Этому герцогу не понравится скандал, разве не так?
— Думаю, скандал ему ни к чему, — согласилась Кайла. — Он даже пытался угрожать мне, чтобы я не вздумала распространяться о своих претензиях.
— В таком случае его разволнуют слухи, что некая красивая молодая леди, появившаяся в Лондоне, — таинственная дочь неизвестного герцога. Кое-где мы деликатно намекнем, что твоим отцом мог быть Уолвертон, и все станут гадать: а правда ли это?
— Я все еще не понимаю…
— Предоставь это мне. У меня есть идея, которая может сработать. Конечно, мы используем и другие возможности, прежде чем пустим в ход радикальный способ, но, поверь, это будет нашей козырной картой. И мы будем держать ее в своих руках до тех пор, пока Уолвертон не сдастся.
— Герцог не похож на человека, который легко сдается, тетя. Мне он показался весьма грозным.
— Это так. Однако посмотрим! Думаю, если мы поведем себя по-умному, то своего добьемся, ma petite.
Кайла улыбнулась, хотя слова тети окончательно ее не убедили. Были определенные сомнения и у самой Селесты. Но что еще оставалось делать?
Глава 3
— Неслыханная наглость! — Беатрис, вдовствующая герцогиня Уолвертонская, с шумом втянула в себя воздух. Видно было, как под китайским шелком и бельгийскими кружевами вздымается ее грудь.
Брет бросил на нее короткий взгляд и снова вернулся к чтению письма.
— Я позабочусь об этом, мадам.
— Допустить даже мысль о том, что она смеет… Между прочим, вам известно, что леди Раштон намекнула, будто мисс Ван Влит — дочь английского герцога и французской маркизы? Похоже, до нее дошли какие-то слухи… Брет, да вы слушаете меня? Или вас не беспокоит, что мои дочери — законнорожденные дети Эдварда — могут серьезно пострадать, если эта тварь станет порочить нашу семью и наше доброе имя? Мы сделаемся посмешищем всего Лондона, если она публично заявит, что Эдвард ее отец! Мы не сможем появиться ни в одном респектабельном доме. Через несколько недель начинается сезон. Арабелла и Анна должны быть представлены обществу. Как я устрою им подходящий брак, если о нас пойдут сплетни? Я уверена, что никто из патронесс, даже моя подруга леди Каупер, не даст им рекомендации для визита к Алмэку, если все поверят, что они каким-то образом связаны с этой презренной, гадкой девчонкой, которая осмеливается… Ах, мне становится дурно, я могу упасть в обморок!
Брет мрачно посмотрел на Беатрис. Было бы слишком наивно надеяться, что она и в самом деле упадет в обморок и хоть на несколько мгновений оставит его в покое… Он встал, отбросил письмо и нетерпеливо провел рукой по волосам.
— Боже мой, тетя Беатрис! Люди не столь глупы, чтобы верить всему, что может сказать мисс Ван Влит.
— Вы просто не в курсе. — В голосе тети прозвучали истеричные нотки. Она тихо застонала и опустилась в кресло, закатив глаза. Впрочем, это не произвело на Брета никакого впечатления — он не бросился ей на помощь. Брет заметил, что подобные сцены разыгрывались специально для него. Через несколько мгновений она открыла глаза и с раздражением спросила: — Да и откуда вам знать, Брет? Воспитывались вы не в Англии и потому не можете представить, насколько важна здесь репутация. Даже самый незначительный слух может разрушить кому-то жизнь. Резкое замечание, высказанное каким-либо влиятельным лицом, может похоронить, надежды моих дочерей на брак.
— Разумеется, ситуация нелепая и вызывает раздражение. Я забыл, что у вас множество знакомых, которые только и заняты тем, что сплетничают;
Беатрис ответила довольно ядовито:
— Это вполне может относиться и к вам, Брет. Поймите, это год дебюта Арабеллы и Анны, и нельзя, чтобы их приняли за вульгарных колониальных девиц вроде…
— Вроде кого? Вы намекали на мое происхождение? — негромко закончил фразу Брет, видя, что Беатрис замолчала и слегка вспыхнула, почувствовав, что оскорбила его. — Ну да ничего, тетя Беатрис. Я не вызову вас за это на дуэль, поскольку вы не уточнили, в чем именно заключается моя колониальная вульгарность.
Румянец Беатрис сменился бледностью, она принялась перебирать бусы.
— Нет, нет, поверьте мне, я хорошо понимаю, почему вы были вынуждены участвовать в этом ужасном деле… Это счастье, что вы не убили его, а всего лишь ранили… Поистине рука провидения.
— Если бы я хотел убить его, мадам, он был бы мертв. Небольшое кровопускание заставит Ивершэма быть осмотрительнее, если ему снова захочется нанести мне оскорбление. Нелишне также предупредить и всякого другого, у кого возникнет желание нелестно отозваться о моей родословной. Не правда ли?
Несколько удивленный тем, что Беатрис, заикаясь, пыталась сохранить лицо и продолжала лепетать, что имела в виду вовсе не его, Брет слушал ее вполуха.
— Я знаю, что вы получили хорошее воспитание, учились политесу и овладели всеми знаниями, которые необходимы молодому человеку. Но согласитесь, существуют ужасные люди, которые плохо с вами знакомы. Они, однако, весьма влиятельны и способны навредить вашим кузинам, лишив их шансов удачно выйти замуж… Брет, вы слышите меня?
Герцог бросил на Беатрис беглый взгляд:
— Я прекрасно осведомлен о сложившейся ситуации. Ваши дочери дебютируют в этом сезоне и, без сомнения, получат рекомендации для визита к Алмэку или где там еще они должны появиться.
Беатрис хмыкнула:
— Это самое меньшее, что может быть сделано для них, бедных овечек. Сколько лет они ждали этого! После смерти их возлюбленного отца все, что им было обещано жизнью, стало не столь уж бесспорным, Эдвард оставил нас в весьма стесненном положении. Он ведь знал, что рано или поздно умрет, и я не представляю, почему он не обеспечил нас получше.
— Ваш муж был прожигателем жизни, мадам. — Брет приподнял бровь, заметив возмущение в ее глазах. — И вы это прекрасно знаете, как бы ни притворялись, что вам это неизвестно. Если бы он не проиграл в карты наследство своих детей, мне бы не пришлось вкладывать собственные деньги в этот музейного вида дом. Я бы прежде всего его продал, а не выслушивал ваши просьбы о том, что его надо ремонтировать. Этот уродец чертовски дорого мне обходится.
Герцогиня побледнела. Руки ее заметно дрожали, когда она подносила к лицу платочек. Однако свойственный ей боевой дух взял верх, и она огрызнулась:
— Это наш дом! Роберт Адам сделал пристройки, а до него…
— Прошу вас, не перечисляйте многочисленных архитекторов, которые создали этого монстра.
— Я понимаю, что вам милее безобразные приземистые домишки из глины и нрутьев, коровы, разгуливающие по парку, да еще собаки, которые лают на луну.
Брет слегка поджал губы.
— Койоты, мадам. Четвероногие хищники. И дома не из глины, а из самана. И я действительно предпочитаю дома такого типа. Простые и удобные. Но дело не в этом. Вы живете на мои деньги. Поверьте, я не меньше вашего хочу, чтобы ваши дочери удачно вышли замуж. У меня нет никакого желания постоянно их кормить.
Беатрис посмотрела на Брета оценивающим взглядом:
— Почему ваш отец настаивал на том, чтобы уехать жить в Америку? Похоже, это оказало огромное влияние на его сына. Конечно, никто не знал, что именно вы в один прекрасный день станете наследником герцога. Я полагаю, Брет, что вы говорите все это потому, что привыкли быть откровенным, однако я испытываю смущение, когда слышу от вас подобные слова.
— Какие? Слова о том, что мне не хочется выдавать деньги на карманные расходы четырем старым девам до конца их жизни? Это не должно вас смущать, как не смущает то, что вы пользуетесь моими деньгами, создавая иллюзию благополучия и достатка… А что касается вопроса, который вы задали раньше, отвечу, что я намерен поговорить с мисс Ван Влит при первой же возможности.
При упоминании этого имени Брет представил голубовато-зеленые глаза, которые смотрели на него с неким неуверенным высокомерием, и красивое овальное лицо. Четко обозначенные светлые брови над глазами с густыми ресницами дополняли образ. Девушка была похожа на сказочную лесную фею и производила неизгладимое впечатление. В ней соединились ангельские и вполне земные черты, лицо отличалось совершенством формы, равно как и ее нос и рот, в глазах было одновременно чувственное и таинственное выражение. Казалось, она знала ответы на многие вопросы, которые задает жизнь. Лицо святой и глаза шлюхи…
Проклятие! Искушающий образ Кайлы Ван Влит то и дело представал перед ним с тех пор, как она появилась в доме, заявив о своих нелепых притязаниях.
Беатрис откинулась на парчовую подушку кресла и торжествующе улыбнулась.
— Отлично, Брет. Я глубоко удовлетворена тем, что вы предпримете шаги, чтобы убрать с дороги эту нищенку до начала сезона. — Несмотря на волнение, в голосе герцогини зазвенела сталь, когда она продолжила свои размышления вслух: — Не понимаю, каким образом ей удалось так быстро нашептать все леди Раштон?
Брету этот вопрос не казался таким уж актуальным. У него были более существенные проблемы, требовавшие срочного решения. Он снова перечитал письмо, которое получил час назад.
Шедший из Америки грузовой корабль был захвачен пиратами у побережья Кубы. Случай довольно ординарный, но дело страшно осложнялось тем, что на судне находились весьма важные документы. Брет не мог понять, почему столь важные бумаги, касающиеся его самого богатого серебряного рудника, оказались на борту этого судна. Рудник Санта-Мария давал две тонны руды в день, и это могло привлечь внимание разных нечистоплотных и сомнительных личностей. Его отец открыл месторождение уже давно, но только в последние годы на руднике стали добывать высококачественную руду. Документ, подтверждающий право на владение рудником, находился в сейфе регистрационного бюро. Какого черта он оказался на борту одного из его грузовых кораблей? И что еще более важно — где этот документ теперь искать?
Поистине у него сейчас были гораздо более важные дела, чем возня с искательницами наследства вроде Кайлы Ван Влит. Но будь он проклят, если позволит этой авантюристке получить хотя бы пенс. Он быстренько заставит ее отказаться от своих притязаний, а затем сосредоточится на том, что действительно важно.
Кайла выглянула из верхнего окна элегантного дома на Керзон-стрит. Внизу по мощеной мостовой катили экипажи. Аккуратные заборчики окружали крохотные палисадники перед красивыми особняками. Всего через несколько кварталов Лондон превращался в шумный, грязный город, который Кайла увидела сразу по приезде, здесь же спокойно, тихо и воздух почти как в деревне. Однако это может измениться довольно быстро, потому что повсюду шло строительство, город расширялся и, словно гигантская хищная птица, поглощал тихие жилые районы, где жили состоятельные люди. Кайла прижала лицо к толстому прохладному стеклу, и оно покрылось инеем от ее дыхания.
— Ну как, ma petite, тебе понравилась поездка в Гайд-парк с леди Раштон? — спросила Селеста. — Она знает в Лондоне все! Это счастье, что мы хорошие подруги с Один. Она жена графа и относится к числу самых влиятельных людей в обществе. Нам повезло с такой союзницей, не правда ли?
Кайла отошла от окна и улыбнулась. Селеста хлопотала с кружевами и материей, которая свешивалась с ее руки, и была сейчас похожа скорее на белошвейку, чем на аристократку.
— Да, тетя, это была славная прогулка. Мы встретили многих интересных людей. Я размышляла о том, как быстро все меняется.
— А, вот как. — Селеста пытливо взглянула на Кайлу и ловко отвлекла девушку от размышлений, переключив разговор на то, что цветной шелк выигрывает по сравнению с муслином, даже атласом и бархатом.
— Голубой цвет, — заявила Селеста, — разумеется, я имею в виду шелк, тебе очень пойдет. Ты изящная и стройная и в то же время обладаешь такими округлыми формами, которые способны прельстить любого мужчину… Да ты не красней, та petite! Так и есть! А ведь мы Хотим, чтобы ты выглядела как можно лучше, не так ли?
Пока крестная мать прикладывала отрез голубого шелка к ее плечу, Кайла с сомнением и горечью сказала:
— Меня никогда не примут в лучших домах, мне не удастся получить причитающееся мне наследство и занять подобающее место в обществе.
Селеста со страдальческим выражением посмотрела на девушку:
— Ma petite, но это вовсе не так! Твой отец был герцог, твоя мать — дочь маркиза. У тебя безупречная родословная!
— Вы ведь знаете не хуже меня, что, если даже подобие скандала возникнет вокруг моего имени, я окажусь de trop, парией… Никто из влиятельных людей меня не примет.
Селеста тяжело вздохнула:
— Да, это верно. Есть и такие, у кого долгая память. Они, боюсь, могут вспомнить не только, что твоя мать была графиней, но и то, что она была отвергнута мужем, а потом…
— А потом стала fille de joie… Вот именно это И вспомнят, тетя Селеста, если все раскроется. И зачем мы затеваем весь этот фарс?
— Я сказала тебе. Чтобы заставить этого дьявола герцога отдать то, что принадлежит тебе по праву.
— Даже наши барристеры не слишком надеются на то, что он с этим согласится. Он из Америки, говорят они, и не очень считается с законами и принятыми здесь нормами. Я охотно верю, что он настоящий варвар. — Кайлу даже проняла дрожь, когда она вспомнила его серые, со стальным отливом глаза и хищную ухмылку. Нет, это не тот человек, на которого можно оказать давление, как надеялись тетя Селеста и леди Раштон.
— Может, герцог и не воспринял тебя всерьез, зато герцогине определенно не безразлично, что будет дальше. — Селеста отняла от руки шелковый отрез. — Она будет мучить его до тех пор, пока он не убедится, что надо что-то делать, чтобы остановить тебя. И вот тогда ты, ma petite, предъявишь им ультиматум. И если правильно выбрать время, он сдастся.
— И объявит меня законной наследницей? — недоверчиво улыбнулась Кайла. — Я очень сомневаюсь, что на него это подействует.
— Сейчас речь идет о твоих деньгах. О средствах, которые должны были выплатить Фаустине, но которые она так и не получила. Бедная девочка была предоставлена самой себе, беременная, без пенса в кармане! Отдана на милость таких людей, как… Но ладно, не будем сейчас об этом. Ты обо всем знаешь, и нет нужды повторять.
Селеста снова занялась шелковым отрезом, а Кайла нахмурилась. Порой крестная мать утаивала от нее некоторые вещи — отнюдь не по злобе, а, наоборот, по доброте душевной. Тем не менее было досадно узнавать с запозданием о фактах, которые, как считалось, были ей давно известны.
— Тетя Селеста, а кто стал содержать маму, после того как она лишилась крыши над головой?
— Не стоит об этом говорить, моя девочка. Давай лучше прикинем, насколько материя вот этого оттенка подойдет к твоим глазам. О, я вижу, что не подойдет. Она слишком бледна по сравнению с твоими ясными очами. — Под пристальным взглядом Кайлы тетя закусила губу и стала внимательно рассматривать содержимое корзинки, где находились образцы шелка. Затем раздраженно сказала: — Читай дневники Фаустины.
— Я читала. Она не указывает имен, там лишь инициалы. Такое впечатление, что она хотела забыть этих людей. А я помню очень смутно. Знаю, что это был не папа Пьер… Поначалу, во всяком случае.
Селеста тяжело вздохнула, положила образцы шелка в плетеную корзину и поднялась на ноги. Она слегка нахмурилась, и вокруг ее рта появились морщинки.
— Я позвоню, чтобы принесли чай, а потом мы поговорим на эту тему. Вероятно, есть вещи, которые тебе следует знать. Это было так давно, и я надеялась, что все забыто.
Кайла сидела словно деревянная, ощущая спазм в горле. В прошлом было что-то еще, а она помнила так мало. Ей вспоминались прогулки в парке, суета вокруг Фаустины, смех, когда ленточка в волосах развязывалась и ее уносил ветер, езда в экипаже с кем-либо из маминых друзей — это непременно был мужчина; адресованные маме восхищенные улыбки; потом другой мужчина, не такой приятный, которого она боялась. Но это было много лет назад, образы слились друг с другом, их трудно различить. Кайла вспомнила корабль, на котором они плыли в Индию; маму тошнило так же, как и Селесту. А потом смутные воспоминания о шумном появлении людей в тюрбанах… Жара, палящее солнце, маме становится совсем плохо… и вот появляется папа Пьер. У него доброе, хотя и немного странное лицо — поначалу. А потом такое родное и привычное.
Кайла увидела, что в комнату вошла Сэлли с чайным прибором и поставила его на маленький столик. Когда горничная удалилась, Кайла сказала:
— Мама встретила папу Пьера не в Англии?
Селеста заерзала на стуле.
— Не совсем. Она была представлена ему через «Дейли таймс».
— Через газету? — Кайла уставилась на крестную мать. У нее вдруг родилось и окрепло подозрение, но она боялась его высказать вслух, ибо тогда оно могло обрести реальность. Но не было смысла отгонять его от себя, поскольку Селеста стала быстро рассказывать, и слова ее журчали, словно вода, переливающаяся по камешкам на дне ручья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Думаю, скандал ему ни к чему, — согласилась Кайла. — Он даже пытался угрожать мне, чтобы я не вздумала распространяться о своих претензиях.
— В таком случае его разволнуют слухи, что некая красивая молодая леди, появившаяся в Лондоне, — таинственная дочь неизвестного герцога. Кое-где мы деликатно намекнем, что твоим отцом мог быть Уолвертон, и все станут гадать: а правда ли это?
— Я все еще не понимаю…
— Предоставь это мне. У меня есть идея, которая может сработать. Конечно, мы используем и другие возможности, прежде чем пустим в ход радикальный способ, но, поверь, это будет нашей козырной картой. И мы будем держать ее в своих руках до тех пор, пока Уолвертон не сдастся.
— Герцог не похож на человека, который легко сдается, тетя. Мне он показался весьма грозным.
— Это так. Однако посмотрим! Думаю, если мы поведем себя по-умному, то своего добьемся, ma petite.
Кайла улыбнулась, хотя слова тети окончательно ее не убедили. Были определенные сомнения и у самой Селесты. Но что еще оставалось делать?
Глава 3
— Неслыханная наглость! — Беатрис, вдовствующая герцогиня Уолвертонская, с шумом втянула в себя воздух. Видно было, как под китайским шелком и бельгийскими кружевами вздымается ее грудь.
Брет бросил на нее короткий взгляд и снова вернулся к чтению письма.
— Я позабочусь об этом, мадам.
— Допустить даже мысль о том, что она смеет… Между прочим, вам известно, что леди Раштон намекнула, будто мисс Ван Влит — дочь английского герцога и французской маркизы? Похоже, до нее дошли какие-то слухи… Брет, да вы слушаете меня? Или вас не беспокоит, что мои дочери — законнорожденные дети Эдварда — могут серьезно пострадать, если эта тварь станет порочить нашу семью и наше доброе имя? Мы сделаемся посмешищем всего Лондона, если она публично заявит, что Эдвард ее отец! Мы не сможем появиться ни в одном респектабельном доме. Через несколько недель начинается сезон. Арабелла и Анна должны быть представлены обществу. Как я устрою им подходящий брак, если о нас пойдут сплетни? Я уверена, что никто из патронесс, даже моя подруга леди Каупер, не даст им рекомендации для визита к Алмэку, если все поверят, что они каким-то образом связаны с этой презренной, гадкой девчонкой, которая осмеливается… Ах, мне становится дурно, я могу упасть в обморок!
Брет мрачно посмотрел на Беатрис. Было бы слишком наивно надеяться, что она и в самом деле упадет в обморок и хоть на несколько мгновений оставит его в покое… Он встал, отбросил письмо и нетерпеливо провел рукой по волосам.
— Боже мой, тетя Беатрис! Люди не столь глупы, чтобы верить всему, что может сказать мисс Ван Влит.
— Вы просто не в курсе. — В голосе тети прозвучали истеричные нотки. Она тихо застонала и опустилась в кресло, закатив глаза. Впрочем, это не произвело на Брета никакого впечатления — он не бросился ей на помощь. Брет заметил, что подобные сцены разыгрывались специально для него. Через несколько мгновений она открыла глаза и с раздражением спросила: — Да и откуда вам знать, Брет? Воспитывались вы не в Англии и потому не можете представить, насколько важна здесь репутация. Даже самый незначительный слух может разрушить кому-то жизнь. Резкое замечание, высказанное каким-либо влиятельным лицом, может похоронить, надежды моих дочерей на брак.
— Разумеется, ситуация нелепая и вызывает раздражение. Я забыл, что у вас множество знакомых, которые только и заняты тем, что сплетничают;
Беатрис ответила довольно ядовито:
— Это вполне может относиться и к вам, Брет. Поймите, это год дебюта Арабеллы и Анны, и нельзя, чтобы их приняли за вульгарных колониальных девиц вроде…
— Вроде кого? Вы намекали на мое происхождение? — негромко закончил фразу Брет, видя, что Беатрис замолчала и слегка вспыхнула, почувствовав, что оскорбила его. — Ну да ничего, тетя Беатрис. Я не вызову вас за это на дуэль, поскольку вы не уточнили, в чем именно заключается моя колониальная вульгарность.
Румянец Беатрис сменился бледностью, она принялась перебирать бусы.
— Нет, нет, поверьте мне, я хорошо понимаю, почему вы были вынуждены участвовать в этом ужасном деле… Это счастье, что вы не убили его, а всего лишь ранили… Поистине рука провидения.
— Если бы я хотел убить его, мадам, он был бы мертв. Небольшое кровопускание заставит Ивершэма быть осмотрительнее, если ему снова захочется нанести мне оскорбление. Нелишне также предупредить и всякого другого, у кого возникнет желание нелестно отозваться о моей родословной. Не правда ли?
Несколько удивленный тем, что Беатрис, заикаясь, пыталась сохранить лицо и продолжала лепетать, что имела в виду вовсе не его, Брет слушал ее вполуха.
— Я знаю, что вы получили хорошее воспитание, учились политесу и овладели всеми знаниями, которые необходимы молодому человеку. Но согласитесь, существуют ужасные люди, которые плохо с вами знакомы. Они, однако, весьма влиятельны и способны навредить вашим кузинам, лишив их шансов удачно выйти замуж… Брет, вы слышите меня?
Герцог бросил на Беатрис беглый взгляд:
— Я прекрасно осведомлен о сложившейся ситуации. Ваши дочери дебютируют в этом сезоне и, без сомнения, получат рекомендации для визита к Алмэку или где там еще они должны появиться.
Беатрис хмыкнула:
— Это самое меньшее, что может быть сделано для них, бедных овечек. Сколько лет они ждали этого! После смерти их возлюбленного отца все, что им было обещано жизнью, стало не столь уж бесспорным, Эдвард оставил нас в весьма стесненном положении. Он ведь знал, что рано или поздно умрет, и я не представляю, почему он не обеспечил нас получше.
— Ваш муж был прожигателем жизни, мадам. — Брет приподнял бровь, заметив возмущение в ее глазах. — И вы это прекрасно знаете, как бы ни притворялись, что вам это неизвестно. Если бы он не проиграл в карты наследство своих детей, мне бы не пришлось вкладывать собственные деньги в этот музейного вида дом. Я бы прежде всего его продал, а не выслушивал ваши просьбы о том, что его надо ремонтировать. Этот уродец чертовски дорого мне обходится.
Герцогиня побледнела. Руки ее заметно дрожали, когда она подносила к лицу платочек. Однако свойственный ей боевой дух взял верх, и она огрызнулась:
— Это наш дом! Роберт Адам сделал пристройки, а до него…
— Прошу вас, не перечисляйте многочисленных архитекторов, которые создали этого монстра.
— Я понимаю, что вам милее безобразные приземистые домишки из глины и нрутьев, коровы, разгуливающие по парку, да еще собаки, которые лают на луну.
Брет слегка поджал губы.
— Койоты, мадам. Четвероногие хищники. И дома не из глины, а из самана. И я действительно предпочитаю дома такого типа. Простые и удобные. Но дело не в этом. Вы живете на мои деньги. Поверьте, я не меньше вашего хочу, чтобы ваши дочери удачно вышли замуж. У меня нет никакого желания постоянно их кормить.
Беатрис посмотрела на Брета оценивающим взглядом:
— Почему ваш отец настаивал на том, чтобы уехать жить в Америку? Похоже, это оказало огромное влияние на его сына. Конечно, никто не знал, что именно вы в один прекрасный день станете наследником герцога. Я полагаю, Брет, что вы говорите все это потому, что привыкли быть откровенным, однако я испытываю смущение, когда слышу от вас подобные слова.
— Какие? Слова о том, что мне не хочется выдавать деньги на карманные расходы четырем старым девам до конца их жизни? Это не должно вас смущать, как не смущает то, что вы пользуетесь моими деньгами, создавая иллюзию благополучия и достатка… А что касается вопроса, который вы задали раньше, отвечу, что я намерен поговорить с мисс Ван Влит при первой же возможности.
При упоминании этого имени Брет представил голубовато-зеленые глаза, которые смотрели на него с неким неуверенным высокомерием, и красивое овальное лицо. Четко обозначенные светлые брови над глазами с густыми ресницами дополняли образ. Девушка была похожа на сказочную лесную фею и производила неизгладимое впечатление. В ней соединились ангельские и вполне земные черты, лицо отличалось совершенством формы, равно как и ее нос и рот, в глазах было одновременно чувственное и таинственное выражение. Казалось, она знала ответы на многие вопросы, которые задает жизнь. Лицо святой и глаза шлюхи…
Проклятие! Искушающий образ Кайлы Ван Влит то и дело представал перед ним с тех пор, как она появилась в доме, заявив о своих нелепых притязаниях.
Беатрис откинулась на парчовую подушку кресла и торжествующе улыбнулась.
— Отлично, Брет. Я глубоко удовлетворена тем, что вы предпримете шаги, чтобы убрать с дороги эту нищенку до начала сезона. — Несмотря на волнение, в голосе герцогини зазвенела сталь, когда она продолжила свои размышления вслух: — Не понимаю, каким образом ей удалось так быстро нашептать все леди Раштон?
Брету этот вопрос не казался таким уж актуальным. У него были более существенные проблемы, требовавшие срочного решения. Он снова перечитал письмо, которое получил час назад.
Шедший из Америки грузовой корабль был захвачен пиратами у побережья Кубы. Случай довольно ординарный, но дело страшно осложнялось тем, что на судне находились весьма важные документы. Брет не мог понять, почему столь важные бумаги, касающиеся его самого богатого серебряного рудника, оказались на борту этого судна. Рудник Санта-Мария давал две тонны руды в день, и это могло привлечь внимание разных нечистоплотных и сомнительных личностей. Его отец открыл месторождение уже давно, но только в последние годы на руднике стали добывать высококачественную руду. Документ, подтверждающий право на владение рудником, находился в сейфе регистрационного бюро. Какого черта он оказался на борту одного из его грузовых кораблей? И что еще более важно — где этот документ теперь искать?
Поистине у него сейчас были гораздо более важные дела, чем возня с искательницами наследства вроде Кайлы Ван Влит. Но будь он проклят, если позволит этой авантюристке получить хотя бы пенс. Он быстренько заставит ее отказаться от своих притязаний, а затем сосредоточится на том, что действительно важно.
Кайла выглянула из верхнего окна элегантного дома на Керзон-стрит. Внизу по мощеной мостовой катили экипажи. Аккуратные заборчики окружали крохотные палисадники перед красивыми особняками. Всего через несколько кварталов Лондон превращался в шумный, грязный город, который Кайла увидела сразу по приезде, здесь же спокойно, тихо и воздух почти как в деревне. Однако это может измениться довольно быстро, потому что повсюду шло строительство, город расширялся и, словно гигантская хищная птица, поглощал тихие жилые районы, где жили состоятельные люди. Кайла прижала лицо к толстому прохладному стеклу, и оно покрылось инеем от ее дыхания.
— Ну как, ma petite, тебе понравилась поездка в Гайд-парк с леди Раштон? — спросила Селеста. — Она знает в Лондоне все! Это счастье, что мы хорошие подруги с Один. Она жена графа и относится к числу самых влиятельных людей в обществе. Нам повезло с такой союзницей, не правда ли?
Кайла отошла от окна и улыбнулась. Селеста хлопотала с кружевами и материей, которая свешивалась с ее руки, и была сейчас похожа скорее на белошвейку, чем на аристократку.
— Да, тетя, это была славная прогулка. Мы встретили многих интересных людей. Я размышляла о том, как быстро все меняется.
— А, вот как. — Селеста пытливо взглянула на Кайлу и ловко отвлекла девушку от размышлений, переключив разговор на то, что цветной шелк выигрывает по сравнению с муслином, даже атласом и бархатом.
— Голубой цвет, — заявила Селеста, — разумеется, я имею в виду шелк, тебе очень пойдет. Ты изящная и стройная и в то же время обладаешь такими округлыми формами, которые способны прельстить любого мужчину… Да ты не красней, та petite! Так и есть! А ведь мы Хотим, чтобы ты выглядела как можно лучше, не так ли?
Пока крестная мать прикладывала отрез голубого шелка к ее плечу, Кайла с сомнением и горечью сказала:
— Меня никогда не примут в лучших домах, мне не удастся получить причитающееся мне наследство и занять подобающее место в обществе.
Селеста со страдальческим выражением посмотрела на девушку:
— Ma petite, но это вовсе не так! Твой отец был герцог, твоя мать — дочь маркиза. У тебя безупречная родословная!
— Вы ведь знаете не хуже меня, что, если даже подобие скандала возникнет вокруг моего имени, я окажусь de trop, парией… Никто из влиятельных людей меня не примет.
Селеста тяжело вздохнула:
— Да, это верно. Есть и такие, у кого долгая память. Они, боюсь, могут вспомнить не только, что твоя мать была графиней, но и то, что она была отвергнута мужем, а потом…
— А потом стала fille de joie… Вот именно это И вспомнят, тетя Селеста, если все раскроется. И зачем мы затеваем весь этот фарс?
— Я сказала тебе. Чтобы заставить этого дьявола герцога отдать то, что принадлежит тебе по праву.
— Даже наши барристеры не слишком надеются на то, что он с этим согласится. Он из Америки, говорят они, и не очень считается с законами и принятыми здесь нормами. Я охотно верю, что он настоящий варвар. — Кайлу даже проняла дрожь, когда она вспомнила его серые, со стальным отливом глаза и хищную ухмылку. Нет, это не тот человек, на которого можно оказать давление, как надеялись тетя Селеста и леди Раштон.
— Может, герцог и не воспринял тебя всерьез, зато герцогине определенно не безразлично, что будет дальше. — Селеста отняла от руки шелковый отрез. — Она будет мучить его до тех пор, пока он не убедится, что надо что-то делать, чтобы остановить тебя. И вот тогда ты, ma petite, предъявишь им ультиматум. И если правильно выбрать время, он сдастся.
— И объявит меня законной наследницей? — недоверчиво улыбнулась Кайла. — Я очень сомневаюсь, что на него это подействует.
— Сейчас речь идет о твоих деньгах. О средствах, которые должны были выплатить Фаустине, но которые она так и не получила. Бедная девочка была предоставлена самой себе, беременная, без пенса в кармане! Отдана на милость таких людей, как… Но ладно, не будем сейчас об этом. Ты обо всем знаешь, и нет нужды повторять.
Селеста снова занялась шелковым отрезом, а Кайла нахмурилась. Порой крестная мать утаивала от нее некоторые вещи — отнюдь не по злобе, а, наоборот, по доброте душевной. Тем не менее было досадно узнавать с запозданием о фактах, которые, как считалось, были ей давно известны.
— Тетя Селеста, а кто стал содержать маму, после того как она лишилась крыши над головой?
— Не стоит об этом говорить, моя девочка. Давай лучше прикинем, насколько материя вот этого оттенка подойдет к твоим глазам. О, я вижу, что не подойдет. Она слишком бледна по сравнению с твоими ясными очами. — Под пристальным взглядом Кайлы тетя закусила губу и стала внимательно рассматривать содержимое корзинки, где находились образцы шелка. Затем раздраженно сказала: — Читай дневники Фаустины.
— Я читала. Она не указывает имен, там лишь инициалы. Такое впечатление, что она хотела забыть этих людей. А я помню очень смутно. Знаю, что это был не папа Пьер… Поначалу, во всяком случае.
Селеста тяжело вздохнула, положила образцы шелка в плетеную корзину и поднялась на ноги. Она слегка нахмурилась, и вокруг ее рта появились морщинки.
— Я позвоню, чтобы принесли чай, а потом мы поговорим на эту тему. Вероятно, есть вещи, которые тебе следует знать. Это было так давно, и я надеялась, что все забыто.
Кайла сидела словно деревянная, ощущая спазм в горле. В прошлом было что-то еще, а она помнила так мало. Ей вспоминались прогулки в парке, суета вокруг Фаустины, смех, когда ленточка в волосах развязывалась и ее уносил ветер, езда в экипаже с кем-либо из маминых друзей — это непременно был мужчина; адресованные маме восхищенные улыбки; потом другой мужчина, не такой приятный, которого она боялась. Но это было много лет назад, образы слились друг с другом, их трудно различить. Кайла вспомнила корабль, на котором они плыли в Индию; маму тошнило так же, как и Селесту. А потом смутные воспоминания о шумном появлении людей в тюрбанах… Жара, палящее солнце, маме становится совсем плохо… и вот появляется папа Пьер. У него доброе, хотя и немного странное лицо — поначалу. А потом такое родное и привычное.
Кайла увидела, что в комнату вошла Сэлли с чайным прибором и поставила его на маленький столик. Когда горничная удалилась, Кайла сказала:
— Мама встретила папу Пьера не в Англии?
Селеста заерзала на стуле.
— Не совсем. Она была представлена ему через «Дейли таймс».
— Через газету? — Кайла уставилась на крестную мать. У нее вдруг родилось и окрепло подозрение, но она боялась его высказать вслух, ибо тогда оно могло обрести реальность. Но не было смысла отгонять его от себя, поскольку Селеста стала быстро рассказывать, и слова ее журчали, словно вода, переливающаяся по камешкам на дне ручья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32