Встречи, интервью, телефонные звонки, лекции, аэропорты, незнакомые города, гостиничные номера, где она часто засыпала перед лэптопом в двенадцать — час ночи, пытаясь набросать еще несколько страниц, прежде чем выключить свет. Даже воскресенья становились неотличимыми от будней. Создатель, конечно, имел время опочить на седьмой день, но ему в отличие от Изабел Фейвор не приходилось тащить такой груз работы.
Она медленно смаковала вино. Что поделать, когда-то она так старалась приблизиться к жизни с позиции силы, но за все старания приходилось платить особую цену.
— Так легко забыть простые удовольствия.
— Но ты сделала все возможное.
В его голосе звучало нечто вроде симпатии.
— Эй, не забывайте, мне еще нужно править миром.
— Она постаралась сказать это как можно беспечнее, но слова все еще пытались застрять в горле.
— Разрешите?
Повернувшись, она увидела идущего через сад Витторио. Со своими черными, связанными в хвостик волосами и изящным этрусским носом он казался типичным поэтом Ренессанса. Чуть сзади держалась Джулия Кьяра.
— Buona sera, Изабел! — воскликнул он, приветственно раскинув руки.
Она механически улыбнулась, потихоньку застегнула пуговицу и, поднявшись, терпеливо вынесла традиционные поцелуи в обе щеки. И хотя она не доверяла Витторио, все же было в нем что-то, заставлявшее ее ждать его появления. Она сильно сомневалась, что его сегодняшнее появление с Джулией — случайное совпадение. Он знал, что Изабел заметила их вместе, и сейчас спешил исправить положение. Взгляд Рена никак нельзя было назвать дружелюбным, но Витторио вроде бы ничего не замечал.
— Синьор Гейдж, я Витторио Кьяра. А это моя красавица жена Джулия.
Он и словом не обмолвился о том, что женат, не говоря уже, на ком именно. Мало того, не назвал Изабел свою фамилию. Большинство мужчин скрывали существование жен, чтобы, ухаживать за другими женщинами, но флирт с Витторио был совершенно безобидным, так что у него наверняка была другая причина.
Мини-юбка цвета сливы и полосатый топ очень шли Джулии. Сегодня она зачесала светло-каштановые волосы назад, в ушах красовались золотые серьги-обручи. Свирепая гримаса Рена уступила место улыбке, отчего Изабел возненавидела Джулию еще сильнее, чем за телефонные звонки, на которые так и не дождалась ответа.
— Рад знакомству, — кивнул Рен. — Вижу, в городе уже известно о моем приезде. — Далеко не всем, — заверил Витторио. — Анна очень скрытная, но ей требовалась помощь в подготовке к вашему прибытию. Мы ее родственники: Анна — сестра моей матери и знает, что мне можно довериться, как, впрочем, и Джулии. — Он одарил жену широкой улыбкой. — Она лучший агент по недвижимости во всей округе. Домовладельцы отсюда до самой Сиены просят ее заняться сдачей в аренду их собственности.
Джулия натянуто улыбнулась Изабел:
— Насколько я поняла, вы пытались связаться со мной. Меня не было в городе, так что я узнала об этом только сегодня днем.
Изабел ни на секунду ей не поверила, но Джулия кокетливо наклонила головку и молитвенно сложила руки.
— Надеюсь, Анна обо всем позаботилась, пока я была в отъезде?
Изабел что-то уклончиво пробормотала, но Рен внезапно стал воплощенным гостеприимством: не хотите присоединиться к нам?
— Уверены, что мы не помешаем? Витторио уже усаживал жену на стул.
— Вовсе нет. Сейчас принесу еще вина.
Рен направился к кухне и вернулся с бокалами, куском пекорино и новой партией тостов. Вскоре они уже весело смеялись над историями Витторио из жизни туристов. Джулия вторила ему, повествуя о богатых иностранцах, снимавших виллы в округе. Она была сдержаннее мужа, но так же остроумна, и Изабел, забыв о прежней неприязни, искренне наслаждалась обществом молодой женщины.
Ей нравилось, что никто из них не расспрашивал Рена о Голливуде, а когда Изабел не захотела делиться подробностями собственной работы, они не настаивали.
После нескольких путешествий на кухню Рен объявил, что почти все готово, и пригласил их на ужин.
Пока он дожаривал грибы, Джулия нарезала хлеб, а Витторио открыл бутылку газированной минеральной воды. А когда стемнело, Изабел отыскала неуклюжий подсвечник, поставила посередине стола и попросила Витторио встать на стул и зажечь дополнительные свечи в свисавшей с дерева люстре. Вскоре на темных лакированных листьях магнолии плясали отблески пламени.
Рен не переоценил свое поварское искусство. Цыпленок получился сочным и очень вкусным, а в жареных овощах ощущался привкус розмарина и майорана. Люстра чуть покачивалась от ветерка, и пламя весело плясало в ветвях дерева. Кузнечики трещали, вино лилось рекой, а истории становились все более рискованными. Атмосфера была теплой, дружеской и очень-очень итальянской.
— Блаженство, — вздохнула Изабел, вгрызаясь в мясистый белый гриб.
— Наши грибы — лучшие в мире, — заверила Джулия. — Хотите, пойдем на грибную охоту вместе. У меня свои тайные местечки.
Изабел лениво спросила себя, так ли уж искренне приглашение Джулии или ее просто хотят увести от дома подальше, но ей сейчас было слишком хорошо, чтобы задаваться тревожными вопросами.
Витторио пощекотал жену под подбородком.
— У всех тосканцев есть свои личные грибные места. Но это правда: бабушка Джулии была самой знаменитой грибницей и передала все свои секреты внучке.
— Мы все пойдем, хорошо? — оживилась Джулия. — На рассвете. Лучше после дождика. Наденем старые сапоги, захватим корзины и наберем лучших грибов во всей Тоскане.
Рен принес высокую тонкую бутылку золотистого винсанто, местного десертного вина, блюдо с грушами и сыры различных сортов. Одна свеча в люстре погасла. Откуда-то раздался крик совы. Ужин явно затянулся, но это была Тоскана, и никто не спешил встать из-за стола. Изабел пригубила винсанто и снова вздохнула.
— Еда была выше всяких похвал.
— Рен готовит куда лучше Витторио, — поддела Джулия.
— И куда лучше, чем ты, — не остался в долгу муж, лукаво улыбаясь.
— Но не так хорошо, как мама Витторио.
— Ах, мамочка… — покачал головой Витторио, целуя кончики пальцев.
— Чудо еще, Изабел, что из, Витторио не получился mammoni, — заметила Джулия и, увидев озадаченное лицо Изабел, пояснила: — Это… как там по-английски?
— Маменькин сынок, — улыбнулся Рен. Витторио засмеялся:
— Все итальянские мужчины — маменькины сынки.
— Истинная правда, — кивнула Джулия. — Они традиционно живут с родителями до женитьбы. Мамочки для них готовят, стирают, бегают за покупками, обращаются как с маленькими королями. А мужчины потом не хотят жениться, зная, что женщины помоложе вроде меня не желают прислуживать им, как их мамаши.
— Зато ты согласна на другое, — хмыкнул Витторио, обводя пальцем ее голое плечо.
Плечо Изабел закололо иголочками, а от многозначительного взгляда Рена кровь прихлынула к щекам. Она видела этот взгляд на экране, как раз перед тем, как ничего не подозревавшая женщина находила безвременную кончину. Все же… не самый плохой способ уйти.
Джулия прислонилась к мужу.
— Все меньше итальянских мужчин хотят идти к алтарю. Поэтому в Италии такая низкая рождаемость. Одна из самых низких в мире.
— Это правда? — спросила Изабел. Рен кивнул.
— Если положение не изменится итальянское население будет уменьшаться наполовину каждые сорок лет.
— Но это католическая страна. Разве здесь нет многодетных семей? — удивилась Изабел.
— Почти, — ответил Витторио. — Большинство итальянцев даже не ходят в церковь. Мои американские гости поражаются, узнав о том, что в стране католицизм исповедует весьма малый процент населения.
Огни автомобильных фар, появившиеся на дороге, прервали разговор. Изабел глянула на часы. Начало двенадцатого, немного поздно для гостей.
Рен поднялся:
— Пойду посмотрю, кто это.
Через несколько минут он вновь появился в саду вместе с Трейси Бриггс, устало помахавшей Изабел:
— Привет.
— Садись, ведь едва на ногах держишься, — проворчал Рен. — Сейчас принесу тебе поесть.
Пока он ходил на кухню, Изабел познакомила ее с гостями. Сегодня на Трейси было уже другое платье для беременных, очевидно, дорогое, но безобразно помятое, и все те же поношенные босоножки. Но несмотря на все, выглядела она потрясающе.
— Как экскурсия? — спросила Изабел.
— Прелестно. И ни одного ребенка.
Рен притащил тарелку с горой остатков от ужина, со стуком поставил перед Трейси и наполнил бокал водой.
— Ешь и убирайся домой.
У Витторио вытянулось лицо.
— Давным-давно мы были женаты, — пояснила Трейси, — и с тех пор Рен меня недолюбливает.
— Ради Бога, не торопитесь и отдыхайте, — попросила Изабел. — Рен, как всегда, до ужаса бесчувственный.
Не настолько бесчувственный, однако, чтобы не покормить Трейси.
Та с надеждой взглянула на дом:
— Тут так мирно. Одни взрослые.
— Забудь, — отрезал Рен. — Я уже перебрался сюда, а для тебя места нет.
— Вы никуда не перебирались, — запротестовала Изабел, отрицая очевидное.
— Расслабься, — утешила Трейси. — Как бы я ни была счастлива оказаться от них подальше, все же безумно затосковала уже через час.
— Не позволяй нам задерживать тебя ни минутой дольше необходимого.
— Они уже спят. И спешить назад ни к чему.
«Разве затем, чтобы помириться с мужем», — подумала Изабел.
— Расскажите, куда вы сегодня ездили, — попросил Витторио.
Беседа коснулась местных достопримечательностей, но Джулия почему-то молчала. Изабел вдруг сообразила, что она притихла с самого появления Трейси и смотрит на нее почти с ненавистью. Странно, ведь та ничего ей не сделала!
— Я устала, Витторио, — вдруг резко выпалила Джулия. — Поедем домой.
Изабел и Рен проводили пару до машины, и Джулия как по волшебству вновь повеселела и даже пригласила их поужинать на следующей неделе.
— И мы пойдем собирать грибы, верно?
Вечер оказался настолько приятным, что Изабел совершенно забыла о коварных замыслах Джулии и Витторио выставить ее из дома. Но, даже вспомнив обо всем, согласилась к ним прийти.
Едва супруги отъехали, Трейси тоже направилась к машине, жуя на ходу корочку хлеба.
— И мне пора.
— Если хотите, завтра я возьму детей к себе, — предложила Изабел. — Это даст вам и Гарри возможность потолковать.
— Ни в коем случае, — вмешался Рен. — У нас свои планы. И Изабел считает, что нельзя совать нос в чужие дела, так ведь, Изабел?
— Напротив, обожаю вмешиваться. Трейси грустно усмехнулась:
— К ленчу Гарри будет уже на полпути к швейцарской границе. Он не позволит такой мелочи, как разговор с женой, помешать важной работе.
— Может, вы его недооцениваете?
— А может, и нет.
Трейси обняла сначала Изабел, потом Рена, который ободряюще сжал ее плечо и усадил в машину.
— Я дам Анне и Марте хорошие чаевые за то, что присматривали за детьми. Спасибо за ужин, — кивнула она.
— Пожалуйста. Только не веди себя еще глупее обычного.
— Постараюсь.
Не успела Трейси уехать, как внутренности Изабел сделали сальто-мортале и скрутились в комок. Она не была готова остаться наедине с Реном. Только не сейчас. Ей нужно хоть немного времени, чтобы привыкнуть к мысли о том, что она почти решила стать очередной зарубкой на его выщербленном кроватном столбике.
— Опять дрейфишь? — осведомился Рен, когда она почти побежала к кухне.
— Просто хочу помыть посуду, вот и все.
— Я заплачу Марте за уборку. И ради Бога, не дергайся. Я не собираюсь тебя насиловать.
— Думаете, я вас боюсь? — воинственно выпалила Изабел, хватая кухонное полотенце. — Ну так вот, мистер Неотразимость, можете не обольщаться, потому что только я определяю, зайдут наши отношения немного дальше положенного или нет!
— А я права голоса не имею?
— Знаю я, как вы голосуете.
— Его улыбка посылала чувственно-сексуальные сигналы.
— Да и я неплохо усвоил, как голосуешь ты. Хотя… — Улыбка поблекла. — Нам обоим нужно понять и убедиться, что мы знаем, к чему стремимся.
Он хотел остеречь ее, словно считал слишком наивной и неспособной осознать, что ни о каких долгосрочных отношениях не может быть и речи.
— Можете не трудиться. Единственное, что я, возможно, — подчеркиваю, возможно, потому что я пока еще размышляю над этим, — так вот, единственное, что мне, возможно, понадобится от вас, — это великолепное тело, так что вам лучше прямо дать мне знать, разобью ли я ваше сердце, когда безжалостно брошу вас и уйду, не оглядываясь.
— Господи, ну ты и отродье!
Изабел подняла глаза к небу:
— Господи, никакое ты не отродье, и прости Рена за богохульство.
— Это не молитва.
— Скажи это Господу.
Он должен был знать, что с его стороны не потребуется особых усилий, чтобы заставить ее забыть о нерешительности и боязни сделать последний шаг. Достаточно нескольких настоящих поцелуев.
Она видела, как Рен пытается сообразить, стоит ли ускорять события, и не знала, радоваться или жалеть, когда он устремился к лестнице.
Трейси, тяжело опираясь о перила, поднялась наверх. Она чувствовала себя коровой. Впрочем, к седьмому месяцу она всегда чувствовала себя коровой, большой, здоровой скотиной с круглыми глазами, блестящим носом и гирляндой маргариток на шее. Она любила быть беременной, даже когда часами висела над унитазом вниз головой, щиколотки распухали, а ноги становились понятием абстрактным, поскольку увидеть их никак не представлялось возможным. До последней недели ее ничуть не волновали растяжки, белыми молниями испещрившие бедра и живот, и большие, вечно подтекающие груди, потому что Гарри провозгласил их прекрасными. И говорил, что ее беременность пахнет сексом. Очевидно, теперь он не находил ее сексуальной.
Она медленно направилась по коридору к своей комнате. Затейливая лепнина, расписные потолки и безделушки муранского стекла были не в ее вкусе, но как нельзя лучше подходили мрачной элегантности бывшего мужа. Учитывая наглость, с которой она вторглась в его дом, он вел себя далеко не так грубо, как она ожидала, что лишний раз доказывает, как сильно можно ошибаться в людях, даже тех, кого давно и хорошо знаешь.
Она открыла дверь в спальню и остановилась как вкопанная. На кровати лежал Гарри. Исходившие из его глотки прерывистые звуки нельзя было назвать храпом. Скорее, что-то вроде.
Он все еще здесь. Она далеко не была уверена, что он останется на вилле лишних полчаса. И сейчас позволила себе мгновение надежды. Но и оно тут же промелькнуло и исчезло. Только чувство долга удержало его от немедленного отъезда. Завтра он, конечно же, уберется.
В сравнении с Реном внешность Гарри была самой ординарной. Лицо слишком длинное, подбородок слишком упрямый, светло-каштановые волосы начали редеть на макушке. А двенадцать лет назад на ужасно скучной вечеринке, когда она якобы случайно опрокинула ему на колени бокал вина, морщинок в уголках глаз еще не было.
Тогда, только увидев Гарри, она поклялась затащить его в постель. Но он так легко не сдался. И как объяснил позже, мужчины вроде него не привыкли, чтобы красивые женщины вешались им на шею. Но Трейси знала, чего хотела. А хотела она Гарри Бриггса. Его неброская внешность, острый ум и надежность были идеальным противоядием ее безумной, бесцельной жизни.
Теперь на его груди лежал Коннор, вцепившись пухлой ручкой в вырез футболки. С другого боку прижалась Бриттани. Через руку Гарри был перекинут обрывок ее засаленного одеяльца. Ближе к ногам лежала Стеффи, свернувшись в тугой клубочек. Вероятно, она и во сне боялась пауков. Отсутствовал только Джереми. Но Трейси заподозрила, что он сверхъестественным усилием воли заставил себя остаться в своей спальне, вместо того чтобы присоседиться к отцу и «соплякам».
Целых двенадцать лет Гарри был водой для ее огня, стараясь терпеть все эмоциональные эксцессы и драматические сцены, бывшие неотъемлемой частью характера жены. Несмотря на их взаимную любовь, их брак никогда не был безоблачным. Ее неряшливость доводила его до крайности, а Трейси ненавидела манеру мужа уходить в себя, когда она пыталась заставить его выразить свои чувства. Она всегда втайне боялась, что он когда-нибудь бросит ее ради кого-то, более ему соответствующего.
Коннор пошевелился и пополз наверх. Гарри инстинктивно обхватил его рукой. Сколько ночей провели они вместе с ребятишками в их постели? Она никогда не выгоняла их. Ей казалось до ужаса странным, что родителям, самым уверенным и надежно защищенным людям в семье, позволено искать по ночам утешения в объятиях друг друга, а самые беззащитные должны спать одни. После рождения Бриттани они положили на пол огромный матрац, чтобы больше не волноваться насчет детей, вечно стремящихся свалиться с кровати и больно удариться головой.
Их друзья негодовали и поражались: «Да когда же вам удается заниматься сексом?»
Но на всех дверях в их доме были надежные запоры, и им с Гарри всегда удавалось улучить момент. И так было до ее последней беременности, когда ему наконец все это осточертело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Она медленно смаковала вино. Что поделать, когда-то она так старалась приблизиться к жизни с позиции силы, но за все старания приходилось платить особую цену.
— Так легко забыть простые удовольствия.
— Но ты сделала все возможное.
В его голосе звучало нечто вроде симпатии.
— Эй, не забывайте, мне еще нужно править миром.
— Она постаралась сказать это как можно беспечнее, но слова все еще пытались застрять в горле.
— Разрешите?
Повернувшись, она увидела идущего через сад Витторио. Со своими черными, связанными в хвостик волосами и изящным этрусским носом он казался типичным поэтом Ренессанса. Чуть сзади держалась Джулия Кьяра.
— Buona sera, Изабел! — воскликнул он, приветственно раскинув руки.
Она механически улыбнулась, потихоньку застегнула пуговицу и, поднявшись, терпеливо вынесла традиционные поцелуи в обе щеки. И хотя она не доверяла Витторио, все же было в нем что-то, заставлявшее ее ждать его появления. Она сильно сомневалась, что его сегодняшнее появление с Джулией — случайное совпадение. Он знал, что Изабел заметила их вместе, и сейчас спешил исправить положение. Взгляд Рена никак нельзя было назвать дружелюбным, но Витторио вроде бы ничего не замечал.
— Синьор Гейдж, я Витторио Кьяра. А это моя красавица жена Джулия.
Он и словом не обмолвился о том, что женат, не говоря уже, на ком именно. Мало того, не назвал Изабел свою фамилию. Большинство мужчин скрывали существование жен, чтобы, ухаживать за другими женщинами, но флирт с Витторио был совершенно безобидным, так что у него наверняка была другая причина.
Мини-юбка цвета сливы и полосатый топ очень шли Джулии. Сегодня она зачесала светло-каштановые волосы назад, в ушах красовались золотые серьги-обручи. Свирепая гримаса Рена уступила место улыбке, отчего Изабел возненавидела Джулию еще сильнее, чем за телефонные звонки, на которые так и не дождалась ответа.
— Рад знакомству, — кивнул Рен. — Вижу, в городе уже известно о моем приезде. — Далеко не всем, — заверил Витторио. — Анна очень скрытная, но ей требовалась помощь в подготовке к вашему прибытию. Мы ее родственники: Анна — сестра моей матери и знает, что мне можно довериться, как, впрочем, и Джулии. — Он одарил жену широкой улыбкой. — Она лучший агент по недвижимости во всей округе. Домовладельцы отсюда до самой Сиены просят ее заняться сдачей в аренду их собственности.
Джулия натянуто улыбнулась Изабел:
— Насколько я поняла, вы пытались связаться со мной. Меня не было в городе, так что я узнала об этом только сегодня днем.
Изабел ни на секунду ей не поверила, но Джулия кокетливо наклонила головку и молитвенно сложила руки.
— Надеюсь, Анна обо всем позаботилась, пока я была в отъезде?
Изабел что-то уклончиво пробормотала, но Рен внезапно стал воплощенным гостеприимством: не хотите присоединиться к нам?
— Уверены, что мы не помешаем? Витторио уже усаживал жену на стул.
— Вовсе нет. Сейчас принесу еще вина.
Рен направился к кухне и вернулся с бокалами, куском пекорино и новой партией тостов. Вскоре они уже весело смеялись над историями Витторио из жизни туристов. Джулия вторила ему, повествуя о богатых иностранцах, снимавших виллы в округе. Она была сдержаннее мужа, но так же остроумна, и Изабел, забыв о прежней неприязни, искренне наслаждалась обществом молодой женщины.
Ей нравилось, что никто из них не расспрашивал Рена о Голливуде, а когда Изабел не захотела делиться подробностями собственной работы, они не настаивали.
После нескольких путешествий на кухню Рен объявил, что почти все готово, и пригласил их на ужин.
Пока он дожаривал грибы, Джулия нарезала хлеб, а Витторио открыл бутылку газированной минеральной воды. А когда стемнело, Изабел отыскала неуклюжий подсвечник, поставила посередине стола и попросила Витторио встать на стул и зажечь дополнительные свечи в свисавшей с дерева люстре. Вскоре на темных лакированных листьях магнолии плясали отблески пламени.
Рен не переоценил свое поварское искусство. Цыпленок получился сочным и очень вкусным, а в жареных овощах ощущался привкус розмарина и майорана. Люстра чуть покачивалась от ветерка, и пламя весело плясало в ветвях дерева. Кузнечики трещали, вино лилось рекой, а истории становились все более рискованными. Атмосфера была теплой, дружеской и очень-очень итальянской.
— Блаженство, — вздохнула Изабел, вгрызаясь в мясистый белый гриб.
— Наши грибы — лучшие в мире, — заверила Джулия. — Хотите, пойдем на грибную охоту вместе. У меня свои тайные местечки.
Изабел лениво спросила себя, так ли уж искренне приглашение Джулии или ее просто хотят увести от дома подальше, но ей сейчас было слишком хорошо, чтобы задаваться тревожными вопросами.
Витторио пощекотал жену под подбородком.
— У всех тосканцев есть свои личные грибные места. Но это правда: бабушка Джулии была самой знаменитой грибницей и передала все свои секреты внучке.
— Мы все пойдем, хорошо? — оживилась Джулия. — На рассвете. Лучше после дождика. Наденем старые сапоги, захватим корзины и наберем лучших грибов во всей Тоскане.
Рен принес высокую тонкую бутылку золотистого винсанто, местного десертного вина, блюдо с грушами и сыры различных сортов. Одна свеча в люстре погасла. Откуда-то раздался крик совы. Ужин явно затянулся, но это была Тоскана, и никто не спешил встать из-за стола. Изабел пригубила винсанто и снова вздохнула.
— Еда была выше всяких похвал.
— Рен готовит куда лучше Витторио, — поддела Джулия.
— И куда лучше, чем ты, — не остался в долгу муж, лукаво улыбаясь.
— Но не так хорошо, как мама Витторио.
— Ах, мамочка… — покачал головой Витторио, целуя кончики пальцев.
— Чудо еще, Изабел, что из, Витторио не получился mammoni, — заметила Джулия и, увидев озадаченное лицо Изабел, пояснила: — Это… как там по-английски?
— Маменькин сынок, — улыбнулся Рен. Витторио засмеялся:
— Все итальянские мужчины — маменькины сынки.
— Истинная правда, — кивнула Джулия. — Они традиционно живут с родителями до женитьбы. Мамочки для них готовят, стирают, бегают за покупками, обращаются как с маленькими королями. А мужчины потом не хотят жениться, зная, что женщины помоложе вроде меня не желают прислуживать им, как их мамаши.
— Зато ты согласна на другое, — хмыкнул Витторио, обводя пальцем ее голое плечо.
Плечо Изабел закололо иголочками, а от многозначительного взгляда Рена кровь прихлынула к щекам. Она видела этот взгляд на экране, как раз перед тем, как ничего не подозревавшая женщина находила безвременную кончину. Все же… не самый плохой способ уйти.
Джулия прислонилась к мужу.
— Все меньше итальянских мужчин хотят идти к алтарю. Поэтому в Италии такая низкая рождаемость. Одна из самых низких в мире.
— Это правда? — спросила Изабел. Рен кивнул.
— Если положение не изменится итальянское население будет уменьшаться наполовину каждые сорок лет.
— Но это католическая страна. Разве здесь нет многодетных семей? — удивилась Изабел.
— Почти, — ответил Витторио. — Большинство итальянцев даже не ходят в церковь. Мои американские гости поражаются, узнав о том, что в стране католицизм исповедует весьма малый процент населения.
Огни автомобильных фар, появившиеся на дороге, прервали разговор. Изабел глянула на часы. Начало двенадцатого, немного поздно для гостей.
Рен поднялся:
— Пойду посмотрю, кто это.
Через несколько минут он вновь появился в саду вместе с Трейси Бриггс, устало помахавшей Изабел:
— Привет.
— Садись, ведь едва на ногах держишься, — проворчал Рен. — Сейчас принесу тебе поесть.
Пока он ходил на кухню, Изабел познакомила ее с гостями. Сегодня на Трейси было уже другое платье для беременных, очевидно, дорогое, но безобразно помятое, и все те же поношенные босоножки. Но несмотря на все, выглядела она потрясающе.
— Как экскурсия? — спросила Изабел.
— Прелестно. И ни одного ребенка.
Рен притащил тарелку с горой остатков от ужина, со стуком поставил перед Трейси и наполнил бокал водой.
— Ешь и убирайся домой.
У Витторио вытянулось лицо.
— Давным-давно мы были женаты, — пояснила Трейси, — и с тех пор Рен меня недолюбливает.
— Ради Бога, не торопитесь и отдыхайте, — попросила Изабел. — Рен, как всегда, до ужаса бесчувственный.
Не настолько бесчувственный, однако, чтобы не покормить Трейси.
Та с надеждой взглянула на дом:
— Тут так мирно. Одни взрослые.
— Забудь, — отрезал Рен. — Я уже перебрался сюда, а для тебя места нет.
— Вы никуда не перебирались, — запротестовала Изабел, отрицая очевидное.
— Расслабься, — утешила Трейси. — Как бы я ни была счастлива оказаться от них подальше, все же безумно затосковала уже через час.
— Не позволяй нам задерживать тебя ни минутой дольше необходимого.
— Они уже спят. И спешить назад ни к чему.
«Разве затем, чтобы помириться с мужем», — подумала Изабел.
— Расскажите, куда вы сегодня ездили, — попросил Витторио.
Беседа коснулась местных достопримечательностей, но Джулия почему-то молчала. Изабел вдруг сообразила, что она притихла с самого появления Трейси и смотрит на нее почти с ненавистью. Странно, ведь та ничего ей не сделала!
— Я устала, Витторио, — вдруг резко выпалила Джулия. — Поедем домой.
Изабел и Рен проводили пару до машины, и Джулия как по волшебству вновь повеселела и даже пригласила их поужинать на следующей неделе.
— И мы пойдем собирать грибы, верно?
Вечер оказался настолько приятным, что Изабел совершенно забыла о коварных замыслах Джулии и Витторио выставить ее из дома. Но, даже вспомнив обо всем, согласилась к ним прийти.
Едва супруги отъехали, Трейси тоже направилась к машине, жуя на ходу корочку хлеба.
— И мне пора.
— Если хотите, завтра я возьму детей к себе, — предложила Изабел. — Это даст вам и Гарри возможность потолковать.
— Ни в коем случае, — вмешался Рен. — У нас свои планы. И Изабел считает, что нельзя совать нос в чужие дела, так ведь, Изабел?
— Напротив, обожаю вмешиваться. Трейси грустно усмехнулась:
— К ленчу Гарри будет уже на полпути к швейцарской границе. Он не позволит такой мелочи, как разговор с женой, помешать важной работе.
— Может, вы его недооцениваете?
— А может, и нет.
Трейси обняла сначала Изабел, потом Рена, который ободряюще сжал ее плечо и усадил в машину.
— Я дам Анне и Марте хорошие чаевые за то, что присматривали за детьми. Спасибо за ужин, — кивнула она.
— Пожалуйста. Только не веди себя еще глупее обычного.
— Постараюсь.
Не успела Трейси уехать, как внутренности Изабел сделали сальто-мортале и скрутились в комок. Она не была готова остаться наедине с Реном. Только не сейчас. Ей нужно хоть немного времени, чтобы привыкнуть к мысли о том, что она почти решила стать очередной зарубкой на его выщербленном кроватном столбике.
— Опять дрейфишь? — осведомился Рен, когда она почти побежала к кухне.
— Просто хочу помыть посуду, вот и все.
— Я заплачу Марте за уборку. И ради Бога, не дергайся. Я не собираюсь тебя насиловать.
— Думаете, я вас боюсь? — воинственно выпалила Изабел, хватая кухонное полотенце. — Ну так вот, мистер Неотразимость, можете не обольщаться, потому что только я определяю, зайдут наши отношения немного дальше положенного или нет!
— А я права голоса не имею?
— Знаю я, как вы голосуете.
— Его улыбка посылала чувственно-сексуальные сигналы.
— Да и я неплохо усвоил, как голосуешь ты. Хотя… — Улыбка поблекла. — Нам обоим нужно понять и убедиться, что мы знаем, к чему стремимся.
Он хотел остеречь ее, словно считал слишком наивной и неспособной осознать, что ни о каких долгосрочных отношениях не может быть и речи.
— Можете не трудиться. Единственное, что я, возможно, — подчеркиваю, возможно, потому что я пока еще размышляю над этим, — так вот, единственное, что мне, возможно, понадобится от вас, — это великолепное тело, так что вам лучше прямо дать мне знать, разобью ли я ваше сердце, когда безжалостно брошу вас и уйду, не оглядываясь.
— Господи, ну ты и отродье!
Изабел подняла глаза к небу:
— Господи, никакое ты не отродье, и прости Рена за богохульство.
— Это не молитва.
— Скажи это Господу.
Он должен был знать, что с его стороны не потребуется особых усилий, чтобы заставить ее забыть о нерешительности и боязни сделать последний шаг. Достаточно нескольких настоящих поцелуев.
Она видела, как Рен пытается сообразить, стоит ли ускорять события, и не знала, радоваться или жалеть, когда он устремился к лестнице.
Трейси, тяжело опираясь о перила, поднялась наверх. Она чувствовала себя коровой. Впрочем, к седьмому месяцу она всегда чувствовала себя коровой, большой, здоровой скотиной с круглыми глазами, блестящим носом и гирляндой маргариток на шее. Она любила быть беременной, даже когда часами висела над унитазом вниз головой, щиколотки распухали, а ноги становились понятием абстрактным, поскольку увидеть их никак не представлялось возможным. До последней недели ее ничуть не волновали растяжки, белыми молниями испещрившие бедра и живот, и большие, вечно подтекающие груди, потому что Гарри провозгласил их прекрасными. И говорил, что ее беременность пахнет сексом. Очевидно, теперь он не находил ее сексуальной.
Она медленно направилась по коридору к своей комнате. Затейливая лепнина, расписные потолки и безделушки муранского стекла были не в ее вкусе, но как нельзя лучше подходили мрачной элегантности бывшего мужа. Учитывая наглость, с которой она вторглась в его дом, он вел себя далеко не так грубо, как она ожидала, что лишний раз доказывает, как сильно можно ошибаться в людях, даже тех, кого давно и хорошо знаешь.
Она открыла дверь в спальню и остановилась как вкопанная. На кровати лежал Гарри. Исходившие из его глотки прерывистые звуки нельзя было назвать храпом. Скорее, что-то вроде.
Он все еще здесь. Она далеко не была уверена, что он останется на вилле лишних полчаса. И сейчас позволила себе мгновение надежды. Но и оно тут же промелькнуло и исчезло. Только чувство долга удержало его от немедленного отъезда. Завтра он, конечно же, уберется.
В сравнении с Реном внешность Гарри была самой ординарной. Лицо слишком длинное, подбородок слишком упрямый, светло-каштановые волосы начали редеть на макушке. А двенадцать лет назад на ужасно скучной вечеринке, когда она якобы случайно опрокинула ему на колени бокал вина, морщинок в уголках глаз еще не было.
Тогда, только увидев Гарри, она поклялась затащить его в постель. Но он так легко не сдался. И как объяснил позже, мужчины вроде него не привыкли, чтобы красивые женщины вешались им на шею. Но Трейси знала, чего хотела. А хотела она Гарри Бриггса. Его неброская внешность, острый ум и надежность были идеальным противоядием ее безумной, бесцельной жизни.
Теперь на его груди лежал Коннор, вцепившись пухлой ручкой в вырез футболки. С другого боку прижалась Бриттани. Через руку Гарри был перекинут обрывок ее засаленного одеяльца. Ближе к ногам лежала Стеффи, свернувшись в тугой клубочек. Вероятно, она и во сне боялась пауков. Отсутствовал только Джереми. Но Трейси заподозрила, что он сверхъестественным усилием воли заставил себя остаться в своей спальне, вместо того чтобы присоседиться к отцу и «соплякам».
Целых двенадцать лет Гарри был водой для ее огня, стараясь терпеть все эмоциональные эксцессы и драматические сцены, бывшие неотъемлемой частью характера жены. Несмотря на их взаимную любовь, их брак никогда не был безоблачным. Ее неряшливость доводила его до крайности, а Трейси ненавидела манеру мужа уходить в себя, когда она пыталась заставить его выразить свои чувства. Она всегда втайне боялась, что он когда-нибудь бросит ее ради кого-то, более ему соответствующего.
Коннор пошевелился и пополз наверх. Гарри инстинктивно обхватил его рукой. Сколько ночей провели они вместе с ребятишками в их постели? Она никогда не выгоняла их. Ей казалось до ужаса странным, что родителям, самым уверенным и надежно защищенным людям в семье, позволено искать по ночам утешения в объятиях друг друга, а самые беззащитные должны спать одни. После рождения Бриттани они положили на пол огромный матрац, чтобы больше не волноваться насчет детей, вечно стремящихся свалиться с кровати и больно удариться головой.
Их друзья негодовали и поражались: «Да когда же вам удается заниматься сексом?»
Но на всех дверях в их доме были надежные запоры, и им с Гарри всегда удавалось улучить момент. И так было до ее последней беременности, когда ему наконец все это осточертело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37