Пол бурно целовал ее, и она ощущала жесткие толчки его сердца… потом он замер, словно вернувшись на землю, и, наконец, он понял, что делает.
Его руки опустились, и она с удивлением увидела, как горячая кровь залила его шею и щеки.
– Мне нечего сказать, Марни, – глухо, неловко проговорил он. – Извинения ничего не меняют, только усиливают оскорбление. Я могу только смиренно просить вас сейчас же забыть о моем поведении.
Она ничего не сказала, только сжала его руку, а потом ушла, скользя по траве так же беззвучно, как незаметно подкравшийся рассвет.
Марни не пошла на похороны Ады Баррингтон. Это было в пятницу, и Пол разрешил Эрролу Деннису отвезти Марни с Джинджером в Норфолк к ее родне. Идея, конечно, заключалась в том, чтобы в этот день Джинджера не было в клинике. Немногие оставшиеся родственники Ады жили в Южной Африке, но Пол решил, что, поскольку она считала клинику своим вторым домом, ее похоронная процессия должна будет отправиться оттуда.
Эррол позаимствовал на этот день «остин» Алека Гордона, и они двинулись вперед, остановившись на ленч в Ньюмаркете, чтобы Джинджер мог посмотреть на жокеев из близлежащих скаковых конюшен, и прибыли в Норфолк около двух часов дня.
Тетя Марджори была безмерно рада видеть Марни, хотя сразу же заметила, что она похудела, и много хлопотала вокруг Джинджера.
Позже, когда они пили чай в саду под одной из больших лип, Марни забавлялась, ловя оценивающие взгляды, которыми тетушка постоянно окидывала Эррола. На нем был элегантный темно-синий костюм, и он выглядел в нем красивым и одновременно на удивление респектабельным. Он учтиво и внимательно слушал, как тетя Марджори описывала недавние потрясающие гонки на яхтах по Бродсу, а после чая продемонстрировал неподдельный интерес к миниатюрным цветущим кактусам, которые принесли тетушке Марни первый приз на местной выставке цветов.
Когда дядя Ричард с сыном вернулись с работы домой, Дерек, не теряя времени, полностью завладел Марни.
Он хотел знать, насколько серьезны ее намерения в отношении этого «красивого ирландского субъекта в убийственном костюме от Уайтли». Он повел Марни наверх в их детскую игровую под крышей, и она села на старую лошадку-качалку, которая почти совсем облезла, и стала рассказывать Дереку о клинике, о пациентах, о том, как глубоко ее все это заинтересовало.
– Ну а как насчет этого ирландского малого? – зарычал Дерек, выдыхая сигаретный дым. Он считал, что на правах двоюродного брата, который сам когда-то был влюблен в Марни, он имеет право одобрить или наложить вето на выбор ее возможного спутника жизни. Собственно говоря, Эррол ему даже понравился. Малый много повидал, это было очевидно, но он слишком ласково обращался с Марни. Похоже, правда, она этого не замечала, но современные девушки не очень-то любят демонстрировать свои чувства.
– Эррол? – рассмеялась она и качнулась на своей старой лошадке. – Ты думаешь, это тот мужчина, который способен разорвать в клочки мою броню?
Дерек изучающе оглядел свою кузину. Он был согласен с матерью, что Марни похудела, а у девушек это иногда бывает признаком влюбленности.
– Броня не так крепка, как прежде, девочка моя, – констатировал Дерек.
Ее зеленые глаза расширились, потом она соскользнула с лошадки и подошла к комоду, в котором хранились ее детские игрушки. Она хотела подарить некоторые из них Джинджеру. Большой плюшевый медвежонок с висячим ухом, коробка с мраморными шариками, несколько игр и полная коллекция книжек «Уильям».
– Помоги мне, Дерек, – попросила она. Он подошел и взял у нее кипу книг.
– Как ты ладишь с Полом Стиллменом? – поинтересовался он.
– Прекрасно.
– Он и правда так крут?
Она смахнула пыль с коробочки с красками и положила поверх книг, которые держал Дерек.
– Полагаю, многим он кажется немного пугающим, – сказала она. – Он выглядит очень жестким человеком, но в глубине души он очень добрый.
– Большинство мужчин хотели бы быть добрыми с тобой, маленькая кузина, – засмеялся Дерек. – Ты еще больше похорошела, с тех пор как уехала, знаешь об этом?
– Дерек, ты не меняешься. – Она говорила сухо, с раздражением. – Если тебя не возьмет в руки какая-нибудь славная девушка, ты превратишься в форменного повесу.
– Вроде твоего Эррола Денниса? – нахально спросил он.
Ее щеки стали пунцовыми.
– Он не мой Эррол Деннис – что за дурацкая идея!
– Думаю, такая идея понравилась бы многим девушкам.
– Дерри, ты неисправим! – Марни прошла мимо своего кузена с большим медведем в руках и слышала, как он ухмыляется, спускаясь за ней по лестнице.
Когда Эррол отъехал от дома на «остине», по настоянию тети Марджори они взяли с собой пару гигантских кабачков, огромный букет цветов и большой ореховый торт.
– Мне понравилась ваша родня, – сказал Эррол, осторожно объезжая семейство уток, вышедших прогуляться на вечернем солнышке. – Тетя особенно милая, немного похожа на двух моих тетушек в графстве Майо. Две отважные славные старушки воспитывали меня, и только теперь я понимаю, что это была за мука.
Марни улыбнулась:
– Тетя Марджори нашла вас совершенно очаровательным. Она мне так сказала.
Желто-карие глаза Эррола скользнули по профилю Марни. Казалось, он собирался что-то сказать, потом передумал и сосредоточенно молчал, пока они не доехали до клиники. Они поговорили в холле несколько минут, потом Эррол едва ли не с робостью спросил Марни, не согласится ли она завтра вечером поужинать и потанцевать с ним.
Было бы невежливо отказать ему, когда целый день он был таким приятным спутником, и Марни приняла приглашение.
– Спасибо, как это здорово с вашей стороны, Марни. Я зайду за вами в восемь часов.
Он улыбнулся ей, потрепал волосы полусонного Джинджера и пожелал им обоим доброй ночи. Марни посмотрела вслед удалявшейся стройной фигуре и на секунду усомнилась, стоило ли говорить ему «да»; потом Скотти отвлекла ее от этих мыслей, потребовав отчета о том, как они провели день в Норфолке.
В офисе скопилось много бумажной работы, поскольку Пол был занят похоронами Ады, и ему с Марни все субботнее утро пришлось работать, чтобы разобраться с документами. К двенадцати тридцати он закончил диктовать письма и оставил Марни печатать их, а сам пошел наверх в рентгеновский кабинет, чтобы посмотреть кое-какие снимки. После этого он направился к Наде. Пару дней у него не было возможности поговорить с ней, и он хотел спросить ее, нет ли у Илены каких-либо неприятностей, о которых он не знает.
– Не могу не признаться, что она беспокоит меня, Надя, – сказал он. – Она кажется последнее время такой взвинченной, на грани нервного срыва. Я знаю, что она занята огромным количеством всяких планов для нашей свадьбы, но ее нервозность в каком-то смысле заразительна. В последний раз между нами произошла весьма некрасивая ссора.
– Пол. – Надя взяла его за руку и потянула, усаживая на краешек своей кровати. – Илена всегда живет на нервах. Она была таким невероятно прелестным ребенком, что люди, естественно, всегда уделяли ей слишком много внимания. Это никогда не приводит ни к чему хорошему. В результате она – как бы это сказать – слишком занята собой. Боюсь, ей хочется чувствовать себя героиней мелодрамы.
Пол слегка улыбнулся. Надя была на пять лет моложе Илены и в то же время намного взрослее ее.
– Я знаю, что она избалованная девчонка, Надя, – ответил он прямо, – но в прошлый раз она говорила такие вещи, которые меня очень оскорбили. Она… поделилась со мной, что в клинике ходят слухи… слухи обо мне и Марни.
– О Марни – и вас, Пол? – Надя была шокирована. – Но это чушь! Марни не такая девушка, чтобы добиваться внимания мужчин – и меньше всего мужчины, обрученного с другой. Илена не слишком добра, если говорит подобные вещи. Даже больше чем не добра, она жестока и говорит не подумав. Иногда она просто не стоит вас, Пол.
Он криво усмехнулся:
– Ну, я далеко не ангел, Надя, но, когда я пришел к выводу, что мне нужна жена, и надел кольцо на руку Илены, я оставил все свои холостяцкие привычки. Как сделал бы любой мужчина, уважающий договор с женщиной, на которой он хочет жениться, и мне было чертовски больно, что Илена считает, будто я нарушил наш договор – из-за маленькой Марни.
Потом он внезапно покраснел, вспомнив, как обнимал и целовал Марни прошлым утром. Она сдалась ему на милость с теплотой невинности, понимая, как необходим бальзам его раненой душе. Слава богу, что утешение потребовалось ему, а не кому-то другому, кто принимает ее интересы не настолько близко к сердцу.
Он сказал Наде:
– Мы достаточно поговорили о моих проблемах, которые, вне всякого сомнения, разрешатся сами собой, и у меня есть кое-какие утешительные новости о Рене Бланшаре.
– Рене? – Ее пальцы вцепились в пальцы Пола, а раскосые глаза смотрели с трогательным нетерпением. Все, о чем они только что говорили, немедленно улетучилось из ее головы, и она не могла думать ни о чем, кроме Рене… Рене. – Рассказывайте скорее, – выдохнула она.
– Ну, ваш отец был позавчера у Илены вместе с профессором Дюбуа, который, кажется, преподавал Рене в Сорбонне. Ему удалось убедить суд, что Рене, в сущности, не склонен к насилию – просто запутался, и ему дали умеренный срок.
– Вы хотите сказать, что его посадят в тюрьму?
– Да, моя дорогая.
– В тюрьму! – В глазах Нади появилось выражение загнанности. – Рене всегда был человеком действия. Как он сможет это вынести, запертый в каменной клетке, где нет лошади, на которой можно скакать по пустынному песчаному берегу, когда ветер распевает ему в уши свои песни? Он будет рваться на свободу, как дикая птица.
– Надя. – Пол сжал ее руки, и глаза его засветились ярким серебристым светом. – Если Рене будет знать, что вы ждете его, он сможет вынести все муки. Он с еще большим мужеством справится с этим, если будет знать, что вы тоже всеми силами боретесь за себя.
– Вы почти убедили меня, Пол, в том, что мне необходимо бороться. – Она трепетно улыбнулась, и на глазах у нее выступили слезы. – Я так сильно… так сильно люблю Рене!
– Тогда докажите это, – продолжал убеждать ее Пол. – Поверьте в меня и в мои суждения. Если бы ваши ноги были безнадежны, Надя, я так и сказал бы вам. Я не стал бы просить вас вступать в сражение, которое вам не выиграть. Посмотрите на меня, моя дорогая. – Он повернул ее лицо к себе и почувствовал, как слезы струятся по пальцам. – Разве вы забыли тот день, когда вас выбросило из инвалидной коляски? Вы боялись, что Марни ранена, и сумели снова сесть в кресло, чтобы добраться до нее. Тогда вы не думали о себе, милочка. Вы не говорили себе, что не стоит даже пытаться выяснить, что с вашей подругой. У вас была причина сделать то, что вы сделали, – неужели Рене менее важная причина для вас?
– Что я должна сделать? – прошептала она.
– Пойти в гимнастический зал и доказать себе, что вы можете встать!
– Я – встать? – В ее голосе звучала уже не ирония, а нетерпеливое желание.
Он улыбнулся той мгновенной, очаровательной улыбкой, которая так нравилась Марни.
– С помощью опор, конечно, но, когда вы снова ощутите землю под ногами, вы начнете бороться за то, чтобы обойтись без помощи костылей. Борьба будет тяжелой, Надя. Мышцы, которыми вы так долго не пользовались, будут болеть, но боль будет полезной.
– «Страдать, чтобы знать; трудиться, чтобы иметь». – Потом она слегка улыбнулась. – Думаю, я всегда знала, что в конце концов вы настоите на своем.
Она протянула к нему руки, и Пол подхватил ее, легкую как перышко, осторожно застегнул пуговицы на халате и понес в гимнастический зал.
Это был миг триумфа, который они оба хотели разделить с Марни, и Пол позвонил, чтобы позвать ее. Она сразу же поднялась в гимнастический зал, и ее носик сморщился от удовольствия, что Пол наконец убедил Надю попробовать встать на ноги.
Он подстраховывал ее, пока она пыталась удержать равновесие с помощью пары металлических опор, чем-то напоминавших балетный станок.
– Осторожно! – шептал он. – Вот так, а теперь опустите ноги на землю.
Осторожно и медленно он убрал руки от Нади, и она продолжала стоять сама, опираясь на костыли, тоненькая, трепещущая и в то же время торжествующая фигурка. Поя оставил ее на попечение Марни. Его неожиданно позвали к другому пациенту. Сегодня Наде нужно было провести в зале пятнадцать минут, не больше. Время будет увеличиваться постепенно, ведь нельзя же сразу перетрудить мышцы, которые не работали уже два года.
Надя отважно передвигалась вперед-назад между металлическими перилами. Каждое утомительное движение было ради Рене, и это придавало ей мужества, хотя вскоре по спине начал катиться пот, а руки и ноги запротестовали. Когда эти бесконечные пятнадцать минут закончились, Марни привезла кресло и покатила ее в ванную. Надя отмокала в теплой воде, усталая, но в приподнятом состоянии духа, а Марни, присев на корзинку с бельем, рассказывала ей о поездке в Норфолк с Джинджером и Эрролом.
– Он очень красивый молодой человек, – лениво проговорила Надя, рассматривая сквозь мыльную воду, как шевелятся пальцы ее ног. От счастья у нее перехватило горло, и она была рада ощущению боли в мышцах, знаменовавшей ее победу над беспомощностью и недугом. – Да, в мистере Деннисе чувствуется несомненный шик, – повторила она, лукаво поднимая взгляд на Марни. – Он немного похож на фавна, как мне кажется. Такой стройный и грациозный, думаю, он обожает целоваться.
– Надя – ну, в самом деле! – воскликнула Марни. – Вчера он целый день так замечательно себя вел. Он знает, что я не допущу ничего подобного, если пойду с ним куда-нибудь.
– Несчастный молодой человек! – Раскосые глаза Нади светились смехом. – Подумать только, он не знает, что сегодня во время танцев он будет держать в объятиях льдинку.
– Молчи! – Марни вытащила из ванны губку и выжала на голову Нади целое море мыльной воды.
Когда Марни в конце концов вернулась в офис, ее ожидал там сюрприз в элегантном образе Илены Жюстен. Она стояла на фоне открытой стеклянной двери с сигаретой в руке, невероятно шикарная в маленькой красной шляпке и черном полотняном платье, с очаровательной ниткой жемчуга вокруг стройной шеи.
– Доброе утро, мисс Жюстен! – Марни улыбнулась ей и села за машинку. – Вам будет приятно узнать, что Надя только что тренировалась в гимнастическом зале. Мистер Стиллмен ужасно ею доволен.
Илена мгновение рассматривала Марни, ее миндалевидные глаза отметили прозрачную белую блузку и темно-зеленую юбку, в которых Марни была похожа на хрупкую снежинку. Ее яркие волосы не мешали иллюзии – она была снежинкой в луче солнечного света.
Она подняла глаза, почувствовав на себе пристальный взгляд, и Илена подошла к ее столу своей соблазнительной походкой – казалось, что она идет на цыпочках, настолько высоки были каблуки ее красных туфелек.
– Сколько вы уже работаете в клинике? – поинтересовалась она.
Марни взглянула на настольный календарь:
– Уже почти три месяца.
– Вам нравится ваша работа?
– Да, это очень благодарная работа, мисс Жюстен.
– Благодарная, э?
Илена подняла сигарету, затянулась и медленно выпустила дым из крохотных, великолепно очерченных ноздрей. На самом деле она ни на минуту не верила, что между Полом и этой девочкой может что-то быть, но его негодование многое показало. Оно, например, доказывало, что он вовсе не был абсолютно слеп к привлекательности девушки, а Илене было известно, что женская привлекательность приобретает еще большее значение для мужчины, когда она сопровождается сочувственным отношением к нему. Сочувственным отношением Марни Лестер и следовало заняться. Ей нужно показать, что даже крошки со стола Пола были для нее запретны. Пол принадлежал ей, Илене.
– Cherie, – мягко проговорила Илена, – могу я вам дать небольшой совет?
Она оперлась рукой о стол, и на Марни повеяло нежным ароматом дорогих духов.
Марни посмотрела на француженку, и в ней что-то ожесточилось, она ощущала ее враждебность, словно горечь во рту. Илена была прелестна… невероятно, экзотически хороша… но Марни чувствовала в ней что-то отталкивающее, и девушка с усилием над собой продолжала сидеть так близко от опасно мерцающих миндалевидных глаз, так близко от алых ногтей, напоминавших турецкие ятаганы в крови.
– Совет, мисс Жюстен? – спросила она.
– Да, именно совет. Пол, естественно, доволен тем, как вы работаете в офисе, но он не желает, чтобы вы вмешивались в его личную жизнь. Он предпочитает, чтобы вы продолжали оставаться с ним в чисто деловых отношениях, – вы понимаете меня? Он не стал бы говорить вам об этом сам. Он не хотел бы задеть ваши чувства, но я думаю, что вам лучше знать об этом.
– Но, – сказала Марни с озадаченным видом, – я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
– Ах, бросьте! – Илена нежно рассмеялась. – Мой жених последнее время был настолько глуп, что проявил к вам интерес, который трудно назвать деловым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Его руки опустились, и она с удивлением увидела, как горячая кровь залила его шею и щеки.
– Мне нечего сказать, Марни, – глухо, неловко проговорил он. – Извинения ничего не меняют, только усиливают оскорбление. Я могу только смиренно просить вас сейчас же забыть о моем поведении.
Она ничего не сказала, только сжала его руку, а потом ушла, скользя по траве так же беззвучно, как незаметно подкравшийся рассвет.
Марни не пошла на похороны Ады Баррингтон. Это было в пятницу, и Пол разрешил Эрролу Деннису отвезти Марни с Джинджером в Норфолк к ее родне. Идея, конечно, заключалась в том, чтобы в этот день Джинджера не было в клинике. Немногие оставшиеся родственники Ады жили в Южной Африке, но Пол решил, что, поскольку она считала клинику своим вторым домом, ее похоронная процессия должна будет отправиться оттуда.
Эррол позаимствовал на этот день «остин» Алека Гордона, и они двинулись вперед, остановившись на ленч в Ньюмаркете, чтобы Джинджер мог посмотреть на жокеев из близлежащих скаковых конюшен, и прибыли в Норфолк около двух часов дня.
Тетя Марджори была безмерно рада видеть Марни, хотя сразу же заметила, что она похудела, и много хлопотала вокруг Джинджера.
Позже, когда они пили чай в саду под одной из больших лип, Марни забавлялась, ловя оценивающие взгляды, которыми тетушка постоянно окидывала Эррола. На нем был элегантный темно-синий костюм, и он выглядел в нем красивым и одновременно на удивление респектабельным. Он учтиво и внимательно слушал, как тетя Марджори описывала недавние потрясающие гонки на яхтах по Бродсу, а после чая продемонстрировал неподдельный интерес к миниатюрным цветущим кактусам, которые принесли тетушке Марни первый приз на местной выставке цветов.
Когда дядя Ричард с сыном вернулись с работы домой, Дерек, не теряя времени, полностью завладел Марни.
Он хотел знать, насколько серьезны ее намерения в отношении этого «красивого ирландского субъекта в убийственном костюме от Уайтли». Он повел Марни наверх в их детскую игровую под крышей, и она села на старую лошадку-качалку, которая почти совсем облезла, и стала рассказывать Дереку о клинике, о пациентах, о том, как глубоко ее все это заинтересовало.
– Ну а как насчет этого ирландского малого? – зарычал Дерек, выдыхая сигаретный дым. Он считал, что на правах двоюродного брата, который сам когда-то был влюблен в Марни, он имеет право одобрить или наложить вето на выбор ее возможного спутника жизни. Собственно говоря, Эррол ему даже понравился. Малый много повидал, это было очевидно, но он слишком ласково обращался с Марни. Похоже, правда, она этого не замечала, но современные девушки не очень-то любят демонстрировать свои чувства.
– Эррол? – рассмеялась она и качнулась на своей старой лошадке. – Ты думаешь, это тот мужчина, который способен разорвать в клочки мою броню?
Дерек изучающе оглядел свою кузину. Он был согласен с матерью, что Марни похудела, а у девушек это иногда бывает признаком влюбленности.
– Броня не так крепка, как прежде, девочка моя, – констатировал Дерек.
Ее зеленые глаза расширились, потом она соскользнула с лошадки и подошла к комоду, в котором хранились ее детские игрушки. Она хотела подарить некоторые из них Джинджеру. Большой плюшевый медвежонок с висячим ухом, коробка с мраморными шариками, несколько игр и полная коллекция книжек «Уильям».
– Помоги мне, Дерек, – попросила она. Он подошел и взял у нее кипу книг.
– Как ты ладишь с Полом Стиллменом? – поинтересовался он.
– Прекрасно.
– Он и правда так крут?
Она смахнула пыль с коробочки с красками и положила поверх книг, которые держал Дерек.
– Полагаю, многим он кажется немного пугающим, – сказала она. – Он выглядит очень жестким человеком, но в глубине души он очень добрый.
– Большинство мужчин хотели бы быть добрыми с тобой, маленькая кузина, – засмеялся Дерек. – Ты еще больше похорошела, с тех пор как уехала, знаешь об этом?
– Дерек, ты не меняешься. – Она говорила сухо, с раздражением. – Если тебя не возьмет в руки какая-нибудь славная девушка, ты превратишься в форменного повесу.
– Вроде твоего Эррола Денниса? – нахально спросил он.
Ее щеки стали пунцовыми.
– Он не мой Эррол Деннис – что за дурацкая идея!
– Думаю, такая идея понравилась бы многим девушкам.
– Дерри, ты неисправим! – Марни прошла мимо своего кузена с большим медведем в руках и слышала, как он ухмыляется, спускаясь за ней по лестнице.
Когда Эррол отъехал от дома на «остине», по настоянию тети Марджори они взяли с собой пару гигантских кабачков, огромный букет цветов и большой ореховый торт.
– Мне понравилась ваша родня, – сказал Эррол, осторожно объезжая семейство уток, вышедших прогуляться на вечернем солнышке. – Тетя особенно милая, немного похожа на двух моих тетушек в графстве Майо. Две отважные славные старушки воспитывали меня, и только теперь я понимаю, что это была за мука.
Марни улыбнулась:
– Тетя Марджори нашла вас совершенно очаровательным. Она мне так сказала.
Желто-карие глаза Эррола скользнули по профилю Марни. Казалось, он собирался что-то сказать, потом передумал и сосредоточенно молчал, пока они не доехали до клиники. Они поговорили в холле несколько минут, потом Эррол едва ли не с робостью спросил Марни, не согласится ли она завтра вечером поужинать и потанцевать с ним.
Было бы невежливо отказать ему, когда целый день он был таким приятным спутником, и Марни приняла приглашение.
– Спасибо, как это здорово с вашей стороны, Марни. Я зайду за вами в восемь часов.
Он улыбнулся ей, потрепал волосы полусонного Джинджера и пожелал им обоим доброй ночи. Марни посмотрела вслед удалявшейся стройной фигуре и на секунду усомнилась, стоило ли говорить ему «да»; потом Скотти отвлекла ее от этих мыслей, потребовав отчета о том, как они провели день в Норфолке.
В офисе скопилось много бумажной работы, поскольку Пол был занят похоронами Ады, и ему с Марни все субботнее утро пришлось работать, чтобы разобраться с документами. К двенадцати тридцати он закончил диктовать письма и оставил Марни печатать их, а сам пошел наверх в рентгеновский кабинет, чтобы посмотреть кое-какие снимки. После этого он направился к Наде. Пару дней у него не было возможности поговорить с ней, и он хотел спросить ее, нет ли у Илены каких-либо неприятностей, о которых он не знает.
– Не могу не признаться, что она беспокоит меня, Надя, – сказал он. – Она кажется последнее время такой взвинченной, на грани нервного срыва. Я знаю, что она занята огромным количеством всяких планов для нашей свадьбы, но ее нервозность в каком-то смысле заразительна. В последний раз между нами произошла весьма некрасивая ссора.
– Пол. – Надя взяла его за руку и потянула, усаживая на краешек своей кровати. – Илена всегда живет на нервах. Она была таким невероятно прелестным ребенком, что люди, естественно, всегда уделяли ей слишком много внимания. Это никогда не приводит ни к чему хорошему. В результате она – как бы это сказать – слишком занята собой. Боюсь, ей хочется чувствовать себя героиней мелодрамы.
Пол слегка улыбнулся. Надя была на пять лет моложе Илены и в то же время намного взрослее ее.
– Я знаю, что она избалованная девчонка, Надя, – ответил он прямо, – но в прошлый раз она говорила такие вещи, которые меня очень оскорбили. Она… поделилась со мной, что в клинике ходят слухи… слухи обо мне и Марни.
– О Марни – и вас, Пол? – Надя была шокирована. – Но это чушь! Марни не такая девушка, чтобы добиваться внимания мужчин – и меньше всего мужчины, обрученного с другой. Илена не слишком добра, если говорит подобные вещи. Даже больше чем не добра, она жестока и говорит не подумав. Иногда она просто не стоит вас, Пол.
Он криво усмехнулся:
– Ну, я далеко не ангел, Надя, но, когда я пришел к выводу, что мне нужна жена, и надел кольцо на руку Илены, я оставил все свои холостяцкие привычки. Как сделал бы любой мужчина, уважающий договор с женщиной, на которой он хочет жениться, и мне было чертовски больно, что Илена считает, будто я нарушил наш договор – из-за маленькой Марни.
Потом он внезапно покраснел, вспомнив, как обнимал и целовал Марни прошлым утром. Она сдалась ему на милость с теплотой невинности, понимая, как необходим бальзам его раненой душе. Слава богу, что утешение потребовалось ему, а не кому-то другому, кто принимает ее интересы не настолько близко к сердцу.
Он сказал Наде:
– Мы достаточно поговорили о моих проблемах, которые, вне всякого сомнения, разрешатся сами собой, и у меня есть кое-какие утешительные новости о Рене Бланшаре.
– Рене? – Ее пальцы вцепились в пальцы Пола, а раскосые глаза смотрели с трогательным нетерпением. Все, о чем они только что говорили, немедленно улетучилось из ее головы, и она не могла думать ни о чем, кроме Рене… Рене. – Рассказывайте скорее, – выдохнула она.
– Ну, ваш отец был позавчера у Илены вместе с профессором Дюбуа, который, кажется, преподавал Рене в Сорбонне. Ему удалось убедить суд, что Рене, в сущности, не склонен к насилию – просто запутался, и ему дали умеренный срок.
– Вы хотите сказать, что его посадят в тюрьму?
– Да, моя дорогая.
– В тюрьму! – В глазах Нади появилось выражение загнанности. – Рене всегда был человеком действия. Как он сможет это вынести, запертый в каменной клетке, где нет лошади, на которой можно скакать по пустынному песчаному берегу, когда ветер распевает ему в уши свои песни? Он будет рваться на свободу, как дикая птица.
– Надя. – Пол сжал ее руки, и глаза его засветились ярким серебристым светом. – Если Рене будет знать, что вы ждете его, он сможет вынести все муки. Он с еще большим мужеством справится с этим, если будет знать, что вы тоже всеми силами боретесь за себя.
– Вы почти убедили меня, Пол, в том, что мне необходимо бороться. – Она трепетно улыбнулась, и на глазах у нее выступили слезы. – Я так сильно… так сильно люблю Рене!
– Тогда докажите это, – продолжал убеждать ее Пол. – Поверьте в меня и в мои суждения. Если бы ваши ноги были безнадежны, Надя, я так и сказал бы вам. Я не стал бы просить вас вступать в сражение, которое вам не выиграть. Посмотрите на меня, моя дорогая. – Он повернул ее лицо к себе и почувствовал, как слезы струятся по пальцам. – Разве вы забыли тот день, когда вас выбросило из инвалидной коляски? Вы боялись, что Марни ранена, и сумели снова сесть в кресло, чтобы добраться до нее. Тогда вы не думали о себе, милочка. Вы не говорили себе, что не стоит даже пытаться выяснить, что с вашей подругой. У вас была причина сделать то, что вы сделали, – неужели Рене менее важная причина для вас?
– Что я должна сделать? – прошептала она.
– Пойти в гимнастический зал и доказать себе, что вы можете встать!
– Я – встать? – В ее голосе звучала уже не ирония, а нетерпеливое желание.
Он улыбнулся той мгновенной, очаровательной улыбкой, которая так нравилась Марни.
– С помощью опор, конечно, но, когда вы снова ощутите землю под ногами, вы начнете бороться за то, чтобы обойтись без помощи костылей. Борьба будет тяжелой, Надя. Мышцы, которыми вы так долго не пользовались, будут болеть, но боль будет полезной.
– «Страдать, чтобы знать; трудиться, чтобы иметь». – Потом она слегка улыбнулась. – Думаю, я всегда знала, что в конце концов вы настоите на своем.
Она протянула к нему руки, и Пол подхватил ее, легкую как перышко, осторожно застегнул пуговицы на халате и понес в гимнастический зал.
Это был миг триумфа, который они оба хотели разделить с Марни, и Пол позвонил, чтобы позвать ее. Она сразу же поднялась в гимнастический зал, и ее носик сморщился от удовольствия, что Пол наконец убедил Надю попробовать встать на ноги.
Он подстраховывал ее, пока она пыталась удержать равновесие с помощью пары металлических опор, чем-то напоминавших балетный станок.
– Осторожно! – шептал он. – Вот так, а теперь опустите ноги на землю.
Осторожно и медленно он убрал руки от Нади, и она продолжала стоять сама, опираясь на костыли, тоненькая, трепещущая и в то же время торжествующая фигурка. Поя оставил ее на попечение Марни. Его неожиданно позвали к другому пациенту. Сегодня Наде нужно было провести в зале пятнадцать минут, не больше. Время будет увеличиваться постепенно, ведь нельзя же сразу перетрудить мышцы, которые не работали уже два года.
Надя отважно передвигалась вперед-назад между металлическими перилами. Каждое утомительное движение было ради Рене, и это придавало ей мужества, хотя вскоре по спине начал катиться пот, а руки и ноги запротестовали. Когда эти бесконечные пятнадцать минут закончились, Марни привезла кресло и покатила ее в ванную. Надя отмокала в теплой воде, усталая, но в приподнятом состоянии духа, а Марни, присев на корзинку с бельем, рассказывала ей о поездке в Норфолк с Джинджером и Эрролом.
– Он очень красивый молодой человек, – лениво проговорила Надя, рассматривая сквозь мыльную воду, как шевелятся пальцы ее ног. От счастья у нее перехватило горло, и она была рада ощущению боли в мышцах, знаменовавшей ее победу над беспомощностью и недугом. – Да, в мистере Деннисе чувствуется несомненный шик, – повторила она, лукаво поднимая взгляд на Марни. – Он немного похож на фавна, как мне кажется. Такой стройный и грациозный, думаю, он обожает целоваться.
– Надя – ну, в самом деле! – воскликнула Марни. – Вчера он целый день так замечательно себя вел. Он знает, что я не допущу ничего подобного, если пойду с ним куда-нибудь.
– Несчастный молодой человек! – Раскосые глаза Нади светились смехом. – Подумать только, он не знает, что сегодня во время танцев он будет держать в объятиях льдинку.
– Молчи! – Марни вытащила из ванны губку и выжала на голову Нади целое море мыльной воды.
Когда Марни в конце концов вернулась в офис, ее ожидал там сюрприз в элегантном образе Илены Жюстен. Она стояла на фоне открытой стеклянной двери с сигаретой в руке, невероятно шикарная в маленькой красной шляпке и черном полотняном платье, с очаровательной ниткой жемчуга вокруг стройной шеи.
– Доброе утро, мисс Жюстен! – Марни улыбнулась ей и села за машинку. – Вам будет приятно узнать, что Надя только что тренировалась в гимнастическом зале. Мистер Стиллмен ужасно ею доволен.
Илена мгновение рассматривала Марни, ее миндалевидные глаза отметили прозрачную белую блузку и темно-зеленую юбку, в которых Марни была похожа на хрупкую снежинку. Ее яркие волосы не мешали иллюзии – она была снежинкой в луче солнечного света.
Она подняла глаза, почувствовав на себе пристальный взгляд, и Илена подошла к ее столу своей соблазнительной походкой – казалось, что она идет на цыпочках, настолько высоки были каблуки ее красных туфелек.
– Сколько вы уже работаете в клинике? – поинтересовалась она.
Марни взглянула на настольный календарь:
– Уже почти три месяца.
– Вам нравится ваша работа?
– Да, это очень благодарная работа, мисс Жюстен.
– Благодарная, э?
Илена подняла сигарету, затянулась и медленно выпустила дым из крохотных, великолепно очерченных ноздрей. На самом деле она ни на минуту не верила, что между Полом и этой девочкой может что-то быть, но его негодование многое показало. Оно, например, доказывало, что он вовсе не был абсолютно слеп к привлекательности девушки, а Илене было известно, что женская привлекательность приобретает еще большее значение для мужчины, когда она сопровождается сочувственным отношением к нему. Сочувственным отношением Марни Лестер и следовало заняться. Ей нужно показать, что даже крошки со стола Пола были для нее запретны. Пол принадлежал ей, Илене.
– Cherie, – мягко проговорила Илена, – могу я вам дать небольшой совет?
Она оперлась рукой о стол, и на Марни повеяло нежным ароматом дорогих духов.
Марни посмотрела на француженку, и в ней что-то ожесточилось, она ощущала ее враждебность, словно горечь во рту. Илена была прелестна… невероятно, экзотически хороша… но Марни чувствовала в ней что-то отталкивающее, и девушка с усилием над собой продолжала сидеть так близко от опасно мерцающих миндалевидных глаз, так близко от алых ногтей, напоминавших турецкие ятаганы в крови.
– Совет, мисс Жюстен? – спросила она.
– Да, именно совет. Пол, естественно, доволен тем, как вы работаете в офисе, но он не желает, чтобы вы вмешивались в его личную жизнь. Он предпочитает, чтобы вы продолжали оставаться с ним в чисто деловых отношениях, – вы понимаете меня? Он не стал бы говорить вам об этом сам. Он не хотел бы задеть ваши чувства, но я думаю, что вам лучше знать об этом.
– Но, – сказала Марни с озадаченным видом, – я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
– Ах, бросьте! – Илена нежно рассмеялась. – Мой жених последнее время был настолько глуп, что проявил к вам интерес, который трудно назвать деловым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19