Ошибку фатальнее этой трудно было себе представить. Лиз Кэррол да и все гости не могли не поразиться, увидев «Кулон Сесилии» на шее Ребекки.
Ребекка повернула ключ в замке и вздрогнула, услышав голос из-за полуоткрытой двери:
— Я вижу, мисс Хант, вы везде успеваете! И что же вам понадобилось в столе моего отца?
Бродерик Кинросс толкнул тяжелую дверь и вошел в кабинет.
— Я не знаю комбинацию сейфа. Может, вы знаете?
Он приподнял одну бровь и направился к столу, осторожно, словно боялся спугнуть девушку.
— Ну, может, и знаю, — ответил Брод. — Уж не хотите ли вы сказать, будто знаете, где находится сейф?
Ребекка пожала плечами.
— Ваш отец однажды показал его мне. Я случайно проходила мимо его кабинета, когда сейф был открыт, и Стюарт позвал меня.
Брод разразился недобрым смехом.
— Неужели вы думаете, что я этому поверю? — — Наверняка не поверите. Вы же считаете меня мошенницей, — произнесла Ребекка безразличным тоном.
— Итак, спрашиваю еще раз. — У него в глазах появился какой-то блеск. — Что вы делаете возле стола моего отца?
— То, что должна была сделать гораздо раньше, ответила она холодно. — Убираю знаменитое украшение.
Взгляд Брода скользнул по ее белой обнаженной шее.
— Не могли подождать до конца вечера?
Ребекка подняла голову: насмешливый блеск в глазах, четкие, твердые черты лица, густые, черные как смоль волосы.
— Трудно представить себе человека высокомернее вас.
— А мой отец?
— Вы даже не слушаете, когда вам пытаются что-то объяснить. Я понятия не имела о том, что это за кулон. Теперь, когда узнала, я не намерена оставлять его на себе. — Если она хотела спастись, было самое время бежать без оглядки — несмотря на его неприязнь к ней, между ними возникало мощное притяжение.
— Поздно, Ребекка, что сделано, то сделано, — тихо сказал он. — И я не поверю вашей выдумке.
— Что вы имеете в виду? — Было такое впечатление, будто они оказались вдвоем на необитаемом острове.
— Интуиция есть не только у женщин. Моя интуиция говорит мне, что вас привлекают богатые мужчины намного старше вас. Может, это имеет какое-то отношение к вашему прошлому, о котором нам известно на удивление немного? Возможно, вы ищете человека, который стал бы для вас воплощением образа отца? Я немного изучал психологию.
Это элементарно. Фрейдистские штучки.
— Вы несете чушь. — Ребекка отвернулась.
— Какая же это чушь, когда все происходит у меня на глазах.
— Я ухожу. — Если он даст ей пройти.
— Не спешите. — Одним плавным движением пантеры он преградил ей дорогу. — Если не возражаете, я бы взял у вас ключ.
Она боялась коснуться его, и Брод сам взял ключ из ее бессильно повисшей руки.
— Благодарю вас. — Он вставил ключ в замок, повернул, выдвинул ящик и увидел в нем знаменитую драгоценность. — Заметьте, я не обвинял вас в том, что вы украли его, Ребекка.
— Меня мало волнует, обвинили бы вы меня или нет, — презрительным тоном ответила она.
— Тогда почему вы дрожите? — Брод слегка улыбнулся, внезапно ощутив желание провести рукой по ее гладкой шее сверху вниз, до самых нежных выпуклостей груди. Она была так миниатюрна, что ее хотелось взять на руки.
— Я горжусь своим хорошим поведением, — сказала она ему. — Что мне действительно хочется, так это стереть с вашего лица эту ухмылку.
— Неужели? — Он откровенно насмешничал. — За чем же дело стало?
Он так действовал на нее, что она чуть было не закричала: «Не подходите ко мне», но заставила себя довольно спокойно сказать:
— Мне кажется, вам следует извиниться передо мной.
— Вы шутите, Ребекка, — ответил Брод. — Давайте-ка положим это в сейф. Покажите, где он находится.
Она не смогла сдержаться и съехидничала:
— А вы уверены, что ваш отец сообщил вам код?
Он повернулся к ней, подтянутый и сильный.
— Скажите мне, где сейф, и увидите.
— Вон там. За картиной «Охота».
— Бог мой! — Брод на секунду закрыл глаза. — У папы, должно быть, крыша поехала. Подойдите сюда, Ребекка, встаньте у окна.
Она подчинилась, слегка насмешливо спросив:
— Может, завязать глаза?
— Нет необходимости, — мягко ответил он. — Просто смотрите в окно.
Ребекка усмехнулась.
— Вы слишком далеко заходите, разговаривая со мной таким образом.
— Я так не считаю. И у меня для этого веские причины. Знаете, я сегодня весь день думал о вас.
Эти слова так поразили ее, что она невольно обернулась, как раз в тот момент, когда он закрывал дверцу сейфа.
— Я полагал, что мой отец уже не в том возрасте, чтобы влюбляться.
Ребекка иронически улыбнулась.
— Неужели? Вы заблуждаетесь. Люди влюбляются в любом возрасте. В совсем юном, в сорок лет, в семьдесят, в восемьдесят. Так уж устроено, что любовь значит очень много.
— Удивительно, но я с вами согласен. — Брод сделал несколько осторожных шагов к ней. — А кого любите вы, Ребекка?
— Это вас не касается, — коротко ответила она, но голос у нее дрогнул. Смятенный ум говорил ей, что они оба готовы совершить величайшую глупость.
Тяжелая люстра из бронзы и стекла освещала его красивое лицо. Глаза Брода горели неистовым синим огнем возбуждения. Он был прекрасен и могуч, ей следовало бояться его — он мог причинить ей боль.
— Можно с ума сойти, верно? — Он словно откликнулся на ее чувства.
Внезапно он начал целовать ее, уступая желанию вопреки всем доводам рассудка. Она победила его. Эта жемчужная кожа, это стройное тело, казалось, созданное для любви, этот ее аромат… Он думал, что сможет справиться. Черт возьми, он пошел за ней, обуреваемый подозрениями, а теперь обнимает ее, возбужденный ее слабым вскриком, который он тут же прервал своим поцелуем.
Какие полные и нежные у нее губы. Как бархат.
Они открылись навстречу ему, словно и ее, подобно древесному листу, подхватил и понес ураганный ветер. Никогда еще тело женщины не казалось ему таким идеальным. Такое миниатюрное, но так изящно вылепленное, такое податливое. Брод покрывал ее губы, все лицо жадными, страстными поцелуями. Потрясенный, он осознал, что готов влюбиться в эту женщину. Женщину, которую совсем не знает. Женщину, которой не доверяет.
Возможно, именно это ей и нужно? Отец и сын.
Какая же в ней сила! Какая прелесть! Какая тайна!
Брод вдруг почувствовал досаду. Он всегда старался поступать правильно, а сейчас видел, что она может упасть, если он отпустит ее.
— Ребекка, — предостерегающим тоном произнес он, чувствуя, как нарастает в нем гнев оттого, что он не может совладать с собой.
— Чего вы хотите от меня? Скажите! — еле слышно попросила она, готовая заплакать, чувствуя собственное поражение: столько лет строить свою защиту и так позорно сдаться!
Брод пристально смотрел ей в лицо. В ее огромных глазах блестели слезы.
— Мне не следовало этого делать, — мрачно сказал он, думая, что мог бы сообразить это и раньше. — Я словно с ума сошел.
Может, она и притворялась. Он взял ее за талию, поднял и посадил на стол.
— В старые времена женщин, подобных вам, сжигали на костре, — произнес Брод с издевкой.
— А лично вам это доставило бы удовольствие? парировала она, и ее щеки чуть порозовели.
— Ребекка, я бы кинулся вам на помощь, — насмешливо ответил он. — В этом нет никакого сомнения.
И скорее всего, поплатился бы за это жизнью.
Куда же подевался весь остальной мир? — думал Брод, пытаясь справиться с обуревавшими его чувствами. Но у него ничего не получалось. Они словно были заключены в какую-то фантастическую капсулу.
— Мне надо возвращаться. — Она повторила это дважды, словно заклинание.
— Разумеется. — В его голосе послышалась жесткая нотка. — Иначе мой отец кинется вас разыскивать. Если он обнаружит нас вместе, то может даже подумать, что я пытаюсь увести вас у него.
— Это лишь ваши собственные измышления.
— Беда в том, что это вовсе не измышления. У вас в руках реальная власть, Ребекка. — Брод протянул руку, играя прядью ее длинных шелковистых волос. Вы очаровываете даже меня. Но я не могу поверить в вашу невиновность, видя, как вы вертите отцом. Тем более, что прекрасно его знаю. — Внезапно, повинуясь какому-то непреодолимому порыву, он подхватил ее и поставил на пол. — Нам лучше вернуться, но вы выходите первой. Я после вас. Возможно, вы еще не знаете, но папа подготовил для вас чертовски дорогой фейерверк.
— Все это он сделал по собственному усмотрению, не спросив меня. — Ей вдруг стало невыносимо находиться в одной комнате с ним. С этим мужчиной, который сломал ее.
Она чувствовала, что боится его. Боится того искушения, которое таят его руки и губы, его горящие глаза. Она никогда не была так доступна для мужчины. Благоразумно будет спастись бегством.
Одной рукой Ребекка откинула назад свои растрепавшиеся волосы, другой показала ему, чтобы он оставался там, где стоит.
— Я здесь чужая, — произнесла она, предчувствуя конец работы над книгой о Фи, конец своего пребывания в Кимбаре. Конец всему.
— Я тоже не понимаю, какой вам смысл оставаться здесь. — В его белозубой улыбке была ирония. Но вот что я вам могу сказать, и это по-настоящему меня пугает: не думаю, что кто-нибудь из нас согласится вас отпустить.
К полудню следующего дня гости стали трогаться в обратный путь. Ребекка, проснувшаяся очень поздно после нескольких часов беспокойного сна, подумала, что ей не придется встречаться с Бродом, потому что он должен был лететь с Кэмеронами.
Увидеть Брода сегодня было выше ее сил. Когда она наконец тихонько спустилась вниз, то заметила, что дверь в кабинет Стюарта закрыта, но из-за нее доносились отрывистые голоса отца и сына. На какую-то долю секунды ей захотелось убежать обратно в свою комнату. Значит, он не улетел обратно в Марлу? В каком-то смятении чувств Ребекка застыла на месте.
— Доброе утро, Ребекка. Не хотите ли позавтракать? — услышала она у себя за спиной голос Джин Мэтьюс, домоправительницы Кимбары.
Ребекка благодарно кивнула.
— Чая с тостом будет вполне достаточно, но позвольте мне самой обслужить себя.
— Честно говоря, моя дорогая, это меня спасет, — сказала Джин Мэтьюс. — Работы по горло. Идемте в кухню. Я тоже выпью чашечку с вами за компанию.
— Фи еще не встала? — спросила Ребекка, когда они вошли в огромную старую кухню, оборудованную так, что это удовлетворило бы самого взыскательного профессионального шеф-повара.
— Разумеется, нет. — Джин улыбнулась. — Думаю, у нее легкое похмелье. А вот мистер Кинросс и Бродерик продолжают жить так, словно ничего не произошло.
— Я думала, что Бродерик сегодня полетит обратно в Марлу, — сказала Ребекка, стараясь, чтобы ее голос звучал нейтрально.
— Я тоже так думала. — Джин кивнула, закладывая хлеб в тостер, пока Ребекка заваривала чай. — К сожалению, он никогда не остается надолго, но сегодня, как я понимаю, предстоит встреча с управляющим, Тедом Холландом. Между нами говоря, хотя Бродерик с отцом часто спорят — это все знают, Бродерик всегда участвует в принятии решений. Рано или поздно его заслуги будут признаны.
— Счастливой семьей их не назовешь. — Вздохнув, Ребекка залила кипятком душистый листовой чай высшего сорта, засыпанный в заварочный чайник.
— Вам не потребовалось много времени, чтобы это понять. — Джин поморщилась. — Хотя, скажу я вам, дети жаждали любить отца, но он отверг их любовь. Я с ними очень давно, так что знаю. Раньше я была няней. Фи не говорила вам? Я пришла к ним, когда мне едва исполнилось шестнадцать, работала прислугой. До сих пор не могу поверить, что миссис Люсиль больше нет. Она была настоящим ангелом. Я любила ее.
По выражению ее глаз можно было понять, что она не может сказать того же о хозяине дома.
— Я осталась ради детей. Из-за них просто сердце в груди переворачивалось. Я работала в подчинении у миссис Хэррингтон, моей предшественницы.
Вот уж была старая курица, скажу я вам, нагоняла на меня страху! Но отличная домоправительница, и готовила потрясающе. Она научила меня всему, что я знаю. Я до сих пор помню ее уроки и ее неприступный вид. Когда она ушла, мистер Кинросс попросил меня занять ее место. Сейчас все изменилось. Бродерик в Марлу, Элли в Сиднее. А ведь могла бы выйти за Райфа Кэмерона. — Тяжело вздохнув, Джин уселась за стол. — Но боюсь, что уже слишком поздно. Они были необыкновенно влюблены друг в друга, но собрать осколки прежнего вряд ли когда-нибудь смогут.
Глаза Джин затуманились, она сняла очки и протерла их.
— Я пыталась отговорить ее. И Бродерик тоже.
Райф ведь его лучший друг. Даже мистер Кинросс, похоже, расстроился.
— А вдруг они помирятся и снова будут вместе?
— Поверьте моему слову, дорогая моя, — вздохнула Джин, — в семье Кэмерон мужчины очень гордые.
— Но ведь еще никто не завлек Райфа к алтарю.
Лицо Джин просияло, и — И то правда.
Тем временем в кабинете Стюарта Кинросса было принято решение по последнему пункту повестки дня — об участии в предстоящем аукционе овец и крупного рогатого скота в Центральном Квинсленде. Брод встал, собрал целую кипу бумаг и стал ее подравнивать. Он остро чувствовал, что отец хочет еще о чем-то с ним поговорить. И не ошибся.
— Пока ты не ушел, Брод, — Стюарт Кинросс снял очки, которыми пользовался для чтения, и потер переносицу, — я хотел бы поговорить с тобой о том, что было вчера.
— По-моему, все прошло с большим успехом.
Другие тоже так считают, судя по тем неумеренным похвалам, которые я слышал.
— Я хотел спросить не об этом. — Стюарт Кинросс холодно смотрел на сына. — Ребекка дала мне понять, что попросила тебя убрать кулон в сейф.
— Правильно, попросила. Ты в это время был занят с гостями. Она только и думала, как бы избавиться от этой побрякушки, а ты об этом и не узнал бы. Хладнокровию Ребекки можно позавидовать.
— Мы можем хоть минуту поговорить серьезно? резко бросил Стюарт.
— Что ты хочешь от меня услышать, папа? Эта фарфоровая статуэтка — весьма твердый орешек.
— Ребекка — твердый орешек? Надеюсь, ты не сказал ничего такого, что могло бы обидеть ее?
— Разве я мог бы так поступить, папа? — Брод старался сохранять спокойствие. — Ты получаешь особое удовольствие, когда будоражишь людей. Я хочу знать, не удалось ли тебе сделать так, что она почувствовала себя неловко, надев кулон?
— Не удалось ли мне! — Брод шлепнул стопку бумаг на массивную столешницу. — Как оказалось, папа, это удалось тебе. Кулон и его история хорошо известны. Все знают, что оно предназначено для моей будущей жены.
Стюарт Кинросс оттолкнул назад свое огромное вращающееся кожаное кресло.
— Так ты полагаешь, что я слишком стар, чтобы думать о втором браке?
— Господи, папа! — Брод ударил кулаком по ладони другой руки. — Я бы и слезинки не пролил, женись ты на какой-нибудь из полудюжины женщин, которые были у тебя в прошлом. Некоторые из них были действительно приятными. Но Ребекка Хант абсолютно за пределами дозволенного. — От одной мысли об этом его обдало жаром.
Стюарт Кинросс холодно улыбнулся.
— Очевидно, ты порядком одичал, Брод. Не на ее ли возраст — двадцать семь — ты намекаешь?
Брод повернулся к отцу, его поджарое, сильное, молодое тело словно излучало энергию.
— Папа, она слишком молода. Она лишь немного старше Элли. Она моложе меня.
— И что из того? — Лицо Стюарта Кинросса словно окаменело. — Не думаю, что это может мне помешать.
Брод резко сел.
— Так у тебя, значит, действительно серьезные виды на нее?
Красивое лицо Стюарта Кинросса порозовело.
— Она именно та женщина, какую я всегда искал.
— То есть чертовски скрытная? — взорвался Брод. Да будь ей даже за сорок, тебе следовало бы узнать о ней побольше.
— Я знаю достаточно, — прогремел Стюарт Кинросс. — Я понимаю твои опасения, Брод. Ребекка достаточно молода, чтобы захотеть иметь детей.
— Ну, разумеется! Может, ты уже начал это обсуждать с ней? Только вряд ли. Ребекка сказала мне, что не имела понятия о значении фамильной драгоценности. Надела ее, потому что не хотела обижать тебя. Ты очень уж настаивал.
Стюарт Кинросс не торопился с ответом.
— Тебя в это время там не было, Брод.
Боже, неужели она солгала? — с горечью подумал Брод.
— Разумеется, я все рассказал Ребекке, — с нажимом ответил его отец. — Промолчать было бы чертовски глупо с моей стороны. В толпе, где бродят такие, как ты, кто-нибудь обязательно сообщил бы ей.
— Ты сказал ей, что кулон носят только жены Кинроссов? Что последней его носила моя мать?
Стюарт Кинросс пожал плечами.
— Ну, о твоей матери я не упоминал. Я уже очень много лет не говорю о ней. Она поступила очень плохо: бросила меня и вас, детей. Она нарушила священные обеты и была наказана.
Лицо Брода исказило выражение неприязни.
— Ну и подонок же ты, — сказал он с глубоким отвращением. — Наказана, вот как! Бедная моя мама.
Если бы я был тогда постарше! Она могла бы выйти замуж за кого-нибудь другого. За какого-нибудь нормального парня. И была бы жива по сей день.
Глаза Стюарта Кинросса были холодны как лед.
— Тогда ты не считался бы моим наследником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15