— Марсали все смотрела на него как завороженная. — Ты готова?Она не была готова. Маркиз пугал ее, и боялась она не столько того, что он мог бы сделать с нею, сколько того, что будет с Патриком. Ей не хотелось, чтобы из-за нее Патрика лишили наследства.— Ты действительно хочешь этого? — прошептала она.— Да, — улыбнулся он. — Действительно хочу.— Но…Быстрым поцелуем он заставил ее замолчать и продолжал:— Я хочу защитить тебя на случай, если со мною что-нибудь случится. Уверен, что отец будет защищать мою жену, будь она даже из Ганнов. А вот для моей любовницы, кто бы она ни была, он этого делать не станет.Он говорил так уверенно, что Марсали даже стало интересно: может, он знает что-то, чего не знает она?Но времени на раздумья Патрик ей не оставил.— Я приду за тобою через час, — сказал он. — Джинни поможет тебе одеться. — И, нагнувшись, щекотно поцеловал в нос.— Ты собираешься идти к себе в таком виде? — улыбнулась Марсали, оглядев его с головы до пят.— Нет, — проворчал он. — Помоги мне надеть рубашку и оберни меня этим чертовым пледом.Она послушно принялась помогать, а Джинни тем временем протиснулась мимо нее в комнату и начала прибираться. Хирам стоял на пороге, недовольно поглядывая, как одевают его друга. Он, несомненно, думал, что лучше бы это поручили ему, но Марсали согласиться не могла. Помогать мужу — право и привилегия жены, а она уже ощущала себя женой. Законной женой. И скоро все об этом узнают.И ее отец тоже… Если весь Бринэйр узнает о помолвке, то не пройдет и дня, как новость станет известна в Эберни. При этой мысли Марсали охватил озноб.Пряча тревогу, она застегнула на талии Патрика широкий пояс и улыбнулась ему дрожащими губами.— Все будет хорошо, любимая, — сказал он. Пора бы ей понять, что своих чувств от мужа она скрывать не умеет.— Я люблю тебя, — прошептала она.— Да, знаю, — тихо ответил он. — И рассчитываю на это.А потом ушел.* * *Патрик спускался по лестнице в зал. Хирам шел следом, бормоча что-то себе под нос.— Ну а теперь чем ты недоволен? — бросил через плечо Патрик.— Женщины, — проворчал Хирам. — Лучше держаться от них подальше. Я бы сам помог тебе с пледом.Патрик рассмеялся:— Прости, я предпочел более нежные руки.Хирам опять начал бубнить, но Патрик слышал достаточно, чтобы понять суть.Остановившись, он подождал, пока друг поравняется с ним.— Джинни?— Упрямая бабенка, — буркнул Хирам, топая по ступеням с такой силой, что Патрик порадовался, что они сработаны из прочного камня.— Почему упрямая? — спросил он.— Говорит, что муж ей ни к чему. — Хирам жалобно взглянул на друга. — Скажи, есть такие женщины, которым не нужны мужья?— А у тебя есть кто-нибудь на примете? — осведомился Патрик.Хирам что-то промычал.— Не слышу, — сказал Патрик.— Нет, — в конце концов ответил тот. Он спустился с последней ступени и пошел по коридору, размахивая руками в такт словам.— Просто я подумал, что такая красотка, как она… Ну, что не годится ей быть одной.Патрик нагнал его и пошел рядом.— А ты что, пробовал приударить за ней?Хирам выпрямился во весь свой богатырский рост и свысока возмущенно взглянул на него.— Нет!— Прямо боюсь спрашивать, как же это у вас речь зашла о женитьбе.— Я просто сказал, что ей нужен мужчина, бравый парень вроде меня. — Он растерянно развел руками. — Но я ничего такого в виду не имел.— А она что? — поинтересовался Патрик.— Выгнала меня из кухни метлой, — безнадежно ответил Хирам.Они уже стояли у двери в комнату отца.— Как же тогда получилось, что к Марсали вы пришли вместе?— Я не мог тебя разыскать, а входить одному в комнату к даме, по-моему, неприлично.— И ты попросил Джинни помочь тебе?— Ну да, — расплываясь в широчайшей улыбке, ответил Хирам.Патрик не мог сдержать лукавой усмешки. Пожалуй, его большой и робкий друг был не так уж мало искушен в делах сердечных, как ему до сих пор казалось.— На твоем месте я бы начал с цветов, — посоветовал он.— С цветов?! — в ужасе переспросил Хирам.— Да, с цветов.Но они стояли у отцовской двери, и нужно было входить. У Патрика испортилось настроение.— Тебя подождать? — предложил Хирам.— Нет уж, — тихо фыркнул Патрик. — Не думаю, чтобы он стал в меня стрелять. Пока.Хирам, казалось, был полон сомнений, но тем не менее молча повернулся и пошел обратно. Может быть, рвать цветы. Эта мысль немного развеселила Патрика, и он улыбнулся, подняв руку, чтобы постучать.— Кто бы там ни был, убирайся к черту! — крикнул отец.Будто не услышав этого рева, Патрик расправил плечи, открыл дверь и вошел. Отец, сгорбившись, сидел в кресле у потухшего камина с кубком в руках. На столике рядом стоял кувшин. Вино — об этом неопровержимо свидетельствовали красные, воспаленные глаза отца.— Хирам сказал, что я тебе нужен.— За ужином, сынок. За ужином. Пора уже тебе посидеть со мною рядом на хозяйском месте за высоким столом. Тебя вечно нет дома, — посетовал он, и Патрик, к своему изумлению, услышал, как дрогнул его голос. Он кивнул.— Я уезжаю с утра. В набег.— На Ганнов? — с пьяным оживлением осведомился маркиз.— На границу, — ответил Патрик. Пускай отец верит, во что хочет, — пока так удобнее.— Жаль, я не могу поехать с тобой, — вздохнул Грегор.Патрик заморгал от неожиданности. Почудилось ему или впрямь у отца в глазах блеснули слезы?Грегор махнул ему, отсылая прочь, и попытался встать, но не смог. Вскрикнув от боли, он начал заваливаться на бок; Патрик шагнул к нему, подхватил под локоть здоровой рукой и осторожно усадил в кресло. Узловатые, скрюченные пальцы слабо отталкивали его, прося об одиночестве. Вдруг Патрик понял, что отец действительно сконфужен — в его глазах стояли слезы, и он не хотел показывать этого никому, даже сыну.Пораженный, Патрик все смотрел на отца, вспоминая неукротимо-гордого человека, которого так чтил в юности. Черт возьми, он ведь любил отца, хотя сам никогда не видел с его стороны даже намека на любовь. И, по иронии судьбы, глядя сейчас на тень человека, которого погубила собственная гордость, Патрик сознавал, что никогда не любил отца сильнее, чем в эту минуту.Но надо было заговорить, надо было сказать слова, которые заденут старика еще больнее. Надо обеспечить безопасность Марсали и ее ребенка — если ему суждено появиться на свет. Нельзя сбрасывать со счетов того, что Фостер может еще изловчиться и осуществить свою давнюю угрозу.Отец смотрел на него как-то странно. Ждал. Патрик сделал глубокий вдох и произнес:— Я хотел сказать тебе, что Марсали выйдет к ужину вместе со мною.— Мне нет дела до этой девчонки, — передернул плечами отец.— Отлично. Значит, ты не станешь возражать, если она сядет рядом со мной?Отец отшатнулся, зеленые глаза нехорошо заблестели.— Заложница? Да еще из клана Ганнов? Ей место в конце стола.— Нет, отец, — возразил Патрик, стараясь говорить спокойно. — Она займет место справа от меня. По праву моей жены.Гнев придал отцу сил; он, как пружина, вскочил с кресла, не обращая внимания на замотанную в теплое тряпье правую ногу.— Никогда!Патрик сосчитал до трех, затем сказал:— Поздно; вот уже неделя, как мы обручены.Прежде чем к нему вернулся дар речи, Патрик пустил в ход главный козырь:— К счастью, наследник не заставит долго ждать себя.Так, это сработало мгновенно, как Патрик и рассчитывал. Отец закрыл рот и стоял молча — старый, немощный, мелко трясясь всем телом — от седеющей головы до кончиков изуродованных подагрой пальцев ног. Он молчал целую минуту, затем хитро улыбнулся:— Но обручение происходит при свидетелях.Патрик кивнул:— У нас были свидетели.— Кто? Этот твой приятель? Я не признаю такого обручения.— Признаешь — или никогда больше не увидишь меня.Отец рухнул в кресло, все еще не до конца веря ушам.— Ты мой сын. Ты сделаешь, как я велю.— Двенадцать лет назад ты сам выбрал мне жену, — спокойно отвечал Патрик. — Тогда я согласился — ведь такова была твоя воля. Двенадцать лет я соблюдал договор и тем самым чтил твою волю. Что же ты хочешь — чтобы сейчас я проявил неуважение к тебе, так легко расторгнув его?— Красиво сказано, — процедил Грегор Сазерленд. — Вижу, ты научился играть словами не хуже, чем владеть мечом. Но ты же знаешь, как я отношусь к Ганнам. Я не хочу, чтобы кто-либо из них вошел в мою семью.— Значит, мы уедем отсюда — моя жена и я — еще до конца недели. И ты никогда не увидишь внука и наследника.— Я сделаю наследником Алекса.— Как угодно. — Патрик поклонился и пошел к двери.— Подожди.Патрик обернулся к отцу.Старик долго молчал, а потом наконец выдавил:— Ты знаешь, мы ведь не сможем воевать с Ганнами и Синклерами без тебя.Патрик не ответил.Отец беспомощно шарил рукой в воздухе, будто искал что-то.— Алекс погибнет, если пойдет на них один.— Но ты ведь понимаешь это?Отец насупился:— Я пытался сделать из него человека.Патрик покачал головой:— Ты принес ему много горя, отец. Слишком много. — И опять направился к двери.— Патрик.Он не обернулся.— Патрик… Не надо. Не уходи.Патрик остановился в полушаге от порога. Отец снова поднялся и неуверенно шагнул к нему, но пошатнулся, взмахнул руками — и повалился обратно в кресло.— Проклятая подагра, — пробормотал он.Патрик знал, что отец стыдится своей болезни, считая ее слабостью. Господи, хоть бы ему самому к старости так не поглупеть. Он стоял у кресла, ожидая новых тирад, но их не было. Отец молчал, смотрел на золу в холодном камине, пальцы впились в подлокотники.Наконец он заговорил:— Она напоминает мне… — И осекся.— Маргарет? — подсказал Патрик.— Да. Остерегайся ее, сынок. Женщины все изменницы. — В его голосе уже не было гнева — только пустота и безмерное одиночество.Никогда еще Патрик не видел отца таким беззащитным — и скорее всего больше не увидит. Осторожно подбирая слова, он сказал:— Отец, я не верю, что Маргарет вам изменяла. Полагаю, кому-то выгодно было заставить вас в это поверить.Отец устало посмотрел на него.— Вот уже два года, как она пропала. Если она не изменяла мне, то где она? Я ее не убивал.— Да, знаю, — кивнул Патрик.— И сама она себя не убивала. Да, да, — нетерпеливо махнул он рукой в ответ на изумленный взгляд Патрика, — я сказал, что она бросилась в море, но это не правда. Ты — мой сын, и вот я говорю тебе: знай, Маргарет в душе всегда оставалась ревностной католичкой. Она не могла покончить с собой. — Он помолчал, глядя на золу в камине. — Она была мне женою. И я никогда не выдал бы никому ее веры. Я не предал бы ее. Я думал, она…— Ты думал?.. — подсказал Патрик.Но отец лишь покачал головою.— Нет, неважно, что я думал.— Может, это будет крайне важно, — произнес Патрик, — если я смогу доказать, что Маргарет тебе не изменяла.— Что ты знаешь, парень? — вскинулся отец. — Да сядь же наконец, у меня уже шея занемела смотреть на тебя снизу вверх.Патрик сел на край кресла против отца, подался вперед.— Я верю, — начал он, — что Эдвард Синклер долго вынашивал план, как разделаться с Сазерлендами, и первым его шагом было заставить тебя поверить, будто Маргарет неверна тебе.Отец смотрел на него как на умалишенного, но не перебивал.— Он понимал, что, убрав Маргарет, посеет вражду между тобою и Дональдом Ганном. Очевидно, он ждал, чтобы ты объявил Ганнам войну; тогда граф оказался бы вынужден обратиться к нему за помощью. Так оно и вышло. Я уверен, он рассчитывал выдать себя за благодетеля, когда граф пообещал ему руку старшей дочери в обмен на помощь в войне с нашим кланом — а он согласился. Этот союз давал ему силы осуществить давнюю мечту своих предков: разгромить наш клан. — Подняв бровь, он прибавил:— Мы с тобою оба понимаем, что против Ганнов с Синклерами нам одним не выстоять. Грегор кивнул, по-прежнему не говоря ни слова.— Больше того, — продолжал Патрик, — Синклер отлично знал, что, женившись на Марсали, нанесет оскорбление мне. А это, думаю, для него по крайней мере столь же важно, как разгромить наш клан.— Почему? — прищурившись, спросил Грегор.— Он меня ненавидит. Я видел, как он струсил и бежал с поля боя, бросив других погибать, и надеялся, что я погиб вместе с прочими. Теперь он кричит повсюду, как доблестно сражался, а я — один из немногих оставшихся в живых, кто может сказать, как было на самом деле.— Тогда почему не говоришь? — нахмурился отец.— Я отвечаю за себя — за собственные поступки и собственную честь — и ни за кого больше. Я так никогда и не заговорил бы об этом, если б он не тронул мою семью.Отец все смотрел на него, и Патрик отметил, что его взгляд был зорче, чем когда-либо.— Значит, ты помешал Синклеру, — задумчиво промолвил он. — Домой вернулся слишком рано.Да, подумал Патрик, быть может, отец слаб телесно, но умом он отнюдь не слаб.— Верно, — согласился он вслух. — Если быть точным, я вернулся домой на день раньше, чем следовало. Запоздай я на один день, Марсали стала бы его женой.В глазах отца загорелось любопытство.— Так ты тоже приложил руку к ее бегству со свадьбы?— Разумеется. Она соглашалась идти за Синклера только потому, что иначе вместо нее у алтаря оказалась бы Сесили; отец и ее обещал Эдварду, если Марсали откажется. Марсали этого допустить не могла. Поэтому я спрятал Сесили в таком месте, где графу ее не найти. Марсали месяц просидела взаперти в своей комнате на хлебе и воде за отказ идти под венец, но не уступила. Отец, у этой девушки отваги и благородства не меньше, чем у любого мужчины.Отец молчал; Патрик дерзнул предположить, что огонь, вспыхнувший в его блекло-зеленых глазах, был огнем восхищения. Да, маркиз Бринэйр умел восхищаться теми — будь то мужчина или женщина, — в ком замечал истинное благородство и честь.Наконец он заговорил — заговорил таким надломленным голосом, что у Патрика защемило сердце, столь тщетны были его старания скрыть давнюю боль:— Ты точно знаешь насчет Маргарет?— Я знаю точно, — отвечал Патрик, — что люди Синклера, одетые в пледы Сазерлендов, напали на Ганнов. Я знаю точно, что они еще раз сделают это. У меня есть доказательства и того, и другого. Еще я думаю, что именно Синклер убедил Эберни подать королю прошение, чтобы нас объявили вне закона.Не стоило ему упоминать Дональда Ганна; взгляд отца мгновенно помрачнел, челюсти сжались. Неужто все усилия пойдут прахом? Нужно было срочно что-то придумать!— Дональд Ганн — такая же жертва Синклера, как и мы, — сказал он. — И он искренне верит, что ты разграбил дома его арендаторов просто из мести.Отец откинулся в кресле, задумчиво глядя ему в лицо, и Патрик увидел, как в угасающем, жалком старике просыпается прежний Грегор Сазерленд — человек, которого уважали за умение принимать непростые решения, за мужество и изощренный — хотя и не склонный к излишней сентиментальности — ум.— Ты что-то замышляешь.То было утверждение, а не вопрос, и Патрик понимал, что должен быть осторожен вдвойне. Еще не пришло время рассказать отцу о злосчастных коровах или возрожденной дружбе с Гэвином, и уж в последнюю очередь — о намерении повести войско Сазерлендов к северной границе Ганнов для сражения с Синклерами.— Да, — сказал он, — замышляю. И первое, чего хочу, — выяснить, что случилось с Маргарет.— Говори, — велел отец, хотя час тому назад его тон был бы куда более резким.— Я надеюсь позволить Эберни захватить Синклера на месте преступления, — начал Патрик, моля всевышнего, чтобы не пришлось объяснять подробно. После всего, что было сказано, ему не хотелось опять лгать.Он медленно перевел дух, потому что отец проворчал:— Да, ты уж позаботься, чтобы Эберни там был и все увидел. Тогда пусть на коленях ползет ко мне молить о прощении.— Он уверен, — вздохнул Патрик, — что ты по меньшей мере недостойно обошелся с его сестрой.— Она… — Грегор Сазерленд осекся, отвернулся, и Патрик только увидел, как дергается у него кадык.Через минуту Патрик услышал голос отца — такой спокойный, что впору было усомниться, он ли это говорил.— Приводи на ужин девочку Ганн.— Ты будешь с нею любезен и учтив.— Слишком многого просишь.— Но она будет матерью моих детей.— Что ж, бог в помощь, — грубо, как всегда, заявил отец, но силы, которую так помнил Патрик, в голосе недоставало.— Отец, ты будешь добр к Марсали. И позаботишься о ней, если со мною что-нибудь случится.Старый Грегор снова посмотрел в глаза сыну, и взгляд его затуманился. Патрик был несказанно удивлен: будь на месте отца другой человек, он подумал бы, что его гложет тревога — или даже страх. Но нет, поверить в такое было трудно. Слишком много лет он ждал — и ничего не дождался; так отчего бы теперь, после одного откровенного разговора, в отце вдруг проснулись какие-нибудь чувства или хотя бы тревога за его благополучие?И все же, когда отец отвечал, Патрик не заметил никакой злости — лишь обычное стариковское ворчание.— Я позабочусь о ней.Патрик вышел от отца с ощущением, будто уже выиграл свою войну. 24. Маркиз сдержал слово. Почти сдержал. Патрик понимал, что ждать от него сердечности и дружелюбия — это уж слишком. Правда, он довольствовался бы простой вежливостью. Но отец вместо этого весь ужин просидел мрачнее тучи, а Марсали едва кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39