Отпустить негров на волю – лучше ничего не придумаешь, чтобы выманить Хомера из дома.
– Но даже если я разорву купчую, он обязательно скажет, что они сгорели при пожаре, а что он все еще законный собственник этих цветных. И он найдет свидетелей.
– Остынь, Маккой, я ведь все еще юрист. И знаю, что делаю. Ты уверен, что сделка-купчая была зарегистрирована в суде, как я тебе сказал, да?
– Да, с этим все в порядке, только какая мне от этого польза? – пробормотал Роберт.
– Значит, ты под защитой закона, ты в своем праве, а он нет. Митчелл изворотливый лживый мошенник, но законов он не знает. И в этом деле отец не сможет его защитить. У тебя есть документ, а у него нет. Ты получишь свою землю обратно. Просто смотри, чтобы твоя матушка больше не подписывала бумаг, которые не может прочитать.
– Да я скорее повешу этого мерзавца. Как помешать ему учинять подобные пакости со всеми вдовами в округе?
– Он попляшет на веревке, будь уверен. Я только выжидаю, когда Джо сам сунет голову в петлю. Может быть, его отец и достаточно силен, чтобы сын не попал в лапы закона, но мы до него доберемся. Это лишь вопрос времени.
Человек, ехавший рядом с Пэйсом, выругался.
– Тыl посмотри, что он натворил на этот раз. Я считаю, его надо повесить не мешкая. И весь округ скажет, что мы герои.
Пэйс фыркнул:
– Вряд ли. Я ведь хожу в изменниках, ты не забыл? Сторонник янки, обожающий негров. Мне еще повезло, что на моем крыльце не повесили петлю.
Роберт неловко заерзал в седле.
– И тебе не помогла женитьба на Доре. Ты прямо напрашиваешься на неприятности. На твоем месте я бы удрал, куда глаза глядят, прежде чем они тебя поджарят.
– Я сам кое-кого немного поджарю до тех пор. Эта земля принадлежит моей семье, и я хочу, чтобы так и оставалось в будущем.
Но так не будет, если Пэйс бросит все на одних женщин. Этому уже есть доказательства. Только поспешные действия Доры на этот раз отвели угрозу. Роберт подумал, а знает ли Пэйс в подробностях все, как это случилось, но спрашивать побоялся. Пэйс был как фитиль, пропитанный маслом. Вспыхнет в мгновение от одной искры. А Роберту хотелось быть подальше, когда взрыв произойдет.
Глава 25
Меня несет поток бурливый,
Я выплыть не могу
На среднее и ровное теченье.
Филипп Мэссинджер «Великий герцог флорентийский»
– Что бы ни случилось, ни слова, – предупредил Пэйс, когда они привязывали лошадей под защитной стеной деревьев.
– Да я и так слова не могу сказать от страха, – пробормотал Роберт, – не люблю я такие дела.
Пэйс зло посмотрел на него, но ничего не сказал, и они двинулись в сторону одинокого строения. Его сподвижники уже вызнали, что к чему. Внутри ветхой лачуги из серых от времени деревянных планок лежали с десяток рабов разного возраста и пола, прикованных к стене. На некоторых виднелись рубцы от плетей. Все были истощенными от плохой и недостаточной еды и чрезмерной работы. Хомер хотел засеять все свои поля, даже несмотря на то что у него теперь была, по сравнению с прежними временами, только половина рабов.
Роберт остался сторожить, а Пэйс вошел в лачугу. Кто-то стонал. Быстрый шорох на полу свидетельствовал, что он вспугнул крыс. Затем шорох замер, а люди увидели его. Не смея зажечь свечу, Пэйс ощупью пробрался вдоль стены, пока не наткнулся на первую цепь. Раб неуклюже задвигался, но не проронил ни звука. Пэйс пробежался руками по звеньям до железного крючка, вбитого в стенку. Закусив губу, он вставил отвертку в середину замка, произнес про себя молитву и ударил молотком по отвертке левой рукой. Нацелился он неточно, и поэтому выругался, когда молоток ударил больше по руке, чем по отвертке. Раб молчал и терпеливо ждал, когда он повторит попытку. Пэйс разбил замок только третьим ударом. Цепи упали на пол, и огромный, тощий как скелет человек поднялся с земли. Взяв молоток у Пэйса, он так же молча двинулся ко второму рабу. Все проснулись. Заплакал ребенок, и кто-то стал его утихомиривать. В темноте все зашевелились, нетерпеливо стараясь подтянуться к уже освободившимся. Когда молоток ударил мимо, кто-то вскрикнул. На человека зашикали.
Пэйс теперь стучал по замку рукояткой пистолета. Раб, которого он освободил первым, методично сбивал замки и сдергивал их на сторону. Не хотел бы Пэйс подвернуться этому силачу под руку, когда он зол, но он хорошо понимал, почему раб с такой яростью уничтожает оковы. Некоторые из этих людей были одна кожа и кости. Один едва вышел из детского возраста.
Женщина кинулась опрометью из лачуги, едва упали ее цепи. Пэйс нахмурился, но понадеялся, что она их не выдаст. Остановить ее он не успел. Другие немедленно последовали за ней, и Пэйс не мог их осуждать. Он бы тоже подумал прежде всего о побеге. Некогда кентуккийцы гордо провозгласили, что народ штата всегда будет верен федеральным законам. Этот день канул в вечность. Теперь место лояльности заняли недовольство, страх и ненависть.
Опять закричал ребенок, и какой-то мужчина громко выругался, споткнувшись в темноте. Роберт шепотом предупредил, чтобы не шумели, но было уже поздно.
Пэйс услышал снаружи крик и понял, что время пришло. Он знал; что оно настанет. Нельзя удержать в тишине и безмолвии десяток людей, пока всем не удастся благополучно бежать. Пэйс только надеялся, что успеет сбить со всех оковы до тех пор, пока не настанет очередь привести в исполнение вторую часть плана. Сильным ударом по замку он освободил еще одного раба. Рабыню. Он не стал выяснять, может ли та подняться с пола без его помощи. Теперь здоровая рука и пистолет понадобятся ему для другой цели.
Пэйс выскользнул из лачуги, не глядя, сколько человек там осталось. Луч света выхватил из темноты дорожку от порога Большого дома к лачуге. На пороге четко вырисовывалась громоздкая фигура Хомера с ружьем в руке. Он целился. Пэйс знал, что тот не сумеет достать выстрелом длинную стену лачуги, но распознал марку ружья. То был очень дорогой «винчестер». Раздались выстрелы в ночную темноту и крики женщин. При первых же выстрелах из дома надсмотрщика выскочил человек, и Пэйс выругался. Он-то рассчитывал, что Хомер поскачет за подмогой и дома никого не будет. И еще он не ожидал, что кого-нибудь ранят.
Прозвучал шальной выстрел, и кто-то вскрикнул. Все еще сыпя проклятиями, Пэйс поднял пистолет и прицелился как можно тщательнее, действуя по необходимости левой рукой. Пуля должна была выбить «винчестер» из рук Хомера, и так бы и случилось, не выскочи надсмотрщик в эту самую минуту на линию огня.
Надсмотрщик вскрикнул, завертелся волчком на месте и упал на землю. Пэйс убивал и прежде, но не при подобных обстоятельствах. Он пошарил взглядом в поисках Роберта, но не мог найти его в столпотворении, которое началось во дворе. Если у парня есть хоть капля здравого смысла, то он уже должен быть в доме и перетряхивать ящики бюро. Надо дать Роберту больше времени.
Только на секунду внимание Пэйса отвлеклось от происходящего, но за это краткое мгновение Хомер успел выбежать и теперь мчался по двору, на ходу заряжая ружье. Увидев его, одна из рабынь схватила плачущего ребенка и попыталась убежать вслед за другими, но она едва могла стоять на ногах и споткнулась под тяжестью ребенка. Пэйс почувствовал дурноту, когда Хомер поднял «винчестер» и прицелился. Пэйс не хотел убивать, но снова поднял пистолет.
Однако выстрелить не успел. Из тени сзади выступила огромная скелетообразная фигура. Сильная рука сжала шею Хомера, дернула его назад, и на весь двор раздался треск ломаемых шейных позвонков.
Пэйс почувствовал в желудке жгучую судорогу, но анализировать ощущения времени не было. Это война, явная и беспощадная. Он может лишь следить за тем, Чтобы его люди выполняли необходимые приказы. А Хомер был их врагом.
Рабы исчезали в кустарнике и небольшом леске поодаль. Отнеся стонущего надсмотрщика в его жилище, Пэйс бросился в Большой дом к конторке, в которой хранились купчие на рабов.
Здесь и находился Роберт. Он совал толстые пачки бумаг в карманы сюртука, а также в большой патронташ. Пэйс помог ему опустошить стол.
С верхнего этажа раздавались испуганные женские голоса матери Хомера и горничной. Пэйс дернул Роберта за руку, подхватил патронташ и побежал.
– Хомер мертв, и неизвестно, выживет ли надсмотрщик.
Хотя эти слова прошептали через прилавок Джози, Дора их тоже услышала, но притворилась, что ничего не поняла. Неизвестно, предназначалась ли эта новость только для ушей Джози. Но в городе вряд ли подозревают в случившемся участие Пэйса.
– А где же рабы взяли ружья? – спросила с наигранным простодушием Джози.
– Кто-то им помогал, – нетерпеливо отвечал голос. – Кто-то вошел к ним и всех освободил, а они взбесились, получив волю, как свиньи, вырвавшиеся из загона. Теперь, узнав вкус крови, они всех нас поубивают прямо в наших постелях.
Дора подумала, что ничего нелепее она не слышала за все утро. Будь она такой сбежавшей рабыней, она сразу же устремилась бы к реке. Задерживаться и мешкать, чтобы отомстить белому, никак бы не взбрело ей в голову, тем более что самые ненавистные из белых были уже мертвы или умирали.
– Джози в ужасе ойкнула. Она поверила истерическим страхам говорившей. Вздохи и встревоженные голоса подтвердили, что страх чувствует не только она. Сегодня ночью все эти женщины будут дрожать в своих постелях. А это возбуждает даже больше, чем чтение на ночь романа с готическими кошмарами, но сейчас время не располагает к возвышенным литературным страхам.
Дора помалкивала. Если повезет, несколько спокойных дней сведут на нет эти страхи, и все вернется в нормальное русло. Если же нет, то в последующие ночи нескольким несчастным перережут горло и паника выльется в охоту за ведьмами. И про себя она взмолилась, чтобы на город обрушился многодневный ураганный ливень и ночью все сидели по домам, заперев двери. Ее поламывало, и она пожалела, что не послушалась Пэйса и снова приехала в город. От сидения на неудобном стуле у Доры затекла спина, и ребенок в животе лежал тяжелым грузом. Ей невыносимо хотелось встать и безостановочно ходить по лавке, но другим женщинам при виде ее живота станет дурно. Ей не подобает быть на людях в таком положении.
Так что, когда во входную дверь возбужденно ворвался нарочный, хлопнув ею о стену, это прозвучало как глас судьбы. Дора вздрогнула от боли, которую вызвал громкий стук, и, не веря ушам своим, вслушалась в то, что он кричал:
– Ли сдался! Конфедерация пала! Война окончена!
Война окончена. Это невероятно. Неужели Дэвид погиб ради такого бесславного конца? А Чарли гнил в тюрьме, чтобы это, в общем, неутешительное заявление не прозвучало никогда. В Кентукки все еще умирают люди. И они все еще владеют рабами. Неужели это стоит смерти сотен тысяч молодых людей? По мнению Доры, война того не стоила. Но она вообразила, как радостно зазвонят в честь победы колокола. Ей захотелось, чтобы вспыхнул фейерверк и у людей был бы праздник.
Но вместо этого она почувствовала постепенно усиливающуюся боль в спине. Для ребенка еще слишком рано. У нее просто колики. Но Доре больше невмоготу было оставаться в лавке, где раздавались не крики радости и облегчения, а стенания. В течение последующих нескольких часов, а может быть, дней лавка превратится в арену борьбы противоположных мнений. Нет, она этого не сможет вынести. Дора тихонько скользнула за драпировку в гостиную. Хорошо бы кто-нибудь отвез ее домой.
Пока Дора с трудом поднималась по лестнице в свою комнату, Пэйс все еще трудился в поле. Энни уложила Харриет немного вздремнуть и ушла на кухню последить за кухаркой, на ужин надо было приготовить еще что-нибудь, кроме бобов. Делла вывела Эми на прогулку. Аккуратно снимая платье, чтобы лечь, Дора с беспокойством подумала, что скоро взвалит на Деллу обязанности по уходу еще за одним ребенком. Она хорошо относилась к Эми, но была не слишком внимательна. Сможет ли она одновременно ухаживать и за младенцем, и за недавно пошедшей девочкой?
И с этими мыслями Дора постепенно уплыла в сон. Когда она проснулась, в комнате было темно. Боль в спине переместилась вниз живота. Было такое ощущение, словно его сжимает чья-то гигантская рука. Дора даже охнула, такой сильной была эта боль. Когда она поутихла, Дора осторожно встала, нашла халат и пошла за помощью. Дитя раньше времени решило, что пора обрести свободу. Ей с самого начала следовало знать, что ребенок Пэйса обязан быть бунтарем.
В комнате больной Энни не было. Дора сказала несколько тщательно взвешенных слов Харриет, сидевшей за вязанием в качалке, и потом тихо, бережно неся себя, вышла. Она почти сошла вниз, когда боль нахлынула снова. Дора схватилась за перила и так стояла, пытаясь не сгибаться под натиском схватки. Да, так детей родить не следует. Дора почувствовала влагу между ног и едва не закричала.
Она не должна быть одна, не должна испытывать мертвящий страх при мысли о неспособности владеть своим телом и контролировать его.
Дрожа от страха и смущения, она почти уже решилась вернуться к себе в комнату и надеть сухое белье, но у нее, наверное, не хватит сил снова проделать весь путь обратно. Надо, чтобы кто-нибудь ей помог.
Дора прошла через столовую, плотно запахнувшись в халат и надеясь, что из-под него не будут видны пятна. В кухне раздавались громкие голоса, кто-то с кем-то спорил, и Дора с облегчением вздохнула. Она не совсем одна.
– Если мисс Джози послала за Деллой, значит, она должна прийти. Не желаю есть это месиво, не желаю видеть эти проклятые бобы!
Пэйс. В кухне. Дора ухватилась за стену, стараясь подавить свои страхи. Она не знала человека, которого называла мужем. Она знала мальчика-подростка. Она знала буйного молодого человека. Она их понимала. Но понять солдата-насильника не могла. И не хотела – после того, что сегодня услышала. Один человек мертв, другой умирает. Ей внушала отвращение мысль, что виноват в этом Пэйс.
Но сейчас она не могла ни о чем таком беспокоиться. На нее опять накатила боль, и она почти впилась пальцами в стену, чтобы не упасть. Промежутки между схваткообразными болями становились все меньше. Этот чертов Пэйсов младенец очень торопится. Да, надо было этого ожидать. И о чем только она думала раньше?
Наверное, она слишком сильно застонала и стоном заглушила голоса спорящих. Прежде чем она успела выпрямиться, из кухни в коридор вылетел Пэйс. Его загорелое лицо побледнело при виде Доры, наклонившейся над перилами и охватившей руками живот.
– Дора, Господи! Что ты здесь делаешь? Я думал, что ты спишь.
Он подхватил ее, медленно оседавшую на пол. Дора прижалась к Пэйсу, почувствовав огромное облегчение оттого, что появилась возможность прижаться к кому-то более сильному. Она не могла уже выпрямиться и уйти. Вместо этого Дора благодарно уткнулась лицом в его широкое плечо, а он прижал ее к себе. Только на минуту она позволила ему взять на себя часть ее бремени.
– Это ребенок, – раздался сзади голос матери Солли. – Это ребенок выходит. Пойду согрею воды.
Пэйс дико посмотрел на женщину на пороге. Затем на вытянувшееся от беспокойства лицо Доры.
– Где повитуха? Пусть кто-нибудь достанет из-под земли эту чертову повитуху.
Но никто ничего не ответил на его безумный крик. В кухне была только мать Солли, а она пошла согреть воды. И тут Пэйс вспомнил, что Делла и Джози повезли Эми к Энндрьюсам и останутся у них ночевать. Энни же убежала по своим собственным делам. Весть о том, что Ли сдался, уже распространилась по всей усадьбе, и рабы сейчас уже где-нибудь празднуют победу. Ни одного слуги в доме не видно.
Стремясь заглушить всевозрастающую панику, Пэйс медленно поднял Дору на руки. Несмотря на большой живот, весила она совсем ничего. Изувеченная рука почти не болела, напряжение было ничтожно, но Пэйс едва не уронил ее, почувствовав, что платье насквозь промокло. К этому он не был подготовлен.
– Дора, что мне надо делать? – прошептал он, неся ее к лестнице.
– Молиться, – прошептала она в ответ.
Молиться! Черт побери, ведь он даже не знает, что это такое. Молятся женщины. Сам Пэйс умел только действовать. Однако тех действий, которые требовались от него сейчас, Пэйс не разумел.
Он старался подниматься помедленнее. Пальцы Доры впивались ему в шею, и он чувствовал, как она старается сдержать крик. Он не хотел трясти ее дольше, чем это было необходимо, но к тому времени как он поднялся наверх и пошел по верхнему холлу, Пэйс бранился, уже не переставая.
– Это богохульство, а не молитва, – сказала она, когда муж внес ее в спальню.
Их спальню. Он почти не спал с Дорой вместе уже в течение нескольких недель. В первые брачные дни он цеплялся за хрупкую надежду на лучшее, когда лежал с ней рядом и прижимал ее к себе. Куда же ушла эта надежда? Наверное, умерла, задохнулась под бременем ежедневной нудной работы в поле, потерпела крах под натиском его ночных вылазок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Но даже если я разорву купчую, он обязательно скажет, что они сгорели при пожаре, а что он все еще законный собственник этих цветных. И он найдет свидетелей.
– Остынь, Маккой, я ведь все еще юрист. И знаю, что делаю. Ты уверен, что сделка-купчая была зарегистрирована в суде, как я тебе сказал, да?
– Да, с этим все в порядке, только какая мне от этого польза? – пробормотал Роберт.
– Значит, ты под защитой закона, ты в своем праве, а он нет. Митчелл изворотливый лживый мошенник, но законов он не знает. И в этом деле отец не сможет его защитить. У тебя есть документ, а у него нет. Ты получишь свою землю обратно. Просто смотри, чтобы твоя матушка больше не подписывала бумаг, которые не может прочитать.
– Да я скорее повешу этого мерзавца. Как помешать ему учинять подобные пакости со всеми вдовами в округе?
– Он попляшет на веревке, будь уверен. Я только выжидаю, когда Джо сам сунет голову в петлю. Может быть, его отец и достаточно силен, чтобы сын не попал в лапы закона, но мы до него доберемся. Это лишь вопрос времени.
Человек, ехавший рядом с Пэйсом, выругался.
– Тыl посмотри, что он натворил на этот раз. Я считаю, его надо повесить не мешкая. И весь округ скажет, что мы герои.
Пэйс фыркнул:
– Вряд ли. Я ведь хожу в изменниках, ты не забыл? Сторонник янки, обожающий негров. Мне еще повезло, что на моем крыльце не повесили петлю.
Роберт неловко заерзал в седле.
– И тебе не помогла женитьба на Доре. Ты прямо напрашиваешься на неприятности. На твоем месте я бы удрал, куда глаза глядят, прежде чем они тебя поджарят.
– Я сам кое-кого немного поджарю до тех пор. Эта земля принадлежит моей семье, и я хочу, чтобы так и оставалось в будущем.
Но так не будет, если Пэйс бросит все на одних женщин. Этому уже есть доказательства. Только поспешные действия Доры на этот раз отвели угрозу. Роберт подумал, а знает ли Пэйс в подробностях все, как это случилось, но спрашивать побоялся. Пэйс был как фитиль, пропитанный маслом. Вспыхнет в мгновение от одной искры. А Роберту хотелось быть подальше, когда взрыв произойдет.
Глава 25
Меня несет поток бурливый,
Я выплыть не могу
На среднее и ровное теченье.
Филипп Мэссинджер «Великий герцог флорентийский»
– Что бы ни случилось, ни слова, – предупредил Пэйс, когда они привязывали лошадей под защитной стеной деревьев.
– Да я и так слова не могу сказать от страха, – пробормотал Роберт, – не люблю я такие дела.
Пэйс зло посмотрел на него, но ничего не сказал, и они двинулись в сторону одинокого строения. Его сподвижники уже вызнали, что к чему. Внутри ветхой лачуги из серых от времени деревянных планок лежали с десяток рабов разного возраста и пола, прикованных к стене. На некоторых виднелись рубцы от плетей. Все были истощенными от плохой и недостаточной еды и чрезмерной работы. Хомер хотел засеять все свои поля, даже несмотря на то что у него теперь была, по сравнению с прежними временами, только половина рабов.
Роберт остался сторожить, а Пэйс вошел в лачугу. Кто-то стонал. Быстрый шорох на полу свидетельствовал, что он вспугнул крыс. Затем шорох замер, а люди увидели его. Не смея зажечь свечу, Пэйс ощупью пробрался вдоль стены, пока не наткнулся на первую цепь. Раб неуклюже задвигался, но не проронил ни звука. Пэйс пробежался руками по звеньям до железного крючка, вбитого в стенку. Закусив губу, он вставил отвертку в середину замка, произнес про себя молитву и ударил молотком по отвертке левой рукой. Нацелился он неточно, и поэтому выругался, когда молоток ударил больше по руке, чем по отвертке. Раб молчал и терпеливо ждал, когда он повторит попытку. Пэйс разбил замок только третьим ударом. Цепи упали на пол, и огромный, тощий как скелет человек поднялся с земли. Взяв молоток у Пэйса, он так же молча двинулся ко второму рабу. Все проснулись. Заплакал ребенок, и кто-то стал его утихомиривать. В темноте все зашевелились, нетерпеливо стараясь подтянуться к уже освободившимся. Когда молоток ударил мимо, кто-то вскрикнул. На человека зашикали.
Пэйс теперь стучал по замку рукояткой пистолета. Раб, которого он освободил первым, методично сбивал замки и сдергивал их на сторону. Не хотел бы Пэйс подвернуться этому силачу под руку, когда он зол, но он хорошо понимал, почему раб с такой яростью уничтожает оковы. Некоторые из этих людей были одна кожа и кости. Один едва вышел из детского возраста.
Женщина кинулась опрометью из лачуги, едва упали ее цепи. Пэйс нахмурился, но понадеялся, что она их не выдаст. Остановить ее он не успел. Другие немедленно последовали за ней, и Пэйс не мог их осуждать. Он бы тоже подумал прежде всего о побеге. Некогда кентуккийцы гордо провозгласили, что народ штата всегда будет верен федеральным законам. Этот день канул в вечность. Теперь место лояльности заняли недовольство, страх и ненависть.
Опять закричал ребенок, и какой-то мужчина громко выругался, споткнувшись в темноте. Роберт шепотом предупредил, чтобы не шумели, но было уже поздно.
Пэйс услышал снаружи крик и понял, что время пришло. Он знал; что оно настанет. Нельзя удержать в тишине и безмолвии десяток людей, пока всем не удастся благополучно бежать. Пэйс только надеялся, что успеет сбить со всех оковы до тех пор, пока не настанет очередь привести в исполнение вторую часть плана. Сильным ударом по замку он освободил еще одного раба. Рабыню. Он не стал выяснять, может ли та подняться с пола без его помощи. Теперь здоровая рука и пистолет понадобятся ему для другой цели.
Пэйс выскользнул из лачуги, не глядя, сколько человек там осталось. Луч света выхватил из темноты дорожку от порога Большого дома к лачуге. На пороге четко вырисовывалась громоздкая фигура Хомера с ружьем в руке. Он целился. Пэйс знал, что тот не сумеет достать выстрелом длинную стену лачуги, но распознал марку ружья. То был очень дорогой «винчестер». Раздались выстрелы в ночную темноту и крики женщин. При первых же выстрелах из дома надсмотрщика выскочил человек, и Пэйс выругался. Он-то рассчитывал, что Хомер поскачет за подмогой и дома никого не будет. И еще он не ожидал, что кого-нибудь ранят.
Прозвучал шальной выстрел, и кто-то вскрикнул. Все еще сыпя проклятиями, Пэйс поднял пистолет и прицелился как можно тщательнее, действуя по необходимости левой рукой. Пуля должна была выбить «винчестер» из рук Хомера, и так бы и случилось, не выскочи надсмотрщик в эту самую минуту на линию огня.
Надсмотрщик вскрикнул, завертелся волчком на месте и упал на землю. Пэйс убивал и прежде, но не при подобных обстоятельствах. Он пошарил взглядом в поисках Роберта, но не мог найти его в столпотворении, которое началось во дворе. Если у парня есть хоть капля здравого смысла, то он уже должен быть в доме и перетряхивать ящики бюро. Надо дать Роберту больше времени.
Только на секунду внимание Пэйса отвлеклось от происходящего, но за это краткое мгновение Хомер успел выбежать и теперь мчался по двору, на ходу заряжая ружье. Увидев его, одна из рабынь схватила плачущего ребенка и попыталась убежать вслед за другими, но она едва могла стоять на ногах и споткнулась под тяжестью ребенка. Пэйс почувствовал дурноту, когда Хомер поднял «винчестер» и прицелился. Пэйс не хотел убивать, но снова поднял пистолет.
Однако выстрелить не успел. Из тени сзади выступила огромная скелетообразная фигура. Сильная рука сжала шею Хомера, дернула его назад, и на весь двор раздался треск ломаемых шейных позвонков.
Пэйс почувствовал в желудке жгучую судорогу, но анализировать ощущения времени не было. Это война, явная и беспощадная. Он может лишь следить за тем, Чтобы его люди выполняли необходимые приказы. А Хомер был их врагом.
Рабы исчезали в кустарнике и небольшом леске поодаль. Отнеся стонущего надсмотрщика в его жилище, Пэйс бросился в Большой дом к конторке, в которой хранились купчие на рабов.
Здесь и находился Роберт. Он совал толстые пачки бумаг в карманы сюртука, а также в большой патронташ. Пэйс помог ему опустошить стол.
С верхнего этажа раздавались испуганные женские голоса матери Хомера и горничной. Пэйс дернул Роберта за руку, подхватил патронташ и побежал.
– Хомер мертв, и неизвестно, выживет ли надсмотрщик.
Хотя эти слова прошептали через прилавок Джози, Дора их тоже услышала, но притворилась, что ничего не поняла. Неизвестно, предназначалась ли эта новость только для ушей Джози. Но в городе вряд ли подозревают в случившемся участие Пэйса.
– А где же рабы взяли ружья? – спросила с наигранным простодушием Джози.
– Кто-то им помогал, – нетерпеливо отвечал голос. – Кто-то вошел к ним и всех освободил, а они взбесились, получив волю, как свиньи, вырвавшиеся из загона. Теперь, узнав вкус крови, они всех нас поубивают прямо в наших постелях.
Дора подумала, что ничего нелепее она не слышала за все утро. Будь она такой сбежавшей рабыней, она сразу же устремилась бы к реке. Задерживаться и мешкать, чтобы отомстить белому, никак бы не взбрело ей в голову, тем более что самые ненавистные из белых были уже мертвы или умирали.
– Джози в ужасе ойкнула. Она поверила истерическим страхам говорившей. Вздохи и встревоженные голоса подтвердили, что страх чувствует не только она. Сегодня ночью все эти женщины будут дрожать в своих постелях. А это возбуждает даже больше, чем чтение на ночь романа с готическими кошмарами, но сейчас время не располагает к возвышенным литературным страхам.
Дора помалкивала. Если повезет, несколько спокойных дней сведут на нет эти страхи, и все вернется в нормальное русло. Если же нет, то в последующие ночи нескольким несчастным перережут горло и паника выльется в охоту за ведьмами. И про себя она взмолилась, чтобы на город обрушился многодневный ураганный ливень и ночью все сидели по домам, заперев двери. Ее поламывало, и она пожалела, что не послушалась Пэйса и снова приехала в город. От сидения на неудобном стуле у Доры затекла спина, и ребенок в животе лежал тяжелым грузом. Ей невыносимо хотелось встать и безостановочно ходить по лавке, но другим женщинам при виде ее живота станет дурно. Ей не подобает быть на людях в таком положении.
Так что, когда во входную дверь возбужденно ворвался нарочный, хлопнув ею о стену, это прозвучало как глас судьбы. Дора вздрогнула от боли, которую вызвал громкий стук, и, не веря ушам своим, вслушалась в то, что он кричал:
– Ли сдался! Конфедерация пала! Война окончена!
Война окончена. Это невероятно. Неужели Дэвид погиб ради такого бесславного конца? А Чарли гнил в тюрьме, чтобы это, в общем, неутешительное заявление не прозвучало никогда. В Кентукки все еще умирают люди. И они все еще владеют рабами. Неужели это стоит смерти сотен тысяч молодых людей? По мнению Доры, война того не стоила. Но она вообразила, как радостно зазвонят в честь победы колокола. Ей захотелось, чтобы вспыхнул фейерверк и у людей был бы праздник.
Но вместо этого она почувствовала постепенно усиливающуюся боль в спине. Для ребенка еще слишком рано. У нее просто колики. Но Доре больше невмоготу было оставаться в лавке, где раздавались не крики радости и облегчения, а стенания. В течение последующих нескольких часов, а может быть, дней лавка превратится в арену борьбы противоположных мнений. Нет, она этого не сможет вынести. Дора тихонько скользнула за драпировку в гостиную. Хорошо бы кто-нибудь отвез ее домой.
Пока Дора с трудом поднималась по лестнице в свою комнату, Пэйс все еще трудился в поле. Энни уложила Харриет немного вздремнуть и ушла на кухню последить за кухаркой, на ужин надо было приготовить еще что-нибудь, кроме бобов. Делла вывела Эми на прогулку. Аккуратно снимая платье, чтобы лечь, Дора с беспокойством подумала, что скоро взвалит на Деллу обязанности по уходу еще за одним ребенком. Она хорошо относилась к Эми, но была не слишком внимательна. Сможет ли она одновременно ухаживать и за младенцем, и за недавно пошедшей девочкой?
И с этими мыслями Дора постепенно уплыла в сон. Когда она проснулась, в комнате было темно. Боль в спине переместилась вниз живота. Было такое ощущение, словно его сжимает чья-то гигантская рука. Дора даже охнула, такой сильной была эта боль. Когда она поутихла, Дора осторожно встала, нашла халат и пошла за помощью. Дитя раньше времени решило, что пора обрести свободу. Ей с самого начала следовало знать, что ребенок Пэйса обязан быть бунтарем.
В комнате больной Энни не было. Дора сказала несколько тщательно взвешенных слов Харриет, сидевшей за вязанием в качалке, и потом тихо, бережно неся себя, вышла. Она почти сошла вниз, когда боль нахлынула снова. Дора схватилась за перила и так стояла, пытаясь не сгибаться под натиском схватки. Да, так детей родить не следует. Дора почувствовала влагу между ног и едва не закричала.
Она не должна быть одна, не должна испытывать мертвящий страх при мысли о неспособности владеть своим телом и контролировать его.
Дрожа от страха и смущения, она почти уже решилась вернуться к себе в комнату и надеть сухое белье, но у нее, наверное, не хватит сил снова проделать весь путь обратно. Надо, чтобы кто-нибудь ей помог.
Дора прошла через столовую, плотно запахнувшись в халат и надеясь, что из-под него не будут видны пятна. В кухне раздавались громкие голоса, кто-то с кем-то спорил, и Дора с облегчением вздохнула. Она не совсем одна.
– Если мисс Джози послала за Деллой, значит, она должна прийти. Не желаю есть это месиво, не желаю видеть эти проклятые бобы!
Пэйс. В кухне. Дора ухватилась за стену, стараясь подавить свои страхи. Она не знала человека, которого называла мужем. Она знала мальчика-подростка. Она знала буйного молодого человека. Она их понимала. Но понять солдата-насильника не могла. И не хотела – после того, что сегодня услышала. Один человек мертв, другой умирает. Ей внушала отвращение мысль, что виноват в этом Пэйс.
Но сейчас она не могла ни о чем таком беспокоиться. На нее опять накатила боль, и она почти впилась пальцами в стену, чтобы не упасть. Промежутки между схваткообразными болями становились все меньше. Этот чертов Пэйсов младенец очень торопится. Да, надо было этого ожидать. И о чем только она думала раньше?
Наверное, она слишком сильно застонала и стоном заглушила голоса спорящих. Прежде чем она успела выпрямиться, из кухни в коридор вылетел Пэйс. Его загорелое лицо побледнело при виде Доры, наклонившейся над перилами и охватившей руками живот.
– Дора, Господи! Что ты здесь делаешь? Я думал, что ты спишь.
Он подхватил ее, медленно оседавшую на пол. Дора прижалась к Пэйсу, почувствовав огромное облегчение оттого, что появилась возможность прижаться к кому-то более сильному. Она не могла уже выпрямиться и уйти. Вместо этого Дора благодарно уткнулась лицом в его широкое плечо, а он прижал ее к себе. Только на минуту она позволила ему взять на себя часть ее бремени.
– Это ребенок, – раздался сзади голос матери Солли. – Это ребенок выходит. Пойду согрею воды.
Пэйс дико посмотрел на женщину на пороге. Затем на вытянувшееся от беспокойства лицо Доры.
– Где повитуха? Пусть кто-нибудь достанет из-под земли эту чертову повитуху.
Но никто ничего не ответил на его безумный крик. В кухне была только мать Солли, а она пошла согреть воды. И тут Пэйс вспомнил, что Делла и Джози повезли Эми к Энндрьюсам и останутся у них ночевать. Энни же убежала по своим собственным делам. Весть о том, что Ли сдался, уже распространилась по всей усадьбе, и рабы сейчас уже где-нибудь празднуют победу. Ни одного слуги в доме не видно.
Стремясь заглушить всевозрастающую панику, Пэйс медленно поднял Дору на руки. Несмотря на большой живот, весила она совсем ничего. Изувеченная рука почти не болела, напряжение было ничтожно, но Пэйс едва не уронил ее, почувствовав, что платье насквозь промокло. К этому он не был подготовлен.
– Дора, что мне надо делать? – прошептал он, неся ее к лестнице.
– Молиться, – прошептала она в ответ.
Молиться! Черт побери, ведь он даже не знает, что это такое. Молятся женщины. Сам Пэйс умел только действовать. Однако тех действий, которые требовались от него сейчас, Пэйс не разумел.
Он старался подниматься помедленнее. Пальцы Доры впивались ему в шею, и он чувствовал, как она старается сдержать крик. Он не хотел трясти ее дольше, чем это было необходимо, но к тому времени как он поднялся наверх и пошел по верхнему холлу, Пэйс бранился, уже не переставая.
– Это богохульство, а не молитва, – сказала она, когда муж внес ее в спальню.
Их спальню. Он почти не спал с Дорой вместе уже в течение нескольких недель. В первые брачные дни он цеплялся за хрупкую надежду на лучшее, когда лежал с ней рядом и прижимал ее к себе. Куда же ушла эта надежда? Наверное, умерла, задохнулась под бременем ежедневной нудной работы в поле, потерпела крах под натиском его ночных вылазок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43