровалась черноволосая красавица.
— Здравствуй, Жан, — Эмералд-Кэтлин протянула ему уку.
Он учтиво склонился над рукой, слегка прикоснувшись губами к кончикам пальцев.
— Добро пожаловать, Кэтлин, или мне следует сказать, Эмералд? Что снова привело тебя на Гранд-Тер?
— Если ты позволишь, я бы хотела принять участие в твоей каперской деятельности, если же нет, я займусь этим самостоятельно, как делала раньше, — прямо ответила Кэтлин.
Они направлялись к дому Жана. Изабел с Домиником шли за ними, обмениваясь собственными приветствиями и новостями.
— Могу я спросить, что заставило тебя принять подобное решение, дорогая? Я не думал, что когда-либо увижу «Волшебницу» в этих водах.
Она встретила его взгляд. Ее зеленые глаза горели огнем.
— Месть, Жан. Все просто и однозначно: месть. Я намерена потопить столько английских кораблей, сколько смогу. Англичане виновны в гибели Рида, и я собираюсь отплатить им за это горе, что они причинили мне и моим детям.
Жан оторопел. У него мелькнула мысль, не помутился ли у Кэтлин рассудок от горя.
— Но, Кэтлин, «Кэт-Энн» погибла во время шторма. Англичане тут ни при чем.
Зеленые глаза вспыхнули.
— Они очень даже при чем. Если бы они не начали войну, не было бы никакого обмена пленными, и Рид не оказался бы там, где разразился шторм.
Понятно, — Жан кивнул, показывая, что принимает эту странную женскую логику. — Но вот чего я не понимаю — зачем ты снова перевоплотилась в Эмералд, зачем превратила «Старбрайт» в «Волшебницу»? Фрегат зарегистрирован как каперское судно под названием «Старбрайт», но как «Волшебница» он нигде не значится. — А ты не можешь достать мне каперское свидетельство, как делаешь это для своих кораблей? — ответила она вопросом на вопрос.
— Могу, конечно, но ты ушла от ответа. Зачем ты снова спряталась под личиной Эмералд? — Он был полон решимости добиться от нее правды.
Упрямо вздернув подбородок, Кэтлин честно призналась:
— Мне опостылела та жизнь, какую ведет Кэтлин Тейлор, вдова Рида. — На мгновение она прикрыла глаза, загоняя вглубь свое страдание. — Знаешь, Жан, я едва выносила присутствие собственного сына из-за того, что он так похож на Рида. Я должна была убежать — от дома, от всего, что напоминало мне о Риде, и от себя самой — той жалкой, вечно унылой женщины, какой я стала.
Она расправила плечи с нарочитой бравадой, от которой у Жана защемило сердце, и, выдавив улыбку, продолжала:
— Я почувствовала, что единственный для меня выход — сменить и внешность, и личность. Кроме того, мыслимое ли это дело, чтобы благонравная вдова Тейлор бороздила моря, сея хаос среди английского флота? Это явно никуда не годится. — Округлив глаза, она возвела их к небу. — Только Эмералд способна обнажить шпагу, бросая вызов любому противнику. Только она осмелится прибегнуть к тем жестоким способам, какими я собираюсь отомстить за смерть Рида. От меня они не дождутся жалости, Жан, — взгляд ее был полон ненависти. — Море станет могилой для многих англичан, прежде чем я удовлетворю мою жажду мести. Англичане отняли у меня самое дорогое, и я заставлю их дорого заплатить за это.
— Что ж, это можно понять, — согласился Жан. — Добро пожаловать в наш круг, cherie. Мы рады принять тебя в наше береговое братство, которое пользуется, хотя и не всегда заслуженно, такой дурной славой. — И словно желая официально скрепить принятие Кэтлин в ряды пиратов, Жан обхватил ее лицо ладонями и торжественно поцеловал в обе щеки.
— Спасибо, Жан, — голос у Кэтлин сел от наплыва чувств. — Спасибо, что не осуждаешь меня, как сделали бы многие на твоем месте.
Он улыбнулся, подумав про себя: «Никогда, моя любовь, я не смогу судить тебя строго».
Однако некоторые, в отличие от Жана и Доминика, были недовольны тем, что Кэтлин и Изабел примкнули к ним. Хотя большинство слышали об Эмералд, многие предпочитали думать, что ее слава преувеличена. Кроме того, мужчины определенного сорта ни за что не хотели признать, что женщина может превзойти их в той сфере деятельности, которая традиционно считалась мужской.
И был, по крайней мере, один человек которому присутствие среди них Кэтлин было неприятно в силу причин чисто личного свойства. Это был Пьер Лафит. Много лет назад он поклялся отомстить Кэтлин за то, что она ранила его в правую руку. Он тогда чуть было вообще не лишился руки. Дважды он пытался изнасиловать Кэтлин. Во второй раз ее спасли Жан с Домиником. Они не только помогли Кэтлин скрыться, но и пригрозили Пьеру, что переломают ему все кости, если он повторит попытку.
Теперь обстоятельства сложились так, что Пьеру приходилось постоянно иметь с ней дело. Пьер знал, с какой заботой относится к Кэтлин Доминик, считавший ее своей названой сестрой. К тому же он взял под свою опеку и вторую девчонку — малышку Изабел. Пьер был уверен, что Доминик расправится с ним, если он причинит вред той или другой.
К тому же Пьер заметил взгляды, которые бросал на Кэтлин Жан, когда думал, что она этого не видит, и это злило его более всего. Жан вел себя как влюбленный сосунок, но вместе с тем в его глазах вспыхивал иногда и собственнический огонек, а никто и никогда не осмеливался претендовать на то, что Жан решил сделать своим. Пьер знал, что, несмотря на их дружбу и добрые отношения, в этом деле брат не потерпит никакого вмешательства. Каждый раз, когда ненависть к Кэтлин поднималась в нем и подступала к горлу, как комок желчи, Пьер напоминал себе, что никому еще не удавалось остаться невредимым после поединка с Жаном.
Поведение Кэтлин существенно изменилось после того, как она вошла в образ отчаянной, свободолюбивой женщины, какой была Эмералд. В глазах искрилась энергия, кожа, быстро приобретшая на солнце золотистый оттенок, ожила и стала упругой. На губах все чаще играла ее прежняя обворожительная улыбка, хотя к ней и примешивалась теперь изрядная доля цинизма. Чаще стал слышен ее звонкий смех. Ее осанка и походка стали более уверенными и решительными, и, как подметила Изабел, она больше не злоупотребляла спиртным.
Доминик великодушно предложил выполнять на «Волшебнице» обязанности первого комендора. Впрочем, помимо великодушия им двигало еще и желание быть поближе к Изабел. Кэтлин, догадавшись об этом, приняла его предложение. Доминик был одним из лучших комендоров, и Кэт с радостью восприняла его присоединение к своей команде.
Жан, не часто сталкивавшийся с Кэтлин в бытность ее пираткой Эмералд, сначала не разрешил ей выходить в свои «рейды мщения» одной. Он не видел ее в действии и, прежде чем позволить действовать без его помощи, хотел убедиться в ее способностях собственными глазами. Поэтому он предложил провести их первую операцию совместно. «Прайд» играл бы в ней роль корабля сопровождения.
Кэтлин про себя усмехнулась недоверчивости Жана, но решила не спорить, дав ему возможность самому оценить ее пиратские таланты. Приятно было сознавать, что кто-то беспокоился о ее безопасности. К тому же у двух судов было больше шансов на победу в столкновении с английским корветом.
Чтобы еще больше улучшить настроение Кэтлин, Доминик подарил ей попугая. Весело поблескивая темными глазами, он с усмешкой объяснил:
— Ни один настоящий пират не может обходиться без попугая.
— А где же тогда твой собственный, Дом? — хитро спросила Кэтлин.
— Ну, я рассчитывал, что старина Пег-Лег будет отчасти и моим.
— Пег-Лег, — повторила Кэтлин. — Где, позволь спросить, ты приобрел это красочное создание? — Она была очарована яркой красно-желто-зеленой окраской птицы.
Улыбка Доминика стала прямо-таки дьявольской.
— Попробуй догадаться. Поверь, Пег-Лег сам снабдит тебя множеством ключей в самом недалеком будущем.
— А почему его зовут Пег-Лег? — спросила Изабел, с любопытством глядя на птицу.
Доминик пожал плечами.
— Я думаю, потому что он по большей части стоит на одной ноге.
— Что ж, какой-то смысл в этом есть, — суховато усмехнулся Жан. Он вроде бы узнал в попугае птицу из таверны в Новом Орлеане, в которую частенько захаживали грубые, неотесанные матросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45