Стены покрыты шелком, который очень подходил к покрывалу серебристого отлива. Спальня казалась больше, чем она была.
Лайза очнулась от своих мыслей и ужаснулась, что все еще не растопила камин. Она возвратилась в кабинет и, торопливо сложив уголь в топку, зажгла его. Она запачкала фартук и лицо, растапливая угли, но ей некогда было заняться собой, надо было бежать к камину в спальне. И вдруг она услышала шаги. Дверь открылась, и вошла Тесси. У Лайзы отлегло от сердца. Тесси принесла поднос с чайным сервизом и поставила его на стол между окнами и камином.
— Поторопись, — предупредила она, выходя из комнаты.
Лайза стояла на коленях у белого мраморного камина в спальне, закладывая уголь. Она покосилась на лампу, темневшую рядом с серебряным чайником на столике, куда Тесси опустила поднос. «Надо было бы зажечь», — промелькнуло в ее голове, но она не смогла этого сделать, так как опять услышала шаги, будто кто-то подкрадывался к спальне. В комнате было темно, она быстро взглянула в просвет открывшейся двери и поняла, что это виконт. Из гостиной он медленно вошел в спальню. Стук его сапог вдруг оглушил ее — это он сошел с напольного ковра и прошел по паркету. Затем он снова ступил на ковер.
Не замечая ее, он подошел к столику и сбросил плащ на пол. В свете лампы, которую он зажег, она могла видеть его жесткий взгляд. Лайза заметила, что на нем одеты белая рубашка с жилетом и штаны из оленьей кожи, туго обтягивающие его бедра. Стоя у окна, он протянул руку и отодвинул занавеску. На оконном стекле осели капельки влаги. Пристально вглядываясь в ночную мглу, он видел лишь туман и темноту, да очертания деревьев во дворе.
Лайза сидела на корточках, не смея шелохнуться. Опустив руку с занавески, он тяжело вздохнул. Она даже не ожидала, что такой жестокий человек, каким он показался ей в момент приезда, способен на простые человеческие чувства, выразившиеся в этом вздохе. А он, казалось бы, задался целью удивлять ее еще и еще. Он повернулся к столику, где стоял чайник, и Лайза впервые увидела его лицо вблизи. Темные брови и грубые черты лица несколько смягчались гладкой кожей. Он аккуратно взялся за ручку серебряного чайника, а другой рукой также аккуратно приподнял чашку, налил чаю и поставил чайник на поднос. Такая размеренность движений, совершенно неожиданная для него, поразила Лайзу. Она не верила, что все это наяву.
Человек, постоянно готовый схватиться за револьвер, одевающийся в грубые шкуры животных, налил себе чай, как подобает сыну герцога, как подобает аристократической особе. Она вдруг усомнилась: убийца ли он? Разве может убийца так аккуратно наливать себе чай?
Она уже было хотела показаться ему, но вдруг перед ней что-то мелькнуло и щелкнуло. И в тот же момент она увидела наставленное на нее дуло револьвера и взглянула прямо в глаза Джослина Маршалла.
— Подойдите к свету, сейчас же! — скомандовал он.
Лайза медленно сделала три шага. Он прищурился, рассматривая ее испачканный фартук. Мышцы на его подбородке дрогнули, но револьвер по-прежнему был наставлен на нее.
— Не двигаться! — скомандовал он, все так же растягивая слова, как с отцом в первые минуты приезда. — Пристрелю на месте, не задумываясь. У меня в этом деле многолетняя практика. Ладонью берешься за рукоятку револьвера, большим пальцем взводишь боек, а указательным пальцем подводишь курок. Одно неловкое движение — и все, цель поражена. С такого расстояния я убью тебя сразу, второй выстрел уже не потребуется.
Слушая виконта, Лайза боялась пошевелиться. Он говорил с явной издевкой, лениво растягивая слова. Затем он убрал в кобуру револьвер. По мере того как она выходила из оцепенения, овладевшего ею, она чувствовала в себе нарастающую ярость и гнев.
— Вы чуть было не убили меня? — вскрикнула она с возмущением и таким тоном, который мог выдать ее происхождение, но, к счастью, она вдруг это поняла и, сразу войдя в роль служанки, взмолилась:
— Разрешите мне уйти, милорд. Я вся дрожу от страха, я не желала ничего дурного, видит Бог! Я лишь должна была разжечь камин.
Виконта, казалось бы, разжалобили ее причитания. Он прищурился и убрал руку с кобуры. Она стояла, поглядывая на него, ожидая разрешения, а виконт вдруг переменился. Он выпрямил спину, расправил плечи. С приподнятым подбородком его лицо стало даже каким-то величественным.
Он убрал одну руку, сжатую в кулак, за спину. Непонятно почему, в его голосе ей вдруг почудились звуки барабана и труб и топот Королевской конной гвардии.
— Мне не нужны толстухи и капризные служанки, — процедил он наконец аристократическим тоном.
Сердце у нее екнуло. Она поняла, что переиграла в своем стремлении изменить себя так, чтобы не вызвать никаких подозрений на свой счет и по поводу своих намерений. Промелькнула мысль, что так недолго и расчет получить.
Виконт вдруг шагнул к ней. Она инстинктивно отступила назад и услышала:
— Я сказал — не двигаться!
Остановившись совсем рядом с ней, он сердито оглядел ее и произнес:
— Ты вся грязная и дрожишь. Как посмели послать тебя сюда, не приведя в порядок твою внешность и не дав согреться? Уходи.
— Ваша светлость, а… а… как же… камин?
— Я этим сам займусь, — виконт говорил теперь совершенно иначе. Такая речь была свойственна воспитанникам университета. — Если мне удавалось разводить огонь во время метели в Западной Виргинии, то уж здесь я как-нибудь справлюсь с углем… Без вас, мисс, — шутовски поклонился он ей.
— Но милорд…
— Черт побери! — выругался виконт раздраженно.
Он отвернулся от нее и позвонил, вызывая Лавдэя. Камердинер вошел.
— Кажется, ваша светлость, придется заменить сапоги для верховой езды.
— Что, уже?
— Да, господин. Придется заменить новыми, один из слуг-новичков вместо коричневой ваксы намазал их черной.
Услышав об этом, виконт почему-то не возмутился и не накричал, а лишь пожал плечами и отвернулся. Он опять взялся за ремень, ослабил его, и ремень соскользнул вниз. Лайза все это видела. Затем он сел на стул у столика, где был чай. Кожаные брюки натянулись на бедрах.
А Лайза все продолжала стоять и наблюдать за виконтом.
— Пусть она убирается, — сказал он, даже не глядя в ее сторону.
Положив кобуру и револьвер рядом с серебряным подносом, он взял чашку с чаем.
Она почувствовала, что кто-то подталкивает ее. Это был Лавдэй. Лайза выскочила стремглав, как будто за ней гнались. Она побежала к посудомойке, чтобы умыться. Руки у нее тряслись. Никогда она еще не встречала таких, как Джослин, виконт Радклифф — наполовину бандит, наполовину аристократ. И неизвестно, что было хуже, — его варварские замашки, приобретенные в Америке, или его аристократическое высокомерие. И Лайза вдруг осознала, что виконт-аристократ куда более опасен и страшен, чем виконт-бандит.
2
Джослин сидел в кресле, откинувшись на спинку, скрестив ноги, вспоминая о произошедшем инциденте с пухлой служанкой. Он сожалел, что напугал ее. Но, черт побери, она сама виновата. Ей следовало бы сразу сказать, что она в комнате.
Он долго путешествовал: был в Калифорнии, в Колорадо, Техасе. Он хотел забыть войну, стереть Балаклаву и Скатарское озеро из своей памяти. «Лечение» было успешным, хотя и длительным, на протяжении всего периода пребывания в Америке, но и цена за это «лечение» была немалая. В чрезвычайно неблагоприятной военной обстановке он находился в постоянном напряжении. Нервы были раздражены, чувство опасности стало чуть ли не звериным. Он слышал, как падает каждая капля дождя во время грозы, он чувствовал запах отдаленных костров, он ощущал безмолвное присутствие команчей. Удивительно ли, что он гневно обрушился на ни в чем неповинную служанку?
Из заднего кармана брюк он вытащил, пару никелированных наручников и бросил их на стол. Лавдэй сразу оглянулся, услышав их лязг. Джослин лишь слегка улыбнулся на реакцию камердинера, который скривился при виде этих наручников. Он вытащил из кармана жилета ключ от наручников и мундштук для сигар.
Лавдэй с брезгливостью взял наручники, держа их на расстоянии от себя, и сказал:
— Ваша светлость, может, это сохранить вместе с вашим американским снаряжением?
Ничего не ответив, Джослин продолжал смаковать чай.
— Я заметил, что мистер Тэпл не вернулся с вами, ваша светлость?
Откинувшись на спинку кресла, Джослин скрестил руки на груди и закрыл глаза:
— А, да, мистер Тэпл… Бедный Тэпл поссорился с команчами, когда мы ехали из Техаса в Калифорнию. Я предупреждал его, чтобы он не связывался с ними. Однажды ночью мы вынуждены были остановиться посреди дороги, так как колесо кареты сломалось. Он отошел от дороги слишком далеко и заблудился. Я говорил ему, чтобы не шлялся один…
— Как глупо с его стороны, ваша светлость, — печально проговорил Лавдэй.
— Да, глупо. Но от судьбы не уйдешь. В этот раз, как ни странно, она была справедлива.
Продолжая все еще держать наручники, Лавдэй вытащил конверт из кармана.
— Почта уже разобрана, ваша светлость, и после того как вы отдохнете, она будет принесена вам. Однако это письмо, я думаю, вас заинтересует сейчас же.
Молча взяв конверт, Джослин сел поближе к лампе. Он обратил внимание на пломбу. На ней была воспроизведена гильотина. Нику нравится устрашающая символика…
Виконт сорвал пломбу и стал читать. На отдельном листе к письму прилагался список из пяти имен с адресами. Он почувствовал, что мурашки пробежали по телу. Подобно рабу, который вечно несет свое ярмо, он ощутил кошмар неизбежного, который тяжким грузом лег на его плечи.
Лавдэй зажег огонь. Джослин отдал ему письмо, и камердинер бросил его на красные угли. Резко встав, Джослин начал скручивать список с именами в трубочку.
— Как насчет моей ванны? — спросил он с теми жесткими нотками в голосе, которые появились у него еще в Сандхесте, в Королевской военной академии.
— Лакей вскоре ее приготовит, ваша светлость, — ответил Лавдэй.
Виконт прошел в гостиную, не замечая, как она преобразилась, и не радуясь нежному серебристо-серому тону. Он подошел к камину. На камине стояли три антикварных сосуда: Веджвудская амфора в форме вазы с ручками, кубок времен Якова и третий сосуд, который напоминал огромный флакон на подставке, крышка его была отделана ляпис-лазурью. Эти вещи эпохи итальянского Ренессанса принадлежали Франческо Медичи. Он выбрал флакон, который был отделан золотом. У него было узкое горлышко, и крышка держалась на петлях и присоединялась к горлышку золотой цепью. Открыв его, он положил туда скрученный листок бумаги. Закрыв флакон, он поставил его на место, а затем подошел к конторке.
Он никогда не питал любви к многочасовому бдению за конторкой, которая имела вычурные формы и чрезмерно насыщенную отделку. Ему не нравилось все — от пестрой мозаики до золоченых бронзовых завитушек. Он открыл ее, взял перо и листок бумаги. К тому моменту, когда лакей уже подготовил воду в ванной, виконт написал ответ на полученное письмо со списком. Он запечатал его и отдал конверт Лавдэю, чтобы тот отправил письмо. Затем он пошел в ванную комнату. Но пробыл там недолго, так как валился с ног от усталости и опасался, что может заснуть прямо в ванне. Он лег в постель, пытаясь заснуть, но не смог. Он положил свой револьвер под подушку. Но покой не приходил, одолевали мысли. Он не ожидал увидеть сегодня здесь отца. И, конечно, уж подавно не думал, что увидит Эйла. Джослин редко виделся с дядей. С их последней встречи прошел уже целый год. Виконт избегал его с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет. Его мысли сразу вернулись в те времена. Но он заставил себя не думать об этом и постарался запрятать имя дяди подальше в глубь памяти, где хранилось то, что было связано с болью и стыдом.
Сейчас он думал о том, как встретится с Эшером. Эшер готовится к выборам в Парламент. Теперь, когда Джослин вернулся, они смогут возобновить их политические баталии. Нет сомнения, что Эшер набрал достаточно союзников, возможно даже пришлось привлечь этого негодяя Палмерстона, чтобы победить. Эшер — в Палате Общин, и он, Джослин, — в Палате Лордов смогут добиться многого.
Он начинал уже засыпать, когда вдруг услышал, что кто-то постучал в окно. Он машинально схватился за револьвер. Откинув одеяло, он почувствовал, что холодок покрыл его тело мурашками. Накинув на себя обшитый мехом шелковый халат, он подошел к окну, выглянул из-за занавески и увидел знакомое бледное лицо. Выругавшись, виконт открыл окно. И тотчас через окно на ковер спрыгнул мужчина в грязных сапогах.
Закрывая окно, Джослин вздрагивал от холода.
— Черт побери, Ник! Я получил твою записку. Тебе не следовало приходить сюда.
— Он мертв?
Джослин впился взглядом в молодого парня, который своими грязными сапогами топтал сейчас его дорогой ковер. Из-под изношенной шляпы свисали влажные коричневые волосы. Намотанный вокруг шеи шарф скрывал и подбородок, на виконта смотрели бледные светло-голубые глаза. Он вспомнил, как он нашел Ника несколько лет тому назад в Хаундсдитче: тогда он служил в винной лавке и поругался с хозяином. Сейчас Ник работал на виконта.
— Ну так как, он мертв? — спросил опять Ник.
— Да.
— Ты отослал мне письмо? Отлично. Я пришел, это… ну как там… узнать… каковы твои планы, не нужно ли чего?..
— Ты что, овладеваешь хорошими манерами? — с иронией спросил Джослин, не обращая внимания на слова Ника и возвращаясь в постель.
— Да, я слежу за своим языком. Сейчас у меня достаточно денег, чтобы купить себе положение в обществе…
Забираясь под груду одеял, Джослин презрительно закончил:
— …и одеваться, как уличный разносчик…
— Но я же при деле. Я тут пронюхал одно местечко в Спитлфильдз. Там много юных дворянок… Везде стоят шикарные экипажи, белые шелковые шарфы, чертовски много выродков… Это то, что нам нужно.
— Чтоб тебя… — выругался виконт. — Сейчас я ничего не хочу. Я хочу побыть дома и вообще хочу спать.
— Ну, ладно, мы ведь оба знаем, что нам это всегда нужно…
— На этот раз я не хочу неприятностей. А теперь уходи.
Пожав плечами, Ник направился к гостиной.
— Пойдешь опять через окно? — спросил его Джослин.
— Ага, чтобы не создавать проблем. Мне надо научиться ускользать от опасности, особенно в таких больших домах. Ты же не хочешь меня потерять.
Джослин тяжело вздохнул и плотнее закутался в одеяла. До его слуха все слабее доносились отдаленные голоса слуг. Он заснул, и ему приснилось, что Ник карабкается по ограде, окружавшей его дом, а потом он увидел во сне ту толстушку служанку.
Было все еще темно, когда он проснулся. Он обнаружил, что лежит на животе, а ноги и руки небрежно раскинуты по кровати. Но что-то разбудило его… Шорох. Он услышал какой-то шорох поблизости, рядом с кроватью. Кто-то находился там, где он сбросил сапоги. Подождав, пока шорох прекратился, он схватил револьвер и вскочил
с кровати, как дракон, выскочивший из своей пещеры.
Вскинув револьвер и целясь туда, где, по его расчетам, должен был находиться незваный гость, он протянул свободную руку и вдруг схватился за что-то.
Вскрикнул женский голос. Он уставился в темноту и разглядел уже знакомую новую служанку, которая пристально смотрела на него. Они столкнулись почти что нос к носу. Он крепко сжал ее запястье.
— Черт побери, женщина! Что ты делаешь здесь?
— Я… я зажигаю… зажигаю огонь. И вот, вот… ваши сапоги, — говорила она дрожащим голосом, держа сапоги перед самым его носом. — Я должна забрать ваши сапоги, чтобы почистить. Чоук велел мне это сделать, так как ваши другие сапоги испортил один из слуг.
Он отпихнул ее. Опустив револьвер, он положил его под подушку. Взбешенный тем, что она второй раз застает его врасплох, он лег обратно в постель, накрывшись одеялами. Закинув руки за голову, он постарался успокоить раздражение и сказал ей уже почти спокойно:
— Ладно, продолжай заниматься камином.
Она торопливо шла в гостиную, когда он произнес это. Услышав его голос, она остановилась, повернулась и посмотрела на виконта, который добавил:
— Зажги лампу.
Выполняя его приказ, она захлопотала в спальне, а он пристально изучал ее. У нее было смуглое маленькое лицо, овальный, широкий лоб. Делая что-то, она плотно сжимала губы, и они казались еще более тонкими, чем были на самом деле. Она старалась не смотреть на него. Но он видел что-то странное в ее взгляде, да и цвет ее глаз казался ему неопределенным — то ли коричневый, то ли серый. Он наблюдал за ней, как она возилась с камином и включала лампу.
Все сделав, она уже было направилась к двери, когда он остановил ее:
— Ты что-то забыла.
Он улыбнулся, видя, как она с неохотой обернулась. Он читал ее мысли. Ее раздражало то, как он обращается с ней, а оттого, что она не могла дать ему истинный отпор, она была просто в бешенстве. Она даже сжала руки в кулаки. Сам дьявол руководил им и заставлял еще больше раздражать ее, получая от этого удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Лайза очнулась от своих мыслей и ужаснулась, что все еще не растопила камин. Она возвратилась в кабинет и, торопливо сложив уголь в топку, зажгла его. Она запачкала фартук и лицо, растапливая угли, но ей некогда было заняться собой, надо было бежать к камину в спальне. И вдруг она услышала шаги. Дверь открылась, и вошла Тесси. У Лайзы отлегло от сердца. Тесси принесла поднос с чайным сервизом и поставила его на стол между окнами и камином.
— Поторопись, — предупредила она, выходя из комнаты.
Лайза стояла на коленях у белого мраморного камина в спальне, закладывая уголь. Она покосилась на лампу, темневшую рядом с серебряным чайником на столике, куда Тесси опустила поднос. «Надо было бы зажечь», — промелькнуло в ее голове, но она не смогла этого сделать, так как опять услышала шаги, будто кто-то подкрадывался к спальне. В комнате было темно, она быстро взглянула в просвет открывшейся двери и поняла, что это виконт. Из гостиной он медленно вошел в спальню. Стук его сапог вдруг оглушил ее — это он сошел с напольного ковра и прошел по паркету. Затем он снова ступил на ковер.
Не замечая ее, он подошел к столику и сбросил плащ на пол. В свете лампы, которую он зажег, она могла видеть его жесткий взгляд. Лайза заметила, что на нем одеты белая рубашка с жилетом и штаны из оленьей кожи, туго обтягивающие его бедра. Стоя у окна, он протянул руку и отодвинул занавеску. На оконном стекле осели капельки влаги. Пристально вглядываясь в ночную мглу, он видел лишь туман и темноту, да очертания деревьев во дворе.
Лайза сидела на корточках, не смея шелохнуться. Опустив руку с занавески, он тяжело вздохнул. Она даже не ожидала, что такой жестокий человек, каким он показался ей в момент приезда, способен на простые человеческие чувства, выразившиеся в этом вздохе. А он, казалось бы, задался целью удивлять ее еще и еще. Он повернулся к столику, где стоял чайник, и Лайза впервые увидела его лицо вблизи. Темные брови и грубые черты лица несколько смягчались гладкой кожей. Он аккуратно взялся за ручку серебряного чайника, а другой рукой также аккуратно приподнял чашку, налил чаю и поставил чайник на поднос. Такая размеренность движений, совершенно неожиданная для него, поразила Лайзу. Она не верила, что все это наяву.
Человек, постоянно готовый схватиться за револьвер, одевающийся в грубые шкуры животных, налил себе чай, как подобает сыну герцога, как подобает аристократической особе. Она вдруг усомнилась: убийца ли он? Разве может убийца так аккуратно наливать себе чай?
Она уже было хотела показаться ему, но вдруг перед ней что-то мелькнуло и щелкнуло. И в тот же момент она увидела наставленное на нее дуло револьвера и взглянула прямо в глаза Джослина Маршалла.
— Подойдите к свету, сейчас же! — скомандовал он.
Лайза медленно сделала три шага. Он прищурился, рассматривая ее испачканный фартук. Мышцы на его подбородке дрогнули, но револьвер по-прежнему был наставлен на нее.
— Не двигаться! — скомандовал он, все так же растягивая слова, как с отцом в первые минуты приезда. — Пристрелю на месте, не задумываясь. У меня в этом деле многолетняя практика. Ладонью берешься за рукоятку револьвера, большим пальцем взводишь боек, а указательным пальцем подводишь курок. Одно неловкое движение — и все, цель поражена. С такого расстояния я убью тебя сразу, второй выстрел уже не потребуется.
Слушая виконта, Лайза боялась пошевелиться. Он говорил с явной издевкой, лениво растягивая слова. Затем он убрал в кобуру револьвер. По мере того как она выходила из оцепенения, овладевшего ею, она чувствовала в себе нарастающую ярость и гнев.
— Вы чуть было не убили меня? — вскрикнула она с возмущением и таким тоном, который мог выдать ее происхождение, но, к счастью, она вдруг это поняла и, сразу войдя в роль служанки, взмолилась:
— Разрешите мне уйти, милорд. Я вся дрожу от страха, я не желала ничего дурного, видит Бог! Я лишь должна была разжечь камин.
Виконта, казалось бы, разжалобили ее причитания. Он прищурился и убрал руку с кобуры. Она стояла, поглядывая на него, ожидая разрешения, а виконт вдруг переменился. Он выпрямил спину, расправил плечи. С приподнятым подбородком его лицо стало даже каким-то величественным.
Он убрал одну руку, сжатую в кулак, за спину. Непонятно почему, в его голосе ей вдруг почудились звуки барабана и труб и топот Королевской конной гвардии.
— Мне не нужны толстухи и капризные служанки, — процедил он наконец аристократическим тоном.
Сердце у нее екнуло. Она поняла, что переиграла в своем стремлении изменить себя так, чтобы не вызвать никаких подозрений на свой счет и по поводу своих намерений. Промелькнула мысль, что так недолго и расчет получить.
Виконт вдруг шагнул к ней. Она инстинктивно отступила назад и услышала:
— Я сказал — не двигаться!
Остановившись совсем рядом с ней, он сердито оглядел ее и произнес:
— Ты вся грязная и дрожишь. Как посмели послать тебя сюда, не приведя в порядок твою внешность и не дав согреться? Уходи.
— Ваша светлость, а… а… как же… камин?
— Я этим сам займусь, — виконт говорил теперь совершенно иначе. Такая речь была свойственна воспитанникам университета. — Если мне удавалось разводить огонь во время метели в Западной Виргинии, то уж здесь я как-нибудь справлюсь с углем… Без вас, мисс, — шутовски поклонился он ей.
— Но милорд…
— Черт побери! — выругался виконт раздраженно.
Он отвернулся от нее и позвонил, вызывая Лавдэя. Камердинер вошел.
— Кажется, ваша светлость, придется заменить сапоги для верховой езды.
— Что, уже?
— Да, господин. Придется заменить новыми, один из слуг-новичков вместо коричневой ваксы намазал их черной.
Услышав об этом, виконт почему-то не возмутился и не накричал, а лишь пожал плечами и отвернулся. Он опять взялся за ремень, ослабил его, и ремень соскользнул вниз. Лайза все это видела. Затем он сел на стул у столика, где был чай. Кожаные брюки натянулись на бедрах.
А Лайза все продолжала стоять и наблюдать за виконтом.
— Пусть она убирается, — сказал он, даже не глядя в ее сторону.
Положив кобуру и револьвер рядом с серебряным подносом, он взял чашку с чаем.
Она почувствовала, что кто-то подталкивает ее. Это был Лавдэй. Лайза выскочила стремглав, как будто за ней гнались. Она побежала к посудомойке, чтобы умыться. Руки у нее тряслись. Никогда она еще не встречала таких, как Джослин, виконт Радклифф — наполовину бандит, наполовину аристократ. И неизвестно, что было хуже, — его варварские замашки, приобретенные в Америке, или его аристократическое высокомерие. И Лайза вдруг осознала, что виконт-аристократ куда более опасен и страшен, чем виконт-бандит.
2
Джослин сидел в кресле, откинувшись на спинку, скрестив ноги, вспоминая о произошедшем инциденте с пухлой служанкой. Он сожалел, что напугал ее. Но, черт побери, она сама виновата. Ей следовало бы сразу сказать, что она в комнате.
Он долго путешествовал: был в Калифорнии, в Колорадо, Техасе. Он хотел забыть войну, стереть Балаклаву и Скатарское озеро из своей памяти. «Лечение» было успешным, хотя и длительным, на протяжении всего периода пребывания в Америке, но и цена за это «лечение» была немалая. В чрезвычайно неблагоприятной военной обстановке он находился в постоянном напряжении. Нервы были раздражены, чувство опасности стало чуть ли не звериным. Он слышал, как падает каждая капля дождя во время грозы, он чувствовал запах отдаленных костров, он ощущал безмолвное присутствие команчей. Удивительно ли, что он гневно обрушился на ни в чем неповинную служанку?
Из заднего кармана брюк он вытащил, пару никелированных наручников и бросил их на стол. Лавдэй сразу оглянулся, услышав их лязг. Джослин лишь слегка улыбнулся на реакцию камердинера, который скривился при виде этих наручников. Он вытащил из кармана жилета ключ от наручников и мундштук для сигар.
Лавдэй с брезгливостью взял наручники, держа их на расстоянии от себя, и сказал:
— Ваша светлость, может, это сохранить вместе с вашим американским снаряжением?
Ничего не ответив, Джослин продолжал смаковать чай.
— Я заметил, что мистер Тэпл не вернулся с вами, ваша светлость?
Откинувшись на спинку кресла, Джослин скрестил руки на груди и закрыл глаза:
— А, да, мистер Тэпл… Бедный Тэпл поссорился с команчами, когда мы ехали из Техаса в Калифорнию. Я предупреждал его, чтобы он не связывался с ними. Однажды ночью мы вынуждены были остановиться посреди дороги, так как колесо кареты сломалось. Он отошел от дороги слишком далеко и заблудился. Я говорил ему, чтобы не шлялся один…
— Как глупо с его стороны, ваша светлость, — печально проговорил Лавдэй.
— Да, глупо. Но от судьбы не уйдешь. В этот раз, как ни странно, она была справедлива.
Продолжая все еще держать наручники, Лавдэй вытащил конверт из кармана.
— Почта уже разобрана, ваша светлость, и после того как вы отдохнете, она будет принесена вам. Однако это письмо, я думаю, вас заинтересует сейчас же.
Молча взяв конверт, Джослин сел поближе к лампе. Он обратил внимание на пломбу. На ней была воспроизведена гильотина. Нику нравится устрашающая символика…
Виконт сорвал пломбу и стал читать. На отдельном листе к письму прилагался список из пяти имен с адресами. Он почувствовал, что мурашки пробежали по телу. Подобно рабу, который вечно несет свое ярмо, он ощутил кошмар неизбежного, который тяжким грузом лег на его плечи.
Лавдэй зажег огонь. Джослин отдал ему письмо, и камердинер бросил его на красные угли. Резко встав, Джослин начал скручивать список с именами в трубочку.
— Как насчет моей ванны? — спросил он с теми жесткими нотками в голосе, которые появились у него еще в Сандхесте, в Королевской военной академии.
— Лакей вскоре ее приготовит, ваша светлость, — ответил Лавдэй.
Виконт прошел в гостиную, не замечая, как она преобразилась, и не радуясь нежному серебристо-серому тону. Он подошел к камину. На камине стояли три антикварных сосуда: Веджвудская амфора в форме вазы с ручками, кубок времен Якова и третий сосуд, который напоминал огромный флакон на подставке, крышка его была отделана ляпис-лазурью. Эти вещи эпохи итальянского Ренессанса принадлежали Франческо Медичи. Он выбрал флакон, который был отделан золотом. У него было узкое горлышко, и крышка держалась на петлях и присоединялась к горлышку золотой цепью. Открыв его, он положил туда скрученный листок бумаги. Закрыв флакон, он поставил его на место, а затем подошел к конторке.
Он никогда не питал любви к многочасовому бдению за конторкой, которая имела вычурные формы и чрезмерно насыщенную отделку. Ему не нравилось все — от пестрой мозаики до золоченых бронзовых завитушек. Он открыл ее, взял перо и листок бумаги. К тому моменту, когда лакей уже подготовил воду в ванной, виконт написал ответ на полученное письмо со списком. Он запечатал его и отдал конверт Лавдэю, чтобы тот отправил письмо. Затем он пошел в ванную комнату. Но пробыл там недолго, так как валился с ног от усталости и опасался, что может заснуть прямо в ванне. Он лег в постель, пытаясь заснуть, но не смог. Он положил свой револьвер под подушку. Но покой не приходил, одолевали мысли. Он не ожидал увидеть сегодня здесь отца. И, конечно, уж подавно не думал, что увидит Эйла. Джослин редко виделся с дядей. С их последней встречи прошел уже целый год. Виконт избегал его с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет. Его мысли сразу вернулись в те времена. Но он заставил себя не думать об этом и постарался запрятать имя дяди подальше в глубь памяти, где хранилось то, что было связано с болью и стыдом.
Сейчас он думал о том, как встретится с Эшером. Эшер готовится к выборам в Парламент. Теперь, когда Джослин вернулся, они смогут возобновить их политические баталии. Нет сомнения, что Эшер набрал достаточно союзников, возможно даже пришлось привлечь этого негодяя Палмерстона, чтобы победить. Эшер — в Палате Общин, и он, Джослин, — в Палате Лордов смогут добиться многого.
Он начинал уже засыпать, когда вдруг услышал, что кто-то постучал в окно. Он машинально схватился за револьвер. Откинув одеяло, он почувствовал, что холодок покрыл его тело мурашками. Накинув на себя обшитый мехом шелковый халат, он подошел к окну, выглянул из-за занавески и увидел знакомое бледное лицо. Выругавшись, виконт открыл окно. И тотчас через окно на ковер спрыгнул мужчина в грязных сапогах.
Закрывая окно, Джослин вздрагивал от холода.
— Черт побери, Ник! Я получил твою записку. Тебе не следовало приходить сюда.
— Он мертв?
Джослин впился взглядом в молодого парня, который своими грязными сапогами топтал сейчас его дорогой ковер. Из-под изношенной шляпы свисали влажные коричневые волосы. Намотанный вокруг шеи шарф скрывал и подбородок, на виконта смотрели бледные светло-голубые глаза. Он вспомнил, как он нашел Ника несколько лет тому назад в Хаундсдитче: тогда он служил в винной лавке и поругался с хозяином. Сейчас Ник работал на виконта.
— Ну так как, он мертв? — спросил опять Ник.
— Да.
— Ты отослал мне письмо? Отлично. Я пришел, это… ну как там… узнать… каковы твои планы, не нужно ли чего?..
— Ты что, овладеваешь хорошими манерами? — с иронией спросил Джослин, не обращая внимания на слова Ника и возвращаясь в постель.
— Да, я слежу за своим языком. Сейчас у меня достаточно денег, чтобы купить себе положение в обществе…
Забираясь под груду одеял, Джослин презрительно закончил:
— …и одеваться, как уличный разносчик…
— Но я же при деле. Я тут пронюхал одно местечко в Спитлфильдз. Там много юных дворянок… Везде стоят шикарные экипажи, белые шелковые шарфы, чертовски много выродков… Это то, что нам нужно.
— Чтоб тебя… — выругался виконт. — Сейчас я ничего не хочу. Я хочу побыть дома и вообще хочу спать.
— Ну, ладно, мы ведь оба знаем, что нам это всегда нужно…
— На этот раз я не хочу неприятностей. А теперь уходи.
Пожав плечами, Ник направился к гостиной.
— Пойдешь опять через окно? — спросил его Джослин.
— Ага, чтобы не создавать проблем. Мне надо научиться ускользать от опасности, особенно в таких больших домах. Ты же не хочешь меня потерять.
Джослин тяжело вздохнул и плотнее закутался в одеяла. До его слуха все слабее доносились отдаленные голоса слуг. Он заснул, и ему приснилось, что Ник карабкается по ограде, окружавшей его дом, а потом он увидел во сне ту толстушку служанку.
Было все еще темно, когда он проснулся. Он обнаружил, что лежит на животе, а ноги и руки небрежно раскинуты по кровати. Но что-то разбудило его… Шорох. Он услышал какой-то шорох поблизости, рядом с кроватью. Кто-то находился там, где он сбросил сапоги. Подождав, пока шорох прекратился, он схватил револьвер и вскочил
с кровати, как дракон, выскочивший из своей пещеры.
Вскинув револьвер и целясь туда, где, по его расчетам, должен был находиться незваный гость, он протянул свободную руку и вдруг схватился за что-то.
Вскрикнул женский голос. Он уставился в темноту и разглядел уже знакомую новую служанку, которая пристально смотрела на него. Они столкнулись почти что нос к носу. Он крепко сжал ее запястье.
— Черт побери, женщина! Что ты делаешь здесь?
— Я… я зажигаю… зажигаю огонь. И вот, вот… ваши сапоги, — говорила она дрожащим голосом, держа сапоги перед самым его носом. — Я должна забрать ваши сапоги, чтобы почистить. Чоук велел мне это сделать, так как ваши другие сапоги испортил один из слуг.
Он отпихнул ее. Опустив револьвер, он положил его под подушку. Взбешенный тем, что она второй раз застает его врасплох, он лег обратно в постель, накрывшись одеялами. Закинув руки за голову, он постарался успокоить раздражение и сказал ей уже почти спокойно:
— Ладно, продолжай заниматься камином.
Она торопливо шла в гостиную, когда он произнес это. Услышав его голос, она остановилась, повернулась и посмотрела на виконта, который добавил:
— Зажги лампу.
Выполняя его приказ, она захлопотала в спальне, а он пристально изучал ее. У нее было смуглое маленькое лицо, овальный, широкий лоб. Делая что-то, она плотно сжимала губы, и они казались еще более тонкими, чем были на самом деле. Она старалась не смотреть на него. Но он видел что-то странное в ее взгляде, да и цвет ее глаз казался ему неопределенным — то ли коричневый, то ли серый. Он наблюдал за ней, как она возилась с камином и включала лампу.
Все сделав, она уже было направилась к двери, когда он остановил ее:
— Ты что-то забыла.
Он улыбнулся, видя, как она с неохотой обернулась. Он читал ее мысли. Ее раздражало то, как он обращается с ней, а оттого, что она не могла дать ему истинный отпор, она была просто в бешенстве. Она даже сжала руки в кулаки. Сам дьявол руководил им и заставлял еще больше раздражать ее, получая от этого удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34