Она съела их на веранде, наблюдая за речными пароходиками, ей хотелось бы плыть на каком-то из них.
Дни рождения… о, эти дни рождения.
«Если есть день, когда одинокий человек чувствует себя еще более одиноким, когда забытый и заброшенный чувствует себя еще более забытым, то это именно день рождения», – думала Бесс. Надвигались сумерки, она вышла во двор и на какое-то время отвлеклась, выдергивая сорняки на огороженных камнями клумбах. Когда-то она ими занималась, но, поступив в колледж, забросила. Скоро это занятие ей осточертело, она сломала ноготь и ушла в дом. Долго лежала в ванне, наложив на лицо маску. Смыв ее, она внимательно рассмотрела свою кожу.
– Сорок один. Господи. Кожа уже становится как у тетушки – старой девы.
Сорок один – ни подарков, ни звонков.
В уголках глаз появляются все новые морщинки. Обозначился намек на второй подбородок, он возникает, если она забывает высоко держать голову.
В одиннадцать вечера она выключила телевизор и лампу в спальне и лежала с открытыми окнами, слушая стрекот цикад, шелест ночных бабочек, ударяющихся о подоконник, вдыхая аромат влажного ночного воздуха, доносящийся со двора, вспоминая, как ей было шестнадцать лет и она вместе с другими ребятами отправлялась в кинотеатр на открытом воздухе, где можно было даже не вылезать из машины. Тогда в компании недостатка не было.
В дом напротив приехали соседи, Элейн и Крейг Мейсон, которые были женаты, наверное, лет сорок. Послышался звук захлопывающейся машинной дверцы, тихий разговор. Закрылась их тяжелая металлическая дверь, и снова все стихло. Бесс взбила подушки, понимая, что не заснет долго, откинулась на них с открытыми глазами, сосредоточив внимание на игре теней на стене, отбрасываемых фонарем во дворе через листву клена.
Когда зазвонил телефон, она вскочила так, как будто через нее пропустили электрический ток. Красные цифры на электронных часах показывали 11.07. Она схватила в темноте трубку, молясь: «Пусть это будет Майкл».
– Привет, Бесс, – сказал он.
От звука его голоса глазам стало больно.
– Привет.
Она вновь легла, касаясь трубки второй рукой, как будто это был его подбородок.
Цикады на улице продолжали трещать, в телефонной же трубке воцарилась тишина. Она понимала: это означает, что он недоволен собой за то, что не выдержал и позвонил после того, как клялся не делать этого.
– Сегодня день твоего рождения?
– Да.
Она прикрыла глаза, чтобы им было не так больно.
– Тогда поздравляю.
– Спасибо.
Они так долго молчали, что у нее начало болеть горло. Цикады продолжали свой стрекот.
Наконец Майкл спросил:
– Как-то его отмечала?
– Нет.
– С ребятами?
– Нет.
– И Лиза не приезжала?
– Нет. Она сказала, что мы скоро увидимся, наверное в конце недели. А Рэнди нет дома, он играет в Южной Дакоте.
– Черт бы побрал этих детей. Они должны были бы что-то для тебя придумать.
Она высморкалась в простыню и постаралась, чтобы ее голос звучал нормально:
– Да ну. Ерунда. Просто один из дней рождения. Будут и другие.
«Пожалуйста, приезжай. Майкл. Приезжай и обними меня».
– Да, в общем-то так. Но все равно они должны были что-то сделать.
И вновь тишина льется в телефонную трубку. Она думала: звонит ли он из спальни, во что он одет, горит ли свет.
Представила себе, что он лежит раздетый, в темной комнате на застеленной кровати, подняв одно колено. Двери балкона открыты.
– Я… ну… у меня решился вопрос с этим зданием на Виктория и Гранд.
Ей казалось, что она видит, как он рассматривает свои ногти и собирает простыню горкой.
– Скоро начнется строительство.
– Здорово. – Она изобразила радость. – Это… Это здорово.
«Почему мы в разных спальнях, Майкл?»
Если она не придумает сейчас что-то веселенькое, он повесит трубку. Она уставилась на тень на противоположной стене и мучительно искала, что бы такое сказать.
– Мама поехала в Сан-Хуан.
– Сан-Хуан… это хорошо.
И после паузы:
– Значит, она к тебе сегодня тоже не заглядывала…
– Нет, но прислала поздравительную открытку. Она здорово проводит время с друзьями.
– Ей всегда это удавалось.
Бесс повернулась на бок, прижимая трубку к подушке, обмотав телефонный шнур вокруг указательного пальца. Ее грудь разрывалась от тоски. Господи, как он ей нужен!
– Бесс, ты тут?
– Да.
– Ладно. Слушай… – Он прокашлялся. – Я считал, что должен позвонить. Ну, ты понимаешь, сила привычки.
Он засмеялся. О, какой грустный смех!
– Я думал о тебе.
– Я тоже думала о тебе.
Он молчал, и она знала, что он ждет, чтобы она сказала: «Я хочу тебя видеть, приезжай». Но слова застряли у нее в горле, потому что она боялась, что она хочет видеть его лишь в своей постели, и оттого, что ей так одиноко в день ее рождения, что ей сорок один и она боится провести остаток жизни в одиночестве. А если он приедет и они займутся любовью, это будет означать, что она использует его, а хорошие, порядочные женщины не должны поступать так по отношению к мужчинам, даже своим бывшим мужьям. И что она скажет, если он опять после этого попросит ее выйти за него замуж?
– Да… уже поздно. Мне нужно идти.
– Мне тоже.
Она закрыла лицо рукой, зажмурила глаза и закусила губы, чтобы рыдания не вырвались наружу. Телефон тяжелой глыбой лежал между ухом и подушкой.
– Ладно, пока, Бесс.
– Пока, Майкл… Майкл, подожди!
Она приподнялась на одном локте, слезы наконец хлынули рекой. Но он уже повесил трубку. И ее рыдания слышали лишь цикады.
Глава 17
Лиза позвонила в «Синий ирис» шестнадцатого августа в одиннадцать утра и сказала, что роды начались. Воды не отошли, но у нее схватки, и она позвонила врачу. Нет необходимости Бесс приезжать сейчас, она позвонит, когда нужно.
Бесс отменила все встречи и стояла в магазине около телефона.
Хидер сказала:
– Поневоле вспоминаешь дни, когда рожала сама, правда?
– Да, – ответила Бесс. – Я рожала Лизу тринадцать часов, а Рэнди появился через пять. О, я должна позвонить ему и сообщить новость!
Она посмотрела на часы и подняла телефонную трубку. Их отношения усложнились после того, как она ударила его тогда. Она пыталась с ним говорить, но он лишь мычал в ответ. Она старалась, он – нет.
Рэнди ответил на третий звонок.
– Рэнди, я так рада, что ты еще дома. Я хотела, чтобы ты знал, что у Лизы начались роды. Она пока еще дома, но похоже, что это действительно начало.
– Да? Что ж, пожелай ей удачи.
– А ты сам не можешь это сделать?
– Оркестр в час дня уезжает в Бемиджи.
– Бемиджи… – повторила она обескураженно.
– Это не край света, мама.
– Да нет, конечно, но мне не нравится, что тебе приходится столько разъезжать.
– Это всего лишь пять часов.
– Ну, будь осторожен, дорогой, и обязательно поспи перед обратной дорогой.
– Хорошо.
– И не пей, садясь за руль.
– Да брось, ма…
– Я беспокоюсь о тебе.
– Беспокойся о себе. Я уже большой мальчик.
– Когда вернешься?
– Завтра утром. Мы играем завтра вечером в Уайт-Бер-Лэйке.
– Я оставлю записку дома, если ребенок родится. Если нет, позвони в магазин.
– Хорошо, мама, мне пора идти.
– Иди, но, послушай… я люблю тебя.
Он молчал слишком долго, прежде чем сказать: «Да, я тоже», как будто ему было слишком трудно произнести эти слова.
Повесив трубку, Бесс почувствовала себя совсем одинокой Она продолжала стоять, положив руку на телефон, смотрела в окно и чувствовала, что как мать она не состоялась Ей стали понятны чувства Майкла все эти годы, и она сама не знала теперь, как преодолеть пропасть между собой и Рэнди.
– Что-то не так? – спросила Хидер. Она обметала пыль с полок и стеклянных фигурок, двигаясь вдоль западной стены.
– О! – Бесс глубоко вздохнула. – Не знаю.
Через некоторое время она повернулась к Хидер и спросила:
– Среди твоих детей есть ребенок, которого труднее любить, чем других? Или это только у меня так? Я чувствую себя временами такой виноватой, но клянусь, мой младший сам держится отчужденно.
– Нет, это не только у тебя. У меня есть такой же ребенок. Моя средняя, Ким. Она не любит, когда ее обнимают, я уж не говорю, целуют. После того как ей исполнилось тринадцать, она отказывается делать что-либо вместе с нами. Игнорирует День матери и День отца, критикует программы радио, которые слушаю я, ей не нравится, как я вожу машину, она не любит фильмы, которые я люблю, одежду, которую я ношу. Приходит домой, только когда ей что-нибудь нужно. Иногда становится трудно любить такого ребенка.
– Как ты думаешь, они это перерастут?
Хидер поставила миску на полку и сказала:
– О, я надеюсь. Что-нибудь не так между тобой и Рэнди?
Бесс недоверчиво поглядела на Хидер:
– Сказать правду?
Хидер продолжала свое занятие.
– Он застал меня в постели с его отцом.
Хидер начала смеяться, сначала еле слышно, а потом на весь магазин. Когда смех прекратился, она подняла веничек для пыли над головой и стала его раскручивать:
– Ура!
Бесс слегка покраснела.
– Вся пыль летит обратно.
– А, плевать. Уволь меня.
Хидер вновь занялась вытиранием, улыбаясь.
– Я так и думала, что между вами что-то происходит серьезное. Я понимала, что ты занимаешься с ним не только бизнесом. Что касается меня, то я рада.
– Не радуйся, пожалуйста. Потому что от этого одни только проблемы. Рэнди всегда очень горько воспринимал наш развод, и он наконец высказал все отцу. Тут вмешалась я, и все вообще вышло из-под контроля. Я дала Рэнди пощечину, и с тех пор он сторонится меня. О, я просто в отчаянии, Хидер. Иногда роль матери мне ненавистна.
– У нас у всех так, временами.
– Что я сделала не правильно? Я любила его всю жизнь. Я говорила ему об этом, я целовала и обнимала его. Я посещала все родительские собрания. Я делала все, чему учили книги, но в какой-то момент я упустила его. И он уходит все дальше и дальше. Я знаю, что он пьет, курит марихуану, но никак не поймаю его, чтобы остановить.
Хидер оставила свой веничек, обошла прилавок, ласково обняла Бесс:
– Не всегда мы делаем что-то не так. Иногда и они виноваты. А нам остается лишь ждать, пока они перерастут и доверятся нам или дойдут до предела.
– Рэнди так любит свою музыку. Он так мечтал играть с оркестром, но я боюсь за него. Такой образ жизни может погубить его.
– Ты не можешь выбирать за него, Бесс. Больше уже не можешь.
– Я знаю. – Бесс на секунду прижалась к Хидер теснее. – Я знаю.
Когда она отстранилась, глаза ее блестели.
– Спасибо. Ты настоящий друг.
– Я мать, как и ты, и тоже лезла вон из кожи, но… – Хидер подняла и опустила ладони. – Все, что мы можем сделать, это любить их и надеяться на лучшее.
Было трудно сосредоточиться на работе, зная, что Лиза рожает, Бесс так и не смогла закончить кое-какие эскизы и занялась обслуживанием клиентов, потом прикрепила ярлыки к новой партии белья и повесила его для обозрения на старомодные деревянные брусья. Вышла на улицу, полила герани в ящиках под окном, распаковала новые обои. Каждые пять минут смотрела на часы.
Марк позвонил около трех:
– Мы в больнице. Вы можете сейчас приехать?
Бесс еле успела сказать «до свидания», схватила сумку и побежала.
Больница была милях в двух от магазина. Вверх по Миртл-стрит к холму и затем к югу на Грили-стрит, на возвышенность, с которой было видно озеро Лили. Другие больницы были ближе к дому Лизы и Марка, но ее беременность подтвердил врач, которого Бесс знала всю жизнь, и Лиза предпочла, чтобы рядом с ней были знакомые люди. Бесс тоже почувствовала большую уверенность, подходя к больнице, в которой родились Лиза и Рэнди, где лечили Лизину сломанную руку, где ее дети получали медицинскую карту для школы, где им давали бесконечные полоскания для горла, где в историях болезней, которые до сих пор хранились в металлических ящиках, фиксировался их вес и рост. Здесь вся семья последний раз видела дедушку Дорнера.
Родильное отделение было совсем новым. Пахло клеем и краской. Вестибюль, освещенный спокойным светом, вел к посту дежурной сестры.
– Я мама Лизы Пэдгетт, – обратилась Бесс к дежурной сестре.
Молодая женщина проводила ее в родильную комнату. Там были Лиза, Марк и улыбающаяся медсестра, к халату которой была прикреплена пластинка с именем «Джейн Мире». Лиза лежала на кровати в мятом халатике, а Джейн приспосабливала какую-то белую трубку к ее животу. Она взяла два сенсора, прикрепила к трубке, ласково похлопала их и сказала: «Ну вот». Сенсоры были соединены с аппаратом возле кровати.
Лиза увидела Бесс:
– Привет, мама.
Бесс подошла к Лизе, наклонилась и поцеловала ее:
– Привет, дорогая. Привет, Марк. Как дела?
– Неплохо. Привязали меня к этой машине, чтобы мы были в курсе, если ребенок передумает или что-то вроде этого.
Повернувшись к сестре, она сказала:
– Это моя мама, Бесс… – И пояснила матери:
– А это та дама, которая должна провести меня через семь кругов ада.
Мисс Мире засмеялась:
– О, я надеюсь, что мне не придется этого делать. Не думаю, чтобы все было настолько плохо. Посмотри сюда…
Сестра положила руку на аппарат, где светились оранжевые световые цифры рядом с крошечным оранжевым сердцем, которое вспыхивало ритмично, со звуком, напоминавшим шипение заезженной пластинки.
– Это монитор. Слышно биение сердца ребенка.
Все взоры сосредоточились на бьющемся сердце, а из монитора стала змеей выползать белая лента с цифрами.
– А это, – мисс Мире указала на зеленую цифру рядом с оранжевой, – это твои схватки, Лиза. Марк, твоя задача следить за ними. Между схватками появляется цифра «13» или «14». Как только ты увидишь, что она растет, ты должен напомнить Лизе, чтобы она глубже дышала. Схватка достигает своего пика примерно за тридцать секунд, через сорок пять прекращается. Все длится около минуты. Поверь мне, Марк, ты будешь часто знать о том, что начинается схватка, еще до ее начала.
Мисс Мире едва успела закончить, как Марк сказал:
– Поднимается.
Он пододвинулся ближе к Лизе, не отрывая глаз от монитора. Лиза напряглась, и он напомнил ей:
– Расслабься. Помнишь – три выдоха, один вдох. Выдох, выдох, выдох, вдох… выдох, выдох, выдох… вдох… Пятнадцать секунд… тридцать… держись, дорогая, сорок пять, схватка почти кончилась… ты молодец.
Бесс беспомощно стояла рядом, чувствуя, как у нее самой все сжимается внутри. Марк же оставался бастионом спокойствия. Он наклонился над Лизой. Убрал ей волосы со лба, улыбнулся ей в глаза, что-то прошептал. Лиза кивнула и закрыла глаза.
Бесс посмотрела на часы: 3.19.
Следующая схватка началась через пятнадцать минут, к этому времени подоспела и мать Марка. Она поздоровалась со всеми, Марку быстро пожала руку.
– Отец придет? – спросил Марк.
– Он на работе. Я оставила ему записку на кухонном столе. Привет, Лиза, привет, дорогая. Сегодня твоя талия вернется к норме. Держу пари, что ты счастлива.
Она поцеловала Лизу в щеку и сказала:
– Я думаю, родится мальчик. Не знаю почему, но мне так кажется.
– Ну, тогда у него будут проблемы. Мы не придумали ему имени, а девочку назовем Натали.
Новая схватка. Бесс было тяжело видеть, как страдает Лиза. Ее девочка. Ее драгоценный первенец, Лиза, которая, когда ей было пять, шесть, семь лет, по-матерински опекала своего младшего брата. Так, как это обычно делают маленькие девочки: держала за руку, когда они вместе переходили дорогу; приподнимала его к фонтанчику для воды; успокаивала, когда он падал и разбивал коленки. И вот она взрослая женщина, у нее скоро появится свой ребенок. И хотя Бесс понимала, что счастье можно было обрести только через эту боль, наблюдать страдания дочери было ужасно.
В какие-то моменты Бесс жалела, что не подождала, пока ребенок благополучно родится. И тут же почувствовала себя виноватой за свой эгоизм. Она бы хотела быть более полезной. Она подумала: «Хорошо было бы, если бы Лиза снова была маленькой девочкой». Но одернула себя: «Да нет, что за глупость, я совсем этого не хочу». Ей приятно иметь взрослую дочь. И тем не менее в эти минуты в памяти всплывали картины, как Лиза, маленькая, ходит в детский сад, как храбро сама первый раз переходит дорогу. Странно, что эти картины возникали в памяти в тот час, когда Лиза была так далека от детства. Может быть, это вообще характерно для каких-то переломных моментов в жизни: возникают грусть и тоска по прошлому.
Временами, когда схватки отпускали, Бесс и Хилди вздыхали с облегчением, смотрели друг на друга и понимали, что стараются дышать в унисон с Лизой, как будто это могло ей помочь.
В 6.30 вечера приехал Джейк Пэдгетт, и Бесс вышла из родилки на какое-то время, так как там скопилось слишком много народу. Она подошла к автомату в буфете, получила банку коки и взяла ее с собой в комнату ожидания, примыкавшую к Лизиной, просторную, с удобными стульями, угловым диваном, достаточно длинным, чтобы на нем можно было вытянуться и подремать. Здесь был холодильник с закусками, кофеварка, ванна, телевизор, игрушки, книги.
Но голова ее была слишком занята Лизой, чтобы чем-то отвлечься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Дни рождения… о, эти дни рождения.
«Если есть день, когда одинокий человек чувствует себя еще более одиноким, когда забытый и заброшенный чувствует себя еще более забытым, то это именно день рождения», – думала Бесс. Надвигались сумерки, она вышла во двор и на какое-то время отвлеклась, выдергивая сорняки на огороженных камнями клумбах. Когда-то она ими занималась, но, поступив в колледж, забросила. Скоро это занятие ей осточертело, она сломала ноготь и ушла в дом. Долго лежала в ванне, наложив на лицо маску. Смыв ее, она внимательно рассмотрела свою кожу.
– Сорок один. Господи. Кожа уже становится как у тетушки – старой девы.
Сорок один – ни подарков, ни звонков.
В уголках глаз появляются все новые морщинки. Обозначился намек на второй подбородок, он возникает, если она забывает высоко держать голову.
В одиннадцать вечера она выключила телевизор и лампу в спальне и лежала с открытыми окнами, слушая стрекот цикад, шелест ночных бабочек, ударяющихся о подоконник, вдыхая аромат влажного ночного воздуха, доносящийся со двора, вспоминая, как ей было шестнадцать лет и она вместе с другими ребятами отправлялась в кинотеатр на открытом воздухе, где можно было даже не вылезать из машины. Тогда в компании недостатка не было.
В дом напротив приехали соседи, Элейн и Крейг Мейсон, которые были женаты, наверное, лет сорок. Послышался звук захлопывающейся машинной дверцы, тихий разговор. Закрылась их тяжелая металлическая дверь, и снова все стихло. Бесс взбила подушки, понимая, что не заснет долго, откинулась на них с открытыми глазами, сосредоточив внимание на игре теней на стене, отбрасываемых фонарем во дворе через листву клена.
Когда зазвонил телефон, она вскочила так, как будто через нее пропустили электрический ток. Красные цифры на электронных часах показывали 11.07. Она схватила в темноте трубку, молясь: «Пусть это будет Майкл».
– Привет, Бесс, – сказал он.
От звука его голоса глазам стало больно.
– Привет.
Она вновь легла, касаясь трубки второй рукой, как будто это был его подбородок.
Цикады на улице продолжали трещать, в телефонной же трубке воцарилась тишина. Она понимала: это означает, что он недоволен собой за то, что не выдержал и позвонил после того, как клялся не делать этого.
– Сегодня день твоего рождения?
– Да.
Она прикрыла глаза, чтобы им было не так больно.
– Тогда поздравляю.
– Спасибо.
Они так долго молчали, что у нее начало болеть горло. Цикады продолжали свой стрекот.
Наконец Майкл спросил:
– Как-то его отмечала?
– Нет.
– С ребятами?
– Нет.
– И Лиза не приезжала?
– Нет. Она сказала, что мы скоро увидимся, наверное в конце недели. А Рэнди нет дома, он играет в Южной Дакоте.
– Черт бы побрал этих детей. Они должны были бы что-то для тебя придумать.
Она высморкалась в простыню и постаралась, чтобы ее голос звучал нормально:
– Да ну. Ерунда. Просто один из дней рождения. Будут и другие.
«Пожалуйста, приезжай. Майкл. Приезжай и обними меня».
– Да, в общем-то так. Но все равно они должны были что-то сделать.
И вновь тишина льется в телефонную трубку. Она думала: звонит ли он из спальни, во что он одет, горит ли свет.
Представила себе, что он лежит раздетый, в темной комнате на застеленной кровати, подняв одно колено. Двери балкона открыты.
– Я… ну… у меня решился вопрос с этим зданием на Виктория и Гранд.
Ей казалось, что она видит, как он рассматривает свои ногти и собирает простыню горкой.
– Скоро начнется строительство.
– Здорово. – Она изобразила радость. – Это… Это здорово.
«Почему мы в разных спальнях, Майкл?»
Если она не придумает сейчас что-то веселенькое, он повесит трубку. Она уставилась на тень на противоположной стене и мучительно искала, что бы такое сказать.
– Мама поехала в Сан-Хуан.
– Сан-Хуан… это хорошо.
И после паузы:
– Значит, она к тебе сегодня тоже не заглядывала…
– Нет, но прислала поздравительную открытку. Она здорово проводит время с друзьями.
– Ей всегда это удавалось.
Бесс повернулась на бок, прижимая трубку к подушке, обмотав телефонный шнур вокруг указательного пальца. Ее грудь разрывалась от тоски. Господи, как он ей нужен!
– Бесс, ты тут?
– Да.
– Ладно. Слушай… – Он прокашлялся. – Я считал, что должен позвонить. Ну, ты понимаешь, сила привычки.
Он засмеялся. О, какой грустный смех!
– Я думал о тебе.
– Я тоже думала о тебе.
Он молчал, и она знала, что он ждет, чтобы она сказала: «Я хочу тебя видеть, приезжай». Но слова застряли у нее в горле, потому что она боялась, что она хочет видеть его лишь в своей постели, и оттого, что ей так одиноко в день ее рождения, что ей сорок один и она боится провести остаток жизни в одиночестве. А если он приедет и они займутся любовью, это будет означать, что она использует его, а хорошие, порядочные женщины не должны поступать так по отношению к мужчинам, даже своим бывшим мужьям. И что она скажет, если он опять после этого попросит ее выйти за него замуж?
– Да… уже поздно. Мне нужно идти.
– Мне тоже.
Она закрыла лицо рукой, зажмурила глаза и закусила губы, чтобы рыдания не вырвались наружу. Телефон тяжелой глыбой лежал между ухом и подушкой.
– Ладно, пока, Бесс.
– Пока, Майкл… Майкл, подожди!
Она приподнялась на одном локте, слезы наконец хлынули рекой. Но он уже повесил трубку. И ее рыдания слышали лишь цикады.
Глава 17
Лиза позвонила в «Синий ирис» шестнадцатого августа в одиннадцать утра и сказала, что роды начались. Воды не отошли, но у нее схватки, и она позвонила врачу. Нет необходимости Бесс приезжать сейчас, она позвонит, когда нужно.
Бесс отменила все встречи и стояла в магазине около телефона.
Хидер сказала:
– Поневоле вспоминаешь дни, когда рожала сама, правда?
– Да, – ответила Бесс. – Я рожала Лизу тринадцать часов, а Рэнди появился через пять. О, я должна позвонить ему и сообщить новость!
Она посмотрела на часы и подняла телефонную трубку. Их отношения усложнились после того, как она ударила его тогда. Она пыталась с ним говорить, но он лишь мычал в ответ. Она старалась, он – нет.
Рэнди ответил на третий звонок.
– Рэнди, я так рада, что ты еще дома. Я хотела, чтобы ты знал, что у Лизы начались роды. Она пока еще дома, но похоже, что это действительно начало.
– Да? Что ж, пожелай ей удачи.
– А ты сам не можешь это сделать?
– Оркестр в час дня уезжает в Бемиджи.
– Бемиджи… – повторила она обескураженно.
– Это не край света, мама.
– Да нет, конечно, но мне не нравится, что тебе приходится столько разъезжать.
– Это всего лишь пять часов.
– Ну, будь осторожен, дорогой, и обязательно поспи перед обратной дорогой.
– Хорошо.
– И не пей, садясь за руль.
– Да брось, ма…
– Я беспокоюсь о тебе.
– Беспокойся о себе. Я уже большой мальчик.
– Когда вернешься?
– Завтра утром. Мы играем завтра вечером в Уайт-Бер-Лэйке.
– Я оставлю записку дома, если ребенок родится. Если нет, позвони в магазин.
– Хорошо, мама, мне пора идти.
– Иди, но, послушай… я люблю тебя.
Он молчал слишком долго, прежде чем сказать: «Да, я тоже», как будто ему было слишком трудно произнести эти слова.
Повесив трубку, Бесс почувствовала себя совсем одинокой Она продолжала стоять, положив руку на телефон, смотрела в окно и чувствовала, что как мать она не состоялась Ей стали понятны чувства Майкла все эти годы, и она сама не знала теперь, как преодолеть пропасть между собой и Рэнди.
– Что-то не так? – спросила Хидер. Она обметала пыль с полок и стеклянных фигурок, двигаясь вдоль западной стены.
– О! – Бесс глубоко вздохнула. – Не знаю.
Через некоторое время она повернулась к Хидер и спросила:
– Среди твоих детей есть ребенок, которого труднее любить, чем других? Или это только у меня так? Я чувствую себя временами такой виноватой, но клянусь, мой младший сам держится отчужденно.
– Нет, это не только у тебя. У меня есть такой же ребенок. Моя средняя, Ким. Она не любит, когда ее обнимают, я уж не говорю, целуют. После того как ей исполнилось тринадцать, она отказывается делать что-либо вместе с нами. Игнорирует День матери и День отца, критикует программы радио, которые слушаю я, ей не нравится, как я вожу машину, она не любит фильмы, которые я люблю, одежду, которую я ношу. Приходит домой, только когда ей что-нибудь нужно. Иногда становится трудно любить такого ребенка.
– Как ты думаешь, они это перерастут?
Хидер поставила миску на полку и сказала:
– О, я надеюсь. Что-нибудь не так между тобой и Рэнди?
Бесс недоверчиво поглядела на Хидер:
– Сказать правду?
Хидер продолжала свое занятие.
– Он застал меня в постели с его отцом.
Хидер начала смеяться, сначала еле слышно, а потом на весь магазин. Когда смех прекратился, она подняла веничек для пыли над головой и стала его раскручивать:
– Ура!
Бесс слегка покраснела.
– Вся пыль летит обратно.
– А, плевать. Уволь меня.
Хидер вновь занялась вытиранием, улыбаясь.
– Я так и думала, что между вами что-то происходит серьезное. Я понимала, что ты занимаешься с ним не только бизнесом. Что касается меня, то я рада.
– Не радуйся, пожалуйста. Потому что от этого одни только проблемы. Рэнди всегда очень горько воспринимал наш развод, и он наконец высказал все отцу. Тут вмешалась я, и все вообще вышло из-под контроля. Я дала Рэнди пощечину, и с тех пор он сторонится меня. О, я просто в отчаянии, Хидер. Иногда роль матери мне ненавистна.
– У нас у всех так, временами.
– Что я сделала не правильно? Я любила его всю жизнь. Я говорила ему об этом, я целовала и обнимала его. Я посещала все родительские собрания. Я делала все, чему учили книги, но в какой-то момент я упустила его. И он уходит все дальше и дальше. Я знаю, что он пьет, курит марихуану, но никак не поймаю его, чтобы остановить.
Хидер оставила свой веничек, обошла прилавок, ласково обняла Бесс:
– Не всегда мы делаем что-то не так. Иногда и они виноваты. А нам остается лишь ждать, пока они перерастут и доверятся нам или дойдут до предела.
– Рэнди так любит свою музыку. Он так мечтал играть с оркестром, но я боюсь за него. Такой образ жизни может погубить его.
– Ты не можешь выбирать за него, Бесс. Больше уже не можешь.
– Я знаю. – Бесс на секунду прижалась к Хидер теснее. – Я знаю.
Когда она отстранилась, глаза ее блестели.
– Спасибо. Ты настоящий друг.
– Я мать, как и ты, и тоже лезла вон из кожи, но… – Хидер подняла и опустила ладони. – Все, что мы можем сделать, это любить их и надеяться на лучшее.
Было трудно сосредоточиться на работе, зная, что Лиза рожает, Бесс так и не смогла закончить кое-какие эскизы и занялась обслуживанием клиентов, потом прикрепила ярлыки к новой партии белья и повесила его для обозрения на старомодные деревянные брусья. Вышла на улицу, полила герани в ящиках под окном, распаковала новые обои. Каждые пять минут смотрела на часы.
Марк позвонил около трех:
– Мы в больнице. Вы можете сейчас приехать?
Бесс еле успела сказать «до свидания», схватила сумку и побежала.
Больница была милях в двух от магазина. Вверх по Миртл-стрит к холму и затем к югу на Грили-стрит, на возвышенность, с которой было видно озеро Лили. Другие больницы были ближе к дому Лизы и Марка, но ее беременность подтвердил врач, которого Бесс знала всю жизнь, и Лиза предпочла, чтобы рядом с ней были знакомые люди. Бесс тоже почувствовала большую уверенность, подходя к больнице, в которой родились Лиза и Рэнди, где лечили Лизину сломанную руку, где ее дети получали медицинскую карту для школы, где им давали бесконечные полоскания для горла, где в историях болезней, которые до сих пор хранились в металлических ящиках, фиксировался их вес и рост. Здесь вся семья последний раз видела дедушку Дорнера.
Родильное отделение было совсем новым. Пахло клеем и краской. Вестибюль, освещенный спокойным светом, вел к посту дежурной сестры.
– Я мама Лизы Пэдгетт, – обратилась Бесс к дежурной сестре.
Молодая женщина проводила ее в родильную комнату. Там были Лиза, Марк и улыбающаяся медсестра, к халату которой была прикреплена пластинка с именем «Джейн Мире». Лиза лежала на кровати в мятом халатике, а Джейн приспосабливала какую-то белую трубку к ее животу. Она взяла два сенсора, прикрепила к трубке, ласково похлопала их и сказала: «Ну вот». Сенсоры были соединены с аппаратом возле кровати.
Лиза увидела Бесс:
– Привет, мама.
Бесс подошла к Лизе, наклонилась и поцеловала ее:
– Привет, дорогая. Привет, Марк. Как дела?
– Неплохо. Привязали меня к этой машине, чтобы мы были в курсе, если ребенок передумает или что-то вроде этого.
Повернувшись к сестре, она сказала:
– Это моя мама, Бесс… – И пояснила матери:
– А это та дама, которая должна провести меня через семь кругов ада.
Мисс Мире засмеялась:
– О, я надеюсь, что мне не придется этого делать. Не думаю, чтобы все было настолько плохо. Посмотри сюда…
Сестра положила руку на аппарат, где светились оранжевые световые цифры рядом с крошечным оранжевым сердцем, которое вспыхивало ритмично, со звуком, напоминавшим шипение заезженной пластинки.
– Это монитор. Слышно биение сердца ребенка.
Все взоры сосредоточились на бьющемся сердце, а из монитора стала змеей выползать белая лента с цифрами.
– А это, – мисс Мире указала на зеленую цифру рядом с оранжевой, – это твои схватки, Лиза. Марк, твоя задача следить за ними. Между схватками появляется цифра «13» или «14». Как только ты увидишь, что она растет, ты должен напомнить Лизе, чтобы она глубже дышала. Схватка достигает своего пика примерно за тридцать секунд, через сорок пять прекращается. Все длится около минуты. Поверь мне, Марк, ты будешь часто знать о том, что начинается схватка, еще до ее начала.
Мисс Мире едва успела закончить, как Марк сказал:
– Поднимается.
Он пододвинулся ближе к Лизе, не отрывая глаз от монитора. Лиза напряглась, и он напомнил ей:
– Расслабься. Помнишь – три выдоха, один вдох. Выдох, выдох, выдох, вдох… выдох, выдох, выдох… вдох… Пятнадцать секунд… тридцать… держись, дорогая, сорок пять, схватка почти кончилась… ты молодец.
Бесс беспомощно стояла рядом, чувствуя, как у нее самой все сжимается внутри. Марк же оставался бастионом спокойствия. Он наклонился над Лизой. Убрал ей волосы со лба, улыбнулся ей в глаза, что-то прошептал. Лиза кивнула и закрыла глаза.
Бесс посмотрела на часы: 3.19.
Следующая схватка началась через пятнадцать минут, к этому времени подоспела и мать Марка. Она поздоровалась со всеми, Марку быстро пожала руку.
– Отец придет? – спросил Марк.
– Он на работе. Я оставила ему записку на кухонном столе. Привет, Лиза, привет, дорогая. Сегодня твоя талия вернется к норме. Держу пари, что ты счастлива.
Она поцеловала Лизу в щеку и сказала:
– Я думаю, родится мальчик. Не знаю почему, но мне так кажется.
– Ну, тогда у него будут проблемы. Мы не придумали ему имени, а девочку назовем Натали.
Новая схватка. Бесс было тяжело видеть, как страдает Лиза. Ее девочка. Ее драгоценный первенец, Лиза, которая, когда ей было пять, шесть, семь лет, по-матерински опекала своего младшего брата. Так, как это обычно делают маленькие девочки: держала за руку, когда они вместе переходили дорогу; приподнимала его к фонтанчику для воды; успокаивала, когда он падал и разбивал коленки. И вот она взрослая женщина, у нее скоро появится свой ребенок. И хотя Бесс понимала, что счастье можно было обрести только через эту боль, наблюдать страдания дочери было ужасно.
В какие-то моменты Бесс жалела, что не подождала, пока ребенок благополучно родится. И тут же почувствовала себя виноватой за свой эгоизм. Она бы хотела быть более полезной. Она подумала: «Хорошо было бы, если бы Лиза снова была маленькой девочкой». Но одернула себя: «Да нет, что за глупость, я совсем этого не хочу». Ей приятно иметь взрослую дочь. И тем не менее в эти минуты в памяти всплывали картины, как Лиза, маленькая, ходит в детский сад, как храбро сама первый раз переходит дорогу. Странно, что эти картины возникали в памяти в тот час, когда Лиза была так далека от детства. Может быть, это вообще характерно для каких-то переломных моментов в жизни: возникают грусть и тоска по прошлому.
Временами, когда схватки отпускали, Бесс и Хилди вздыхали с облегчением, смотрели друг на друга и понимали, что стараются дышать в унисон с Лизой, как будто это могло ей помочь.
В 6.30 вечера приехал Джейк Пэдгетт, и Бесс вышла из родилки на какое-то время, так как там скопилось слишком много народу. Она подошла к автомату в буфете, получила банку коки и взяла ее с собой в комнату ожидания, примыкавшую к Лизиной, просторную, с удобными стульями, угловым диваном, достаточно длинным, чтобы на нем можно было вытянуться и подремать. Здесь был холодильник с закусками, кофеварка, ванна, телевизор, игрушки, книги.
Но голова ее была слишком занята Лизой, чтобы чем-то отвлечься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35