Следить за ней надо, а не орать.
Несколько минут спустя Блейк зашел в дом, но Сары нигде не было видно. Мисс Джексон слышала, как она вбежала, но не видела ее, занятая каким-то делом.
Он заглянул в спальню — тоже нет. Тут он вспомнил, что дома ее в наказание запирали в шкаф.
Он рванул дверцу шкафа. Вот она, сидит, рыдает, размазывая слезы по лицу, будто на целом свете у нее нет ни единого друга.
— Уходи, — всхлипнула она. Он опустился на одно колено.
— Ты здесь задохнешься.
— Я тебя ненавижу.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — объяснил он. — Лошадь могла тебя сильно поранить.
Пыльным кружевным платочком она вытерла глаза.
— Ты кричал на меня.
Он поморщился.
— Ты меня очень испугала. — Он отвел глаза. — Я уже боялся, что не успею спасти тебя.
Она шмыгнула носом и поднялась на колени под ворохом платьев, блузок и брюк.
— А ты не хотел, чтобы лошадь меня поранила?
— Конечно, я не хотел, чтобы тебя поранило. — Он будто щелкнул бичом, сверкнув зелеными глазами.
— Вот опять ты кричишь, — надулась она.
— Слушай, я всю жизнь был такой и не собираюсь меняться. Ты должна привыкнуть к моему темпераменту. — Он смотрел уже не так сердито. — Я зазевался, а ты сунулась к брыкающемуся жеребцу, да на меня же еще и сердишься.
— На меня всегда кричали, — серьезно сказала она, — но не для того, чтобы я не поранилась, просто они меня не любили.
— А я тебя люблю. Потому и кричал, — буркнул он.
Она заулыбалась сквозь слезы:
— Честно и правда?
— Честно и правда. — Он осклабился и встал. — Пошли отсюда.
— Ты меня накажешь? — спросила она.
— Нет.
— Я больше так не буду.
— Лучше не надо. — Он взял ее за руку и повел вниз. Узнав, что произошло, мисс Джексон достала из кладовки свежий пирог с марципаном, разрезала его, налила Саре лимонаду. Даже улыбнулась. Сара вытерла глаза и улыбнулась в ответ.
В понедельник Блейк сделал двухчасовой перерыв на обед и отправился в магазин игрушек. Он накупил гору кукол и прочих игрушек и привез домой, не вдаваясь в мотивы своего поступка: то ли на радостях, что с Сарой все в порядке, то ли чувствуя себя виноватым из-за того, что обидел ее.
Но она растрогала его до слез. Сидя в гостиной в окружении своих новых друзей, она обнимала мишку, обнимала Блейка, а он и радовался, и смущался.
— Ты лучший в мире папа, — сказала Сара Джейн и опять заплакала, размазывая руками слезы. — У меня опять есть мистер Друг, он тебе поможет сражаться с чудовищами.
— Учту. Веди себя хорошо. — Он быстро вышел за дверь, тронутый больше, чем хотел признать, реакцией дочери на такую простую вещь, как игрушки.
Возвращаясь на работу, он размышлял: что там Сара говорила насчет Мередит, игравшей с ней в куклы? Как же так, ведь Мередит пыталась отгородиться от Сары? Может, он ее не понял?
Он слишком хорошо помнил вкус ее нежных невинных губ тогда в конюшне, потом — удивление, которое он заметил, подняв на минуту голову, а потом он потерял контроль над собой, а удивление превратилось в панику.
Что толку думать о том, что она его любила. Сейчас у него есть Сара. Но ей нужен не только отец, ей нужна мать. Кто-то, кто читал бы сказки, играл с ней, — кто-то вроде Мередит. Представив себе это, он почувствовал, как потеплело у него в груди. Может, со временем она преодолеет прошлое, станет смотреть вперед? Может, она его опять полюбит?
На эту мысль бурно отреагировало тело, и так же бурно разум отверг ее. Он не хочет, чтобы она его любила. Он чувствует себя виноватым за то, как обращался с ней, он по-прежнему желает ее, но слова «любовь» в его словаре нет. Слишком больно оно ранит.
Подпускать ее ближе было бы рискованно — у нее все основания мечтать свести с ним счеты. Он нахмурился. А что, если решиться и рассказать правду, почему он был с ней так груб, — не пройдет ли у нее жажда мести?
Ради Сары, уверял он себя. Не потому, что она нужна ему, а потому, что Сара любит ее и нуждается в ней. Хотя все равно Мередит не войдет в его дом. Не подпустит близко к себе ни его, ни Сару, вот в чем беда. Как же преодолеть это препятствие?
Два дня он размышлял, но так и не пришел ни к какому решению, а потом улетел на день в Даллас по делам. Но судьба ему благоприятствовала.
В его отсутствие у единственной сестры мисс Джексон случился сердечный приступ, соседи позвонили ей и попросили приехать в Уичито, штат Канзас, ухаживать за сестрой. Сидеть с Сарой было некому. Взять ее с собой к больной мисс Джексон не могла. Она позвонила Элизе — та с мужем и ребенком куда-то уехала. Бесс сказала, что не справится с такой норовистой девочкой. Оставался только один человек, на которого можно рассчитывать.
Отбросив колебания, мисс Джексон набрала номер и попросила Мередит Кэлхаун.
Глава пятая
Сара Джейн чуть не заплясала от радости, когда вошла Мередит, бросилась ей навстречу, раскинув руки, и Мередит невольно подхватила ее и прижала к груди. С тех пор как Блейк вынудил ее уехать, она не поощряла в себе материнский инстинкт — он делал ее слабой.
— Не огорчай Мередит, юная леди, — наставляла Сару мисс Джексон. — Мередит, вот телефон моей сестры. Как только я узнаю, как там дела, сразу позвоню мистеру Блейку и сообщу обо всем. Я надеюсь, он не будет против.
— Не сомневаюсь, — сказала Мередит. — Я сочувствую вашей сестре, но уверена, что она поправится.
— Что ж, будем надеяться. — Мисс Джексон через силу улыбнулась. — За мной уже пришла машина. Вернусь, как только смогу.
— До свиданья, мисс Джексон, — крикнула Сара. Та уже в дверях обернулась и улыбнулась девочке.
— До свиданья, Сара. Я буду по тебе скучать. Еще раз спасибо, Мери.
— Нет проблем, — отозвалась Мередит.
— Будем играть в куклы, Мери? — Сара с энтузиазмом повторила уменьшительное имя. Она за руку повела Мередит в гостиную. — Смотри, что мне папа купил!
Мередит была приятно удивлена. Вокруг огромного, забавного плюшевого медведя были рассажены десятка два кукол. На лохматой голове мишки красовалась шляпа Блейка.
— Он как будто мой папа, когда папы нет, — объяснила Сара. — А вообще-то он мистер Друг. Старый мистер Друг потерялся, и папа купил нового.
Мередит села на диван и с улыбкой смотрела, как Сара по одному представляет ей свои новые игрушки.
— Твой красивый платочек я уронила за забор, — возбужденно рассказывала Сара, — большая лошадь бежала прямо на меня, но папа меня спас. Он раскричался, я спряталась в шкафу, а он нашел. Он сказал, чтобы я так ни-ког-да не делала, потому что он меня любит. — Она засмеялась. — А потом он поехал в магазин и купил столько игрушек.
Мередит, слушая невинную болтовню ребенка, похолодела. Она представила себе, какой страх охватил Блейка, что он должен был чувствовать. Она прекрасно помнила тот день, когда ему пришлось спасать ее от необъезженной лошади. Интересно, вспомнил ли он об этом?
Сара взглянула на Мередит и важно сказала:
— У папы ужасный темперамент.
Мередит это знала. Очень хорошо помнила его темперамент. Он мог вспыхнуть от чего угодно. Можно представить себе, как он напугал Сару; игрушки, наверно, были просьбой о прощении. Она тут же отругала себя за эту мысль: Блейк часто бывал неожиданно добрым. Потому и представляется таким холодным и самонадеянным. Интересно, поняла ли это Нина за время их недолгого супружества? Пожалуй, нет.
Мередит с Сарой сидели на ковре на полу — хорошо, что она надела джинсы и желтую блузку, а не платье. Они долго одевали кукол и разговаривали, потом Мередит приготовила ее ко сну, уложила в кровать и помогла произнести молитву.
— Зачем надо говорить молитву? — спросила Сара.
— Чтобы поблагодарить Бога за все хорошее, что Он для нас делает, — улыбнулась Мередит.
Сара откинулась на подушку.
— Мери, ты меня любишь?
Мередит взглянула на ребенка, грустно улыбнулась, погладила черную головку.
— Да, я тебя очень люблю, Сара Джейн Донован.
— Я тебя тоже люблю.
Мередит наклонилась и поцеловала чистое, сияющее личико.
— Хочешь, я тебе почитаю? У тебя есть книжка?
Девочка взгрустнула.
— Нет, папа забыл купить.
— Не беда, я могу тебе что-нибудь рассказать. — Она присела на кровать и стала рассказывать сказку о трех медведях.
Когда Мередит пищала, изображая медвежонка, Сара подскочила и, улыбаясь до ушей, крикнула: «Папа!»
Мередит покраснела, сердце ее забилось. Блейк вошел в комнату, в деловом сером костюме и шляпе, бросил на нее любопытный взгляд и протянул Саре сверток.
— Кое-что из Далласа, — сказал он. Это оказался бело-желтый утенок: Сара посадила его на ладошку, а Блейк повернулся к Мередит:
— Где Эми?
Она все рассказала, добавив, что Эми обещала позвонить ему, как только прояснится ситуация.
— Она не смогла найти Элизу, а больше никого не было, и она попросила меня посидеть с Сарой.
— Папа, как нам было весело! — рассказывала Сара. — Мы с Мери играли в куклы и вместе смотрели телевизор.
— Спасибо, что уделила девочке время, — сдержанно сказал Блейк, хотя все его существо бунтовало. Последние дни он только и думал об этой раздражающей его женщине, и вот она сидит, холодная, как огурец, в серых глазах ни искры тепла, а у него от одного ее вида тело напрягается до дрожи.
Избегая его взгляда, Мередит встала.
— Не стоит благодарности. Спокойной ночи, Сара. — Нервным жестом она откинула с лица прядь волос.
— Спокойной ночи, Мери. Ты еще придешь ко мне?
— Если смогу, дорогая, — ответила она, не замечая, какое впечатление произвело на Блейка ее ласковое обращение.
— Ложись спать, юная леди, — сказал дочери Блейк.
— Папа, а как же чудовища? — забеспокоилась Сара, когда он собрался выключить свет.
Он недовольно остановился. В присутствии Мередит он не собирался охотиться на чудовищ под кроватью и выгребать их из шкафа. Сара обожала «охоту», и он научился ее развлекать, но мужчина должен иметь свои секреты.
Он прокашлялся.
— Сначала провожу Мередит до машины, ладно?
— Ладно. Он каждый вечер убивает чудовищ, чтобы они меня не тронули, — объяснила она Мередит. — Он храбрый, он весит миллион фунтов!
Мередит посмотрела на Блейка и с трудом сдержала смех. Он впился в нее взглядом. Она выскочила в холл.
Он догнал ее на лестнице, и они вместе вышли на крыльцо.
— Извини, что Эми втянула тебя в это дело, — коротко сказал он. — Надо было позвать Бесс.
— Бесс и Бобби уехали. Ничего, я не против.
— Но ты же не хотела приходить сюда, даже когда меня нет, — сочувственно произнес он. — Ты же не любишь этот дом?
— Нет, он вызывает болезненные воспоминания. — Она отодвинулась, но он последовал за ней.
— Где твоя машина? — спросил он, оглядываясь.
— Я пришла пешком. Тут недалеко, вечер прекрасный.
Он смотрел на нее с высоты своего роста. В сером костюме и жемчужного цвета шляпе он казался высоким и импозантным. Он никогда не улыбается, думала Мередит, глядя на твердые черты лица в свете, льющемся из окон на большую, длинную террасу.
— Если ищешь красоту, то напрасно, — сказал он, насмешливо скривив рот. — Шрам тоже не украшает.
Длинная белая линия тянулась по впалой щеке от высокой скулы до подбородка.
— Я помню, когда ты его получил. И как.
Он поморщился.
— Не хочу об этом говорить.
— Знаю. — Она тихо вздохнула, вглядываясь в темное лицо с более мучительным чувством, чем ожидала. — Но ты всегда был для меня красив — и шрам, и все. — Она отвернулась, воспоминания начинали кровоточить. — Спокойной ночи… Блейк!
Он развернул ее, впившись твердыми руками в предплечья. На ней была лимонно-желтая блузка без рукавов, подчеркивающая загар, и от его пальцев остались белеющие следы.
Он ослабил хватку, но не выпустил ее.
— Я… я не хотел. — Он подавил вздох. — Ты никогда не сможешь преодолеть страх, который я у тебя вызываю? — спросил он, глядя, как расширяются ее глаза и напрягается тело.
— У меня это были первые интимные отношения, — прошептала она, краснея. — А ты сделал их… ты был очень груб.
— Помню, — ответил он. Хотелось сказать правду, но гордость взяла верх. Пусть сама догадается о причине той грубости.
— Как ты сам сказал, это было давным-давно, — добавила она, мягко высвобождаясь из его рук.
— Не так уж давно. Пять лет. — Он искал ее глаза. — Мередит, ты, конечно, встречалась с мужчинами. Тот или другой должен был тебя взволновать…
— Я никому не доверяла, — с горечью сказала она. — Я боялась, что получится то же самое.
— Большинство мужчин не так грубы, как я, — холодно заметил он.
Вздох прозвучал как шепот. Она дрожала — это сделали его руки.
— Большинство мужчин не настолько мужчины, как ты, — закрыв глаза, выдохнула она; забытые чувства жалили и причиняли боль.
От этих слов сгорела уязвленная гордость, он встрепенулся. Она считает его мужественным? Красивым? Или то было раньше, пока он не убил в ней любовь?
Он привлек ее к себе, но осторожно. Она не должна ощутить, как восстала его плоть.
— Сейчас я не намного нежнее, чем был, — глухо сказал он, — но я постараюсь тебя не пугать.
Она открыла рот, чтобы возразить, но его губы перехватили ее. Они ощупывали ее нежный рот, а твердые, сильные руки скользнули вверх и сжали лицо.
Сначала она воспротивилась. Но уже через минуту расслабилась, позволив ему делать все, что он захочет.
— Боже, как сладко, — прошептал он, покусывая ее губы скорее по наитию, чем наученный опытом. Голос его дрожал, и Блейка не смущало, что она это слышит. — Боже, как сладко!
Губы не отрывались от губ, руки сплетались вокруг нее. Он прижался к ней всем телом и почувствовал, как она вздрогнула.
Он отодвинулся, глаза сверкали, дыхание прерывалось.
— Я не хотел, — мрачно сказал он, — не хотел, чтобы ты знала, как я возбужден.
Слова шокировали ее больше, чем ощущение восставшей плоти, но она постаралась не показать этого. Отступила, тронув губы пальцами. Да, было сладко, как сказал его прерывистый шепот. Так же сладко, как пять лет назад, в конюшне, когда ей до боли хотелось, чтобы он коснулся ее.
— Мне надо идти, — неуверенно сказала она.
— Подожди. — Он за руку подтащил ее к свету. В ее глазах, в изгибах припухшего рта смешались страх и желание.
— Что ты так смотришь?
— Ты все еще боишься меня.
— Извини, ничего не могу поделать. — Она опустила взгляд и увидела, как резко и часто подымается и опускается его грудь.
— Я тоже. — Он отпустил ее и отвернулся. — Если хочешь знать, я не мастер в любовных делах, — сказал он сквозь зубы.
Это была правда. Нина его кое-чему научила, но ее не волновали его прикосновения, и ее отклик всегда был тепловатым, равнодушным. Она не знала, что он был невинным, считала его неопытным, а под конец просто насмехалась над ним. Он не любил это вспоминать. Пусть лучше Мередит считает, что он грубиян, чем узнает, какой он еще зеленый.
Наблюдая за ним, Мередит удивлялась. Она-то считала его опытным. Если дело обстоит не так, это многое объясняет. Становится понятнее его свирепая гордость. Она подошла, чуть тронула за рукав. Он дернулся, будто его обожгло огнем.
— Все в порядке, Блейк, — нерешительно сказала она.
Он смотрел на тонкую руку на своем рукаве.
— С женщинами я как слон в посудной лавке, — неожиданно сказал он, глядя ей в глаза.
Признание окатило ее волной чувств. Никогда он не был так доступен, как сейчас. Одна ее половина осторожничала, другая жаждала один раз, только один раз, сдаться без борьбы.
Она встала на цыпочки и притянула к себе его голову. Он выпрямился, и она замерла.
— Нет! — жарко прошептал Блейк, и она в смущении попятилась, — Продолжай. Делай, что собиралась.
Теперь ей не верилось, что он правда хочет, чтобы она его поцеловала, но ведь он сказал это.
Мередит нежно прижалась губами к его твердым губам. Ее дыхание касалось его рта, она держала его голову. Пальцы забрались в густые волосы над сильной шеей, ногти царапали кожу, а рот нежно играл с его ртом.
— Этого мало, — хрипло прошептал он. Он держал ее руками за бедра — интимность, которой она должна бы воспротивиться, но не могла. — Делай как следует.
— Не сразу, — шепнула она. Сомкнула зубы на его нижней губе, чуть прикусила. Он задрожал, когда она провела языком по верхней губе.
— Мередит, — взмолился он и сжал ее сильнее.
— Хорошо. — Она знала, что ему надо. Открыв рот, скользнула языком внутрь и получила реакцию, подобную электрическому разряду.
Блейк вскрикнул. Руки гладили ее, прижимали к твердой груди. Он дрожал. Мередит почувствовала беспокойство, восторг, гордость, что она сумела вызвать эту страсть после такой красавицы, как Нина.
— Блейк, — прошептала она с закрытыми глазами, прильнув к нему всем телом.
Под спиной она ощутила стену, и он навис над ней.
Она не закрыла глаза, его бедра тяжело и плотно надавливали.
Мередит ощущала его могучую восставшую плоть, но это почему-то не пугало ее. Он действовал медленно, нежно, без нетерпения.
— Так здорово напугать можно, правда? — хрипло спросил он. — Ты знаешь, чего я хочу, я уже не могу собой управлять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14