он смотрел на него так нетерпеливо, будто сказал даже больше, чем следовало.— Твоя мачеха, — наконец сдался Руфус. — Патрик точно знал, что твой отец не убивал ее, хотя мне непонятно, почему он так в этом уверен. По-моему, от маркиза можно ждать решительно всего. А леди Марсали так же твердо убеждена, что ее тетка никогда не наложила бы на себя рук.Мысли в голове у Алекса путались. Он и сам сомневался, что отец способен убить беззащитную женщину. Даже в порыве бешенства. Для него слишком много значила честь. Алексу не однажды приходило в голову, что это единственное, что было ему дорого.А если Маргарет действительно жива, если ее держат в плену, тогда…— Но зачем бы Синклеру сохранять ей жизнь? — спросил он.Руфус пожал плечами:— Вот этого не скажу. Все это только предположение, сынок. Но я считаю, Патрик все должен об этом знать. А теперь давай-ка беги домой с новостями.Алекс кивнул.— Я привязал коня в лесу, чуть поодаль отсюда.— Умница, — одобрительно улыбнулся Руфус.От «умницы» Алекса слегка покоробило. Он уже успел почувствовать себя взрослым мужчиной. Патрик, тот в шестнадцать ушел на войну. И все же его распирало от гордости: друг самого Патрика счел его умным. С этими мыслями Алекс решил поскорее отправляться в обратный путь, пока не наговорил глупостей.Оглянувшись, он увидел, что Руфус тоже садится на коня. Алекс пошел быстрее. Патрик ждет его.Патрик будет им доволен. 23. Уже много лет назад Марсали поняла, что жизнь женщины состоит из сплошных неудобств. Женщину не считают достаточно умной, чтобы принимать решения или иметь собственное мнение. Женщина вообще редко имеет право. Ей нельзя выбирать себе мужа. Однако за последнюю неделю Марсали почти окончательно убедилась, что в участи женщины есть такие преимущества, которые перевешивают перечисленные неудобства.Во-первых, когда она лежала в постели с Патриком, то чувствовала себя бесценным сокровищем, значащим для него больше, чем сама жизнь; Патрик сделал так, что она благодарила бога, создавшего ее женщиной, и ничто не могло разубедить ее в этом.Но как прожить женщине, если каждый день с замиранием сердца ждешь — придет ли любимый домой целым и невредимым, да и вернется ли вообще? Как быть женственной и кроткой, когда единственное желание — оседлать первую попавшуюся лошадь и мчаться на помощь любимому? Как часы напролет обдумывать, что бы приготовить на обед, или заниматься шитьем, точно зная, что происходящее за стенами твоего дома может бесповоротно изменить всю твою жизнь?Марсали даже не надеялась, что сможет научиться всему этому. Ей казалось, она всегда будет чувствовать себя так же, как в этот злосчастный день: испуганная, беспокойная, под ложечкой ноет, горло болит от необходимости сдерживать рыдания. Все это было ужасно, и Марсали, вконец измучившись, винила во всем Патрика. То ей хотелось задушить его голыми руками, то, через минуту, — броситься ему на шею и целовать без конца.Чтобы немного отвлечься, она позвала к себе Элизабет и Джинни; они же потащили ее на кухню, где Джинни заговорила с Колли таким тоном, будто та была ее закадычной подругой.Всю мрачность Колли как рукой сняло, и она принялась взахлеб рассказывать Джинни о своем сынишке. Марсали слушала и невольно спрашивала себя: не могла ли простая неуверенность быть причиной прежней неприветливости кухарки? Еще больше она удивилась, когда та таинственным шепотом созналась, что сильно преувеличила свое кулинарное мастерство, чтобы получить место. Она ведь, как оказалось, осталась вдовой с малым ребенком, и помощи ей было ждать неоткуда.Оставив Джинни на кухне, Марсали вдвоем с Элизабет вернулась к себе в комнату, твердо решив попросить Патрика найти в замке какую-нибудь комнатку для сына Колли. Если бедняжке не придется все время беспокоиться, как он там без нее, она и готовить станет лучше.Ласки бесновались в своей корзинке, и Элизабет проскочила в дверь мимо Марсали, чтобы выпустить их. Затем с разбега бросилась на кровать, чтобы поиграть со зверьками, но вдруг, к вящему их негодованию, забыла обо всем, ибо внимание ее привлекла лежавшая на кровати книжка с картинками.Элизабет подняла потрясенный взгляд на Марсали:— Ты умеешь читать?— Да, — ответила та, беря на руки Изольду и садясь рядом. Рассеянно гладя зверька, она пояснила:— Когда Патрик уехал, я стала учиться вместе с Гэвином. Я надоедала ему до тех пор, пока он не упросил учителя пускать меня на уроки. Думаю, после отъезда Патрика ему и самому не очень-то нравилось заниматься одному.Элизабет все не отводила взгляда от книги. Потом она заглянула в лицо Марсали и произнесла голосом, исполненным благоговения и мольбы:— Ты не могла бы научить меня читать? Викарий занимался только с Алексом, а девочку учить отказался. Марсали улыбнулась:— Конечно. Я учила сестру и охотно помогу тебе. — Она ничуть не лукавила: так время пойдет намного быстрее, и она хоть ненадолго сможет забывать о своих тревогах.— Я так рада, что ты здесь, — не поднимая зеленых, как у Патрика, глаз, робко проговорила Элизабет.— И я тоже, — ответила Марсали, беря ее за руку. — Только ты этого никому не говори. Все-таки я считаюсь пленницей, ты же знаешь.Элизабет уморительно закатила глаза, а потом вдруг с несвойственной ей смелостью сказала:— Я очень хочу, чтобы Патрик женился на тебе.Марсали прикусила язык, чтобы не проговориться. Разумеется, и не ответив, она не вполне солгала — они ведь с Патриком были только обручены. Вот если в течение года их союз не распадется, тогда брак будет считаться законным.— Как думаешь, скоро он вернется? Этот вопрос заставил Марсали помрачнеть. Она тихо вздохнула.— К вечеру, — ответила она, добавив про себя: «Если вообще вернется».— Прости, — тихо сказала Элизабет, — я вовсе не хотела заставлять тебя волноваться еще больше.Несколько удивленная проницательностью девушки, Марсали печально улыбнулась ей.— Знаешь, ты напоминаешь мне Сесили. Она тоже всегда знает, о чем я думаю. — И со вздохом прибавила:— Я скучаю по ней.— Мне очень нравится Сесили, — оживилась Элизабет. — Я тоже скучаю по ней с тех пор… с тех пор, как наши семьи перестали навещать друг друга.Губы Марсали непроизвольно сжались; да, как далеки те времена, когда Ганны и Сазерленды часто ездили друг к другу. Она хорошо помнила поездки к тетке, веселые пирушки на день зимнего солнцестояния… Она, как сговоренная невеста, всегда сидела со старшими женщинами, но знала, что ее сестра успела подружиться с сестрой Патрика в те счастливые деньки. И все это, увы, давно в прошлом… Глядя на запуганную, одинокую девушку, сидевшую сейчас рядом с ней, Марсали еще горячей возненавидела бессмысленную войну, разделившую две некогда дружных семьи.— И ты нравишься Сесили, — честно сказала она. — Я помню, как она мечтала, что ты станешь ей настоящей сестрой, когда мы с Патриком поженимся.— Правда?— Правда, правда, — улыбнулась Марсали, представляя себе сестру, какой видела ее в последний раз: с блестящими от возбуждения глазами, в мужском платье, сидящей верхом позади Руфуса на его огромном гнедом. — А теперь она отправилась на поиски собственных приключений, — не подумав, докончила она вполголоса.— Как это, расскажи!Спохватившись, Марсали подняла глаза на Элизабет, с запоздалым раскаянием понимая, что не должна была столь явно возбуждать любопытство девушки, но лишь мгновение колебалась, сказать или нет. Она знала: Элизабет можно доверять, и потому поведала ей все с самого начала — как ее и Сесили похитили с собственной свадьбы Хирам и Руфус и как Сесили отправилась вместе с Руфусом в его имение в Нижней Шотландии.Элизабет слушала затаив дыхание, и глаза у нее открывались все шире и шире, а к концу рассказа открылся и рот. Когда Марсали замолчала, она восхищенно вздохнула:— Я никогда не была такой отважной.Марсали не пыталась разубедить ее, хотя была не согласна. Элизабет еще предстояло узнать себе цену, и никто, кроме нее самой, не помог бы ей в этом.Взяв книгу, она спросила:— Хочешь начать учиться читать прямо сейчас?Девушка так и просияла, и Марсали опять подумала — какая же она хорошенькая, когда улыбается. Непременно надо проследить, чтобы Патрик нашел сестре хорошего мужа. А может, далеко и ходить не придется — Гэвин! Брату нужна жена, и, хотя он сам не торопится искать себе пару, лучшей подруги, чем Элизабет, ему просто не найти.Перехватив любопытный взгляд девушки, Марсали спрятала улыбку в уголках глаз, сняла с колен Изольду и встала, чтобы взять листок пергамента и перо.* * *Патрик увидел издалека стены Бринэйра, и у него быстрей забилось сердце. Он любил окружавшие замок горы и перекаты холмов, но никогда прежде не считал Бринэйр домом. Сейчас, в тот миг, когда на фоне гор встали перед ним величественные башни, он подумал, что там, за высокими стенами, его ждет Марсали, — и впервые почувствовал, что возвращается домой. Один звук ее имени, одно воспоминание о ее ясной улыбке прогнали усталость и боль, придали сил, которые были так необходимы ему в это нелегкое время.Был вечер, и белый диск луны взошел в небе, не дожидаясь, пока солнце окрасит горизонт прощальной розовой зарей. Ворота Бринэйра оказались открыты, и Патрик с Хирамом, не задерживаясь, проехали во двор. Сгорая от нетерпения, Патрик спешился, кинул поводья конюху и, широко шагая, направился через двор прямо в большой зал, ища взглядом свою синеглазую подругу. Ее нигде не было, но он не стал расспрашивать о ней у собравшихся в зале людей, а сразу поднялся по каменной лестнице наверх, к ее комнате, один раз стукнул в дверь, распахнул ее и, не ожидая приглашения, вошел.Марсали и его сестра сидели рядышком на кровати, склонив головы над книжкой. На коленях у каждой свернулась ласка. Патрик стоял и смотрел на них; умиление согревало ему сердце и наполняло его любовью столь сильной, что в эту минуту он не смог бы найти слов, чтобы выразить ее.Марсали и Элизабет одновременно подняли головы и увидели его, и их лица одновременно просияли радостью. С тихим возгласом Марсали вскочила с кровати и бросилась к нему. Он поймал ее здоровой рукой, а она обняла его за пояс. Он зарылся лицом ей в волосы, крепко прижимая ее к себе, и они долго стояли так, не двигаясь и не говоря ни слова.Когда наконец она подняла к нему лицо и взглянула на него, в ее глазах было столько любви и нескрываемого облегчения, что у Патрика защемило сердце. Он не мог больше противиться притяжению мягких полураскрытых губ; скорее перестал бы дышать. Не думая ни о чем, кроме этих манящих губ и своей любви к жене, он склонился к ней и поцеловал. Она задрожала, прильнула к нему всем телом, сливаясь в одно, растворяясь в нем тем покорнее, чем жарче он целовал ее.Тихий шорох где-то в углу напомнил им, что они не одни в комнате. Приоткрыв глаза, Патрик увидел Элизабет. Она водворяла ласок в корзинку; затем закрыла ее крышкой и на цыпочках пошла к двери, явно намереваясь проскользнуть мимо незамеченной.Патрик неохотно поднял голову.— Элизабет, погоди!Голос звучал сипло: трудно сразу унять неровное, частое дыхание и побороть неистовство разбуженной плоти, — а он-то думал, что недуг ослабит его и помешает столь молниеносной реакции.— Я… я просто хотела уйти, — пролепетала сестра.Продолжая обнимать Марсали, он обернулся к Элизабет; она старалась не смотреть на них, что получалось у нее не слишком хорошо.Он взглянул на Марсали; она почти тут же отвела глаза, отчаянно смутившись.Патрик стиснул зубы. Все, хватит. Пора с этим кончать. Он не допустит, чтобы Элизабет считала его негодяем, способным обесчестить беззащитную заложницу. Да и Марсали не должна чувствовать себя виноватой, что обнаружила свою любовь к мужу. Дом этот, черт бы его побрал, знал так мало любви, что следовало сделать все возможное, чтобы исправить это. И уж, во всяком случае, он будет целовать жену в любом месте, где сочтет нужным.Патрик ободряюще улыбнулся Марсали и обратился к сестре:— Мы с Марсали обручились неделю тому назад.Он услышал, как тихо ахнула Марсали; почувствовал, как напряглось ее тело.Глаза у сестренки стали круглыми, как два блюдца.— Правда? — растерянно спросила она.— Правда, — ответил Патрик.На лице Элизабет медленно расцвела улыбка; она посмотрела на брата, на Марсали, опять на брата…— Тогда Марсали мне сестра взаправду. Но, Патрик… — Улыбка вдруг погасла, и девушка прошептала еле слышно:— Отец знает?Патрик покачал головой:— Нет, не знает. Иначе его вопли были бы слышны аж у самого моря.— А Алекс?— Еще нет, — ответил Патрик и, помедлив, добавил:— У нас было три свидетеля: Гэвин, Хирам и еще один человек, ты его не знаешь.Элизабет вздохнула, всплеснула руками.— Ох, как же я рада. — И, зардевшись, пошла к двери. — Простите, мне пора. Спасибо, что сказали; честное слово, я никому не проболтаюсь. — И выбежала, даже не прикрыв двери, прежде чем Патрик успел остановить ее.— Наконец-то мы одни, — выдохнул он, в два шага пересек комнату, чтобы закрыть ногой дверь, и обернулся к Марсали. Она смотрела на него почти с таким же изумлением, как недавно Элизабет. Патрик улыбнулся и медленно подошел к ней.— Не думала, что ты скажешь ей, — начала она, — но я рада, что так вышло. Я знаю: ей мы можем довериться.Он замер на миг — и с наслаждением притянул ее к себе обеими руками, обнял крепко, истово, не обращая внимания на боль в левом плече.— Я хочу всем сказать, — прогудел он прямо ей в губы, — всему миру хочу объявить, что ты моя.Потом их губы встретились, и слова стали не нужны. Они лихорадочно искали друг друга — сливаясь ртами, телами, чтобы быть еще ближе. Патрик твердил себе об осторожности, но сам не слушал своих предостережений и вскоре понял, что пропал. Совершенно, окончательно пропал.* * *Марсали уютно устроилась под правой рукою Патрика, наслаждаясь теплом его нагого тела; ласково провела пальцами по груди и вниз, по плоскому твердому животу.— Надо было мне дать тебе отдохнуть.— Я и отдыхаю, — пробормотал он.Марсали вздохнула. Да, теперь он отдыхал, но как трудился перед тем! Она старалась помочь ему и потому не противилась, когда он опрокинул ее на себя. Сперва она застыдилась, не понимая, что ей делать, но стоило ему начать двигаться, как ее тело мгновенно отозвалось, и она забыла о стыде и неловкости. Вспоминая, как это было чудесно, как она скакала, оседлав его, Марсали продолжала вздрагивать от пронзавших ее токов удовольствия. Чудесная скачка.Потом он ненадолго заснул, а она лежала и смотрела на него, радуясь тому, что он рядом. Пусть бы и спал так всю ночь, а она стерегла бы его сон, но за окном во дворе раздался какой-то шум, и Патрик тотчас открыл глаза, Марсали раздумывала, не уговорить ли его отдохнуть еще, но не успела сказать и слова, как услышала тихий стук в дверь.— Ох! — Она встрепенулась, села, вдруг поняв, что нельзя — нет, решительно невозможно, — чтобы кто-то обнаружил Патрика, совсем раздетого, у нее в постели. — Скорей! — шепнула она, вскакивая и лихорадочно ища, чем бы прикрыть наготу.В изножье она увидела свою ночную рубашку и второпях, путаясь, кое-как набросила на себя, но при взгляде на Патрика ужаснулась еще больше: он как ни в чем не бывало неторопливо встал и без малейшей спешки бродил по комнате, отыскивая свою одежду.В дверь снова постучали, уже громче, и Марсали кинулась открывать, боясь, как бы тому, кто за дверью, не надоело ждать, — а замка на двери не было. Уже держась за ручку, она оглянулась через плечо на Патрика и застонала от отчаяния. Он продел голову в ворот рубахи, но смог попасть в рукав одной лишь правой рукой! Лучше бы оставался как есть.Молясь, чтобы его не заметили в темноте, Марсали приоткрыла дверь и опасливо выглянула в коридор. От облегчения у нее едва не подкосились ноги: у порога стояла Джинни, а позади нее виднелась огромная фигура Хирама.— Маркиз ищет своего сына, — невозмутимо промолвила Джинни.Марсали почувствовала приближение Патрика: босой, он подошел совсем беззвучно и встал у нее за спиной.Он открыл дверь шире, и Марсали заметила, как вытянулось лицо у Джинни при виде его всклокоченных волос и небрежно переброшенного через одно плечо пледа. Плед свисал почти до колен, скрывая все, что следовало скрывать, но никому не пришлось бы долго думать, чем они только что тут занимались.Джинни, казалось, ничуть не удивилась.— Ваш отец ждет вас вечером в большом зале к ужину, — поблескивая глазами, сообщила она Патрику.— Можете передать маркизу, что граф и его супруга охотно принимают приглашение. Нет, погодите. Я сам ему скажу.У Хирама поползла вверх бровь; Джинни тихо ахнула и затаила дыхание.У Марсали у самой сердце билось где-то у самого горла.— Ты уверен? — спросила она Патрика, искоса взглянув ему в глаза.— Да, — ответил он. — Добрая половина замка, наверное, знает, где я сейчас. Пора рассказать отцу и всем прочим, как я живу. Прятаться по углам не в моих правилах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39