Она прильнула к его груди и почувствовала, что еще шире раскрывается навстречу его страсти и силе.
Уши ее были наполнены темным гулом, наслаждение пронзало ее серебряными молниями, каждая последующая была ярче, острее и жарче предыдущей. Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала свой собственный голос — дикий страстный крик. Это был крик слепой страсти. Мир вокруг нее сверкал яркими стрелами наслаждения.
Сквозь темный густой туман до нее долетел ответный стон Гэрета, и внутри своего тела она почувствовала, как он содрогается, достигнув предела.
Он не сказал ей ни слова после этого. Он только прижал ее к своей груди, нежно целовал ее лицо, осыпая поцелуями ее веки, щеки и губы, лаская ее волосы, прикасаясь к ним с благоговением.
А Кристиана, потрясенная и обессиленная глубиной страсти, которую они разделили вместе, чувствовала Себя, как будто ее коснулась волшебная магия. Она почти сразу же уснула с блаженным и приятным чувством, что рядом с ней в постели находится сильное горячее тело, которое защищает ее.
Никогда еще она не чувствовала себя такой живой частичкой целой вселенной. Через открытое окно было слышно, как стрекотали кузнечики. Легкий ветерок шевелил листву деревьев. Сердце Гэрета ритмично стучало у нее над ухом. Может быть, так чувствуешь себя, когда тебя любят? Если это так, то это волшебное чувство, самое сладкое чувство в мире.
Еще никогда в жизни она так спокойно не спала.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Она сидела за старым маленьким столиком у окна и писала. Розовые лучи восходящего утреннего солнца падали на ее темные волосы.
Гэрет открыл глаза и первое, что он увидел, была Кристиана. Чувство сожаления охватило его.
Черт бы меня побрал, что я наделал!
«Позаботься о моей сестре», — сказал Филипп. Гэрет был уверен, что его деверь совсем не одобрит такую заботу.
Его всегда уважали, как человека слова, и это было справедливо. Когда он разговаривал со своими соседями или братьями, они слушали его с уважением и доверяли ему. Он вспомнил, как загорались глаза Даниэля, когда он разговаривал с Кристианой.
А она просто протянула свою белую руку и сказала: «Останься». И он остался, потеряв голову от прикосновения ее нежных рук, от ее густых черных волос, которые ласкали его кожу, от ее жарких нежных объятий. Еще ни одна женщина не была для него такой сладкой, как эта.
А теперь, в результате, он чувствовал себя виноватым. Он молча наблюдал за ней. Она писала, не замечая того, что он проснулся. Перо скрипело по бумаге. Она писала, прикусив зубами нижнюю губу. Откинув волосы со лба, снова склонилась над письмом и улыбнулась тому, что писала. Улыбка ее была мягкой и нежной.
Одета она была в то же самое нежно-розовое платье, которое было на ней, когда она приехала. Его плотный лиф выпрямил ей спину и заставлял держать плечи распрямленными. Осанка сразу стала гордой и грациозной, как у женщин-аристократок.
— Пишешь своему любовнику?
Кристиана удивленно взглянула на него. Не таких слов ждала от него она.
— Я не знала, что ты уже проснулся, — сказала она наконец. Щеки ее густо покраснели.
— Я всегда просыпаюсь перед рассветом. Для меня это обычное дело.
Она растерялась, не зная, что сказать. Щеки ее пылали, она опустила глаза.
«Смущена, — подумал Гэрет, — стыдится того, что сделала. Пустила какого-то неуклюжего фермера в свою благородную постель».
— О чем ты думаешь, дорогая? — намеренно игривым тоном спросил он. — О том, что ты запятнала свою репутацию? Что тебе совсем не следовало просить меня остаться?
Она посмотрела на него ясным взглядом, руки ее сжались. В какое-то мгновение ему показалось, что она хочет расплакаться, но потом холодная мрачная маска опустилась на ее лицо.
Она пожала плечами, как будто ей это совершенно безразлично.
— Похоже, что ты сожалеешь о случившемся? Мне не надо было просить тебя остаться?
— Да, ты не должна была делать этого. И я, действительно, сожалею о случившемся.
Спина ее напряглась, голубые глаза холодно взглянули на него. Она снова безразлично пожала плечами.
— Меня это не волнует, месье. В конце концов, никто не узнает. Нам едва ли придется вращаться в одних и тех же кругах, не правда ли? Я скоро уеду в Новый Орлеан. Мой брат постарается удачно выдать меня замуж, и все будет, как и раньше.
Она резко отвернулась от него, откинув назад волосы, которые еще не были прибраны в прическу. Они тяжелой волной падали вниз и, казалось, были слишком тяжелы для ее тонкой стройной шеи.
Гэрет проклинал себя, чувствуя, что ему стало грустно оттого, что она так легко говорит о своем замужестве.
— Конечно, — согласился он, — как же иначе? Ты получила удовольствие. Это для тебя всего лишь небольшое приключение. Скажите мне, моя госпожа, как вы находите фермера в сравнении с вашим прекрасным французским любовником?
Она встала из-за стола, и только ее сжатые кулаки выдавали ее гнев.
— Я, действительно, не ожидала от вас такого. Мне надоел этот разговор. Простите меня, месье, но мне кажется, здесь слишком много народа.
Она грациозно поклонилась, подняла его ботинки и швырнула их к кровати.
— Я буду очень вам признательна, если вас здесь не будет, когда я вернусь.
Гэрет засмеялся. Она с холодным достоинством открыла дверь дома.
— Не грусти, — успокоил он, — может быть, твой брат скоро пришлет за тобой, и ты сможешь избавиться от грубых крестьян, уехать и начать новую жизнь.
Дог все еще спал на крыльце. Его тяжелое тело преграждало дорогу Кристиане. Она, не церемонясь, толкнула его ногой. Собака укоризненно взглянула на нее.
— Идите к черту, месье Ларкин, — бросила через плечо Кристиана. Не сумев столкнуть Дога, она переступила через него и пошла по тропинке к дому. Гэрет заметил, что маленькие, величиной с жемчужинку, пуговички, которые шли вдоль всей ее спины, были неровно застегнуты, что она пропустила две пуговицы в середине спины. Это почему-то растрогало его.
Дог неодобрительно посмотрел на Гэрета своими печальными глазами, тяжело встал на свои короткие ноги и заковылял за Кристианой, помахивая хвостом с белым кончиком.
— Глупая собака, — проворчал Гэрет, потирая лоб. К черту Кристиану, сказал он себе. Она захотела, чтобы он ее опрокинул, и она это получила, а если сейчас ей хочется изображать из себя оскорбленную, ради бога, пусть изображает.
Если бы он не выпил так много вчера, он ни за что не согласился бы остаться. Вчера он пришел сюда с намерением как-то помочь ей, а закончилось все тем, что он оказался в ее постели, соблазненный ее нежной красотой.
— Ничего в этом нет ужасного, — сказала она тогда, — у всех есть любовники.
«Может быть и так», — подумал Гэрет, но у него еще никогда не было такого сладкого и прекрасного создания, черт бы побрал ее высокомерную задницу.
— Ладно, забудь, — громко произнес он, спустил ноги с кровати, дотянулся до валявшихся в беспорядке брюк. Он быстро оделся, надеясь, что никто не заметит его отсутствия, повернулся к постели, чтобы взять ботинки, которые Кристиана бросила ему, и замер, похолодев.
Простыни были окрашены бледными пятнами крови. «Девственная кровь», — подумал он, и у него все похолодело внутри. Не может этого быть, и все же… Он вспомнил ее необычную скованность, ее крик, когда он грубо вошел в ее тело. «Я не уверена, что я должна делать», — прошептала она, когда он попросил ее соблазнить его. Ему никогда в голову не приходило, что она невинна.
— О, дьявол, — пробормотал он. — Что ты наделал, дурачина? Надо найти ее и извиниться. Остается только надеяться, что брат ее не склонен к дуэлям.
Гэрету непривычно было чувствовать себя виноватым, ему стало неприятно от этого ощущения, очень неприятно, черт возьми.
Он быстро прошел через амбары, увидел, что братья уже приступили к работе, и снова почувствовал укол совести оттого, что пропускает утреннюю работу.
Он направился к дому, остановился у колодца, умылся холодной водой и прополоскал рот. Раздавшийся смех заставил его взглянуть в сторону сада, где работала Кристиана.
Несколько минут он стоял молча, наблюдая.
Джефф и Стюарт выполнили свое обещание и как следует обрезали ветки старого персикового дерева, и теперь солнце хорошо освещало эту часть сада. Кто-то притащил туда старую деревянную скамью. Удобно устроившись на скамье, между Даниэлем и Джеффом сидела Кристиана. На ней был один из фартуков миссис Хэттон, которым она закрыла свое розовое платье. Старые кожаные перчатки, которые он дал ей, лежали у нее на коленях.
Стюарт, Ричард и Дог прислонились к освещенной солнцем каменной ограде. Все пили чай из толстых кружек и смеялись над чем-то, что говорил Стюарт.
Ричард достал из миски горсть первой клубники и протянул Кристиане. Она с улыбкой приняла ягоды.
— В Версале… — начала она, но Ричард прервал ее.
— Подожди. Я сейчас отгадаю, что ты собиралась сказать. — В Версале вы ели клубнику только из больших золотых блюд, и клубника была намного вкуснее нашей бедной английской клубники.
Она швырнула в него стебелек от ягоды и скорчила гримасу.
— Какое ты грубое создание! Я собиралась сказать, что в Версале клубника никогда не казалась такой вкусной. Почему это так, как вы думаете?
— РеЬая тии1се1 гашез, — ответил Даниэль. — Голод делает любую еду вкусной. А мы все соскучились по ягодам, так как уже давно не ели их.
— Вот там нужно поставить подпорки для вьющихся растений, — сказал Стюарт, указывая на боковые ворота, — вон там, над дорожкой, чтобы плющ вился по ней. Получится маленькая зеленая дверь. У нас когда-то была такая, правда?
Даниэль кивнул.
— Да, несколько лет тому назад. А еще, на персиковом дереве висели качели.
— Да, были, — воскликнул Джеффри, — помнишь, как ты разбил себе нос, Стью? Кто-то толкнул тебя и ты ударился головой, помнишь?
— Вик толкнула, — сказал Ричард, и все рассмеялись.
— Она напоминает мне твою мать.
Гэрет не услышал, как к нему подошел отец.
Он удивленно взглянул на отца через плечо, а затем снова на сцену в саду. Кристиана, наклонившись, ласкала уши Дога.
— Ты шутишь, — ответил Гэрет, стараясь найти сходство между Кристианой и его высокой рыжеволосой матерью.
— Нет, — они внешне совсем не похожи, — сказал Мэтью, очки у него спустились на нос; он засунул небольшую книжку, которую он принес с собой, в порванный карман сюртука. — Я имею ввиду, что они похожи манерой поведения. Она также двигается между цветов в саду и смотрит на них, как на детей. У нее есть дар выращивать цветы.
— Она совсем не такая, как мама, — коротко и уверенно сказал Гэрет.
— Мне хотелось бы, чтобы это было так. Твоя мать была очень изнеженной женщиной. Когда она впервые приехала сюда, она была как заблудившийся ягненок. Первое, чему она научилась, это ухаживать за цветами и травами. Цветы разбудили что-то в ее душе также, как у нашей маленькой французской гостьи. Как мне не хочется, чтобы она уезжала.
— Она здесь чужая, — резко сказал Гэрет, — ей не хватит сил жить такой жизнью.
— Ваша мать… — начал Мэтью.
— Некоторые говорят, что наша мать тоже не была достаточно сильной, — возразил Гэрет, — если бы она была сильной деревенской женщиной, может быть, она бы сейчас была среди нас, а не лежала бы под шестью футами земли на кладбище у церкви преподобного Финкла.
Мэтью был ошеломлен, и Гэрет пожалел о своих горьких словах.
— Извини, отец, — сказал он мягко.
— О боже, — пробормотал Мэтью. Он снял с носа очки и начал протирать их испачканным носовым платком, которым, кажется, только хуже выпачкал стекла очков. — Пневмония, — добавил он, подумав, — она не выбирает, мой мальчик.
Гэрет ничего не сказал.
— А что касается всего остального, мне кажется, ты слишком резок с нашей гостьей. Остается только удивляться, почему. Мне кажется, она такая милая, с ней так приятно. И еще мне очень приятно, что кто-то снова заботится о саде моей Бэтти. Иногда мне кажется, что я поступил несправедливо по отношению к ней, когда увез ее от привычной для нее жизни и привез сюда.
Гэрету было ужасно не по себе слышать печаль в голосе отца.
— Но если бы я не привез ее сюда, моя жизнь была бы тоскливой. Я не смог бы забыть ее. По крайней мере, у меня было двадцать лет счастья, но когда она ушла, она разбила мое сердце. И я не жалею ни о чем, мой мальчик. Это лучше, чем если бы я отказался от нее.
На другом конце двора серебряным колокольчиком звенел смех Кристианы. Она смеялась над Джеффри и Стюартом, которые начали бороться из-за последних оставшихся ягод.
— Только не проливайте кровь на мои левкои, — с притворным ужасом закричала она, и они сразу прекратили драться и с преувеличенной осторожностью отошли от цветов.
— Ей это не подходит, — резко сказал Гэрет отцу, — она совсем не похожа на мать, и нет смысла вести этот душещипательный разговор.
Мэтью улыбнулся и посмотрел на Гэрета с понимающей улыбкой, что разозлило его.
— Как сказал Бард, любовь слепа…
— К черту Барда.
Мэтью удивленно приподнял брови и направился назад, к дому, вынув книгу из кармана и хлопая по другим карманам, в поисках вечно теряющихся очков.
— Они у тебя на лбу, — автоматически подсказал Гэрет и улыбнулся отцу, который опустил очки на нос и пошел в дом, полностью погрузившись в чтение книги.
— Тебе надо пересадить немного цветов к своему дому, — сказал Даниэль Кристиане, — чтобы ты могла там ими любоваться.
— А разве можно? А они не завянут?
— Можно, конечно. Если хочешь, я помогу тебе.
— Тебе нужно избавиться от этой лаванды, — подсказал Джеффри, — она такая вонючая, пусть лучше эти розовые цветочки растут.
— Это … — показала на розовые цветочки Кристиана, — нежные вильямсы. Нет, я очень люблю лаванду.
— Они такие вонючие, — повторил Джефф, откидывая с глаз прядь волос.
— А что сегодня никто не собирается работать, а только весь день будете пить чай?
Кристиана покраснела, услышав голос Гэрета. Она наклонилась и стала гладить собаку, боясь встретиться с ним глазами.
— Пришел чертов диктатор, — приветствовал его Ричард. — Что-то я не видел вас сегодня утром в амбаре, ваше величество.
Гэрет оставил без внимания его слова.
— Овечью шерсть надо связывать в тюки и пересчитывать, лошадей надо пасти, надо привести в порядок все расчеты по журналам.
— Он стареет, — сказал Джеффи Кристиане украдкой, — и становится таким капризным, правда?
Она с трудом заставила себя улыбнуться.
— Я займусь счетами и расчетами, — сказал Даниэль, поднимаясь и потягиваясь. — У тебя замечательный сад, Кристиана, спасибо тебе за это.
— Мы с Джеффом поедем пасти лошадей, — заявил Стюарт. — Кристиана, ты можешь ездить на лошади?
— Да, очень хорошо… в экипаже, — призналась она, и эта шутка вызвала всеобщий смех.
— Это не проблема, мы тебя потом научим. Она кивнула, натянула на руки перчатки, которые ей были велики, наклонилась и подняла садовый совок, который оставила на дорожке.
— Я займусь подсчетом шерсти, — сказал Ричард мрачным тоном, — если вы, лентяи, поможете мне увязывать ее в тюки.
— Джеффи и Стюарт согласились и, добродушно переругиваясь, покинули сад.
Перед тем, как уйти, Даниэль легко дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась ему в ответ.
Когда братья ушли, Кристиана повернулась к заросшему сорняками уголку сада.
Она скорее почувствовала, чем услышала, что Гэрет стоит над ней, но сделала вид, что не замечает его.
Он опустился рядом с ней на колени и положил свою руку ей на руку.
— Кристиана…
— Уходи отсюда.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Все это ерунда. Уходи отсюда.
Он вздохнул, взял совок у нее из рук и отшвырнул его в сторону.
— Мне не нравится, что ты ругаешься.
Она взглянула на него, и у нее комок подступил к горлу. Он с такой нежностью смотрел на нее!
— Ты тоже ругаешься. Твои братья ругаются. И мне тоже хочется ругаться, и я буду ругаться. Пошел ко всем чертям, не будь педерастом, поцелуй мою задницу!…
— Я целовал, — просто сказал Гэрет, — и она была свежей и сладкой как персик.
Кристиана запнулась и не нашла, что ответить. Лицо ее загорелось, и наконец она сказала:
— Все это чепуха.
Затем она попыталась подняться на ноги. Гэрет схватил ее за руку.
— Нет, не уходи. Садись и поговори со мной.
Она села и уставилась на мох, растущий между камнями дорожки, потом взяла палку и начала его ковырять.
— Ты была девушкой, правда?
Сначала она хотела солгать, но потом передумала и кротко кивнула головой.
— Черт возьми. Почему ты не сказала мне об этом?
— А если бы сказала, это бы тебя остановило?
— Ты прекрасно знаешь, что я бы не посмел.
Она посмотрела ему в глаза и удивилась, увидев в них сдерживаемый гнев и печаль.
— Какая тебе разница? Он рассердился.
— Очень большая разница. В противоположность тому, что ты думаешь обо мне, я считаю себя честным и благородным человеком, и я никогда не совершил бы этого, если бы знал.
— А теперь ты сожалеешь о случившемся и боишься, что я заплачу и отправлюсь к твоему отцу или к Даниэлю жаловаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Уши ее были наполнены темным гулом, наслаждение пронзало ее серебряными молниями, каждая последующая была ярче, острее и жарче предыдущей. Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала свой собственный голос — дикий страстный крик. Это был крик слепой страсти. Мир вокруг нее сверкал яркими стрелами наслаждения.
Сквозь темный густой туман до нее долетел ответный стон Гэрета, и внутри своего тела она почувствовала, как он содрогается, достигнув предела.
Он не сказал ей ни слова после этого. Он только прижал ее к своей груди, нежно целовал ее лицо, осыпая поцелуями ее веки, щеки и губы, лаская ее волосы, прикасаясь к ним с благоговением.
А Кристиана, потрясенная и обессиленная глубиной страсти, которую они разделили вместе, чувствовала Себя, как будто ее коснулась волшебная магия. Она почти сразу же уснула с блаженным и приятным чувством, что рядом с ней в постели находится сильное горячее тело, которое защищает ее.
Никогда еще она не чувствовала себя такой живой частичкой целой вселенной. Через открытое окно было слышно, как стрекотали кузнечики. Легкий ветерок шевелил листву деревьев. Сердце Гэрета ритмично стучало у нее над ухом. Может быть, так чувствуешь себя, когда тебя любят? Если это так, то это волшебное чувство, самое сладкое чувство в мире.
Еще никогда в жизни она так спокойно не спала.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Она сидела за старым маленьким столиком у окна и писала. Розовые лучи восходящего утреннего солнца падали на ее темные волосы.
Гэрет открыл глаза и первое, что он увидел, была Кристиана. Чувство сожаления охватило его.
Черт бы меня побрал, что я наделал!
«Позаботься о моей сестре», — сказал Филипп. Гэрет был уверен, что его деверь совсем не одобрит такую заботу.
Его всегда уважали, как человека слова, и это было справедливо. Когда он разговаривал со своими соседями или братьями, они слушали его с уважением и доверяли ему. Он вспомнил, как загорались глаза Даниэля, когда он разговаривал с Кристианой.
А она просто протянула свою белую руку и сказала: «Останься». И он остался, потеряв голову от прикосновения ее нежных рук, от ее густых черных волос, которые ласкали его кожу, от ее жарких нежных объятий. Еще ни одна женщина не была для него такой сладкой, как эта.
А теперь, в результате, он чувствовал себя виноватым. Он молча наблюдал за ней. Она писала, не замечая того, что он проснулся. Перо скрипело по бумаге. Она писала, прикусив зубами нижнюю губу. Откинув волосы со лба, снова склонилась над письмом и улыбнулась тому, что писала. Улыбка ее была мягкой и нежной.
Одета она была в то же самое нежно-розовое платье, которое было на ней, когда она приехала. Его плотный лиф выпрямил ей спину и заставлял держать плечи распрямленными. Осанка сразу стала гордой и грациозной, как у женщин-аристократок.
— Пишешь своему любовнику?
Кристиана удивленно взглянула на него. Не таких слов ждала от него она.
— Я не знала, что ты уже проснулся, — сказала она наконец. Щеки ее густо покраснели.
— Я всегда просыпаюсь перед рассветом. Для меня это обычное дело.
Она растерялась, не зная, что сказать. Щеки ее пылали, она опустила глаза.
«Смущена, — подумал Гэрет, — стыдится того, что сделала. Пустила какого-то неуклюжего фермера в свою благородную постель».
— О чем ты думаешь, дорогая? — намеренно игривым тоном спросил он. — О том, что ты запятнала свою репутацию? Что тебе совсем не следовало просить меня остаться?
Она посмотрела на него ясным взглядом, руки ее сжались. В какое-то мгновение ему показалось, что она хочет расплакаться, но потом холодная мрачная маска опустилась на ее лицо.
Она пожала плечами, как будто ей это совершенно безразлично.
— Похоже, что ты сожалеешь о случившемся? Мне не надо было просить тебя остаться?
— Да, ты не должна была делать этого. И я, действительно, сожалею о случившемся.
Спина ее напряглась, голубые глаза холодно взглянули на него. Она снова безразлично пожала плечами.
— Меня это не волнует, месье. В конце концов, никто не узнает. Нам едва ли придется вращаться в одних и тех же кругах, не правда ли? Я скоро уеду в Новый Орлеан. Мой брат постарается удачно выдать меня замуж, и все будет, как и раньше.
Она резко отвернулась от него, откинув назад волосы, которые еще не были прибраны в прическу. Они тяжелой волной падали вниз и, казалось, были слишком тяжелы для ее тонкой стройной шеи.
Гэрет проклинал себя, чувствуя, что ему стало грустно оттого, что она так легко говорит о своем замужестве.
— Конечно, — согласился он, — как же иначе? Ты получила удовольствие. Это для тебя всего лишь небольшое приключение. Скажите мне, моя госпожа, как вы находите фермера в сравнении с вашим прекрасным французским любовником?
Она встала из-за стола, и только ее сжатые кулаки выдавали ее гнев.
— Я, действительно, не ожидала от вас такого. Мне надоел этот разговор. Простите меня, месье, но мне кажется, здесь слишком много народа.
Она грациозно поклонилась, подняла его ботинки и швырнула их к кровати.
— Я буду очень вам признательна, если вас здесь не будет, когда я вернусь.
Гэрет засмеялся. Она с холодным достоинством открыла дверь дома.
— Не грусти, — успокоил он, — может быть, твой брат скоро пришлет за тобой, и ты сможешь избавиться от грубых крестьян, уехать и начать новую жизнь.
Дог все еще спал на крыльце. Его тяжелое тело преграждало дорогу Кристиане. Она, не церемонясь, толкнула его ногой. Собака укоризненно взглянула на нее.
— Идите к черту, месье Ларкин, — бросила через плечо Кристиана. Не сумев столкнуть Дога, она переступила через него и пошла по тропинке к дому. Гэрет заметил, что маленькие, величиной с жемчужинку, пуговички, которые шли вдоль всей ее спины, были неровно застегнуты, что она пропустила две пуговицы в середине спины. Это почему-то растрогало его.
Дог неодобрительно посмотрел на Гэрета своими печальными глазами, тяжело встал на свои короткие ноги и заковылял за Кристианой, помахивая хвостом с белым кончиком.
— Глупая собака, — проворчал Гэрет, потирая лоб. К черту Кристиану, сказал он себе. Она захотела, чтобы он ее опрокинул, и она это получила, а если сейчас ей хочется изображать из себя оскорбленную, ради бога, пусть изображает.
Если бы он не выпил так много вчера, он ни за что не согласился бы остаться. Вчера он пришел сюда с намерением как-то помочь ей, а закончилось все тем, что он оказался в ее постели, соблазненный ее нежной красотой.
— Ничего в этом нет ужасного, — сказала она тогда, — у всех есть любовники.
«Может быть и так», — подумал Гэрет, но у него еще никогда не было такого сладкого и прекрасного создания, черт бы побрал ее высокомерную задницу.
— Ладно, забудь, — громко произнес он, спустил ноги с кровати, дотянулся до валявшихся в беспорядке брюк. Он быстро оделся, надеясь, что никто не заметит его отсутствия, повернулся к постели, чтобы взять ботинки, которые Кристиана бросила ему, и замер, похолодев.
Простыни были окрашены бледными пятнами крови. «Девственная кровь», — подумал он, и у него все похолодело внутри. Не может этого быть, и все же… Он вспомнил ее необычную скованность, ее крик, когда он грубо вошел в ее тело. «Я не уверена, что я должна делать», — прошептала она, когда он попросил ее соблазнить его. Ему никогда в голову не приходило, что она невинна.
— О, дьявол, — пробормотал он. — Что ты наделал, дурачина? Надо найти ее и извиниться. Остается только надеяться, что брат ее не склонен к дуэлям.
Гэрету непривычно было чувствовать себя виноватым, ему стало неприятно от этого ощущения, очень неприятно, черт возьми.
Он быстро прошел через амбары, увидел, что братья уже приступили к работе, и снова почувствовал укол совести оттого, что пропускает утреннюю работу.
Он направился к дому, остановился у колодца, умылся холодной водой и прополоскал рот. Раздавшийся смех заставил его взглянуть в сторону сада, где работала Кристиана.
Несколько минут он стоял молча, наблюдая.
Джефф и Стюарт выполнили свое обещание и как следует обрезали ветки старого персикового дерева, и теперь солнце хорошо освещало эту часть сада. Кто-то притащил туда старую деревянную скамью. Удобно устроившись на скамье, между Даниэлем и Джеффом сидела Кристиана. На ней был один из фартуков миссис Хэттон, которым она закрыла свое розовое платье. Старые кожаные перчатки, которые он дал ей, лежали у нее на коленях.
Стюарт, Ричард и Дог прислонились к освещенной солнцем каменной ограде. Все пили чай из толстых кружек и смеялись над чем-то, что говорил Стюарт.
Ричард достал из миски горсть первой клубники и протянул Кристиане. Она с улыбкой приняла ягоды.
— В Версале… — начала она, но Ричард прервал ее.
— Подожди. Я сейчас отгадаю, что ты собиралась сказать. — В Версале вы ели клубнику только из больших золотых блюд, и клубника была намного вкуснее нашей бедной английской клубники.
Она швырнула в него стебелек от ягоды и скорчила гримасу.
— Какое ты грубое создание! Я собиралась сказать, что в Версале клубника никогда не казалась такой вкусной. Почему это так, как вы думаете?
— РеЬая тии1се1 гашез, — ответил Даниэль. — Голод делает любую еду вкусной. А мы все соскучились по ягодам, так как уже давно не ели их.
— Вот там нужно поставить подпорки для вьющихся растений, — сказал Стюарт, указывая на боковые ворота, — вон там, над дорожкой, чтобы плющ вился по ней. Получится маленькая зеленая дверь. У нас когда-то была такая, правда?
Даниэль кивнул.
— Да, несколько лет тому назад. А еще, на персиковом дереве висели качели.
— Да, были, — воскликнул Джеффри, — помнишь, как ты разбил себе нос, Стью? Кто-то толкнул тебя и ты ударился головой, помнишь?
— Вик толкнула, — сказал Ричард, и все рассмеялись.
— Она напоминает мне твою мать.
Гэрет не услышал, как к нему подошел отец.
Он удивленно взглянул на отца через плечо, а затем снова на сцену в саду. Кристиана, наклонившись, ласкала уши Дога.
— Ты шутишь, — ответил Гэрет, стараясь найти сходство между Кристианой и его высокой рыжеволосой матерью.
— Нет, — они внешне совсем не похожи, — сказал Мэтью, очки у него спустились на нос; он засунул небольшую книжку, которую он принес с собой, в порванный карман сюртука. — Я имею ввиду, что они похожи манерой поведения. Она также двигается между цветов в саду и смотрит на них, как на детей. У нее есть дар выращивать цветы.
— Она совсем не такая, как мама, — коротко и уверенно сказал Гэрет.
— Мне хотелось бы, чтобы это было так. Твоя мать была очень изнеженной женщиной. Когда она впервые приехала сюда, она была как заблудившийся ягненок. Первое, чему она научилась, это ухаживать за цветами и травами. Цветы разбудили что-то в ее душе также, как у нашей маленькой французской гостьи. Как мне не хочется, чтобы она уезжала.
— Она здесь чужая, — резко сказал Гэрет, — ей не хватит сил жить такой жизнью.
— Ваша мать… — начал Мэтью.
— Некоторые говорят, что наша мать тоже не была достаточно сильной, — возразил Гэрет, — если бы она была сильной деревенской женщиной, может быть, она бы сейчас была среди нас, а не лежала бы под шестью футами земли на кладбище у церкви преподобного Финкла.
Мэтью был ошеломлен, и Гэрет пожалел о своих горьких словах.
— Извини, отец, — сказал он мягко.
— О боже, — пробормотал Мэтью. Он снял с носа очки и начал протирать их испачканным носовым платком, которым, кажется, только хуже выпачкал стекла очков. — Пневмония, — добавил он, подумав, — она не выбирает, мой мальчик.
Гэрет ничего не сказал.
— А что касается всего остального, мне кажется, ты слишком резок с нашей гостьей. Остается только удивляться, почему. Мне кажется, она такая милая, с ней так приятно. И еще мне очень приятно, что кто-то снова заботится о саде моей Бэтти. Иногда мне кажется, что я поступил несправедливо по отношению к ней, когда увез ее от привычной для нее жизни и привез сюда.
Гэрету было ужасно не по себе слышать печаль в голосе отца.
— Но если бы я не привез ее сюда, моя жизнь была бы тоскливой. Я не смог бы забыть ее. По крайней мере, у меня было двадцать лет счастья, но когда она ушла, она разбила мое сердце. И я не жалею ни о чем, мой мальчик. Это лучше, чем если бы я отказался от нее.
На другом конце двора серебряным колокольчиком звенел смех Кристианы. Она смеялась над Джеффри и Стюартом, которые начали бороться из-за последних оставшихся ягод.
— Только не проливайте кровь на мои левкои, — с притворным ужасом закричала она, и они сразу прекратили драться и с преувеличенной осторожностью отошли от цветов.
— Ей это не подходит, — резко сказал Гэрет отцу, — она совсем не похожа на мать, и нет смысла вести этот душещипательный разговор.
Мэтью улыбнулся и посмотрел на Гэрета с понимающей улыбкой, что разозлило его.
— Как сказал Бард, любовь слепа…
— К черту Барда.
Мэтью удивленно приподнял брови и направился назад, к дому, вынув книгу из кармана и хлопая по другим карманам, в поисках вечно теряющихся очков.
— Они у тебя на лбу, — автоматически подсказал Гэрет и улыбнулся отцу, который опустил очки на нос и пошел в дом, полностью погрузившись в чтение книги.
— Тебе надо пересадить немного цветов к своему дому, — сказал Даниэль Кристиане, — чтобы ты могла там ими любоваться.
— А разве можно? А они не завянут?
— Можно, конечно. Если хочешь, я помогу тебе.
— Тебе нужно избавиться от этой лаванды, — подсказал Джеффри, — она такая вонючая, пусть лучше эти розовые цветочки растут.
— Это … — показала на розовые цветочки Кристиана, — нежные вильямсы. Нет, я очень люблю лаванду.
— Они такие вонючие, — повторил Джефф, откидывая с глаз прядь волос.
— А что сегодня никто не собирается работать, а только весь день будете пить чай?
Кристиана покраснела, услышав голос Гэрета. Она наклонилась и стала гладить собаку, боясь встретиться с ним глазами.
— Пришел чертов диктатор, — приветствовал его Ричард. — Что-то я не видел вас сегодня утром в амбаре, ваше величество.
Гэрет оставил без внимания его слова.
— Овечью шерсть надо связывать в тюки и пересчитывать, лошадей надо пасти, надо привести в порядок все расчеты по журналам.
— Он стареет, — сказал Джеффи Кристиане украдкой, — и становится таким капризным, правда?
Она с трудом заставила себя улыбнуться.
— Я займусь счетами и расчетами, — сказал Даниэль, поднимаясь и потягиваясь. — У тебя замечательный сад, Кристиана, спасибо тебе за это.
— Мы с Джеффом поедем пасти лошадей, — заявил Стюарт. — Кристиана, ты можешь ездить на лошади?
— Да, очень хорошо… в экипаже, — призналась она, и эта шутка вызвала всеобщий смех.
— Это не проблема, мы тебя потом научим. Она кивнула, натянула на руки перчатки, которые ей были велики, наклонилась и подняла садовый совок, который оставила на дорожке.
— Я займусь подсчетом шерсти, — сказал Ричард мрачным тоном, — если вы, лентяи, поможете мне увязывать ее в тюки.
— Джеффи и Стюарт согласились и, добродушно переругиваясь, покинули сад.
Перед тем, как уйти, Даниэль легко дотронулся до ее плеча. Она улыбнулась ему в ответ.
Когда братья ушли, Кристиана повернулась к заросшему сорняками уголку сада.
Она скорее почувствовала, чем услышала, что Гэрет стоит над ней, но сделала вид, что не замечает его.
Он опустился рядом с ней на колени и положил свою руку ей на руку.
— Кристиана…
— Уходи отсюда.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Все это ерунда. Уходи отсюда.
Он вздохнул, взял совок у нее из рук и отшвырнул его в сторону.
— Мне не нравится, что ты ругаешься.
Она взглянула на него, и у нее комок подступил к горлу. Он с такой нежностью смотрел на нее!
— Ты тоже ругаешься. Твои братья ругаются. И мне тоже хочется ругаться, и я буду ругаться. Пошел ко всем чертям, не будь педерастом, поцелуй мою задницу!…
— Я целовал, — просто сказал Гэрет, — и она была свежей и сладкой как персик.
Кристиана запнулась и не нашла, что ответить. Лицо ее загорелось, и наконец она сказала:
— Все это чепуха.
Затем она попыталась подняться на ноги. Гэрет схватил ее за руку.
— Нет, не уходи. Садись и поговори со мной.
Она села и уставилась на мох, растущий между камнями дорожки, потом взяла палку и начала его ковырять.
— Ты была девушкой, правда?
Сначала она хотела солгать, но потом передумала и кротко кивнула головой.
— Черт возьми. Почему ты не сказала мне об этом?
— А если бы сказала, это бы тебя остановило?
— Ты прекрасно знаешь, что я бы не посмел.
Она посмотрела ему в глаза и удивилась, увидев в них сдерживаемый гнев и печаль.
— Какая тебе разница? Он рассердился.
— Очень большая разница. В противоположность тому, что ты думаешь обо мне, я считаю себя честным и благородным человеком, и я никогда не совершил бы этого, если бы знал.
— А теперь ты сожалеешь о случившемся и боишься, что я заплачу и отправлюсь к твоему отцу или к Даниэлю жаловаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31