— А что еще можно сделать? Такое свидетельство мне не пригодится. Так что пусть катятся к черту, и чем скорее, тем лучше.
Маунтворт хотел было возразить, но потом беспомощно пожал плечами и отступил в сторону. Оба пленника, не дожидаясь второй команды, что было сил пустились наутек; здоровый поддерживал раненого.
Джеррен поднял с мостовой упавший плащ и уставился на него, словно не понимая, как тот оказался у него в руках. Питер схватил его за плечо.
— Пойдем же, Джеррен, — тихо позвал он. — Здесь больше делать нечего.
— Итак, мой план уличить Келшелла не удался, — с горечью сказал Джеррен. Питер никогда раньше не слышал у него такого тона. — Смешно, не правда ли, что я с риском для жизни пытаюсь добыть сведения, без которых предпочел бы обойтись?
Маунтворт не ответил, поскольку сказать было просто нечего. Они сидели в библиотеке его дома на Гросвенор-сквер, куда пришли после стычки на улице. Он понимал, что необходимо обсудить их пугающее открытие, но никак не мог приступить к разговору.
— Вне всяких сомнений, я — глупец, — подвел черту Джеррен, — но мне и в голову не могло придти, что эти парни выведут на кого-то другого, не на Келшелла. Вот почему я и просил тебя помочь мне.
— Полагаю, — с сомнением в голосе произнес Питер, — ошибка вовсе не исключена. Они ведь не видели ее лица.
— Никакой ошибки нет. Ты же слышал слова этого негодяя. Высокая, богато одетая женщина с высокомерными манерами, в серьгах с рубинами и алмазами. Черт побери, Питер, ведь я же сам подарил ей эти побрякушки, когда только привез в Лондон.
— А что ее спутник? Кто бы это мог быть? Джеррен нахмурился.
— Разумеется, не Келшелл. Вероятно, кто-то из его доверенных лиц, но даже если бы я и мог проследить связь, что толку. Факт остается фактом — их наняла Антония. Вот почему этот чертов поединок придется держать в секрете.
Питер как-то странно посмотрел на него.
— Я, конечно, понимаю твои чувства, — раздумчиво произнес он, — но черт побери, Джеррен, плюнь ты на все это! Ведь речь идет о твоей жизни. Не зная, где и когда они сделают очередную попытку, ты в один прекрасный день не сможешь уберечься и попадешься.
— Ну и что ты в таком случае предлагаешь? — Джеррен беспокойно заметался по комнате. — Чтобы я позволил арестовать жену по обвинению в попытке убийства? А сам поступил бы так, окажись ты на моем месте, а на месте Антонии — Люси?
— Это не аргумент, — нетерпеливо возразил Питер. — Люси и я…
— Да, знаю, знаю! — так же нетерпеливо прервал его Джеррен. — Ты любишь свою жену. Так ведь и я, черт побери, по-прежнему люблю свою, хоть это и глупо после всего случившегося. Вот почему мне так дьявольски трудно.
И снова у Маунтворта не нашлось слов. Сомнений больше не было: Антония Сент-Арван замыслила хладнокровное убийство мужа, и отрицать это Питер был не в силах, невзирая на самое горячее сочувствие к другу.
— Конечно, легко махать кулаками после драки, — продолжал Джеррен уже более спокойно, — но ошибкой было привозить Антонию в Лондон. Не сведи она знакомство с Келшеллом…
— Если уж хочешь знать мое мнение, — не таясь заявил Маунтворт, — то ошибкой было вообще жениться на ней.
Джеррен вздохнул.
— Может быть, ты и прав, — согласился он, — хотя, держу пари, ты поступил бы так же, если бы оказался перед тем выбором. Нет, я все же убежден, что за всеми этими покушениями стоит Келшелл. Он добивается богатства сэра Чарльза для своего сына. Потому-то с самого начала Винсента и послали завоевать любовь Антонии.
— Что ж, если он надеется обеспечить Винсента этим состоянием, женив его на твоей вдове, то все эти попытки крайне неуклюжи и шиты белыми нитками. Черт побери, Джеррен! Да ведь если бы эти негодяи убили тебя сегодня, а сами попались, то след привел бы прямиком к твоей жене. Она даже убежать не успела.
— Думаешь, я этого не понимаю? Или мне от этого легче? Полагаю, Келшелл достаточно проницателен, чтобы тоже понимать это. — Он вдруг умолк, прерывисто дыша приоткрытым ртом и потрясение глядя перед собой. — Ах, чертов проныра!
Что-то в его лице и голосе заставило Питера вскочить на ноги. Он подбежал и порывисто схватил его за руку:
— Что стряслось?
— Келшелл вовсе не дурак, — медленно, словно размышляя вслух, протянул Джеррен. — Мы чуть было не упустили главного. Если меня убьют и ситуация обернется против моих убийц — а Келшелл с легкостью может это подстроить, — то они, в свою очередь, выдадут Антонию. И таким образом, хитроумно устранив все препятствия, он спокойненько завладеет состоянием, что невозможно, пока она жива.
Питер нахмурился.
— Но если бы она вышла за его сына, состояние и так принадлежало бы ему. И не надо мне говорить, что у Винсента хватит духу поступить наперекор отцу.
— У него — нет, а у Антонии хватит, и Келшелл это уже понял, держу пари. И весьма сомнительно, что потерпит такое. О, он дьявольски коварен! Прекрасно понимает, что я никогда ничего не предприму во вред ей, и если все и дальше пойдет так же скверно, как ныне, он может чувствовать себя в полной безопасности.
— Вполне возможно, она тоже поняла, что и ей грозит опасность.
— Если и так, то поздно поняла. Она уже так глубоко увязла во всем этом, что выбраться не сможет, даже если и захочет. Совершенно не исключено, что, ослепленная желанием поскорее избавиться от меня, она не видит, перед какой пропастью стоит.
В голосе его снова послышалась горечь, и Маунтворт торопливо произнес:
— И что же ты намерен делать? Нельзя же оставлять все как есть.
— Сделать можно только одно. Услать Антонию из Лондона, чтобы Келшеллу пришлось самому все сделать, а я мог бы повернуть против него его же оружие. Ей это, конечно, не понравится, но там она будет в относительной безопасности до тех пор, пока я не разберусь с ее родственничком.
Питер подошел к окну и отдернул тяжелые бархатные занавеси. По небу уже разливался бледный предутренний свет, в этом сером свете от свечей исходило какое-то болезненное мерцание. Он сказал не оборачиваясь:
— А если он ничего против тебя не предпримет? Что тогда?
Джеррен пожал плечами.
— Тогда придется спровоцировать ссору и закончить дело обычной дуэлью. Не сомневаюсь, что справлюсь.
Питер, хмурясь, повернулся к нему:
— Не нравится мне это, Джеррен. Плюнь ты на все, к чертовой бабушке! Келшелл тебе в отцы годится. С твоей репутацией последствия могут оказаться дьявольски неприятными.
— Но не более, чем нож в спине, — возразил Джеррен. — Разумеется, придется уехать из Англии, но это не столь важно.
— А жена?
Джеррен бросился в кресло и потерянно посмотрел на друга На лице его лежала бледность и нечто большее, чем просто усталость, а в голубых глазах была мука.
— Да, — мрачно произнес он, — жена! Эту проблему, дорогой Питер, решить куда труднее.
Несколько часов спустя Антония, сидя в постели, пила утренний шоколад и равнодушно размышляла, какое платье надеть, как вдруг в дверь настойчиво постучали. Ханна открыла, и, к удивлению Антонии, вошел Джеррен. Подошел к кровати и остановился, глядя на Антонию с удивленно неприязненным выражением лица.
В бледно-розовом шелковом капотике с воланами и кружевном ночном чепчике, завязанном под подбородком розовыми лентами, Антония была прелестна и именно такою представала в его воображении, однако краса ее ни на йоту не смягчила его. Он повелительно произнес:
— Будьте любезны, мадам, собраться в дорогу. Вы уезжаете из Лондона после полудня.
Глаза ее изумленно расширились.
— Уезжаю из Лондона? — повторила она. — Куда же мы едем?
Его брови поднялись, а в глазах появилась насмешка:
— Боюсь, вынужден буду юс разочаровать, голубушка. Я — остаюсь. Это вы уезжаете — в Глостершир.
У нее перехватило дыхание, а лицо стало покрываться смертельной бледностью, пока не сравнялось цветом с подушками. С усилием она выговорила:
— Дедушка? Он… с ним что-то случилось?
— Не имею представления за отсутствием известий из Келшелл-Парка. Однако в скором времени вы сможете сами удовлетворить свое любопытство на сей счет. — Он повернулся к Ханне. — Ты поедешь со своей хозяйкой. К полудню она должна быть готова в дорогу.
Он уже подходил к двери, когда Антония с отчаянием сказала:
— Джеррен, но я не могу вот так уехать из Лондона. У меня множество приглашений.
— Так откажитесь от них, — последовал лаконичный ответ, и дверь закрылась.
Она, как громом пораженная, смотрела ему вслед, потом взглянула на горничную.
— Ну почему? — спросила она. — Зачем?
Вместо ответа Ханна приблизилась к кровати и мягко произнесла:
— Что же теперь делать, мадам? Может, мне лучше пойти к мистеру Келшеллу?
— Дай подумать! — Антония прижала руку ко лбу: мозг словно оцепенел от неожиданности и страха. — Наверное, сказать ему надо, но сперва помоги мне одеться.
Одеваясь, она попыталась привести перепуганные мысли в порядок. Возвращение в Келшелл-Парк, всегда противное ей, после зловещего предположения сэра Чарльза сделалось просто чревато опасностью. Правда, заставить ее саму убить деда он не сможет, но у нее было неясное чувство, что это может сделать Ханна, девушка беспринципная, которую коварный Роджер, к тому же, наверняка убедил, будто вся вина за преступление падет на голову его племянницы. Ей же оставалась лишь одна надежда: уговорить Джеррена переменить решение.
Спустившись вниз, она с облегчением обнаружила, что он еще не ушел, а сидит и пишет письмо. На ее обращение он, отложив перо, с холодной вежливостью ответил, что весь к ее услугам. С неожиданной болью в сердце она отметила, как он постарел, и подумала, неужели эта неугомонная, казавшаяся неисчерпаемой веселость исчезла навсегда.
— Джеррен, — произнесла она со всем спокойствием, на которое была способна, — почему вы меня отсылаете? Я ведь, кажется, имею право хоть на какое — то пояснение?
Несколько секунд он рассматривал ее суровыми глазами.
— Скажем, потому, что состояние здоровья вашего деда внушает некоторые опасения, и вам пришлось срочно выехать к нему. Вполне уважительная причина, чтобы не вызывать излишнего любопытства и с должным достоинством отказаться даясе от очень важных приглашений.
— Нет! — Голос задрожал от тревоги. — Только не это! Если вам нужен благовидный предлог, сошлитесь лучше на мое здоровье, но только не упоминайте сэра Чарльза.
Он нахмурился:
— Почему?
Она замешкалась с ответом. Невозможно же сказать, что, сославшись на нездоровье сэра Чарльза, он сыграет на руку Роджеру, а никакое другое объяснение не приходило в голову.
Поэтому голос ее прозвучал неубедительно:
— Неважно, почему. Просто лучше не делайте этого, и все. И потом, вы так и не объяснили, почему в действительности хотите отослать меня.
— Антония, дорогая, — отвечал он ровным, насмешливым голосом, — я вовсе не обязан объяснять свои действия вам. Только лучше, если вы покинете Лондон. Лучше для вас и для нас обоих.
— Для нас обоих! — повторила она с горечью. — Боже мой! Да вы сами не знаете, что делаете! — С неожиданной настойчивостью она схватила его за рукав. — Джеррен, умоляю, позвольте мне остаться!
Он покачал головой:
— Вы немедленно отправляетесь в Келшелл-Парк, и давайте оставим споры об этом — Поездку в деревню в это время, вы, без сомнения, сочтете неуместной, но утешьтесь тем, что дядя ваш не замедлит вскорости усовершенствовать свои планы, которые я по недостатку сообразительности разбил. Он гораздо более искусный интриган, нежели вы, Антония, и лучше бы вам этого не забывать. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы закончить письмо сэру Чарльзу.
Он снова повернулся к письменному столу и принялся перечитывать написанное. Воцарилось молчание. Антония, стиснув руки и прикусив нижнюю губу, с отчаянием смотрела на него. Наконец выражение затравпенности на ее лице сменилось решимостью.
— Я не все еще сказала, — произнесла она, едва дыша. — Вы правы! Я причастна к покушениям дяди на вашу жизнь и его планам, но против воли. Он обманом заставил. Когда вы напрасно заподозрили меня, я была обижена и взбешена и сглупа все выложила ему, совершенно не подумав о том, что он сам мог приложить руку к нападениям на вас. Потом появился капитан Байбери — случайно, как я думала, — и дядя Роджер сказал, будто он единственный, кто может превзойти вас в искусстве фехтования. Мне так хотелось наказать вас, видеть вас объектом самых жестоких насмешек, что, к стыду своему, я допустила ссору между вами и Байбери, но, клянусь, никогда не желала вашей смерти. Дядя говорил, что пострадает только ваше тщеславие, и я поверила.
При первых же ее словах Джеррен поднял голову с видом вежливого внимания и теперь, не меняя выражения, холодно произнес:
— Подобное признание весьма запоздало. Я прекрасно осведомлен о вашем с Келшеллом сговоре и не понимаю, чего вы хотите добиться этой притворной искренностью.
— Да как же вы не понимаете? Я вовсе не сговаривалась с ним, по крайней мере, не хотела. Только моя неосмотрительность с Байбери отдала меня во власть дяди, который теперь уверен, будто я слишком боюсь его, чтобы идти против. Так пусть и верит! Пока он так считает, то будет рассказывать мне о своих намерениях, и если я останусь в Лондоне, то смогу предупреждать вас обо всем, что он задумал.
Секунду он смотрел на нее безучастно, потом расхохотался:
— Наивная мысль, клянусь Богом! Да вы меня совсем дураком считаете?
— Я вполне серьезна, Джеррен, — с самой горячей искренностью промолвила она. — Ведь он коварен безмерно и не прекратит строить самые хитроумные козни, а будет снова и снова злоумышлять против вас.
— Однако теперь вы пожелали переметнуться, — заметил Джеррен и резко добавил: — Почему?
Он ожидал, что она расскажет, как заподозрила Роджера в вероломстве, и был готов поверить. Если она осознала, в какую опасность ее ввергли собственные интриги, то, естественно, попытается избегнуть угрозы, даже если при этом придется объединить усилия с ним, Джерреном. Однако, к его изумлению, она даже не упомянула о Келшелле. Смертельно бледное лицо окрасилось легким румянцем, когда она тихо произнесла:
— Потому, что попытавшись воспользоваться услугами Байбери, чтобы наказать вас, я с тех пор не однажды жалела о том, да как горько жалела! Угроза вашей жизни увеличилась в сотни раз, и теперь то, что я предлагаю, — единственное, кажущееся мне разумным средство исправить положение. Из-за меня пришлось вам драться на дуэли, но Бог свидетель, то была все-таки не моя вина. Прошу вас, Джеррен, верьте мне и примите помощь, которую я предлагаю.
Говоря, она не осмеливалась поднять глаз и потому не могла видеть мрачного презрения, разливавшегося по его лицу. Он смотрел на нее, даже отчасти забавляясь, не переставая удивляться наглости этой женщины, которая, совершив невероятное предательство, наняв убийц, дабы лишить его жизни, и еще не ведающая о сегодняшнем столкновении с ними, осмеливается умолять его о доверии, намериваясь в доказательство предать своего сообщника; женщины, красота которой по-прежнему вызывала в нем мучительные судороги страсти, и которую, проклиная себя за глупость, он продолжал любить, невзирая на все ее зло. Он молча ждал, с горечью и недоумением вопрошая себя, как же далеко может зайти она в новой попытке обмануть его.
— Теперь я понимаю, насколько была слепа, — продолжала между тем Антония. — Своевольно, . нечестиво слепа! Ведь вы лежали в жару и лихорадке, а я только и думала что о своей обиде. Мне следовало проявить терпение и дождаться, пока вы поправитесь и сами сможете убедиться, как несправедливо судили обо мне. Сейчас я прошу не прощения, поскольку мой поступок его не заслуживает, но хотя бы дозволения восполнить нанесенный мною урон.
— Могу я поинтересоваться, — спросил он невыразительным тоном, — как вы предполагаете это осуществить?
— Я уже говорила. Поскольку дядя Роджер считает, будто я все еще заодно с ним, то станет рассказывать мне о своих намерениях. Таким образом, вы сможете не только уберечься от его козней, но раз и навсегда побить его его же оружием.
— А когда к мистеру Келшеллу будут приняты меры, что дальше? Вы же сами говорите, что не добиваетесь прощения?
— Я не вправе его добиваться, — запинаясь, проговорила она, — но если хотите, могу лишь просить. Вы этого хотите, Джеррен? Видеть меня униженной, вымаливающей у вас прощения? Извольте! — И мягким, грациозным движением скользнув вниз, она упала на колени, сжимая его безответные руки в своих; в голосе ее трепетало рыдание. — Джеррен, если не можешь простить, то хоть поверь! Проси любого доказательства, и я дам его с радостью, только не отсылай меня!
Она склонила голову, стоя на коленях, и умолкла; но раздавшийся бесконечно издевательский, хоть и тихий смех Джеррена прозвучал, как пощечина.
— Мадам, вы оказываете мне честь, которой я не заслуживаю. И в какую же ловушку вы намерены заманить меня теперь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22