Но теперь я боюсь, что они не заживут, пока ты не уйдешь отсюда.
— Я знаю, что ты возненавидела белых людей после того, что они сделали с твоей семьей, — помолчав, продолжил Много Когтей, — но нельзя стричь всех под одну гребенку Твой отец был хорошим человеком. Твой дед был хорошим человеком. Послушай меня и доверься моей мудрости. Ты должна открыть свое сердце кому-нибудь еще кроме Эсупа.
— Он не сделает мне ничего плохого и не предаст меня, — сказала Скай упрямо.
— Да, но он послушен зову крови. Он любил тебя, но однажды он уйдет и больше не вернется.
Скай пожала плечами:
— Это земля народа моей матери! Души моих родителей бродят в горах вместе со мной. Ведь ты же шаман и должен понимать такие вещи, Много Когтей. Ты должен знать, что это приносит мне спокойствие. Этот человек, Риордан, может найти меня, и я могу погибнуть, но я отказываюсь уходить отсюда. Здесь мое сердце и здесь покоится прах моих родителей.
Девушка направилась к выходу из пещеры, но слова Много Когтей заставили ее остановиться.
— Я не бессмертен, Скай, — сказал он — Раньше я был сильным и смелым воином. Я был похож на серого медведя гризли, враги которого расступаются в страхе перед ним. Даже волки боятся его. Но это было много лун назад, и теперь я уступаю дорогу другим. И некому будет тебе помочь, когда я пойду по Тропе Смерти, дитя мое. Некому будет помешать этим волкам съесть тебя с потрохами; не потому, что ты недостаточно храбрая, а лишь потому, что они гораздо сильнее тебя.
Скай посмотрела на него через плечо. Ее глаза блестели, и в этом блеске Много Когтей видел не только страх, но и какой-то вызов. На мгновение она показалась ему той беззащитной четырнадцатилетней девочкой, которой пришлось многое пережить, стать свидетельницей страшных убийств. Но ее взгляд снова стал уверенным, и она вновь превратилась в самостоятельную женщину.
— Ну и пусть эти волки съедят меня с потрохами! — заявила она. — Неужели я сделала что-нибудь позорное или недостойное, и поэтому ты хочешь, чтобы я убежала отсюда. Нет! Я останусь здесь и буду бороться.
— И погибнешь, Скай? Она гордо подняла голову:
— Да, дядя… погибну, если так мне предначертано.
Серебристый свет луны освещал долину. Мэтт Риордан ехал на своем отливающем медью коне, Солджсре, и вел за собой еще одну лошадь, нагруженную продовольствием. Они двигались в тени высоких сосен, окаймлявших долину Долгой Луны с одной стороны. Здесь горы постепенно становились все выше и выше, пока не начинали возвышаться над кромкой леса. С другой стороны долину окружали причудливой формы холмы, на которых росли деревья и травы.
Мэтт осадил нагруженную лошадь в тени густых сосен при въезде во двор ранчо. Именно сюда много лет назад Чарльз Мак-Келлан привез свою жену, наполовину француженку, наполовину индианку, и начал полную надежд и мечтаний жизнь, которая так трагически закончилась.
Губернатор Уэлч не рассказал Мэтту, что здесь произошло и как, да Мэтт и не спрашивал. Он должен был просто приехать сюда и найти женщину. Ему не сказали, что ее может не существовать. Ему не сказали, что индейцы верят в то, что се душа скитается в горах Оглядываясь назад, Мэтт подумал, что вряд ли приехал бы сюда, если бы губернатор рассказал ему все это. Он бы посмеялся над нелепостью этого занятия и попросил бы агентство поручить ему поиски кого-нибудь другого, более реального и осязаемого, вроде убийцы или грабителя
И вот теперь он стоял здесь, перед ранчо, хозяином которого когда-то был Мак-Келлан и которое принадлежало теперь человеку по имени Расти Глассмен. Сидя верхом на лошади, Мэтт видел небольшой двухэтажный бревенчатый домик, сзади которого росло несколько сосен и осин, погружавших весь задний двор в тень.
Свет луны падал на старые серые качели, стоявшие чуть подальше от дома, и Мэтт представил, как маленькая темноволосая девочка весело раскачивается на них. Что же произошло в этом спокойном уголке и разрушило все мечты Мак-Келланов? Много Когтей говорил про месть тем, кто изнасиловал и убил Чилсипи. Может быть, девочку тоже изнасиловали, но ей удалось каким-то образом спастись?
Пока Мэтт задавал себе эти вопросы, в доме для рабочих поднялся какой-то шум. Двое о чем-то спорили. Наконец, из хозяйского дома на крыльцо вышел какой-то человек и облокотился на одну из балок, поддерживающих навес Во рту у него была сигара, огонек которой ярко мерцал в темноте Луна освещала высокого широкоплечего мужчину. Он тоже прислушивался к разговору рабочих. Затем мужчина сдвинул шляпу на затылок и перевел взгляд на горы.
Это движение внезапно привлекло внимание Мэтта. Что-то в этом человеке пробудило неприятные воспоминания о событиях десятилетней давности, когда в Техасе Мэтт чуть не погиб от руки Бейли Лоринга, человека, поразительно Похожего на этого.
Мэтт заставил себя успокоиться. Бейли Лоринг мертв. Его повесили за убийство и кражу скота по свидетельству Мэтта, и Мэтт собственными глазами видел, как он болтается на веревке и как его гроб забрасывают землей. Мэтт понимал, что эти воспоминания будут преследовать его до самой смерти.
Да, Бейли почувствовал на своей шее крепкое объятие правосудия, а весь позор за поступки Лоринга достался его сыну, который не был ни в чем замешан. Но как сложилась жизнь у внучки Бейли, Элизабет, этой милой рыжеволосой малышки, которой не хватило смелости сказать правду?
Мэтт поежился при одном воспоминании о ней. Вот уже несколько лет он задавался вопросом о судьбе Элизабет. Мэтт был очень молод, ему едва исполнилось восемнадцать, когда они познакомились. Всю свою жизнь он был очень одинок, у него не было никого. Ни отца. Ни родственников. Только мать, которая никогда •им не занималась и которая в конце концов бросила его однажды ночью в дешевом отеле Сент-Луиса, пока Мэтт спал. И даже несмотря на то что тогда ему было всего лишь тринадцать лет, он не пытался найти ее. Мэтт переезжал из города в город, подрабатывая то там, то здесь, дрожа от страха, голода и холода, ночуя под открытым небом, откуда на него смотрели его единственные друзья, звезды. За все эти годы он влюбился лишь однажды, в Элизабет.
Внезапно Мэтт повернул лошадей в сторону от ранчо и поскакал по долине Долгой Луны. Он приехал в долину с намерением узнать, какой была Скай Мак-Келлан, в надежде, что, побывав в том месте, где она провела детство, сможет хоть краем глаза заглянуть в душу этой женщины. Какая-нибудь мелочь могла бы помочь найти се. Пора было закрывать это дело, посылать отчет Пинкертону в Денвер и браться за новое задание. Но судьба этой женщины слишком волновала Мэтта. Это дело заставляло его о многом задуматься. А он не хотел ни о чем думать, он хотел просто работать. Он не хотел ни к кому снова привязываться.
Отъехав подальше от ранчо, Мэтт нашел подходящее место для лагеря. Нахлынувшие воспоминания всю ночь не давали ему уснуть. На рассвете он снова нагрузил свою лошадь и отправился в горы, к истокам реки Попо Аджи, прозрачному, чистому и очень холодному озеру. Мэтт остановился рядом с тем местом, где однажды встретил эту женщину; он чувствовал, что она и сейчас была где-то рядом.
Здесь было совершенно пустынно. Это место практически не исследовали, и оно не было нанесено на карту. Здесь мало кто бывал; большинство путешественников предпочитало взбираться на высокие горы на западе. Мэтту даже не верилось, что кто-то уже был здесь и обнаружил женщину.
Почти весь снег, принесенный весенней снежной бурей, стаял, и лишь на гранитных вершинах, там, куда редко попадали лучи солнца и где в расщелинах крепко засели ледники, он все еще лежал. Солнце хорошо согревало горные луга, но снимать теплую одежду было еще рано. Ни трава, ни стойкие первоцветы не пострадали от внезапных заморозков, и луг теперь расцвел веселым розовым цветом, а несколько подснежников выбивались прямо из-под снега.
Мэтт разбил свой лагерь там, где деревья подступали к воде. Проведя бессонную ночь, он собирался поспать как следует в этот раз.
Небо только начинало светлеть, когда Мэтт отправился на охоту за шумной шотландской куропаткой, или дикой курицей, как часто ее называют, крик которой разбудил его. Он без труда нашел эту птицу, идя на звуки ее утренней песни. Одиночные, отрывистые трели постепенно перерастали в мягкое пение и, наконец, превращались в долгие, звонкие переливы. Серо-коричневая птица сидела на бревне и громко била крыльями — по этому звуку всегда можно было безошибочно определить местонахождение куропатки.
Мэтт метко прицелился и спустил курок. Возвратившись, он ощипал птицу, выпотрошил ее и поставил в котелке на огонь. Мэтт наполнял чайник водой из озера, когда неожиданный ружейный выстрел заставил его резко переметнуться и спрятаться за большой камень. Но Мэтт почувствовал, как что-то ударилось о его левое бедро, и понял, что ранен. Рана начала кровоточить, и брюки Мэтта стали мокрыми от крови. Мэтт испугался, потому что пуля не прошла навылет, а попала в ногу.
Он пригнулся ниже к земле и вытащил свой пистолет.
В тишине, последовавшей за выстрелом, Мэтт достал из кармана носовой платок и крепко перевязал рану, чтобы остановить кровотечение. Боль пока еще не была сильной.
Мэтт проверил, заряжен ли револьвер, и внимательно огляделся вокруг, но не обнаружил никаких следов снайпера. Он прождал в своем укрытии около часа и в конце концов решил рискнуть. Мэтт лег на живот и осторожно пополз к огню, прячась между соснами, чтобы взять винчестер, который стрелял гораздо дальше, чем пистолет. Но тут же последовали несколько выстрелов, и пули рикошетом отскочили от камня, за который Мэтт успел спрятаться
Кто бы сейчас ни стрелял, этот человек, несомненно, не просто хотел напугать Мэтта, а собирался его убить. Наверняка, это была та женщина, ведь больше некому желать его смерти.
От следующего выстрела с его головы слетела шляпа, и Мэтт упал в высокую траву. Он почувствовал, как кровь заливает его лицо. В эту минуту Мэтт подумал, что умирает, и эта мысль была последней перед тем, как все потемнело у него в глазах.
Мэтт был очень удивлен, когда, открыв глаза, увидел солнце, стоящее в зените. Некоторое время он лежал спокойно, не понимая, где он и что с ним произошло. Мэтт приподнял голову и узнал горы, окружавшие его лагерь. Это движение причинило ему сильную резкую боль и напомнило о случившемся. Он почувствовал, как что-то неприятно пульсировало у него в голове. На его одежде, лице и шее была засохшая кровь.
Интуиция подсказывала Мэтту, что те, кто пытался убить его, ушли отсюда. Если бы они подошли к нему и пощупали пульс, то всадили бы в него еще одну пулю.
Мэтт повернулся на бок. Его голова готова была вот-вот расколоться, и казалось, что по левой ноге проводят раскаленным утюгом, залезая при этом в саму рану. Боль была нестерпимая, хотя крови он потерял совсем немного. Вероятно, кровотечение прекратилось, пока он лежал без сознания.
Мэтт собрал все свои силы и сел, облокотившись на большой камень, служивший ему прикрытием. Что же ранило его в голову: пуля или просто обломок скалы. Перед глазами у Мэтта стояла пелена, а голова так сильно кружилась, что он едва мог встать. Он ничуть не сомневался в том, что рана на голове не представляла никакой опасности для его жизни, а вот ногу следовало хорошенько обработать.
Мэтт перенес весь свой вес на здоровую ногу и захромал к потухшему костру. Птица все еще лежала в котелке, она совсем обуглилась и пристала к дну. Мэтт оперся о ствол дерева, но головокружение не проходило. С трудом соображая, что происходит, он достал топор и отрубил ветку, которую приспособил под костыль. Мэтт действовал осторожно и неторопливо, стараясь не паниковать из-за своих ран, а подумать, что сейчас нужно предпринять, чтобы, выжить.
Мэтт снова начал собирать свои немногочисленные пожитки. Это заняло гораздо больше Времени, чем обычно. Перед глазами у него стоял туман, и он испытывал время от времени резкую жгучую боль в голове, которая вызывала приступы тошноты. Единственное, что он сейчас был способен сделать, — это удержаться от соблазна лечь на землю и не двинуться ни на дюйм. Мэтт теперь не мог положить большие тюки обратно на лошадь и решил оставить их здесь.
Вдруг он почувствовал, что из раны снова пошла кровь. Совсем ослабевший, Мэтт нашел в сумке еще один платок и запасную рубашку, сделал из нее повязку и завязал на ноге платком.
Мэтт прикинул, что до Ландера оставалось около двадцати миль по труднопроходимым тропам. Он не смог бы добраться туда засветло даже здоровым. Но сейчас он должен пройти самую сложную часть пути в горах до наступления темноты. Лошадь терпеливо ждала, пока он медленно залезал в седло. И вот Мэтт снова направился к устью Попо Аджи.
Казалось, что часы тянулись невероятно долго, но он прекрасно понимал, что солнце двигалось по небу гораздо быстрее, чем он по земле. Мэтта бросало то в жар, то в холод, ноги начали дрожать, и он засомневался, сможет ли продержаться в седле еще некоторое время. Мэтт достал из кармана рубашки кусок вяленого мяса и нехотя пожевал. Он совсем не хотел есть, да и желудок ныл, но ему надо было сейчас хоть чем-то поддержать силы. Внутри у Мэтта все горело, и он пил с каждым часом все больше и больше. На протяжении всего пути Солджер двигался со спущенными поводьями по горной тропе.
К вечеру кровь, сочившаяся из раны на ноге, накапала в ботинок и стала причинять неудобства. Не слезая с лошади, Мэтт запустил руку в седельный вьюк в поисках какого-нибудь свежего белья. Он сделал новую повязку, подложил ее под старую и снял пропитанный кровью кусок ткани.
Солнце начинало садиться, когда Мэтт упал с лошади. Он беспомощно проследил взглядом за нагруженной тюками лошадью, которая побежала по тропе и исчезла среди деревьев.
Солджер фыркнул, почуяв запах крови, и ткнул носом Мэтту в плечо, будто призывая хозяина встать.
— Ты думаешь, я умру? — сказал Мэтт, а конь повел ушами, прислушиваясь. — Возможно, на этот раз ты и прав, дружище.
Глаза Мэтта закрылись. Боль, казалось, сковывала все его тело и продолжала усиливаться, прибывая, как одна бесконечная волна. Несмотря на обжигающую боль, Мэтт замерз.
— Я просто полежу, отдохну немного, — пробормотал он сухими губами, как будто животное могло понять его. Он сказал это скорее для того, чтобы убедить себя самого, что он прилег отдохнуть всего на несколько минут, а не навсегда.
Мэтт попытался встать, но тут же упал. Взглянув на свою ногу, он понял, что потерял очень много крови.
— Господи, — пробормотал он, тяжело дыша, и снова закрыл глаза.
Если бы у него был выбор, он предпочел бы сейчас умереть, но только чтобы рядом была хоть одна живая душа. Не было ничего ужаснее, чем стоять одной ногой в могиле и не знать, по чьей вине.
Внезапно ощущаемый им яркий солнечный свет куда-то пропал, как будто большое облако закрыло солнце. Но это было не облако. Это напоминало человеческую голову, окруженную солнечными лучами. Мэтт подумал, что это человек, который пытался его убить, и что он вернулся, чтобы прикончить его. Мэтт потянулся к пистолету, не желая сдаваться без борьбы, но его пальцы были такими же холодными, как и вес тело, и совершенно не слушались его.
Человек подошел ближе, и его фигура приобрела мягкие очертания женщины, женщины с черными глазами и черными косами, спадающими на се светлую кожаную блузу. Сердце Мэтта часто забилось. Но лицо девушки куда-то пропало. Он забыл про пистолет и окликнул девушку:
— Не уходи! Мне нужна твоя помощь.
Лицо появилось вновь. Она была необыкновенно красива. Так красива, что казалась чем-то неземным, нереальным. Мэтт смотрел на нее, и сердце его бешено стучало.
Но боль не проходила, напоминая об угрозе его жизни, и внезапно внутри него все забурлило от гнева. Он не может умереть! Не сейчас. Не сейчас, когда он наконец нашел се.
Девушка пристально разглядывала его, испытывая и страх, и волнение. Может быть, она действительно беспокоилась за его судьбу?
Где-то внутри у Мэтта зародилась слабая надежда, и он снова протянул ей руку. Девушка немного отступила.
Все поплыло у Мэтта перед глазами, темнота начала сгущаться. Он понял, что сейчас потеряет сознание, и подумал, что теперь уже в последний раз.
— Скай, — умолял он ее. — Не уходи. Пожалуйста… Мне нужна твоя помощь.
Но она исчезла и больше не появилась.
Мэтт снова закрыл глаза от яркого света. Боль пронизала все его тело с новой силой; по спине пробежал ледяной озноб.
Все надежды рухнули.
Чудес в этих горах никогда не случалось, значит, и женщина была ненастоящая. Ее никогда не существовало. Он просто хотел, чтобы она существовала, поэтому она и привиделась ему в ту ночь у костра. И теперь в его воспаленном мозгу снова возник ее образ. А прядь черных волос в кармане его куртки, скорее всего, просто взялась откуда-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Я знаю, что ты возненавидела белых людей после того, что они сделали с твоей семьей, — помолчав, продолжил Много Когтей, — но нельзя стричь всех под одну гребенку Твой отец был хорошим человеком. Твой дед был хорошим человеком. Послушай меня и доверься моей мудрости. Ты должна открыть свое сердце кому-нибудь еще кроме Эсупа.
— Он не сделает мне ничего плохого и не предаст меня, — сказала Скай упрямо.
— Да, но он послушен зову крови. Он любил тебя, но однажды он уйдет и больше не вернется.
Скай пожала плечами:
— Это земля народа моей матери! Души моих родителей бродят в горах вместе со мной. Ведь ты же шаман и должен понимать такие вещи, Много Когтей. Ты должен знать, что это приносит мне спокойствие. Этот человек, Риордан, может найти меня, и я могу погибнуть, но я отказываюсь уходить отсюда. Здесь мое сердце и здесь покоится прах моих родителей.
Девушка направилась к выходу из пещеры, но слова Много Когтей заставили ее остановиться.
— Я не бессмертен, Скай, — сказал он — Раньше я был сильным и смелым воином. Я был похож на серого медведя гризли, враги которого расступаются в страхе перед ним. Даже волки боятся его. Но это было много лун назад, и теперь я уступаю дорогу другим. И некому будет тебе помочь, когда я пойду по Тропе Смерти, дитя мое. Некому будет помешать этим волкам съесть тебя с потрохами; не потому, что ты недостаточно храбрая, а лишь потому, что они гораздо сильнее тебя.
Скай посмотрела на него через плечо. Ее глаза блестели, и в этом блеске Много Когтей видел не только страх, но и какой-то вызов. На мгновение она показалась ему той беззащитной четырнадцатилетней девочкой, которой пришлось многое пережить, стать свидетельницей страшных убийств. Но ее взгляд снова стал уверенным, и она вновь превратилась в самостоятельную женщину.
— Ну и пусть эти волки съедят меня с потрохами! — заявила она. — Неужели я сделала что-нибудь позорное или недостойное, и поэтому ты хочешь, чтобы я убежала отсюда. Нет! Я останусь здесь и буду бороться.
— И погибнешь, Скай? Она гордо подняла голову:
— Да, дядя… погибну, если так мне предначертано.
Серебристый свет луны освещал долину. Мэтт Риордан ехал на своем отливающем медью коне, Солджсре, и вел за собой еще одну лошадь, нагруженную продовольствием. Они двигались в тени высоких сосен, окаймлявших долину Долгой Луны с одной стороны. Здесь горы постепенно становились все выше и выше, пока не начинали возвышаться над кромкой леса. С другой стороны долину окружали причудливой формы холмы, на которых росли деревья и травы.
Мэтт осадил нагруженную лошадь в тени густых сосен при въезде во двор ранчо. Именно сюда много лет назад Чарльз Мак-Келлан привез свою жену, наполовину француженку, наполовину индианку, и начал полную надежд и мечтаний жизнь, которая так трагически закончилась.
Губернатор Уэлч не рассказал Мэтту, что здесь произошло и как, да Мэтт и не спрашивал. Он должен был просто приехать сюда и найти женщину. Ему не сказали, что ее может не существовать. Ему не сказали, что индейцы верят в то, что се душа скитается в горах Оглядываясь назад, Мэтт подумал, что вряд ли приехал бы сюда, если бы губернатор рассказал ему все это. Он бы посмеялся над нелепостью этого занятия и попросил бы агентство поручить ему поиски кого-нибудь другого, более реального и осязаемого, вроде убийцы или грабителя
И вот теперь он стоял здесь, перед ранчо, хозяином которого когда-то был Мак-Келлан и которое принадлежало теперь человеку по имени Расти Глассмен. Сидя верхом на лошади, Мэтт видел небольшой двухэтажный бревенчатый домик, сзади которого росло несколько сосен и осин, погружавших весь задний двор в тень.
Свет луны падал на старые серые качели, стоявшие чуть подальше от дома, и Мэтт представил, как маленькая темноволосая девочка весело раскачивается на них. Что же произошло в этом спокойном уголке и разрушило все мечты Мак-Келланов? Много Когтей говорил про месть тем, кто изнасиловал и убил Чилсипи. Может быть, девочку тоже изнасиловали, но ей удалось каким-то образом спастись?
Пока Мэтт задавал себе эти вопросы, в доме для рабочих поднялся какой-то шум. Двое о чем-то спорили. Наконец, из хозяйского дома на крыльцо вышел какой-то человек и облокотился на одну из балок, поддерживающих навес Во рту у него была сигара, огонек которой ярко мерцал в темноте Луна освещала высокого широкоплечего мужчину. Он тоже прислушивался к разговору рабочих. Затем мужчина сдвинул шляпу на затылок и перевел взгляд на горы.
Это движение внезапно привлекло внимание Мэтта. Что-то в этом человеке пробудило неприятные воспоминания о событиях десятилетней давности, когда в Техасе Мэтт чуть не погиб от руки Бейли Лоринга, человека, поразительно Похожего на этого.
Мэтт заставил себя успокоиться. Бейли Лоринг мертв. Его повесили за убийство и кражу скота по свидетельству Мэтта, и Мэтт собственными глазами видел, как он болтается на веревке и как его гроб забрасывают землей. Мэтт понимал, что эти воспоминания будут преследовать его до самой смерти.
Да, Бейли почувствовал на своей шее крепкое объятие правосудия, а весь позор за поступки Лоринга достался его сыну, который не был ни в чем замешан. Но как сложилась жизнь у внучки Бейли, Элизабет, этой милой рыжеволосой малышки, которой не хватило смелости сказать правду?
Мэтт поежился при одном воспоминании о ней. Вот уже несколько лет он задавался вопросом о судьбе Элизабет. Мэтт был очень молод, ему едва исполнилось восемнадцать, когда они познакомились. Всю свою жизнь он был очень одинок, у него не было никого. Ни отца. Ни родственников. Только мать, которая никогда •им не занималась и которая в конце концов бросила его однажды ночью в дешевом отеле Сент-Луиса, пока Мэтт спал. И даже несмотря на то что тогда ему было всего лишь тринадцать лет, он не пытался найти ее. Мэтт переезжал из города в город, подрабатывая то там, то здесь, дрожа от страха, голода и холода, ночуя под открытым небом, откуда на него смотрели его единственные друзья, звезды. За все эти годы он влюбился лишь однажды, в Элизабет.
Внезапно Мэтт повернул лошадей в сторону от ранчо и поскакал по долине Долгой Луны. Он приехал в долину с намерением узнать, какой была Скай Мак-Келлан, в надежде, что, побывав в том месте, где она провела детство, сможет хоть краем глаза заглянуть в душу этой женщины. Какая-нибудь мелочь могла бы помочь найти се. Пора было закрывать это дело, посылать отчет Пинкертону в Денвер и браться за новое задание. Но судьба этой женщины слишком волновала Мэтта. Это дело заставляло его о многом задуматься. А он не хотел ни о чем думать, он хотел просто работать. Он не хотел ни к кому снова привязываться.
Отъехав подальше от ранчо, Мэтт нашел подходящее место для лагеря. Нахлынувшие воспоминания всю ночь не давали ему уснуть. На рассвете он снова нагрузил свою лошадь и отправился в горы, к истокам реки Попо Аджи, прозрачному, чистому и очень холодному озеру. Мэтт остановился рядом с тем местом, где однажды встретил эту женщину; он чувствовал, что она и сейчас была где-то рядом.
Здесь было совершенно пустынно. Это место практически не исследовали, и оно не было нанесено на карту. Здесь мало кто бывал; большинство путешественников предпочитало взбираться на высокие горы на западе. Мэтту даже не верилось, что кто-то уже был здесь и обнаружил женщину.
Почти весь снег, принесенный весенней снежной бурей, стаял, и лишь на гранитных вершинах, там, куда редко попадали лучи солнца и где в расщелинах крепко засели ледники, он все еще лежал. Солнце хорошо согревало горные луга, но снимать теплую одежду было еще рано. Ни трава, ни стойкие первоцветы не пострадали от внезапных заморозков, и луг теперь расцвел веселым розовым цветом, а несколько подснежников выбивались прямо из-под снега.
Мэтт разбил свой лагерь там, где деревья подступали к воде. Проведя бессонную ночь, он собирался поспать как следует в этот раз.
Небо только начинало светлеть, когда Мэтт отправился на охоту за шумной шотландской куропаткой, или дикой курицей, как часто ее называют, крик которой разбудил его. Он без труда нашел эту птицу, идя на звуки ее утренней песни. Одиночные, отрывистые трели постепенно перерастали в мягкое пение и, наконец, превращались в долгие, звонкие переливы. Серо-коричневая птица сидела на бревне и громко била крыльями — по этому звуку всегда можно было безошибочно определить местонахождение куропатки.
Мэтт метко прицелился и спустил курок. Возвратившись, он ощипал птицу, выпотрошил ее и поставил в котелке на огонь. Мэтт наполнял чайник водой из озера, когда неожиданный ружейный выстрел заставил его резко переметнуться и спрятаться за большой камень. Но Мэтт почувствовал, как что-то ударилось о его левое бедро, и понял, что ранен. Рана начала кровоточить, и брюки Мэтта стали мокрыми от крови. Мэтт испугался, потому что пуля не прошла навылет, а попала в ногу.
Он пригнулся ниже к земле и вытащил свой пистолет.
В тишине, последовавшей за выстрелом, Мэтт достал из кармана носовой платок и крепко перевязал рану, чтобы остановить кровотечение. Боль пока еще не была сильной.
Мэтт проверил, заряжен ли револьвер, и внимательно огляделся вокруг, но не обнаружил никаких следов снайпера. Он прождал в своем укрытии около часа и в конце концов решил рискнуть. Мэтт лег на живот и осторожно пополз к огню, прячась между соснами, чтобы взять винчестер, который стрелял гораздо дальше, чем пистолет. Но тут же последовали несколько выстрелов, и пули рикошетом отскочили от камня, за который Мэтт успел спрятаться
Кто бы сейчас ни стрелял, этот человек, несомненно, не просто хотел напугать Мэтта, а собирался его убить. Наверняка, это была та женщина, ведь больше некому желать его смерти.
От следующего выстрела с его головы слетела шляпа, и Мэтт упал в высокую траву. Он почувствовал, как кровь заливает его лицо. В эту минуту Мэтт подумал, что умирает, и эта мысль была последней перед тем, как все потемнело у него в глазах.
Мэтт был очень удивлен, когда, открыв глаза, увидел солнце, стоящее в зените. Некоторое время он лежал спокойно, не понимая, где он и что с ним произошло. Мэтт приподнял голову и узнал горы, окружавшие его лагерь. Это движение причинило ему сильную резкую боль и напомнило о случившемся. Он почувствовал, как что-то неприятно пульсировало у него в голове. На его одежде, лице и шее была засохшая кровь.
Интуиция подсказывала Мэтту, что те, кто пытался убить его, ушли отсюда. Если бы они подошли к нему и пощупали пульс, то всадили бы в него еще одну пулю.
Мэтт повернулся на бок. Его голова готова была вот-вот расколоться, и казалось, что по левой ноге проводят раскаленным утюгом, залезая при этом в саму рану. Боль была нестерпимая, хотя крови он потерял совсем немного. Вероятно, кровотечение прекратилось, пока он лежал без сознания.
Мэтт собрал все свои силы и сел, облокотившись на большой камень, служивший ему прикрытием. Что же ранило его в голову: пуля или просто обломок скалы. Перед глазами у Мэтта стояла пелена, а голова так сильно кружилась, что он едва мог встать. Он ничуть не сомневался в том, что рана на голове не представляла никакой опасности для его жизни, а вот ногу следовало хорошенько обработать.
Мэтт перенес весь свой вес на здоровую ногу и захромал к потухшему костру. Птица все еще лежала в котелке, она совсем обуглилась и пристала к дну. Мэтт оперся о ствол дерева, но головокружение не проходило. С трудом соображая, что происходит, он достал топор и отрубил ветку, которую приспособил под костыль. Мэтт действовал осторожно и неторопливо, стараясь не паниковать из-за своих ран, а подумать, что сейчас нужно предпринять, чтобы, выжить.
Мэтт снова начал собирать свои немногочисленные пожитки. Это заняло гораздо больше Времени, чем обычно. Перед глазами у него стоял туман, и он испытывал время от времени резкую жгучую боль в голове, которая вызывала приступы тошноты. Единственное, что он сейчас был способен сделать, — это удержаться от соблазна лечь на землю и не двинуться ни на дюйм. Мэтт теперь не мог положить большие тюки обратно на лошадь и решил оставить их здесь.
Вдруг он почувствовал, что из раны снова пошла кровь. Совсем ослабевший, Мэтт нашел в сумке еще один платок и запасную рубашку, сделал из нее повязку и завязал на ноге платком.
Мэтт прикинул, что до Ландера оставалось около двадцати миль по труднопроходимым тропам. Он не смог бы добраться туда засветло даже здоровым. Но сейчас он должен пройти самую сложную часть пути в горах до наступления темноты. Лошадь терпеливо ждала, пока он медленно залезал в седло. И вот Мэтт снова направился к устью Попо Аджи.
Казалось, что часы тянулись невероятно долго, но он прекрасно понимал, что солнце двигалось по небу гораздо быстрее, чем он по земле. Мэтта бросало то в жар, то в холод, ноги начали дрожать, и он засомневался, сможет ли продержаться в седле еще некоторое время. Мэтт достал из кармана рубашки кусок вяленого мяса и нехотя пожевал. Он совсем не хотел есть, да и желудок ныл, но ему надо было сейчас хоть чем-то поддержать силы. Внутри у Мэтта все горело, и он пил с каждым часом все больше и больше. На протяжении всего пути Солджер двигался со спущенными поводьями по горной тропе.
К вечеру кровь, сочившаяся из раны на ноге, накапала в ботинок и стала причинять неудобства. Не слезая с лошади, Мэтт запустил руку в седельный вьюк в поисках какого-нибудь свежего белья. Он сделал новую повязку, подложил ее под старую и снял пропитанный кровью кусок ткани.
Солнце начинало садиться, когда Мэтт упал с лошади. Он беспомощно проследил взглядом за нагруженной тюками лошадью, которая побежала по тропе и исчезла среди деревьев.
Солджер фыркнул, почуяв запах крови, и ткнул носом Мэтту в плечо, будто призывая хозяина встать.
— Ты думаешь, я умру? — сказал Мэтт, а конь повел ушами, прислушиваясь. — Возможно, на этот раз ты и прав, дружище.
Глаза Мэтта закрылись. Боль, казалось, сковывала все его тело и продолжала усиливаться, прибывая, как одна бесконечная волна. Несмотря на обжигающую боль, Мэтт замерз.
— Я просто полежу, отдохну немного, — пробормотал он сухими губами, как будто животное могло понять его. Он сказал это скорее для того, чтобы убедить себя самого, что он прилег отдохнуть всего на несколько минут, а не навсегда.
Мэтт попытался встать, но тут же упал. Взглянув на свою ногу, он понял, что потерял очень много крови.
— Господи, — пробормотал он, тяжело дыша, и снова закрыл глаза.
Если бы у него был выбор, он предпочел бы сейчас умереть, но только чтобы рядом была хоть одна живая душа. Не было ничего ужаснее, чем стоять одной ногой в могиле и не знать, по чьей вине.
Внезапно ощущаемый им яркий солнечный свет куда-то пропал, как будто большое облако закрыло солнце. Но это было не облако. Это напоминало человеческую голову, окруженную солнечными лучами. Мэтт подумал, что это человек, который пытался его убить, и что он вернулся, чтобы прикончить его. Мэтт потянулся к пистолету, не желая сдаваться без борьбы, но его пальцы были такими же холодными, как и вес тело, и совершенно не слушались его.
Человек подошел ближе, и его фигура приобрела мягкие очертания женщины, женщины с черными глазами и черными косами, спадающими на се светлую кожаную блузу. Сердце Мэтта часто забилось. Но лицо девушки куда-то пропало. Он забыл про пистолет и окликнул девушку:
— Не уходи! Мне нужна твоя помощь.
Лицо появилось вновь. Она была необыкновенно красива. Так красива, что казалась чем-то неземным, нереальным. Мэтт смотрел на нее, и сердце его бешено стучало.
Но боль не проходила, напоминая об угрозе его жизни, и внезапно внутри него все забурлило от гнева. Он не может умереть! Не сейчас. Не сейчас, когда он наконец нашел се.
Девушка пристально разглядывала его, испытывая и страх, и волнение. Может быть, она действительно беспокоилась за его судьбу?
Где-то внутри у Мэтта зародилась слабая надежда, и он снова протянул ей руку. Девушка немного отступила.
Все поплыло у Мэтта перед глазами, темнота начала сгущаться. Он понял, что сейчас потеряет сознание, и подумал, что теперь уже в последний раз.
— Скай, — умолял он ее. — Не уходи. Пожалуйста… Мне нужна твоя помощь.
Но она исчезла и больше не появилась.
Мэтт снова закрыл глаза от яркого света. Боль пронизала все его тело с новой силой; по спине пробежал ледяной озноб.
Все надежды рухнули.
Чудес в этих горах никогда не случалось, значит, и женщина была ненастоящая. Ее никогда не существовало. Он просто хотел, чтобы она существовала, поэтому она и привиделась ему в ту ночь у костра. И теперь в его воспаленном мозгу снова возник ее образ. А прядь черных волос в кармане его куртки, скорее всего, просто взялась откуда-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36