Ричарду не хотелось возвращаться домой, смотреть Элиссе в глаза и объяснять ей, где он был и но какой причине выпил.
Кроме того, он так и не решил, рассказывать Элиссе о своем детстве или нет. Ему куда бы легче жилось, научись он изгонять из памяти демонов прошлого. Он, признаться, думал, что ему это удалось, до тех пор, пока не оказался в Блайт-Холле и не увидел павильон, выходивший окнами на реку.
Вот и теперь, как будто ведомый роком, он оказался неподалеку от этой зловещей постройки, очертания которой проступали в темноте ночи.
Соскочив с коня, он обмотал поводья вокруг толстой ветки дерева и зашагал к павильону. В воздухе пахло влажной травой и листьями. Как всегда, этот запах заставил его вернуться мыслями в прошлое, к той злополучной ночи, когда он, неожиданно пробудившись ото сна, отправился на розыски матери…
Обуреваемый воспоминаниями, Ричард обошел павильон и остановился у двери. Его била мелкая дрожь — как охотничью собаку, которая почуяла дичь.
«Интересно, — спросил он себя, — что будет, если я войду? А ничего не будет — родители давно уже умерли и похоронены. Они превратились в пищу для червей, стали прахом.
А их души, без сомнения, пребывают сейчас в аду».
Ричард толкнул дверь, и она легко, без скрипа, распахнулась.
Он увидел темный провал коридора и грязный, усыпанный засохшими листьями пол. Втянув в себя затхлый воздух, Ричард переступил порог и вошел внутрь, то есть совершил поступок, который до сегодняшнего дня казался ему немыслимым.
Лунный свет, проникавший в помещение сквозь высокие стрельчатые окна, освещал внутреннее убранство павильона, которое, как ни странно, не претерпело за эти годы почти никаких изменений.
Даже тяжелый дубовый стол, на котором обычно стояли кувшины с вином и серебряные блюда с фруктами, находился на своем законном месте — в центре залы. Вдоль стен, как и прежде, стояли низенькие мягкие диванчики на гнутых ножках. Они, правда, основательно пострадали от времени и влаги и обивка на них прохудилась и частью сгнила. Штукатурка во многих местах облупилась, обнажив кирпичную кладку. Паркет рассохся и угрожающе трещал, Опасаясь, что пол может под тяжестью его тела провалиться, Ричард, прежде чем сделать шаг, всякий раз проверял его прочность носком сапога.
Потом он заметил выцветшие, покрытые плесенью драпировки, которые висели уныло, как паруса застигнутого штилем корабля.
«Почему, спрашивается, она их тогда не задернула?» — подумал Ричард и прошел дальше, к алькову. Под одним из диванчиков он увидел какой-то предмет. Ричард отодвинул диван от стены и обнаружил портрет в потускневшей от времени позолоченной раме.
Он поставил портрет на стол и стал рассматривать.
Кто это? Ричард судорожно рылся в памяти, пытаясь вспомнить изображенного на портрете джентльмена, чьи слегка выпяченные чувственные губы и холодные, смотревшие из-под припухших век глаза показались ему на удивление знакомыми.
Усевшись на диван с полусгнившей обивкой, Ричард откинул голову на спинку и, прикрыв глаза, задумался.
Да, этот джентльмен бывал в Блайт-Холле, пришел наконец к выводу Ричард, давно, много лет назад, когда еще была жива его мать. Тогда, правда, этот человек был молод, а портрет, по-видимому, был сделан значительно позже, уже в его зрелые годы. Теперь Ричард не сомневался, что встречался в детстве с этим джентльменом, он только никак не мог вспомнить его имени.
Ничего удивительного: в то время в поместье приезжало немало мужчин, которые увивались за его матерью. При всем том что-то тогда поразило детское воображение Ричарда, заставило его запомнить лицо изображенного на портрете человека, выделить его из десятков других.
Все это, однако, никак не объясняло появление портрета. Вряд ли его отец стал бы хранить в павильоне изображение одного из любовников своей жены.
Ричард тяжело вздохнул.
Но если не отец, то кто же?
Когда Ричард открыл глаза, сквозь стрельчатые окна павильона лился уже не лунный, а солнечный свет. Он попробовал подняться с места, поморщился и снова плюхнулся на диван: после вчерашней попойки и ночи, проведенной на продавленном диване, голова у него раскалывалась от боли, а ноги затекли и нестерпимо ныли.
В следующее мгновение взгляд Ричарда наткнулся на портрет, который он поставил на стол, прислонив к пустой цветочной вазе. Изображенный на холсте мужчина с высокомерным лицом, казалось, от души потешался над его телесными и душевными муками.
Блайт отвел глаза от портрета и обозрел интерьер павильона при дневном свете.
В ярких лучах солнца он выглядел еще более неприглядно, чем ночью.
— Ричард!
Он вздрогнул и повернулся на звук голоса. В дверях стоял Уил. Широко раскрыв от удивления глаза, он рассматривал внутреннее убранство павильона.
— Уходи отсюда! — гаркнул Ричард. — Немедленно!
Громкий грубый окрик Ричарда до того напугал мальчишку, что он замер в дверях.
Ричард напомнил себе, что ребенок не имеет представления о том, что здесь случилось, и уже более спокойным голосом произнес:
— Прости, я не хотел тебя пугать, но полы здесь в таком состоянии, что в любой момент могут провалиться.
Немного успокоившись, Уил пролепетал:
— Но ты-то ведь внутри.
— Только когда я сюда вошел, я понял, в каком ужасном состоянии здесь полы, — объяснил Ричард и стал приводить в порядок свою одежду. — Кстати, ты не знаешь, который сейчас час?
— Сейчас время завтрака. Я, к примеру, уже поел, — сказал Уил, после чего обвел рукой облупленные стены павильона и спросил:
— Ты что же — здесь ночевал?
— Да. Зашел сюда и заснул. Случайно, — вынужден был признаться Ричард.
— Правда? — с волнением в голосе произнес Уил. — Я тоже всегда хотел; здесь переночевать. Хотя бы разик. Но маца мне не разрешила. Она даже не позволяет мне… — Он замолчал, опустил глаза и покраснел.
— Все ясно. Она не позволяет Тебе даже заходить сюда, потому что здесь опасно. Я правильно говорю?
— Правильно, — пробормотал Уил.
Ричард пригладил волосы.
— Значит, говоришь, ты уже позавтракал?
— Позавтракал.
— А мама?
— Не знаю.
— Надеюсь, мое отсутствие не слишком ее обеспокоило?
Ричарду не хотелось использовать Уила в качестве источника информации, но делать было нечего. Ему просто необходимо было знать, в каком настроении находится Элисса.
— Я не знаю.
— Слушай, может быть, ты позавтракаешь еще раз — со мной за компанию? — предложил Ричард. — Я умираю с голоду. А за это я расскажу тебе о пиратах, которых мне довелось увидеть в Лондоне.
— Ты вправду их видел?
— Уж ты мне поверь. Такие кровожадные на вид парни, что просто ужас.
— Я бы их не испугался…
Ричард взял со стола портрет и как бы между прочим сказал:
— Вот, нашел вчера вечером. Ума не приложу, кто мог его здесь оставить. Уж не твоя ли матушка?
Он снова посмотрел на портрет, потом перевел взгляд на мальчика и едва не выронил картину из рук. Когда в Лондоне Уил узнал, что Ричард не солдат, а всего-навсего сочинитель, у него на лице проступило точь-в-точь такое же презрительное выражение, какое было запечатлено на лице мужчины на портрете. Ричард понял, что на холсте изображен Уильям Лонгберн собственной персоной.
Стиснув портрет покойного отца Уила с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев, Ричард спросил:
— Ты знаешь, кто это такой?
— Понятия не имею.
Почему, интересно знать, Элисса спрятала портрет покойного мужа именно в павильоне? Уж не по той ли причине, что ее первый муж встречался здесь с любовницами, а она об этом узнала? А если узнала — то от кого? Не сам же Уильям Лонгберн рассказал ей об этом?
Ричард до такой степени ушел в свои мысли, что на минуту забыл об Уиле. Вернувшись к реальности, он посмотрел на мальчика и сказал:
— Если этот портрет спрятала здесь твоя мать, значит, у нее были для этого причины. Поэтому я положу его туда, где он лежал. — Ричард отнес, портрет к дивану и затолкал в щель между стеной и диванной спинкой. — Вот и все. Ну а теперь пойдем завтракать.
Когда они вышли из павильона, Уил ткнул пальцем в сторону лужайки, которая отделяла павильон от дома.
— А вот и мама идет! — заявил он, а потом, понизив голос, заговорщицким шепотом добавил:
— Думаю, это она нас ищет.
Увидев Элиссу, которая направлялась к ним по лужайке, Ричард, ни разу в жизни не поворачивавшийся к неприятелю спиной, ощутил вдруг сильнейшее желание удрать.
И вдруг свершилось чудо.
Элисса ему улыбнулась. Ричард испытал при этом такое удивительное облегчение, что у него ослабли ноги и он едва не опустился на траву.
Чтобы окончательно успокоиться и избавиться от лежавшего у него на сердце тяжкого груза, Ричарду было необходимо убедиться, что на портрете, который он обнаружил в павильоне, и в самом деле запечатлен не кто иной, как Уильям Лонгберн. Кроме того, ему хотелось узнать, каким образом портрет оказался в павильоне, и, самое главное, выяснить, что Элисса узнала о его родителях.
— Вот вы где! Это Уил тебя нашел? — сказала она, взглянув на сына.
— Я вчера очень поздно вернулся из города и не захотел никого будить. Поэтому заночевал в павильоне, — отрапортовал Ричард.
Несмотря на улыбку, которой встретила его Элисса, Ричарду казалось, что, начиная с ней разговор, он ступает на весьма зыбкую почву, где один неверный шаг может завести в трясину.
— Ты, должно быть, проголодался?
— Голоден как волк. Заранее упросил Уила составить мне за столом компанию, чтобы не есть в одиночестве. Быть может, ты к нам тоже присоединишься? — предложил Ричард.
— Присоединюсь, — негромко ответила Элисса.
Уил вложил одну ладошку в руку Ричарда, а другую — в руку матери. Ричард же поверх головы Уила посмотрел на жену, и на мгновение их глаза встретились.
Блайт решил, что не стоит слишком уж радоваться перемене в настроении жены, прежде следует выяснить, чему он этой перемене обязан. Элисса имела полное право на него гневаться за то, что он не пришел домой ночевать, но этим правом не воспользовалась, и это настораживало.
Когда они вошли в дом и остановились на минутку в холле, Ричард оглядел свою запыленную, измятую одежду.
— Мне следует привести себя в порядок, в противном случае слуги решат, что их новый хозяин ничем не лучше бродяги.
— Уил, будь добр, сходи к кухарке и скажи, чтобы она принесла завтрак твоему отчиму в столовую. Мы спустимся туда через несколько минут. Не сомневаюсь, что он велит кухарке подать завтрак и для себя тоже, — заметила Элисса, поворачиваясь к мужу.
Когда они поднимались по лестнице на второй этаж, Ричард сказал:
— Между прочим, я вчера не обедал. Говорю это на тот случай, если ты думаешь, что я был у кого-то в гостях.
— Я ничего такого не думаю, но, признаюсь, хотела бы знать, где ты находишься. Я о тебе беспокоилась.
Никто и никогда не беспокоился о Ричарде за всю его жизнь.
— Я был в «Голове лошади», — с покаянным видом сказал он. — Могу ли я надеяться, что ты извинишь меня за поведение, которое больше пристало разобидевшемуся юнцу?
Она остановилась и внимательно на него посмотрела.
— Я на тебя не сержусь. Признаю, что и сама вела себя вчера слишком… хм… импульсивно.
— По-моему, вчера твое недовольство мной было вполне оправдано. Но еще больше тебе следовало разозлиться на меня сегодня — за то, что я не пришел ночевать, — заявил Ричард, когда они вошли в спальню.
— Вчера я была с тобой излишне сурова, а ведь ты мой муж и господин. Я переусердствовала. Извини.
Ричард подошел к ней и положил руки ей на плечи.
— А ты извини меня сразу за две провинности: за мои вечные исчезновения и за то беспокойство, которое я тебе этим причинил. Я постараюсь свыкнуться с мыслью, что теперь я человек семейный и мне негоже уподобляться раненому медведю и искать спасения в бегстве при дурном настроении.
На его губах заиграла Чувственная улыбка, а глаза потемнели от страсти.
— Какой-то я все-таки непутевый муж. Всю ночь мерз в заброшенном павильоне, а прийти к тебе и попросить у тебя прошения за свои прегрешения не догадался. Но лучше поздно, чем никогда. Скажи, Элисса, ты меня прощаешь?
— Да, — промурлыкала она.
Ричард нагнулся и поцеловал ее. Его поцелуй был нежен и легок, как прикосновение лепестка. Но в нем был и огонь, который мог в любое время разжечь костер чувственности, если бы они дали ей волю.
Элисса была рада, что Ричард вернулся. Кроме того, ее радовало, что теперь она знает кое-что о его прошлом. Это знание должно было помочь ей правильно понимать поступки мужа и соответствующим образом на них реагировать.
Поцелуй стал затягиваться, пока Элисса не решила прервать его:
— Теперь я понимаю, милорд, какой именно голод тебя одолевает.
— Ты угадала: я так проголодался, что готов тебя съесть. — Ричард снова заключил ее в объятия и страстно поцеловал.
На мгновение она поддалась властному зову чувственности, но только на мгновение.
— Нас ждет Уил, — напомнила она Ричарду. — Кроме того, тебе следует подкрепиться. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя случился голодный обморок.
Улыбка Ричарда была неотразимой.
— Ты права. Мне необходимо как следует поесть, потому что ближе к ночи мне понадобятся силы.
Элиссе стало так жарко, что на мгновение показалось, будто за окном светит не скромное солнце Англии, а испепеляющее солнце пустыни.
Дотронувшись пальцем до своих слегка припухших губ, она сказала:
— А еще тебе необходимо побриться. От твоей щетины у меня на губах и на щеках раздражение.
— Извини, я не хотел царапать тебе кожу, — бросил он через плечо, направляясь к тазику для умывания. — Нив области щек и губ, ни… — добавил он с улыбкой, — ни где-либо еще…
— От таких разговоров у меня самой может случиться обморок, — с улыбкой сказала она, направляясь к гардеробу, чтобы достать чистую рубашку для Ричарда.
— Между прочим, я нашел в павильоне портрет некоего джентльмена, — сообщил он, снимая камзол и бросая его на кровать.
Она покраснела, но на этот раз отнюдь не от приятного смущения. Сказать по правде, она совсем забыла о том, что портрет находится в павильоне. В противном случае она давно бы уже велела слугам его сжечь.
— Это портрет Уильяма. Когда он умер, я отнесла портрет туда — как говорится, с глаз долой. Кроме того, у меня не было никакого желания, чтобы его видел Уил: мне не хотелось, чтобы картина напоминала ему о смерти отца, поскольку это могло его опечалить. Так что с тех пор портрет хранится в павильоне.
— Уил похож на отца. Конечно, он не вылитый Уильям Лонгберн, но похож, — заметил Ричард, намыливая себе лицо и шею.
Руки у Элиссы сжались в кулаки.
— Не думаю, — сказала она, стараясь говорить спокойно.
Ее сын не похож на Уильяма и не будет напоминать его даже в малейшей степени — уж она, Элисса, сделает для этого все! Он вырастет достойным и благородным человеком и будет относиться к женщинам с уважением.
— Так это хорошо или плохо? — поинтересовался Ричард, бросая в ее сторону любопытный взгляд.
— Это ни хорошо, ни плохо. Это — никак. Уил похож на меня, вот и все, — ровным голосом сказала она.
— Как бы то ни было, Уильям Лонгберн — отец твоего сына, и мне, естественно, хотелось бы узнать о нем побольше. Если не ошибаюсь, он был старше тебя? — спросил Ричард, шаря по туалетному столику в поисках бритвы.
Элисса обнаружила бритву под чистым полотенцем, достала ее и протянула мужу.
— Да, он был старше.
— А как вы познакомились?
— Мой отец познакомился с ним в Лондоне и пригласил к нам в гости. В то время я была глупенькой молоденькой девушкой, которая только и мечтала о том, как бы поскорее влюбиться и выйти замуж. Уильям ничего не рассказывал о своей семье, своих друзьях, да и вообще был человеком неразговорчивым.
Теперь-то Элисса знала, что молчание мужчины — дурной знак, но тогда она была слишком молода и тщеславна, чтобы это понимать. К тому же Уильям Лонгберн умел говорить комплименты, превознося ее грацию и красоту, и этого с нее было достаточно.
— Значит, он был, что называется, скрытным человеком?
— Чрезвычайно.
— Но ты все-таки в него влюбилась, несмотря на то что он был неразговорчивым?
Глаза Ричарда, казалось, сверлили ее насквозь, требуя от нее говорить правду и только правду. Элисса не выдержала его взгляда и отвернулась.
Через минуту послышалось едва слышное поскрипывание — Ричард начал соскребать бритвой щетину с подбородка Элисса повернулась, но снова встретилась с ним взглядом — он смотрел на нее в зеркало, даже когда брился. В его глазах отражалась печаль, и Элисса, как ни странно, почувствовала облегчение.
— Ричард! Я просто думала, что люблю его, но о том, что такое любовь, не имела тогда ни малейшего представления.
Он говорил мне комплименты, льстил мне и утверждал, что с ним я буду счастлива. В скором времени, однако, я поняла, что любовь, которую, как мне казалось, я к нему испытывала, была всего лишь девичьей влюбленностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33