Я уже заплатила восемьсот долларов. Может быть, положим в банк для Лизы по две тысячи, она будет расходовать, сколько ей нужно. А если что-то останется, мы поделим это. Подходит?
– Прекрасно.
– У меня на все есть счета, и я с удовольствием пошлю их тебе.
– Господи Боже, Бесс, я доверяю тебе.
– О!.. Хорошо… спасибо, Майкл. Тогда так и сделаем.
– Ты действительно считаешь, что-то может остаться?
Бесс подумала.
– Скорее всего нет.
– Ну вот, теперь ты говоришь здравые вещи. Но я не против того, чтобы потратить на нее деньги. А ты?
– Как я могу быть против? Она наша единственная дочь.
Бесс чувствовала непреодолимое желание спросить его, что он делал, где он был, во что одет. Задать все те вопросы, которые выдают глубокий интерес. Вместо этого она сказала:
– Тогда увидимся на репетиции.
Майкл откашлялся и ответил тусклым голосом:
– Да-а… конечно.
Повесив трубку, Бесс резко откинулась на спинку стула, запустила руки в волосы и набрала в легкие побольше воздуха.
Пол машины Рэнди выглядел как нечищенная клетка для птиц. То, что на него падало, так и оставалось там лежать. В день встречи у жениха и репетиции в церкви он постарался привести машину в относительный порядок. Пластиковые стаканчики от еды, грязные носки, пустые пакетики от презервативов, мятая «Твин ситиз ридерз», невскрытая почта, неотправленные письма, штрафы за парковку, огрызки пончиков, старые «адидасы», квитанции за стоянки – все это полетело в мусорный бак.
Он пропылесосил пол, вытряхнул пепельницы, подставил коврики под струю воды, вымыл окна снаружи и внутри и купил веточку голубой елочки на ветровое стекло. В машине стало пахнуть свежестью и чистотой.
В пассаже «Мэплвуд» он купил себе брюки и свитер и поехал домой – послушать группу «Форенэз», «Хочу знать, что такое любовь», поиграть на барабанах и помечтать о Марианне Пэдгетт.
Репетиция в церкви была назначена на шесть часов. Без четверти шесть, когда Бесс спросила его, хочет ли он поехать в ее машине, он ответил:
– Извини, мама, но у меня другие планы после репетиции.
В планы входило предложить Марианне Пэдгетт отвезти ее домой.
Когда, войдя в церковь Святой Марии, он увидел ее, ему показалось, что здесь не хватает кислорода. Так было с ним в девять лет, когда он, повисев вниз головой на брусьях минут пять, старался потом идти прямо. На ней было милое голубое пальто, типа матроски, милые маленькие голубые туфельки на невысоких каблуках, и она мило беседовала с Лизой. Наверняка она летом ездила в лагерь религиозной общины и была редактором школьной стенной газеты зимой.
У него ни разу в жизни не было такого сильного желания произвести впечатление.
Лиза увидела его:
– Привет, Рэнди.
– Привет, Лиза.
Он кивнул Марианне, надеясь, что его глаза не вылезают из орбит, и уставился в пол.
– Где мама? – спросила Лиза.
– Сейчас будет. Мы поехали на разных машинах.
– Вы с Марианной проходите к алтарю первыми.
Марианна сказала:
– Я как раз объясняю Лизе, что никогда еще не была на свадьбе.
– Я тоже.
– Интересно. Правда?
Он вспотел от волнения в своем новом свитере из акрила, и его буквально трясло. На ее маленьком хорошеньком личике сияли глаза, каждый размером с озеро. Глядя на пухлые губки и крошечную родинку над верхней губой, он подумал, что если ее поцеловать как надо, то можно и эту родинку поцеловать. И никакой косметики, которую можно было бы размазать.
– Было похоже, когда я причащалась. – сказала Марианна.
В притворе собралось много народу, и Лиза увидела еще кого-то, с кем надо было поговорить.
Рэнди, оставшись один на один с девушкой, отчаянно искал, что бы такое сказать.
– Ты всегда жила в Уайт-Бер-Лэйк?
– Да, я здесь родилась и выросла.
– Я туда на танцы ходил летом. Там хорошие оркестры.
– Ты любишь музыку?
– Это то, что меня с ума сводит. Я хочу играть в оркестре.
– На чем?
– На барабанах.
– О! – Она немного помолчала и спросила:
– Это трудная жизнь, да?
– Я не знаю. Я об этом не думал. У меня не было возможности это выяснить.
Появился отец Мор и начал что-то организовывать. Они все вошли в зал и положили пальто на скамьи.
Конечно же, на Марианне оказалось милое платье, какие-то штучки и кружевной воротничок. Рэнди был просто сражен.
Он стоял в глубокой задумчивости, когда кто-то положил руку на его плечо.
– Привет, Рэнди. Как дела?
Рэнди оглянулся. Увидев отца, он постарался, чтобы лицо его было бесстрастным, и ответил:
– О'кей.
Майкл убрал руку и кивнул девушке:
– Привет, Марианна.
Она улыбнулась:
– Я только что сказала Рэнди, что я первый раз на свадьбе. Он говорит, что он тоже.
– Для меня это тоже впервой, я был лишь на собственной.
Майкл подождал, не скажет ли что Рэнди, и, не дождавшись, отошел.
– Еще увидимся.
Бесстрастный взгляд Рэнди проследил за ним, и он бросил саркастически:
– На собственной… на двух собственных.
Марианна прошептала:
– Рэнди, это же твой отец.
– Не напоминай мне.
– Как ты можешь с ним так?
– Мы со стариком не разговариваем.
– Не разговариваете? Но ведь это ужасно! Как ты можешь не разговаривать со своим отцом?
– Я не разговариваю с ним с тринадцати лет.
Она смотрела на него так, как будто он поставил подножку старой даме.
Отец Мор попросил тишины, и началась церемония.
Рэнди злился на отца за то, что тот помешал разговору. Он целый день думал о Марианне Пэдгетт, мыл машину для нее, оделся в новую одежду для того, чтобы произвести на нее впечатление, и вот тот все поломал.
«Почему он от меня не отвяжется? Зачем ему нужно прикасаться ко мне, говорить со мной, выставлять меня перед девушкой ничтожеством, когда ничтожество – он сам? Я хотел показать Марианне, что могу быть джентльменом, поговорить с ней, хотел – получше узнать ее и в конце концов пригласить куда-нибудь. Подходит старик, и все летит к чертям собачьим».
Во время репетиции Рэнди вынужден был наблюдать, как отец с матерью идут к алтарю по обе стороны от Лизы, а затем садятся вместе на переднюю скамью. Время от времени ему самому приходилось вставать и поворачиваться лицом к собравшимся, и он не мог не видеть их рядом друг с другом. Они вели себя так, как будто все отлично. Какого хрена! Как может она стоять рядом с ним, как будто они и не расставались, как будто он и не виноват, что семья распалась? Она может говорить сколько ей угодно, что и она виновата тоже, но все это ерунда по сравнению с его виной, и никто не убедит Рэнди, что это не так.
Когда репетиция в церкви закончилась, все пошли в ресторан «Финнеган», где Пэдгетты заказали ужин. Рэнди ехал один, приехал раньше Марианны и ждал ее в вестибюле. Открылась дверь, и она вошла с улыбкой, продолжая разговор с родителями.
Марианна увидела его и, перестав улыбаться, прервала разговор.
– Привет еще раз, – сказал он, чувствуя неловкость от своей навязчивости. – Ты не против, если я сяду рядом с тобой?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Ты бы лучше сел рядом со своим отцом. Но я не против.
Он почувствовал, что краснеет. Краснеет, Бог мой! И услышал свои слова:
– Позволь, я тебе помогу.
Он взял у нее пальто, повесил рядом со своим, и они пошли за ее родителями в зал, где для всех был накрыт длинный стол. Следуя за ней, рассматривал ее белый круглый воротничок, волосы до плеч: темные как чернила, они загибались на концах, как сухие дубовые листья. Он подумал, что мог бы написать песню о ее волосах. Барабаны вначале спокойны, потом звук нарастает до кульминации, до грохота, а потом снова тишина.
Рэнди пододвинул ей стул и сел рядом. На противоположном конце стола сидели его родители.
Во время ужина Марианна иногда разговаривала со своим отцом, который сидел справа от нее, и смеялась. Иногда с Марком и Лизой через стол или наклонялась сказать что-то матери, одной из сестер. Рэнди она не сказала ни слова.
Наконец он попросил:
– Пожалуйста, передай соль.
Она передала и вежливо улыбнулась, что было еще хуже..
– Вкусно, правда? – спросил он.
– Мм-мм.
У нее был полный рот, губы блестели. Она вытерла губы салфеткой и сказала:
– Мои родители хотели бы что-то поинтереснее, но это то, что они могли себе позволить, а Марк сказал, что это вполне годится. Лишь бы маме не пришлось готовить все самой.
– Вы все очень дружны… твоя семья. Да?
– Да, очень.
Рэнди пытался придумать, что бы сказать еще, но в голову ничего больше не приходило.
Он ухмыльнулся и посмотрел на ее тарелку:
– Ты любишь цыплят?
Она засмеялась, их глаза снова встретились.
– Послушай, – решился он, но живот у него просто свело от страха:
– Тебя можно подвезти домой?
– Я должна спросить у папы.
Он не слышал такого ответа с тех пор, как учился в десятом классе и получил свои водительские права.
– Ты хочешь сказать, что сама не возражаешь?
– Я так и думала, что ты мне это скажешь.
Она повернулась к отцу, отклонившись на стуле так, чтобы Рэнди слышал их разговор:
– Папа, пап! Рэнди хочет отвезти меня домой. Можно?
Джейк дотронулся до своего слухового аппарата и переспросил:
– Что?
– Рэнди хочет отвезти меня домой.
Джейк вежливо наклонился вперед, внимательно посмотрел на Рэнди и сказал:
– Хорошо, но не забудь, что тебе надо многое сделать завтра рано утром.
– Хорошо, папа. Я рано вернусь. – Она повернулась к Рэнди:
– О'кей?
Он поднял руку, как бойскаут в клятве:
– Сразу домой.
Ужин кончился, все стали прощаться. Рэнди подал Марианне пальто, и они вышли вместе через тяжелую дверь на заснеженную улицу.
– Вот моя машина. – Он открыл ей дверь, подождал, пока она сядет, и захлопнул дверцу. Рэнди чувствовал себя галантным и готовым оказать Марианне любую любезность, которую мужчина может оказать женщине.
Когда он сел за руль и включил зажигание, Марианна заметила:
– Молодые люди, по-моему, уже забыли, как это делается… Я имею в виду – открывать дверцу машины.
Он был согласен с ней. Он сам это тоже забыл.
– Некоторым девушкам это не нравится. Это связано с феминистским движением.
Он завел мотор.
– Глупость какая. А мне вот нравится.
Рэнди почувствовал восторг и решил, что если она говорит честно, то честным будет и он.
– Ты знаешь, мне тоже было приятно это сделать. Вообще-то я это редко делаю, но теперь буду.
Она застегнула ремень, он этого почти никогда не делал, но сейчас нащупал свой где-то на полу и застегнул. Отрегулировал печку, все время думая о том, постоят ли они хоть десять минут перед тем как ехать. Включился вентилятор, и голубая веточка зашевелилась.
– Как хорошо пахнет, – сказала она. – Что это?
– Вот. – Он показал на ветку.
Рэнди поехал к Уайт-Бер-авеню. По шоссе «1-95» было короче, можно было объехать озеро с западной стороны, но он поехал по восточному берегу со скоростью двадцать миль в час, хотя можно было в этом курортном районе дать и тридцать.
Когда они проехали полпути, он сказал:
– Могу я тебя кое о чем спросить?
– О чем?
– Тебе сколько лет?
– Я школу заканчиваю. Семнадцать.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– У меня времени нет. Я играю в школьной баскетбольной команде, мы выпускаем стенгазету, и я много занимаюсь. Я хочу стать врачом или юристом и подала заявление в университет Хамлайн. Мои родители не могут платить за учебу, мне нужно получить стипендию, поэтому я должна иметь хорошие отметки.
Если бы Рэнди сказал ей, как он окончил школу, она бы попросила остановить машину и вышла из нее тут же.
– А ты? – спросила она.
– Нет, я ни с кем не встречаюсь.
– Колледж?
– Нет, просто школа.
– Но ты хочешь стать барабанщиком?
– Да.
– В рок-группе?
– Да.
– А пока?
– Пока я работаю в сумасшедшем доме.
– Где?! – Она была поражена.
– Вообще-то это склад. Я пакую свежеподжаренные орехи – арахис, кедровые, фисташки. Это большой торговый дом. Заказы идут со всей Америки. Рождество – самый сезон. Мы просто с ума все сходим на Рождество.
Марианна засмеялась, как все, когда он это говорил. Но их планы так разительно отличались друг от друга, что он сознавал, как жалко и нелепо выглядит.
Они ехали молча, пока Рэнди не сказал:
– Иисус, я произвожу впечатление неудачника, да?
– Рэнди, я должна тебе кое-что сказать прямо.
– Скажи.
– Прошу тебя, не говори так «Иисус». Это меня очень обижает.
Рэнди меньше всего ожидал этого. Он и не заметил, что так говорит.
– О'кей, – ответил он. – Понял.
– А что касается того, неудачник ли ты… Ведь это все состояние души. Я всегда думала, что, если кто-то чувствует себя неудачником, он должен что-то предпринять: пойти в школу, найти другую работу, сделать что-то для самоутверждения. Это первый шаг.
Они приехали к ее дому, он остановился на улице, не выключая мотора. Подъезд к дому был забит машинами – ее родителей, Лизы, Марка. Дом был весь освещен. Занавески в гостиной были раздвинуты, и было видно, что там полно народу.
Рэнди расправил плечи, обнял руками колени и посмотрел прямо перед собой через ветровое стекло.
– Послушай. Я знаю, что ты обо мне думаешь из-за того, что я в контрах с отцом, но, может быть, ты выслушаешь почему.
– Конечно. Я умею слушать.
– Когда мне было тринадцать лет, он завел роман, разошелся с моей матерью и женился йа другой. Все как бы распалось после этого. Дом, школа. Особенно школа. Я вообще-то кончил ее с грехом пополам.
– И ты себя по-прежнему жалеешь?
Рэнди внимательно посмотрел на нее:
– Он наплевал на всю семью.
– Ты так думаешь?
Он молчал, осторожно ее разглядывая.
– Тебе не понравится то, что я скажу. Но это правда. Каждый из нас отвечает за себя сам. Если ты сам забросил школу, ты не должен винить в этом его. Тебе просто легче все свалить на него.
– Иисус, какие мы самодовольные, – произнес он.
– Ты опять сказал «Иисус». Скажешь еще раз – я уйду.
– Ну хорошо. Извини.
– Я предупредила, что тебе не понравится то, что я скажу. Твоя сестра справилась с этим. И твоя мать справилась. Почему ты не сумел?
Он откинулся на спинку сиденья, почесал переносицу:
– Иисус, не знаю.
Она выскочила из машины, захлопнула дверь, перепрыгнула через сугроб и побежала к дому, прежде чем он понял, что случилось. Рэнди открыл дверь и крикнул:
– Марианна, извини! Нечаянно выскочило! – Когда дверь захлопнулась, он ударил по крыше машины обоими кулаками и крикнул:
– Иисус Христос, Куррен, чего это ты мечешь бисер перед этой честной проституткой!
Он схватился за руль, включил мотор на полную мощность, проехал четверть квартала, опустил стекло, сдернул еловую ветку, уколов палец, и выбросил ее на улицу. Заехал за угол, чуть не врезавшись в столб, проскочил на два красных света и заорал во всю мочь:
– Пошла ты на… Марианна Пэдгетг. Получила? Пошла ты…
Он остановился у какого-то дома, вытащил свою марихуану, пару раз затянулся и ждал, пока по нему разольются покой и блаженство.
Он улыбался, когда то ли. крикнул, то ли нет последний раз:
– Да-а, пошла ты на… Марианна Пэдгетт…
Пока Рэнди провожал Марианну, Лиза прощалась с матерью и отцом.
Сначала она обняла Майкла:
– До завтра, папа.
– Точно.
Он чувствовал необычайную нежность. Одно из последних объятий, перед тем как она будет носить имя другого мужчины.
– Как я понял, ты сегодня ночуешь у мамы?
– Угу. Сегодня мы перевезли все мои вещи к Марку.
– Я рад. Мне приятно, что ты сегодня будешь с ней.
– Эй, пап, знаешь что? – Она прошептала ему в ухо:
– Действуй дальше. Я думаю, у тебя с мамой получается. Всем спокойной ночи!
Майкл постарался скрыть свое удивление, пока Лиза и Марк выходили на улицу. Подавая пальто Бесс, он сказал:
– Лиза кажется абсолютно счастливой.
– Я думаю, что так и есть.
Пэдгетты пожелали всем спокойной ночи и удалились. У стеклянной двери остались лишь Майкл и Бесс. Они оба медлили, старательно натягивая перчатки, застегивая пальто.
– Мне кажется, что между Рэнди и Марианной что-то происходит, – заметил Майкл.
– Они были вместе весь вечер.
– Я об этом и говорю.
– Она хорошенькая, правда?
– Согласен.
– Почему всегда матери первыми говорят это? – спросила Бесс.
– Потому что они хотят, чтобы у их красивых сыновей были хорошенькие девушки. Да и отцы тоже. Лучше красавицы, чем дурнушки.
Они помолчали. Нужно сказать «спокойной ночи» и идти вслед за другими.
– Но она совсем юная. Еще школьница, – улыбнулась Бесс. – Я слышала, как она спросила у отца, можно, чтобы Рэнди ее проводил.
– Приятно было это слышать.
– Да.
Взгляд Бесс стал мягким.
– Прекрасная семья.
– Я думал, что тебе неприятно бывать в прекрасных семьях.
– Не в такой степени, как раньше.
– Почему?
Она не ответила. Ресторан закрывался. Уже шумел пылесос. Вышла в зимнем пальто, торопясь домой, официантка. Им тоже, конечно, надо было идти, а не играть со своими чувствами в кошки-мышки. Но они не уходили.
– Знаешь что? – сказал Майкл.
– Что? – ответила Бесс так тихо, что ее почти не было слышно за звуком пылесоса.
Он собрался было сказать: «Мне бы хотелось пойти с тобой домой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Прекрасно.
– У меня на все есть счета, и я с удовольствием пошлю их тебе.
– Господи Боже, Бесс, я доверяю тебе.
– О!.. Хорошо… спасибо, Майкл. Тогда так и сделаем.
– Ты действительно считаешь, что-то может остаться?
Бесс подумала.
– Скорее всего нет.
– Ну вот, теперь ты говоришь здравые вещи. Но я не против того, чтобы потратить на нее деньги. А ты?
– Как я могу быть против? Она наша единственная дочь.
Бесс чувствовала непреодолимое желание спросить его, что он делал, где он был, во что одет. Задать все те вопросы, которые выдают глубокий интерес. Вместо этого она сказала:
– Тогда увидимся на репетиции.
Майкл откашлялся и ответил тусклым голосом:
– Да-а… конечно.
Повесив трубку, Бесс резко откинулась на спинку стула, запустила руки в волосы и набрала в легкие побольше воздуха.
Пол машины Рэнди выглядел как нечищенная клетка для птиц. То, что на него падало, так и оставалось там лежать. В день встречи у жениха и репетиции в церкви он постарался привести машину в относительный порядок. Пластиковые стаканчики от еды, грязные носки, пустые пакетики от презервативов, мятая «Твин ситиз ридерз», невскрытая почта, неотправленные письма, штрафы за парковку, огрызки пончиков, старые «адидасы», квитанции за стоянки – все это полетело в мусорный бак.
Он пропылесосил пол, вытряхнул пепельницы, подставил коврики под струю воды, вымыл окна снаружи и внутри и купил веточку голубой елочки на ветровое стекло. В машине стало пахнуть свежестью и чистотой.
В пассаже «Мэплвуд» он купил себе брюки и свитер и поехал домой – послушать группу «Форенэз», «Хочу знать, что такое любовь», поиграть на барабанах и помечтать о Марианне Пэдгетт.
Репетиция в церкви была назначена на шесть часов. Без четверти шесть, когда Бесс спросила его, хочет ли он поехать в ее машине, он ответил:
– Извини, мама, но у меня другие планы после репетиции.
В планы входило предложить Марианне Пэдгетт отвезти ее домой.
Когда, войдя в церковь Святой Марии, он увидел ее, ему показалось, что здесь не хватает кислорода. Так было с ним в девять лет, когда он, повисев вниз головой на брусьях минут пять, старался потом идти прямо. На ней было милое голубое пальто, типа матроски, милые маленькие голубые туфельки на невысоких каблуках, и она мило беседовала с Лизой. Наверняка она летом ездила в лагерь религиозной общины и была редактором школьной стенной газеты зимой.
У него ни разу в жизни не было такого сильного желания произвести впечатление.
Лиза увидела его:
– Привет, Рэнди.
– Привет, Лиза.
Он кивнул Марианне, надеясь, что его глаза не вылезают из орбит, и уставился в пол.
– Где мама? – спросила Лиза.
– Сейчас будет. Мы поехали на разных машинах.
– Вы с Марианной проходите к алтарю первыми.
Марианна сказала:
– Я как раз объясняю Лизе, что никогда еще не была на свадьбе.
– Я тоже.
– Интересно. Правда?
Он вспотел от волнения в своем новом свитере из акрила, и его буквально трясло. На ее маленьком хорошеньком личике сияли глаза, каждый размером с озеро. Глядя на пухлые губки и крошечную родинку над верхней губой, он подумал, что если ее поцеловать как надо, то можно и эту родинку поцеловать. И никакой косметики, которую можно было бы размазать.
– Было похоже, когда я причащалась. – сказала Марианна.
В притворе собралось много народу, и Лиза увидела еще кого-то, с кем надо было поговорить.
Рэнди, оставшись один на один с девушкой, отчаянно искал, что бы такое сказать.
– Ты всегда жила в Уайт-Бер-Лэйк?
– Да, я здесь родилась и выросла.
– Я туда на танцы ходил летом. Там хорошие оркестры.
– Ты любишь музыку?
– Это то, что меня с ума сводит. Я хочу играть в оркестре.
– На чем?
– На барабанах.
– О! – Она немного помолчала и спросила:
– Это трудная жизнь, да?
– Я не знаю. Я об этом не думал. У меня не было возможности это выяснить.
Появился отец Мор и начал что-то организовывать. Они все вошли в зал и положили пальто на скамьи.
Конечно же, на Марианне оказалось милое платье, какие-то штучки и кружевной воротничок. Рэнди был просто сражен.
Он стоял в глубокой задумчивости, когда кто-то положил руку на его плечо.
– Привет, Рэнди. Как дела?
Рэнди оглянулся. Увидев отца, он постарался, чтобы лицо его было бесстрастным, и ответил:
– О'кей.
Майкл убрал руку и кивнул девушке:
– Привет, Марианна.
Она улыбнулась:
– Я только что сказала Рэнди, что я первый раз на свадьбе. Он говорит, что он тоже.
– Для меня это тоже впервой, я был лишь на собственной.
Майкл подождал, не скажет ли что Рэнди, и, не дождавшись, отошел.
– Еще увидимся.
Бесстрастный взгляд Рэнди проследил за ним, и он бросил саркастически:
– На собственной… на двух собственных.
Марианна прошептала:
– Рэнди, это же твой отец.
– Не напоминай мне.
– Как ты можешь с ним так?
– Мы со стариком не разговариваем.
– Не разговариваете? Но ведь это ужасно! Как ты можешь не разговаривать со своим отцом?
– Я не разговариваю с ним с тринадцати лет.
Она смотрела на него так, как будто он поставил подножку старой даме.
Отец Мор попросил тишины, и началась церемония.
Рэнди злился на отца за то, что тот помешал разговору. Он целый день думал о Марианне Пэдгетт, мыл машину для нее, оделся в новую одежду для того, чтобы произвести на нее впечатление, и вот тот все поломал.
«Почему он от меня не отвяжется? Зачем ему нужно прикасаться ко мне, говорить со мной, выставлять меня перед девушкой ничтожеством, когда ничтожество – он сам? Я хотел показать Марианне, что могу быть джентльменом, поговорить с ней, хотел – получше узнать ее и в конце концов пригласить куда-нибудь. Подходит старик, и все летит к чертям собачьим».
Во время репетиции Рэнди вынужден был наблюдать, как отец с матерью идут к алтарю по обе стороны от Лизы, а затем садятся вместе на переднюю скамью. Время от времени ему самому приходилось вставать и поворачиваться лицом к собравшимся, и он не мог не видеть их рядом друг с другом. Они вели себя так, как будто все отлично. Какого хрена! Как может она стоять рядом с ним, как будто они и не расставались, как будто он и не виноват, что семья распалась? Она может говорить сколько ей угодно, что и она виновата тоже, но все это ерунда по сравнению с его виной, и никто не убедит Рэнди, что это не так.
Когда репетиция в церкви закончилась, все пошли в ресторан «Финнеган», где Пэдгетты заказали ужин. Рэнди ехал один, приехал раньше Марианны и ждал ее в вестибюле. Открылась дверь, и она вошла с улыбкой, продолжая разговор с родителями.
Марианна увидела его и, перестав улыбаться, прервала разговор.
– Привет еще раз, – сказал он, чувствуя неловкость от своей навязчивости. – Ты не против, если я сяду рядом с тобой?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Ты бы лучше сел рядом со своим отцом. Но я не против.
Он почувствовал, что краснеет. Краснеет, Бог мой! И услышал свои слова:
– Позволь, я тебе помогу.
Он взял у нее пальто, повесил рядом со своим, и они пошли за ее родителями в зал, где для всех был накрыт длинный стол. Следуя за ней, рассматривал ее белый круглый воротничок, волосы до плеч: темные как чернила, они загибались на концах, как сухие дубовые листья. Он подумал, что мог бы написать песню о ее волосах. Барабаны вначале спокойны, потом звук нарастает до кульминации, до грохота, а потом снова тишина.
Рэнди пододвинул ей стул и сел рядом. На противоположном конце стола сидели его родители.
Во время ужина Марианна иногда разговаривала со своим отцом, который сидел справа от нее, и смеялась. Иногда с Марком и Лизой через стол или наклонялась сказать что-то матери, одной из сестер. Рэнди она не сказала ни слова.
Наконец он попросил:
– Пожалуйста, передай соль.
Она передала и вежливо улыбнулась, что было еще хуже..
– Вкусно, правда? – спросил он.
– Мм-мм.
У нее был полный рот, губы блестели. Она вытерла губы салфеткой и сказала:
– Мои родители хотели бы что-то поинтереснее, но это то, что они могли себе позволить, а Марк сказал, что это вполне годится. Лишь бы маме не пришлось готовить все самой.
– Вы все очень дружны… твоя семья. Да?
– Да, очень.
Рэнди пытался придумать, что бы сказать еще, но в голову ничего больше не приходило.
Он ухмыльнулся и посмотрел на ее тарелку:
– Ты любишь цыплят?
Она засмеялась, их глаза снова встретились.
– Послушай, – решился он, но живот у него просто свело от страха:
– Тебя можно подвезти домой?
– Я должна спросить у папы.
Он не слышал такого ответа с тех пор, как учился в десятом классе и получил свои водительские права.
– Ты хочешь сказать, что сама не возражаешь?
– Я так и думала, что ты мне это скажешь.
Она повернулась к отцу, отклонившись на стуле так, чтобы Рэнди слышал их разговор:
– Папа, пап! Рэнди хочет отвезти меня домой. Можно?
Джейк дотронулся до своего слухового аппарата и переспросил:
– Что?
– Рэнди хочет отвезти меня домой.
Джейк вежливо наклонился вперед, внимательно посмотрел на Рэнди и сказал:
– Хорошо, но не забудь, что тебе надо многое сделать завтра рано утром.
– Хорошо, папа. Я рано вернусь. – Она повернулась к Рэнди:
– О'кей?
Он поднял руку, как бойскаут в клятве:
– Сразу домой.
Ужин кончился, все стали прощаться. Рэнди подал Марианне пальто, и они вышли вместе через тяжелую дверь на заснеженную улицу.
– Вот моя машина. – Он открыл ей дверь, подождал, пока она сядет, и захлопнул дверцу. Рэнди чувствовал себя галантным и готовым оказать Марианне любую любезность, которую мужчина может оказать женщине.
Когда он сел за руль и включил зажигание, Марианна заметила:
– Молодые люди, по-моему, уже забыли, как это делается… Я имею в виду – открывать дверцу машины.
Он был согласен с ней. Он сам это тоже забыл.
– Некоторым девушкам это не нравится. Это связано с феминистским движением.
Он завел мотор.
– Глупость какая. А мне вот нравится.
Рэнди почувствовал восторг и решил, что если она говорит честно, то честным будет и он.
– Ты знаешь, мне тоже было приятно это сделать. Вообще-то я это редко делаю, но теперь буду.
Она застегнула ремень, он этого почти никогда не делал, но сейчас нащупал свой где-то на полу и застегнул. Отрегулировал печку, все время думая о том, постоят ли они хоть десять минут перед тем как ехать. Включился вентилятор, и голубая веточка зашевелилась.
– Как хорошо пахнет, – сказала она. – Что это?
– Вот. – Он показал на ветку.
Рэнди поехал к Уайт-Бер-авеню. По шоссе «1-95» было короче, можно было объехать озеро с западной стороны, но он поехал по восточному берегу со скоростью двадцать миль в час, хотя можно было в этом курортном районе дать и тридцать.
Когда они проехали полпути, он сказал:
– Могу я тебя кое о чем спросить?
– О чем?
– Тебе сколько лет?
– Я школу заканчиваю. Семнадцать.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– У меня времени нет. Я играю в школьной баскетбольной команде, мы выпускаем стенгазету, и я много занимаюсь. Я хочу стать врачом или юристом и подала заявление в университет Хамлайн. Мои родители не могут платить за учебу, мне нужно получить стипендию, поэтому я должна иметь хорошие отметки.
Если бы Рэнди сказал ей, как он окончил школу, она бы попросила остановить машину и вышла из нее тут же.
– А ты? – спросила она.
– Нет, я ни с кем не встречаюсь.
– Колледж?
– Нет, просто школа.
– Но ты хочешь стать барабанщиком?
– Да.
– В рок-группе?
– Да.
– А пока?
– Пока я работаю в сумасшедшем доме.
– Где?! – Она была поражена.
– Вообще-то это склад. Я пакую свежеподжаренные орехи – арахис, кедровые, фисташки. Это большой торговый дом. Заказы идут со всей Америки. Рождество – самый сезон. Мы просто с ума все сходим на Рождество.
Марианна засмеялась, как все, когда он это говорил. Но их планы так разительно отличались друг от друга, что он сознавал, как жалко и нелепо выглядит.
Они ехали молча, пока Рэнди не сказал:
– Иисус, я произвожу впечатление неудачника, да?
– Рэнди, я должна тебе кое-что сказать прямо.
– Скажи.
– Прошу тебя, не говори так «Иисус». Это меня очень обижает.
Рэнди меньше всего ожидал этого. Он и не заметил, что так говорит.
– О'кей, – ответил он. – Понял.
– А что касается того, неудачник ли ты… Ведь это все состояние души. Я всегда думала, что, если кто-то чувствует себя неудачником, он должен что-то предпринять: пойти в школу, найти другую работу, сделать что-то для самоутверждения. Это первый шаг.
Они приехали к ее дому, он остановился на улице, не выключая мотора. Подъезд к дому был забит машинами – ее родителей, Лизы, Марка. Дом был весь освещен. Занавески в гостиной были раздвинуты, и было видно, что там полно народу.
Рэнди расправил плечи, обнял руками колени и посмотрел прямо перед собой через ветровое стекло.
– Послушай. Я знаю, что ты обо мне думаешь из-за того, что я в контрах с отцом, но, может быть, ты выслушаешь почему.
– Конечно. Я умею слушать.
– Когда мне было тринадцать лет, он завел роман, разошелся с моей матерью и женился йа другой. Все как бы распалось после этого. Дом, школа. Особенно школа. Я вообще-то кончил ее с грехом пополам.
– И ты себя по-прежнему жалеешь?
Рэнди внимательно посмотрел на нее:
– Он наплевал на всю семью.
– Ты так думаешь?
Он молчал, осторожно ее разглядывая.
– Тебе не понравится то, что я скажу. Но это правда. Каждый из нас отвечает за себя сам. Если ты сам забросил школу, ты не должен винить в этом его. Тебе просто легче все свалить на него.
– Иисус, какие мы самодовольные, – произнес он.
– Ты опять сказал «Иисус». Скажешь еще раз – я уйду.
– Ну хорошо. Извини.
– Я предупредила, что тебе не понравится то, что я скажу. Твоя сестра справилась с этим. И твоя мать справилась. Почему ты не сумел?
Он откинулся на спинку сиденья, почесал переносицу:
– Иисус, не знаю.
Она выскочила из машины, захлопнула дверь, перепрыгнула через сугроб и побежала к дому, прежде чем он понял, что случилось. Рэнди открыл дверь и крикнул:
– Марианна, извини! Нечаянно выскочило! – Когда дверь захлопнулась, он ударил по крыше машины обоими кулаками и крикнул:
– Иисус Христос, Куррен, чего это ты мечешь бисер перед этой честной проституткой!
Он схватился за руль, включил мотор на полную мощность, проехал четверть квартала, опустил стекло, сдернул еловую ветку, уколов палец, и выбросил ее на улицу. Заехал за угол, чуть не врезавшись в столб, проскочил на два красных света и заорал во всю мочь:
– Пошла ты на… Марианна Пэдгетг. Получила? Пошла ты…
Он остановился у какого-то дома, вытащил свою марихуану, пару раз затянулся и ждал, пока по нему разольются покой и блаженство.
Он улыбался, когда то ли. крикнул, то ли нет последний раз:
– Да-а, пошла ты на… Марианна Пэдгетт…
Пока Рэнди провожал Марианну, Лиза прощалась с матерью и отцом.
Сначала она обняла Майкла:
– До завтра, папа.
– Точно.
Он чувствовал необычайную нежность. Одно из последних объятий, перед тем как она будет носить имя другого мужчины.
– Как я понял, ты сегодня ночуешь у мамы?
– Угу. Сегодня мы перевезли все мои вещи к Марку.
– Я рад. Мне приятно, что ты сегодня будешь с ней.
– Эй, пап, знаешь что? – Она прошептала ему в ухо:
– Действуй дальше. Я думаю, у тебя с мамой получается. Всем спокойной ночи!
Майкл постарался скрыть свое удивление, пока Лиза и Марк выходили на улицу. Подавая пальто Бесс, он сказал:
– Лиза кажется абсолютно счастливой.
– Я думаю, что так и есть.
Пэдгетты пожелали всем спокойной ночи и удалились. У стеклянной двери остались лишь Майкл и Бесс. Они оба медлили, старательно натягивая перчатки, застегивая пальто.
– Мне кажется, что между Рэнди и Марианной что-то происходит, – заметил Майкл.
– Они были вместе весь вечер.
– Я об этом и говорю.
– Она хорошенькая, правда?
– Согласен.
– Почему всегда матери первыми говорят это? – спросила Бесс.
– Потому что они хотят, чтобы у их красивых сыновей были хорошенькие девушки. Да и отцы тоже. Лучше красавицы, чем дурнушки.
Они помолчали. Нужно сказать «спокойной ночи» и идти вслед за другими.
– Но она совсем юная. Еще школьница, – улыбнулась Бесс. – Я слышала, как она спросила у отца, можно, чтобы Рэнди ее проводил.
– Приятно было это слышать.
– Да.
Взгляд Бесс стал мягким.
– Прекрасная семья.
– Я думал, что тебе неприятно бывать в прекрасных семьях.
– Не в такой степени, как раньше.
– Почему?
Она не ответила. Ресторан закрывался. Уже шумел пылесос. Вышла в зимнем пальто, торопясь домой, официантка. Им тоже, конечно, надо было идти, а не играть со своими чувствами в кошки-мышки. Но они не уходили.
– Знаешь что? – сказал Майкл.
– Что? – ответила Бесс так тихо, что ее почти не было слышно за звуком пылесоса.
Он собрался было сказать: «Мне бы хотелось пойти с тобой домой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35