Тело его опять пришло в движение, и его грубые толчки каждый раз причиняли ей боль. Она пыталась приспособиться к его ритму и снова поймать ушедшую чувственность, но все бесполезно.
— Уилл, — настойчиво зашептала она. — Уилл, подожди! Помедленнее. Если б ты двигался медленнее, я б могла…
— Я не могу ждать, — хрипло сказал он, часто и прерывисто дыша. — Я не могу ждать. Ты моя жена и первая женщина, которой я…
Он издал сдавленный стон, и стал двигаться еще быстрее, в неистовом ритме. Рейчел вздохнула и застыла неподвижно, понимая, что все бесполезно. Через мгновение его тело задергалось в мощных конвульсиях.
Некоторое время он лежал на ней, не двигаясь, Рейчел с трудом сдерживалась, чтобы не оттолкнуть его. Она отвернулась от его бурного дыхания, обжигавшего ей лицо, и задумалась о будущем, которое внезапно показалось ей по-настоящему мрачным.
Наконец он скатился с нее и вытянулся рядом.
— Думаешь, от этого у нас будет ребенок? — тяжело дыша, спросил он.
— Не знаю, — тупо произнесла она.
Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.
— Я не очень-то много знаю о женщинах и обо всех этих вещах. И не могу сказать, будет ли от того, чем мы занимались, у нас ребенок. В этом деле я полагаюсь на тебя.
Он прижал ладонь к щеке Рейчел, повернул ее лицо к себе. Она видела лишь темную тень вместо его лица и не могла даже предположить, какое на нем может быть выражение.
— Я знаю, что тебе не очень приятно то, чем мы только что занимались, — продолжал он, — потому что только мужчины получают от этого удовольствие.
Рейчел вздохнула.
— С чего это ты взял, Уилл, что женщины не испытывают удовольствия от занятий любовью?
— Они не должны, это всем известно, — серьезно сообщил он и вдруг усмехнулся:
— А наверное, некоторые испытывают, но это проститутки. Если честно, тебе это не понравилось. Но на свете множество женщин терпят от мужчин такое, чтобы родить им сыновей. В этом и состоит на стоящая радость для женщины. Для женщины нет большего удовольствия, чем иметь ребенка. Все это довольно странно, правда?
— Да, странно.
Боже милосердный, неужели он только из-за этого женился на ней? Чтобы иметь детей? Неужели она для него всего лишь самка? Рейчел отвернулась, понимая, что он в темноте все равно не увидит ее слезы.
— Мужчине нравится ложиться в постель с женщиной, и женщина должна терпеть это. Так устроен мир. Затем появляются дети, и женщина любит их, когда они маленькие. Мужчина тоже любит их, но в этом возрасте от них больше забот, чем пользы. Затем сыновья вырастают и становятся помощниками, и тогда мужчина тоже получает свою долю радости.
— Тебе это все так представляется, Уилл?
— Конечно. Так написано даже в Библии. — Он вздохнул и снова лег. — Нам лучше немного поспать. У нас будет длинный день, а до рассвета уже осталось немного. Теперь нам придется работать от зари до зари.
— Хорошо, Уилл, — тихо сказала она.
Значит, она должна быть не только племенной кобылой, но и рабочей лошадью. Неужели это все, чего ей теперь ждать от жизни? Брак с Уйллом был ужаснейшей ошибкой. Ни о чем в жизни она еще так не жалела.
— Рейчел?
— Да, Уилл?
— Мне кажется, для тебя все это было неожиданно и неприятно. Наверное, у тебя еще остались сомнения по поводу всего этого. Но я сумею успокоить тебя, обещаю. Я сумею успокоить тебя. У нас будет хорошая жизнь.
В его простых словах сквозили истинное чувство и неожиданная нежность, и Рейчел нашла его руку и судорожно сжала ее. Он был по-своему хорошим человеком.
Она заключила сделку и должна изо всех сил постараться стать ему верной и послушной женой. Он позволил ей разделить с ним свое ложе, и она будет лежать на нем, даже если оно окажется холодным.
Глава 14
— Вылезай, Рейчел, — сказал Уилл. — У нас много дел. Рейчел почувствовала, как Уилл выбрался из-под одеяла, забрав с собой тепло, к которому она льнула ночью. Открыв глаза, она обнаружила, что было так же темно, как в тот час, когда они ложились спать.
— В чем дело, Уилл? — дрожащим голосом спросила она. — Что случилось?
— Случилось? — бодро переспросил он. — Ничего не случилось, Рейчел. Просто пришло время вставать. Это наш первый день в «Райском уголке».
Разговаривая с ней, Уилл натягивал на себя одежду. Она сонным взглядом наблюдала за ним, не испытывая никакого желания вылезать из-под теплых одеял. Воздух такой холодный!
— Бизоньи лепешки вон там, впереди фургона, — сказал Уилл. — Разведи огонь и начинай печь хлеб. Кофе и хлеб — это все, что мы можем позволить себе на завтрак. Придется ограничивать себя в еде, чтобы запасов хватило на всю зиму. Возможно, мне удастся выбрать время и иногда поохотиться, чтобы добыть для нас свежее мясо.
Рейчел заставила себя вылезти из-под одеяла и принялась торопливо одеваться, слушая его рассуждения. Он был до отвращения бодр, а она замерзала! Начав двигаться, она почувствовала, что все тело ее ноет, а мышцы сводит судорогой. Она не привыкла спать на голой земле и, конечно, не скоро привыкнет.
— Спички лежат в жестяной коробке, плотно завернутые в вощеную бумагу и промасленную ткань. Береги их — они не менее ценны, чем запас продуктов. Позовешь меня, когда завтрак будет готов. Я начну нарезать дерн.
Уилл уже сорвался с места. Он снял с фургона плуг, оттащил его к мулам и принялся запрягать их. Зевнув, Рейчел посмотрела на восток и увидела слабую полоску — даже не света, а лишь более светлый оттенок неба. Звезды начали бледнеть. Она не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь приходилось вставать в столь ранний час.
К тому времени как она обогнула фургон и принялась разводить огонь, Уилл уже приступил к работе. У нее ушло три спички, чтобы разжечь костер. Первые две она просто подносила к краю одной из сухих бизоньих лепешек, но из этого ничего не вышло. Наконец она догадалась нарвать горсть сухой травы. Таким образом третьей спичкой ей удалось зажечь бизоньи лепешки. Она понимала, что Уилл расстроится, если узнает, что она потратила впустую две спички, и решила ничего не говорить ему.
Не так-то просто стать женой пионера!
Когда бизоньи лепешки загорелись, она боялась, что от них будет исходить неприятный запах. Раньше ей никогда не приходилось жечь бизоний помет, и она посчитала логичным, что он будет дурно пахнуть. К ее удивлению, исходивший от костра чуть терпкий запах нельзя было назвать неприятным. Совсем скоро их стоянка наполнилась ароматами пекущегося хлеба и кипящего кофе.
Солнце только что встало, а в воздухе уже потеплело. Несмотря на то что пришлось встать до рассвета, несмотря на разочарование от занятий любовью с Уиллом и ноющие мускулы, Рейчел испытывала удовлетворение А почему бы и нет? День будет чудесным, от костра исходили дразнящие запахи, а волнение Уилла было заразительным. И возможно, самое главное — впереди у нее нелегкая жизнь, но в ней по крайней мере не будет ничего такого, чего бы она могла стыдиться.
Вернулся Уилл, и они закончили свой скудный завтрак, когда солнце уже поднялось высоко. Он вылил остатки кофе в свою жестяную кружку, встал и, сияя от счастья, широко взмахнул рукой:
— Ну вот, Рейчел, теперь ты можешь видеть его — наш «Райский уголок». Что ты о нем думаешь?
Рейчел в первый раз внимательно огляделась. Во все стороны до самого горизонта простиралась прерия. Однообразие бесконечной равнины нарушал лишь протекающий по их владениям извилистый ручей. Теперь, при свете дня, она видела, что место, которое Уилл выбрал для ночлега и постройки дома, было слегка приподнято и отсюда можно было рассмотреть все изгибы и повороты ручья. По его берегам росли низкорослые деревья, и на некоторых из них висели какие-то плоды.
— Дикие сливы, — сказал Уилл, заметив, куда направлен ее взгляд. — Зимой мы будем есть свое варенье. Оно отлично подошло бы к тому хлебу, что ты печешь, правда?
— Конечно. — Рейчел уже поняла, что такое жидкий кофе и хлеб без масла, и поэтому решила сварить немного варенья, как только выдастся свободная минутка.
— Когда закончишь здесь все убирать, привези тачку и лопату туда, где я работаю. Будешь помогать мне.
Рейчел принялась за дела, время от времени останавливаясь и поглядывая на Уилла. Она удивлялась тому, как может работать этот человек, а также удовольствию, которое он получал от работы. Он нарезал полосы дерна. Рейчел увидела, что стебельки бизоньей травы были от самых корней плотно сплетены между собой, как корешки тесно высаженных в горшок растений. Уилл плугом вырезал длинную полосу дерна примерно в фут шириной и три дюйма толщиной. После того как полоса дерна была нарезана, он второй раз проходил по той же борозде, переворачивая дерн, так что длинная полоса оказывалась повернутой землей вверх.
Закончив со своими делами, Рейчел привезла Уиллу лопату и тачку К этому времени он приготовил уже по меньшей мере дюжину полос. Взяв лопату, Уилл острым штыком разрезал полосу дерна, затем отступил фута на три, сделал еще один аккуратный разрез и протянул лопату Рейчел — Делай, как я, — сказал он — Режь через каждые три фута, а затем грузи отрезанные пластины в тачку. Только смотри не разбей их, когда будешь поднимать и укладывать в тачку.
Рейчел взялась за лопату Она нагружала тачку, везла ее к тому месту, где Уилл ночью разметил контуры дома, ориентируясь по звездам, здесь разгружала тачку и возвращалась за следующим грузом Все это время Уилл при помощи мулов и плуга нарезал новые полосы дерна Это была тяжелая, изнурительная работа, к которой Рейчел совершенно не привыкла. Солнце, поднявшееся совсем высоко, палило все сильнее, и с Рейчел градом катился пот, но она стойко переносила неудобства, твердо решив не жаловаться.
Тем не менее она с радостью прервалась, когда Уилл сказал, что пора приготовить что-нибудь поесть На руках у нее уже образовались мозоли.
Подкрепившись, они снова принялись за работу и уже не останавливались до самого вечера.
Так продолжалось все следующие две недели Ежедневно Рейчел вставала до рассвета, готовила завтрак — ей удалось выбрать время и сварить варенье из дикой сливы, отчего их незамысловатый завтрак стал немного разнообразнее, — работала на постройке дома, стряпала еду, поила и кормила корову и цыплят, а также делала еще бесчисленное количество мелких домашних дел К ночи она совершенно выбивалась из сил и сразу после ужина валилась с ног.
Та первая ночь под звездным небом послужила примером для всех остальных ночей. Уилл никогда не уставал настолько, чтобы каждую ночь не овладевать ею с той же непреклонной решительностью, с которой он строил дом. Вскоре Рейчел с печальным удивлением поняла, что Уилл больше заинтересован в том, чтобы она забеременела, чем в том удовольствии, которое он может получить, совокупляясь с ней. После нескольких попыток изменить его любовную технику она сдалась, понимая всю бесполезность этого. Уилл был поражен прозвучавшими из ее уст предложениями.
— Женщине не подобает говорить о таких вещах. Рей-чел! Ты хочешь опозорить меня?
Поэтому она научилась отдаваться ему и лежать неподвижно, как камень, пока он, сделав свое дело, не скатится с нее. И тогда можно было наконец заснуть.
Дом в конце концов стал постепенно приобретать форму, а Рейчел окрепла и уже могла не отставать от Уилла. Блоки дерна они укладывали травой вниз в два ряда и располагали параллельно, так же, как кирпичи в кладке. По углам пересекающиеся пласты скреплялись железными скобами, купленными Уиллом специально для этих целей. В стенах были оставлены проемы для двери и окон. Последней натянули крышу. Ею служило то же самое брезентовое полотно, которое укрывало фургон. Его укрепили плотно сплетенной травой и глиной с берегов ручья.
Уилл отступил назад и, с законной гордостью оглядев дело своих рук, сказал:
— Это позволит нам пережить зиму. По весне я съезжу в город за досками, и тогда мы сделаем крышу получше. Но пока и эта хороша. Он прекрасен, правда, Рейчел?
— Да, Уилл, — согласилась она.
Для того, кому приходилось спать на открытом воздухе в то время, как погода становилась все холоднее, дом из дерна казался прекрасным. По крайней мере он защитит их от приближающейся зимы.
Зима всей своей яростью обрушилась на Великие равнины четыре недели спустя. Она спустилась с гор, принеся с собой завывание ветра и жуткий холод. Лед и снег превратили прерию в арктическую пустыню.
В ночь, когда разразилась снежная буря, полночный экспресс находился в двадцати милях от Коннерсвилла, двигаясь на запад со скоростью черепахи. Машинист паровоза Майк Донован вынужден был частенько высовывать голову из кабины, подставляя ее ледяному ветру, чтобы определить, где они находятся. Вихри снега не позволяли почти ничего разглядеть. Паровоз тянул за собой восемь вагонов, в которых более сотни пассажиров собрались вокруг дровяных печек, пытаясь согреться.
Кочегар, огромный мужчина, которого все называли просто Спаркс, с рычанием швырял дрова в пасть топки.
— Если хочешь знать мое мнение, — мрачно сказал он, — нам нужно было остаться в Коннерсвилле. Донован фыркнул:
— А что бы мы делали с сотней душ, которых должны доставить в «Конечный пункт»? В Коннерсвилле нет места для такого числа людей. Ты сам это знаешь.
— А что, если мы застрянем здесь, посреди пустыни? Мы все насмерть перемерзнем.
— Это будет не первый поезд, с которым я застряну в пути, — добродушно ответил Донован. — Помню случай, когда я был…
Донован умолк, увидев у самого железнодорожного полотна отраженное падающим снегом оранжевое сияние. Он дернул за шнур свистка и перекрыл дроссель. Поезд остановился перед костром, рядом с которым виднелась высокая фигура.
— Хоуки! Ты в своем уме, парень? Что ты делаешь здесь в такую ночь?
— Точно такой же вопрос я могу задать тебе, Майк Донован. У меня груз свежего бизоньего мяса, — сказал Хоуки Смит. — Напал на большое бизонье стадо. Я надеялся, что буран не остановит вас, но уже начал волноваться, видя, что вы задерживаетесь.
— Небольшой снег вроде этого никогда не остановит Майка Докована, — гордо заявил машинист.
— Не подбросите ли меня до «Конечного пункта»?
— Буду рад оказать тебе услугу, парень. — Донован потянул за шнур, и раздались четыре свистка — три коротких и один длинный, чтобы собрать поездную бригаду к паровозу.
Хоуки забрался в кабину и сбросил снег со своей долговязой фигуры, встряхнувшись, как мокрая собака.
— Скажи им, чтобы захватили и мою лошадь, ладно, Майк? Я поеду здесь, с вами, поближе к топке, чтобы немного оттаять.
— Буду рад, парень. — Донован высунулся из кабины и крикнул тормозному кондуктору, чтобы тот погрузил лошадь Хоуки в теплушку.
— Ты ехал вдоль путей, Хоуки? Их не замело?
— Когда я проезжал, все было чисто. Сугробы еще не намело, но снегопад-то жуткий. Тебе лучше не задерживаться.
— Это точно.
Машинист крикнул бригаде, чтобы они поторопились с погрузкой. Получив сигнал, что все готово, он открыл дроссель, и поезд, дергаясь и лязгая сцепками, двинулся вперед.
— Раз уж ты едешь с нами в кабине, Хоуки, — ворчливо сказал Спаркс, — то, возможно, мне не придется выслушивать россказни этого парня.
— Россказни? — добродушно переспросил Донован.
— Точно, россказни, — сказал Спаркс, передразнивая манеру Донована. — Ты вспоминал случай, когда был остановлен сильным бураном и…
— Эй, ты что, пытаешься рассказать мою историю вместо меня? — перебил его Донован.
— А почему бы и нет? Я слышал ее столько раз, что могу рассказать ее лучше тебя, Донован.
— Может, в этом и есть доля правды, — возразил Донован, — но я все это пережил, парень. Только тот, кто сам испытал такое, может как следует об этом рассказать. Я говорил о том случае, Хоуки, когда мощный буран..
— Скоро каньон Эддисона, — сказал Спаркс.
— Знаю, — откликнулся Донован. — Надеюсь, у меня будет время закончить рассказ на другой стороне. — Лицо его помрачнело. — Я рассчитываю, что они прислушались к моему рапорту о том, как я в прошлый раз переезжал каньон Эддисона.
— Твоему рапорту? — заинтересовался Хоуки. — О каком это рапорте ты говоришь, Майк?
— Мне не нравится мост через каньон Эддисона. Я ни на йоту не доверяю ему. По правде говоря, ни одному из тех четырех мостов, что они построили.
— А что с ними не так? — спросил Хоуки.
— У меня чувство, что они не в порядке.
— Я говорил ему, что он свихнулся, — засмеялся Спаркс. — Не вижу никакой разницы, и все, с кем я разговаривал на эту тему, тоже ничего подозрительного не заметили. Я не в состоянии понять, как Майк может вести двадцатитонную машину через эстакаду и чувствовать, что что-то не в порядке.
Когда они въехали на мост, Хоуки вынужден был признать, что тоже не чувствует ничего необычного, но по мере того как поезд двигался между пролетами, видел: напряжение Майка Донована росло. Длина моста составляла около трехсот футов, его ажурные пролеты были перекинуты через ущелье в пятьдесят футов глубиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Уилл, — настойчиво зашептала она. — Уилл, подожди! Помедленнее. Если б ты двигался медленнее, я б могла…
— Я не могу ждать, — хрипло сказал он, часто и прерывисто дыша. — Я не могу ждать. Ты моя жена и первая женщина, которой я…
Он издал сдавленный стон, и стал двигаться еще быстрее, в неистовом ритме. Рейчел вздохнула и застыла неподвижно, понимая, что все бесполезно. Через мгновение его тело задергалось в мощных конвульсиях.
Некоторое время он лежал на ней, не двигаясь, Рейчел с трудом сдерживалась, чтобы не оттолкнуть его. Она отвернулась от его бурного дыхания, обжигавшего ей лицо, и задумалась о будущем, которое внезапно показалось ей по-настоящему мрачным.
Наконец он скатился с нее и вытянулся рядом.
— Думаешь, от этого у нас будет ребенок? — тяжело дыша, спросил он.
— Не знаю, — тупо произнесла она.
Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.
— Я не очень-то много знаю о женщинах и обо всех этих вещах. И не могу сказать, будет ли от того, чем мы занимались, у нас ребенок. В этом деле я полагаюсь на тебя.
Он прижал ладонь к щеке Рейчел, повернул ее лицо к себе. Она видела лишь темную тень вместо его лица и не могла даже предположить, какое на нем может быть выражение.
— Я знаю, что тебе не очень приятно то, чем мы только что занимались, — продолжал он, — потому что только мужчины получают от этого удовольствие.
Рейчел вздохнула.
— С чего это ты взял, Уилл, что женщины не испытывают удовольствия от занятий любовью?
— Они не должны, это всем известно, — серьезно сообщил он и вдруг усмехнулся:
— А наверное, некоторые испытывают, но это проститутки. Если честно, тебе это не понравилось. Но на свете множество женщин терпят от мужчин такое, чтобы родить им сыновей. В этом и состоит на стоящая радость для женщины. Для женщины нет большего удовольствия, чем иметь ребенка. Все это довольно странно, правда?
— Да, странно.
Боже милосердный, неужели он только из-за этого женился на ней? Чтобы иметь детей? Неужели она для него всего лишь самка? Рейчел отвернулась, понимая, что он в темноте все равно не увидит ее слезы.
— Мужчине нравится ложиться в постель с женщиной, и женщина должна терпеть это. Так устроен мир. Затем появляются дети, и женщина любит их, когда они маленькие. Мужчина тоже любит их, но в этом возрасте от них больше забот, чем пользы. Затем сыновья вырастают и становятся помощниками, и тогда мужчина тоже получает свою долю радости.
— Тебе это все так представляется, Уилл?
— Конечно. Так написано даже в Библии. — Он вздохнул и снова лег. — Нам лучше немного поспать. У нас будет длинный день, а до рассвета уже осталось немного. Теперь нам придется работать от зари до зари.
— Хорошо, Уилл, — тихо сказала она.
Значит, она должна быть не только племенной кобылой, но и рабочей лошадью. Неужели это все, чего ей теперь ждать от жизни? Брак с Уйллом был ужаснейшей ошибкой. Ни о чем в жизни она еще так не жалела.
— Рейчел?
— Да, Уилл?
— Мне кажется, для тебя все это было неожиданно и неприятно. Наверное, у тебя еще остались сомнения по поводу всего этого. Но я сумею успокоить тебя, обещаю. Я сумею успокоить тебя. У нас будет хорошая жизнь.
В его простых словах сквозили истинное чувство и неожиданная нежность, и Рейчел нашла его руку и судорожно сжала ее. Он был по-своему хорошим человеком.
Она заключила сделку и должна изо всех сил постараться стать ему верной и послушной женой. Он позволил ей разделить с ним свое ложе, и она будет лежать на нем, даже если оно окажется холодным.
Глава 14
— Вылезай, Рейчел, — сказал Уилл. — У нас много дел. Рейчел почувствовала, как Уилл выбрался из-под одеяла, забрав с собой тепло, к которому она льнула ночью. Открыв глаза, она обнаружила, что было так же темно, как в тот час, когда они ложились спать.
— В чем дело, Уилл? — дрожащим голосом спросила она. — Что случилось?
— Случилось? — бодро переспросил он. — Ничего не случилось, Рейчел. Просто пришло время вставать. Это наш первый день в «Райском уголке».
Разговаривая с ней, Уилл натягивал на себя одежду. Она сонным взглядом наблюдала за ним, не испытывая никакого желания вылезать из-под теплых одеял. Воздух такой холодный!
— Бизоньи лепешки вон там, впереди фургона, — сказал Уилл. — Разведи огонь и начинай печь хлеб. Кофе и хлеб — это все, что мы можем позволить себе на завтрак. Придется ограничивать себя в еде, чтобы запасов хватило на всю зиму. Возможно, мне удастся выбрать время и иногда поохотиться, чтобы добыть для нас свежее мясо.
Рейчел заставила себя вылезти из-под одеяла и принялась торопливо одеваться, слушая его рассуждения. Он был до отвращения бодр, а она замерзала! Начав двигаться, она почувствовала, что все тело ее ноет, а мышцы сводит судорогой. Она не привыкла спать на голой земле и, конечно, не скоро привыкнет.
— Спички лежат в жестяной коробке, плотно завернутые в вощеную бумагу и промасленную ткань. Береги их — они не менее ценны, чем запас продуктов. Позовешь меня, когда завтрак будет готов. Я начну нарезать дерн.
Уилл уже сорвался с места. Он снял с фургона плуг, оттащил его к мулам и принялся запрягать их. Зевнув, Рейчел посмотрела на восток и увидела слабую полоску — даже не света, а лишь более светлый оттенок неба. Звезды начали бледнеть. Она не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь приходилось вставать в столь ранний час.
К тому времени как она обогнула фургон и принялась разводить огонь, Уилл уже приступил к работе. У нее ушло три спички, чтобы разжечь костер. Первые две она просто подносила к краю одной из сухих бизоньих лепешек, но из этого ничего не вышло. Наконец она догадалась нарвать горсть сухой травы. Таким образом третьей спичкой ей удалось зажечь бизоньи лепешки. Она понимала, что Уилл расстроится, если узнает, что она потратила впустую две спички, и решила ничего не говорить ему.
Не так-то просто стать женой пионера!
Когда бизоньи лепешки загорелись, она боялась, что от них будет исходить неприятный запах. Раньше ей никогда не приходилось жечь бизоний помет, и она посчитала логичным, что он будет дурно пахнуть. К ее удивлению, исходивший от костра чуть терпкий запах нельзя было назвать неприятным. Совсем скоро их стоянка наполнилась ароматами пекущегося хлеба и кипящего кофе.
Солнце только что встало, а в воздухе уже потеплело. Несмотря на то что пришлось встать до рассвета, несмотря на разочарование от занятий любовью с Уиллом и ноющие мускулы, Рейчел испытывала удовлетворение А почему бы и нет? День будет чудесным, от костра исходили дразнящие запахи, а волнение Уилла было заразительным. И возможно, самое главное — впереди у нее нелегкая жизнь, но в ней по крайней мере не будет ничего такого, чего бы она могла стыдиться.
Вернулся Уилл, и они закончили свой скудный завтрак, когда солнце уже поднялось высоко. Он вылил остатки кофе в свою жестяную кружку, встал и, сияя от счастья, широко взмахнул рукой:
— Ну вот, Рейчел, теперь ты можешь видеть его — наш «Райский уголок». Что ты о нем думаешь?
Рейчел в первый раз внимательно огляделась. Во все стороны до самого горизонта простиралась прерия. Однообразие бесконечной равнины нарушал лишь протекающий по их владениям извилистый ручей. Теперь, при свете дня, она видела, что место, которое Уилл выбрал для ночлега и постройки дома, было слегка приподнято и отсюда можно было рассмотреть все изгибы и повороты ручья. По его берегам росли низкорослые деревья, и на некоторых из них висели какие-то плоды.
— Дикие сливы, — сказал Уилл, заметив, куда направлен ее взгляд. — Зимой мы будем есть свое варенье. Оно отлично подошло бы к тому хлебу, что ты печешь, правда?
— Конечно. — Рейчел уже поняла, что такое жидкий кофе и хлеб без масла, и поэтому решила сварить немного варенья, как только выдастся свободная минутка.
— Когда закончишь здесь все убирать, привези тачку и лопату туда, где я работаю. Будешь помогать мне.
Рейчел принялась за дела, время от времени останавливаясь и поглядывая на Уилла. Она удивлялась тому, как может работать этот человек, а также удовольствию, которое он получал от работы. Он нарезал полосы дерна. Рейчел увидела, что стебельки бизоньей травы были от самых корней плотно сплетены между собой, как корешки тесно высаженных в горшок растений. Уилл плугом вырезал длинную полосу дерна примерно в фут шириной и три дюйма толщиной. После того как полоса дерна была нарезана, он второй раз проходил по той же борозде, переворачивая дерн, так что длинная полоса оказывалась повернутой землей вверх.
Закончив со своими делами, Рейчел привезла Уиллу лопату и тачку К этому времени он приготовил уже по меньшей мере дюжину полос. Взяв лопату, Уилл острым штыком разрезал полосу дерна, затем отступил фута на три, сделал еще один аккуратный разрез и протянул лопату Рейчел — Делай, как я, — сказал он — Режь через каждые три фута, а затем грузи отрезанные пластины в тачку. Только смотри не разбей их, когда будешь поднимать и укладывать в тачку.
Рейчел взялась за лопату Она нагружала тачку, везла ее к тому месту, где Уилл ночью разметил контуры дома, ориентируясь по звездам, здесь разгружала тачку и возвращалась за следующим грузом Все это время Уилл при помощи мулов и плуга нарезал новые полосы дерна Это была тяжелая, изнурительная работа, к которой Рейчел совершенно не привыкла. Солнце, поднявшееся совсем высоко, палило все сильнее, и с Рейчел градом катился пот, но она стойко переносила неудобства, твердо решив не жаловаться.
Тем не менее она с радостью прервалась, когда Уилл сказал, что пора приготовить что-нибудь поесть На руках у нее уже образовались мозоли.
Подкрепившись, они снова принялись за работу и уже не останавливались до самого вечера.
Так продолжалось все следующие две недели Ежедневно Рейчел вставала до рассвета, готовила завтрак — ей удалось выбрать время и сварить варенье из дикой сливы, отчего их незамысловатый завтрак стал немного разнообразнее, — работала на постройке дома, стряпала еду, поила и кормила корову и цыплят, а также делала еще бесчисленное количество мелких домашних дел К ночи она совершенно выбивалась из сил и сразу после ужина валилась с ног.
Та первая ночь под звездным небом послужила примером для всех остальных ночей. Уилл никогда не уставал настолько, чтобы каждую ночь не овладевать ею с той же непреклонной решительностью, с которой он строил дом. Вскоре Рейчел с печальным удивлением поняла, что Уилл больше заинтересован в том, чтобы она забеременела, чем в том удовольствии, которое он может получить, совокупляясь с ней. После нескольких попыток изменить его любовную технику она сдалась, понимая всю бесполезность этого. Уилл был поражен прозвучавшими из ее уст предложениями.
— Женщине не подобает говорить о таких вещах. Рей-чел! Ты хочешь опозорить меня?
Поэтому она научилась отдаваться ему и лежать неподвижно, как камень, пока он, сделав свое дело, не скатится с нее. И тогда можно было наконец заснуть.
Дом в конце концов стал постепенно приобретать форму, а Рейчел окрепла и уже могла не отставать от Уилла. Блоки дерна они укладывали травой вниз в два ряда и располагали параллельно, так же, как кирпичи в кладке. По углам пересекающиеся пласты скреплялись железными скобами, купленными Уиллом специально для этих целей. В стенах были оставлены проемы для двери и окон. Последней натянули крышу. Ею служило то же самое брезентовое полотно, которое укрывало фургон. Его укрепили плотно сплетенной травой и глиной с берегов ручья.
Уилл отступил назад и, с законной гордостью оглядев дело своих рук, сказал:
— Это позволит нам пережить зиму. По весне я съезжу в город за досками, и тогда мы сделаем крышу получше. Но пока и эта хороша. Он прекрасен, правда, Рейчел?
— Да, Уилл, — согласилась она.
Для того, кому приходилось спать на открытом воздухе в то время, как погода становилась все холоднее, дом из дерна казался прекрасным. По крайней мере он защитит их от приближающейся зимы.
Зима всей своей яростью обрушилась на Великие равнины четыре недели спустя. Она спустилась с гор, принеся с собой завывание ветра и жуткий холод. Лед и снег превратили прерию в арктическую пустыню.
В ночь, когда разразилась снежная буря, полночный экспресс находился в двадцати милях от Коннерсвилла, двигаясь на запад со скоростью черепахи. Машинист паровоза Майк Донован вынужден был частенько высовывать голову из кабины, подставляя ее ледяному ветру, чтобы определить, где они находятся. Вихри снега не позволяли почти ничего разглядеть. Паровоз тянул за собой восемь вагонов, в которых более сотни пассажиров собрались вокруг дровяных печек, пытаясь согреться.
Кочегар, огромный мужчина, которого все называли просто Спаркс, с рычанием швырял дрова в пасть топки.
— Если хочешь знать мое мнение, — мрачно сказал он, — нам нужно было остаться в Коннерсвилле. Донован фыркнул:
— А что бы мы делали с сотней душ, которых должны доставить в «Конечный пункт»? В Коннерсвилле нет места для такого числа людей. Ты сам это знаешь.
— А что, если мы застрянем здесь, посреди пустыни? Мы все насмерть перемерзнем.
— Это будет не первый поезд, с которым я застряну в пути, — добродушно ответил Донован. — Помню случай, когда я был…
Донован умолк, увидев у самого железнодорожного полотна отраженное падающим снегом оранжевое сияние. Он дернул за шнур свистка и перекрыл дроссель. Поезд остановился перед костром, рядом с которым виднелась высокая фигура.
— Хоуки! Ты в своем уме, парень? Что ты делаешь здесь в такую ночь?
— Точно такой же вопрос я могу задать тебе, Майк Донован. У меня груз свежего бизоньего мяса, — сказал Хоуки Смит. — Напал на большое бизонье стадо. Я надеялся, что буран не остановит вас, но уже начал волноваться, видя, что вы задерживаетесь.
— Небольшой снег вроде этого никогда не остановит Майка Докована, — гордо заявил машинист.
— Не подбросите ли меня до «Конечного пункта»?
— Буду рад оказать тебе услугу, парень. — Донован потянул за шнур, и раздались четыре свистка — три коротких и один длинный, чтобы собрать поездную бригаду к паровозу.
Хоуки забрался в кабину и сбросил снег со своей долговязой фигуры, встряхнувшись, как мокрая собака.
— Скажи им, чтобы захватили и мою лошадь, ладно, Майк? Я поеду здесь, с вами, поближе к топке, чтобы немного оттаять.
— Буду рад, парень. — Донован высунулся из кабины и крикнул тормозному кондуктору, чтобы тот погрузил лошадь Хоуки в теплушку.
— Ты ехал вдоль путей, Хоуки? Их не замело?
— Когда я проезжал, все было чисто. Сугробы еще не намело, но снегопад-то жуткий. Тебе лучше не задерживаться.
— Это точно.
Машинист крикнул бригаде, чтобы они поторопились с погрузкой. Получив сигнал, что все готово, он открыл дроссель, и поезд, дергаясь и лязгая сцепками, двинулся вперед.
— Раз уж ты едешь с нами в кабине, Хоуки, — ворчливо сказал Спаркс, — то, возможно, мне не придется выслушивать россказни этого парня.
— Россказни? — добродушно переспросил Донован.
— Точно, россказни, — сказал Спаркс, передразнивая манеру Донована. — Ты вспоминал случай, когда был остановлен сильным бураном и…
— Эй, ты что, пытаешься рассказать мою историю вместо меня? — перебил его Донован.
— А почему бы и нет? Я слышал ее столько раз, что могу рассказать ее лучше тебя, Донован.
— Может, в этом и есть доля правды, — возразил Донован, — но я все это пережил, парень. Только тот, кто сам испытал такое, может как следует об этом рассказать. Я говорил о том случае, Хоуки, когда мощный буран..
— Скоро каньон Эддисона, — сказал Спаркс.
— Знаю, — откликнулся Донован. — Надеюсь, у меня будет время закончить рассказ на другой стороне. — Лицо его помрачнело. — Я рассчитываю, что они прислушались к моему рапорту о том, как я в прошлый раз переезжал каньон Эддисона.
— Твоему рапорту? — заинтересовался Хоуки. — О каком это рапорте ты говоришь, Майк?
— Мне не нравится мост через каньон Эддисона. Я ни на йоту не доверяю ему. По правде говоря, ни одному из тех четырех мостов, что они построили.
— А что с ними не так? — спросил Хоуки.
— У меня чувство, что они не в порядке.
— Я говорил ему, что он свихнулся, — засмеялся Спаркс. — Не вижу никакой разницы, и все, с кем я разговаривал на эту тему, тоже ничего подозрительного не заметили. Я не в состоянии понять, как Майк может вести двадцатитонную машину через эстакаду и чувствовать, что что-то не в порядке.
Когда они въехали на мост, Хоуки вынужден был признать, что тоже не чувствует ничего необычного, но по мере того как поезд двигался между пролетами, видел: напряжение Майка Донована росло. Длина моста составляла около трехсот футов, его ажурные пролеты были перекинуты через ущелье в пятьдесят футов глубиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34