Она плюнула в него и назвала Иудой. Гидеону было трудно поверить, что ее чувства переменились так быстро и так радикально.
И кроме того, у нее появилась привычка гулять по ночам. Гидеон сбился со счета, подсчитывая случаи, когда находил ее где-нибудь на улице, босиком, с затравленным взглядом. И всегда, как бы далеко ни уходила она от этой постройки, она утверждала, что была в сарае.
Гидеон пришел к очевидному заключению, которое было весьма печально: поведение Уиллоу было нелогично. Вполне возможно, что, потеряв брата, она теперь теряла рассудок.
Они добрались до ранчо и вместе молча распрягли лошадь. В тот момент, когда они выходили из конюшни, Гидеон вспомнил о подарках, которые купил ей – казалось, это было тысячу лет назад, – и вернулся за ними. В слабо освещенной лишь одной лампой кухне он развернул сверток.
– Что это? – спросила Уиллоу.
Гидеон вздохнул. Он дарил тысячи подарков тысячам женщин, но еще никогда не чувствовал себя подобным образом. Он походил на маленького мальчика, преподносившего почитаемой им богине вещи, которые слепил своими руками.
– Так, купил в городе несколько дней тому назад, – небрежно сказал он.
В полумраке казалось, что пальцы дрожат, когда она развязывала бечевку и снимала хрустящую бумагу. Каждый подарок был завернут отдельно в белую папиросную бумагу, и сначала ей попалась музыкальная шкатулка в виде маленького рояля, которую она с изумлением рассматривала.
– О, Гидеон! – выдохнула Уиллоу, будто он подарил ей полный бесценных изумрудов сундук. Она повернула ключик, и кухня наполнилась тихим звоном колокольчиков.
Гидеон почувствовал свое поражение. Это был подарок Захария, а не его – не он выбрал шкатулку. Ему захотелось броситься к столу и взять еще обернутую бумагой обезьянку, прежде чем она поймет, за какого идиота вышла замуж.
Но было уже поздно; Уиллоу взяла сверток и развернула бумагу. Она издала ликующий возглас, когда увидела маленькую обезьянку с медными тарелочками и в дурацкой шляпе.
– А что она делает? – спросила Уиллоу тоненьким голоском.
У Гидеона слегка, почти незаметно дрожала рука, когда он повернул маленький ключик, спрятанный в густой шерсти игрушки. Обезьянка стала вертеть головой и удивительно громко ударять в тарелки.
Уиллоу взяла в ладони маленькое создание, наблюдая за ним широко открытыми глазами, потом запрокинула голову и засмеялась так громко, что Гидеон совершенно растерялся, не понимая, понравился его подарок или нет.
Он смущенно покраснел.
– Мне жаль, – сказал он.
– Жаль? – Прекрасные глаза остановились на нем. – Гидеон, с какой стати, о чем ты жалеешь?
Завод у обезьянки кончался, она все медленнее ударяла в тарелки. Гидеон стоял, засунув руки в карманы.
– Надо было подарить тебе бриллианты или что-нибудь в этом роде, – вырвалось у него, и он уже не мог остановиться. – Проклятье, во всем городе нет ни одного приличного ювелирного магазина и…
Уиллоу начала медленно заводить обезьянку.
– Бриллианты! – фыркнула она.
Гидеон никогда раньше не слышал, чтобы женщина таким тоном говорила о бриллиантах. Он снова растерялся.
Уиллоу посадила обезьянку на середину стола и засмеялась, по-детски хлопая в ладоши.
– О, Гидеон, она такая чудесная…
– Чудесная? – хрипло отозвался он.
Уиллоу бросилась в его объятия, уткнувшись лицом в его шею.
– Я люблю тебя! – крикнула она голосом, заглушенным его телом. – О, Гидеон, я так тебя люблю!
Несмотря на облегчение от того, что ей понравился подарок, Гидеон почувствовал отчаяние в ее голосе, словно она боялась, что их каким-то образом разлучат.
Потрясенный такой возможностью, Гидеон отнес жену наверх, в спальню, где их слияние было неистовым и сладостным. Немного погодя, когда она решила, что Гидеон спит, Уиллоу ушла из дома.
Некоторое время Гидеон неподвижно лежал на смятой постели, размышляя. И вдруг до него дошло, что, возможно, Уиллоу так странно ведет себя не потому, что теряет рассудок, а потому, что Стивен Галлахер жив.
ГЛАВА 16
Сердце Уиллоу ушло в пятки, когда длинная тень возле дома превратилась в человека, и она резко вздрогнула.
– Гидеон?
На ущербную луну набежало облако, потом она выплыла снова. В неверном свете Уиллоу увидела знакомый ей кивок.
– Да.
Она украдкой бросила взгляд в сторону сарая, который стоял так далеко, что был почти не виден в темноте. Она уже не могла сказать ему, что ходила туда. Ложь все росла и росла и теперь, достигнув размера рождественского апельсина, застряла в горле.
– Стивен жив, – решился сказать Гидеон, стараясь сохранить бесстрастность в голосе.
Уиллоу разрывалась между ужасом и облегчением.
– Как ты узнал? – сказала она наконец, поежившись от холода и плотнее завернувшись в шаль.
Гидеон схватил ее за руку движением, в котором не было злости, а потом потащил в дом. Там, прежде чем спрашивать, он зажег лампу.
– До сих пор я только строил догадки. Ты очень странно вела себя для переживающей потерю женщины, – наевшись после похорон, когда ни у кого не было аппетита, поехав в тот же день кататься с Дафной, занималась со мной любовью, как будто ты вовсе не страдала от ужасной потери.
Уиллоу вздохнула и села за стол, обхватив голову руками. Она слишком устала, чтобы снова обманывать его, тайна была слишком тяжела для ее плеч – как и предостерегал ее Стивен.
– Ты, должно быть, решил, что я схожу с ума.
– Поначалу да. Этой ночью, когда ты снова покинула нашу постель, я начал размышлять о том дне, когда Тадд привез тела. Помнишь, ты ходила в комнату, где они лежали, посмотреть на них? Ты вскрикнула и упала в обморок.
Уиллоу кивнула.
– Ты расстегнула рубашку Стивена, – я тогда так за тебя волновался, что как-то не подумал об этом, но именно так ты узнала, что Тадд застрелил по ошибке кого-то другого, да?
Уиллоу снова кивнула:
– Рана от томагавка – за несколько дней до того Стивен подрался с Красным Орлом…
– А там раны не было, – догадался Гидеон. – Должно быть, ты и раньше что-то заподозрила, иначе не стала бы смотреть.
У Уиллоу пересохло во рту.
– Я… я взяла его за руку. У Стивена пальцы такие тонкие, а у этого… этого человека они были как обрубки.
Гидеон стоял возле раковины, скрестив руки на груди, с бесстрастным лицом. Когда он заговорил, голос его зазвучал, как шершавая галька:
– Одевайтесь, миссис Маршалл. Мы едем в город. Уиллоу ощутила безудержную тревогу:
– Зачем? Гидеон, сейчас полночь!
– Твой отец считает, что его единственный сын мертв. Мы – особенно ты – скажем ему, что человек, лежащий в могиле, не Стивен.
Не чувствуя своего тела, Уиллоу поднялась со стула и направилась к черной лестнице. Она одевалась очень долго, или ему так показалось.
Позднее, стоя перед дверью дома Девлина, Гидеон громко постучал. Он был холоден и осмотрителен и не сказал Уиллоу ни слова о ее обмане. Почему он не сердится на нее? Почему никоим образом не покажет ей, понял ли он, что она сделала?
Дверь открыл сам Девлин, выглядел он сонным и изможденным. Он успел натянуть брюки, но рубашка была застегнута не на те пуговицы.
Глядя на него в тот миг, пока он пытался как-то осознать, что к нему в полночь заявились гости, Уиллоу вдруг поняла, что пережил ее отец и как он до сих пор страдает. Одно лишь ее слово могло бы избавить его от этой боли.
Девлин слегка подтолкнул ее вперед. Команда была молчаливой, но ослушаться было невозможно.
– Папа, – выпалил Уиллоу, – мне… мне надо тебе кое-что с-сказать.
Девлин пристально посмотрел на дочь, зевнул и провел рукой по густым седеющим волосам. Вдруг он как-то оживился.
– Тогда входите, – рявкнул он, приглашая их в кабинет.
Там он зажег лампы и запер двери, в то время как Гидеон упал в кресло, а Уиллоу стала ходить взад-вперед перед камином.
– Ну? – спросил судья.
Уиллоу бросила взгляд на мужа и поняла, что от него ей помощи не дождаться, сочувствия тоже.
– Этот… этот человек, который там, в могиле, через д-дорогу, это не Стивен, – сказала она.
Девлин весь напрягся, гневно посмотрев на дочь. После минутной гнетущей паузы он остановил ее, схватив за плечи.
– Что? – прохрипел он.
Слезы покатились по щекам Уиллоу.
– Стивен жив, папа, – со стыдом сказала она. Почему она не сказала ему раньше? Почему она не послушалась Дафны и Стивена, которые говорили, что Девлин должен знать?
Из груди Девлина вырвалось хриплое всхлипывание.
– Боже праведный, как…
Уиллоу не могла говорить, а Гидеон, казалось, был не намерен вмешиваться.
– Почему же ты не рассказала мне?
– Я боялась, – с трудом ответила она, потрясенная гневом отца.
– Где он теперь? Он в безопасности?
– Я не знаю, где он, папа. Но с ним все в порядке и… насколько это возможно, он в безопасности.
– Когда ты видела его в последний раз? Уиллоу чувствовала себя так, словно эти двое мужчин поставили какой-то барьер между собой и нею.
Возможно, никто из них больше не будет ни любить, ни доверять ей.
– Он иногда приходит к п-пруду, – призналась она наконец, бросив на Гидеона испуганный взгляд.
– Вот почему ты бродила по ночам, – холодно предположил он.
Уиллоу кивнула.
– Боже праведный! – застонал Девлин. – Мне следовало догадаться!
Уиллоу смотрела на него, ища прощения в его лице.
– Папа, я…
Девлин сделал шаг назад, глядя на нее так, словно она была незнакомкой.
– Уиллоу, я так горевал, – устало изумился он. – Я рыдал, я мучился, я страдал из-за потери сына, из-за того, что я изменил ему…
– Мне казалось, что я делаю то, что нужно, папа! Гидеон презрительно фыркнул и поднялся.
– Все ради Стивена, – сказал он, направляясь к дверям.
Уиллоу испугалась, протянула к нему слабую руку:
– Гидеон…
Он обернулся, смерив ее уничтожающим взглядом, а потом хмуро улыбнулся тестю.
– Оставляю вам вашу дочь, сэр. Да поможет вам Бог, друг мой.
Сказав это, Гидеон ушел, и комната, казалось, закачалась в ответ. Уиллоу в отчаянии посмотрела на отца, уверенная в том, что он тоже отвернется от нее.
– Папа…
Девлин вздохнул и обнял дочь:
– Знаю, милая, знаю.
Гидеон бросил записи, которые вел Митч Крубер, прямо перед Джеком Робертсом, чуть не опрокинув его чашку с кофе.
Мария, опустив глаза, вышла из кухни.
– Посмотрите сами, – прохрипел Гидеон. Робертс просмотрел аккуратные заметки на первой странице первой книги.
– Я верю тебе, – устало сказал он. – По правде говоря, Гид, я слишком выдохся от этих битв с дочерью, чтобы хорошо соображать.
Гидеон вздохнул, налил себе кофе.
– Она все еще притворяется больной? Робертс кивнул.
– Что делать человеку с такой дочерью? – пожаловался он. – Она встречается с проклятым преступником…
– Стивеном Галлахером, – поправил Гидеон, бросив многозначительный взгляд на книги Крубера. – Он не виновен в преступлениях, он просто надоедливый тип, Джек.
– И тем не менее ты поймешь меня, если я скажу, что хотел бы видеть, как его повесят, – вздохнул Джек Робертс. Вид у него был отрешенный, казалось, он состарился за эти дни.
Гидеон хмуро улыбнулся. Может быть, и у него когда-нибудь будет дочь? И если так, он надеется, что ему не придется пережить то, что пережили Джек или Девлин.
– Да, я бы понял. Поедешь со мной в Хелену поговорить с губернатором?
– Мне тут делать нечего, – вздохнул Робертс. – Так что поехали.
Спустя полчаса они уехали.
Дафна откинула одеяло, уставившись на Уиллоу широко раскрытыми глазами.
– Уиллоу, я же тебе говорила! – запричитала она. – Я говорила, Гидеон придет в бешенство!
После того как Гидеон выбежал прошлой ночью из дома, оставив ее на попечение отца, Уиллоу не сомкнула глаз. Теперь, уронив голову, она присела на край кровати Дафны.
– Я знаю, он больше не возьмет меня к себе, – сказала она. – Никогда.
Оставшись наедине с подругой по заговору, Дафна поняла, что ей незачем разыгрывать из себя больную. Она села рядом с Уиллоу и обняла ее за плечи.
– Я тоже виновата. Я возьму на себя часть вины.
– Если ты говоришь о Гидеоне, то это не поможет, – мучила себя Уиллоу. – Я навсегда потеряла его.
– Нет, он тебя простит, как только у него будет время все хорошенько обдумать…
Уиллоу вспомнила, как холодно и бессердечно он прогнал ее, и заплакала.
– Мне придется уехать из Вирджинии-Сити, – всхлипывала она. – О, Дафна, я бы не вынесла этого – жить в этом доме, когда он там…
Дафна сочувственно прижала ее к себе.
– Гидеон любит тебя, Уиллоу. Он не сможет злиться так долго.
Уиллоу вспомнила нежный, смущенный взгляд Гидеона, когда он дарил ей заводную обезьянку прошлой ночью, и почувствовала себя брошенной. Ей не верилось, что тот же самый человек ушел от нее, даже не оглянувшись.
– Он был так спокоен, Дафна, так холоден. Я отдала бы что угодно, только бы он кричал и ругался, вместо того чтобы уйти вот так!
Дафна вздохнула:
– Вы друг друга стоите. И по правде говоря, мы такую кашу заварили.
Уиллоу кивнула, и обе женщины вместе расплакались, потому что одна любила не того мужчину, а другая лишилась того, которого любила.
Пойти на спектакль в сопровождении Захария было идеей Дафны; Уиллоу просто пошла вместе с ними, потому что ей нужно было отвлечься от путавшихся мыслей. Постановка «Ричарда III» была просто пыткой, так как актеры передвижного театра испортили всю пьесу.
Уиллоу шепотом извинилась перед Дафной и Захарием и ушла после первого акта, задержавшись перед внушительным зданием театра, глубоко дыша И думая, где в этот момент может быть Гидеон. Вернулся ли он на ранчо? Был ли он с какой-нибудь женщиной?
Она слегка ссутулилась. При своей любви к занятиям любовью Гидеон скоро найдет себе кого-нибудь еще. А что будет с самой Уиллоу? Сможет ли она полюбить другого мужчину так, как любила Гидеона, или до конца жизни ей придется сгорать от неутоленного желания?
– Уиллоу!
Она почувствовала, как кто-то легко коснулся ее локтя, и, обернувшись, увидела стоявшего позади Захария в безукоризненном щегольском костюме и со шляпой в руках.
– Ты в порядке? – спросил он. Уиллоу угрюмо кивнула:
– Пожалуйста, возвращайся и досмотри пьесу до конца. Я сама доберусь домой.
– Даже не думай об этом, – мягко возразил свояк. – Если я приглашаю женщину куда-нибудь, я обязательно провожаю ее домой.
Уиллоу уловила намек на тот вечер танцев, когда она бросила Захария, ничего не объяснив.
– В таком случае, – резко ответила она, – ты, разумеется, не собираешься покинуть Дафну – ведь ее некому проводить домой.
Захарий скрыл раздражение, хотя и недостаточно искусно.
– Я вернусь за ней, – предложил он.
Уиллоу устала препираться с ним, ей хотелось поскорее вернуться в дом отца, где ее ждала Мария. Сейчас присутствие экономки было для нее огромным утешением, когда она то бранила ее, то баловала.
– Обещаешь? – спросила она.
– Конечно. Вопреки тому, что мой братец, вероятно, наговорил тебе, я джентльмен.
– Я очень в этом сомневаюсь, Захарий. Но я хочу пойти домой, а так как ты не позволишь мне идти одной, что надо заметить, я проделывала тысячи раз, я доверяю тебе отвезти меня прямо домой к отцу.
Он усмехнулся, положил руку на талию Уиллоу и подтолкнул ее к коляске, которую взял напрокат. Сиденье взвизгнуло, когда Захарий уселся рядом и взял вожжи, а ей вспомнилась другая коляска и другая ночь. Ее лицо вспыхнуло в темноте.
Перед домом судьи, который выглядел совсем опустевшим, Захарий так быстро отступился от своих изящных манер, что Уиллоу не успела приготовиться. Левой рукой он взял ее за подбородок, а губы приблизил к ее губам.
Уиллоу ощутила приступ слабости и ярости; она отчаянно пыталась освободиться из рук Захария. Он был, конечно же, намного сильнее, и, не прерывая поцелуя, прижал ее к сиденью коляски.
Уиллоу сопротивлялась, но Захарий проник языком в ее рот, на территорию, принадлежавшую одному лишь Гидеону. Она сильно прикусила его и почувствовала кровь.
Ругаясь и отплевываясь, Захарий наконец отодвинулся, но руки его по-прежнему крепко прижимали Уиллоу к пыльному кожаному сиденью. Она попыталась набрать побольше воздуха и закричать, когда он бесстыдно накрыл ладонями ее грудь.
– Ты маленькая негодница, – прохрипел он, – миленькая маленькая дикая негодница…
Наконец Уиллоу удалось крикнуть, хотя звук получился высоким и писклявым, который едва ли могли услышать за стенами отцовского дома.
Захарий затрясся, поднял руку и так сильно ударил Уиллоу, что она снова ощутила привкус крови. Но на этот раз кровь была ее. Она плюнула в него, а он раздвинул ее колени, борясь с ней, когда она стала дико извиваться, пытаясь освободиться. Страх придал ей сил. Она подняла колено, сильно ударив Захария в пах.
Он застонал и схватился за ушибленное место, а Уиллоу, воспользовавшись моментом, изо всей силы пнула его. Ругаясь и молотя руками, он упал на землю рядом с коляской.
Даже если бы она могла надеяться на помощь из дома, что было крайне сомнительно, так как Девлин был, вероятно, у Дав, а отец Дафны уехал с Гидеоном, Уиллоу не решилась мешкать, выясняя это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
И кроме того, у нее появилась привычка гулять по ночам. Гидеон сбился со счета, подсчитывая случаи, когда находил ее где-нибудь на улице, босиком, с затравленным взглядом. И всегда, как бы далеко ни уходила она от этой постройки, она утверждала, что была в сарае.
Гидеон пришел к очевидному заключению, которое было весьма печально: поведение Уиллоу было нелогично. Вполне возможно, что, потеряв брата, она теперь теряла рассудок.
Они добрались до ранчо и вместе молча распрягли лошадь. В тот момент, когда они выходили из конюшни, Гидеон вспомнил о подарках, которые купил ей – казалось, это было тысячу лет назад, – и вернулся за ними. В слабо освещенной лишь одной лампой кухне он развернул сверток.
– Что это? – спросила Уиллоу.
Гидеон вздохнул. Он дарил тысячи подарков тысячам женщин, но еще никогда не чувствовал себя подобным образом. Он походил на маленького мальчика, преподносившего почитаемой им богине вещи, которые слепил своими руками.
– Так, купил в городе несколько дней тому назад, – небрежно сказал он.
В полумраке казалось, что пальцы дрожат, когда она развязывала бечевку и снимала хрустящую бумагу. Каждый подарок был завернут отдельно в белую папиросную бумагу, и сначала ей попалась музыкальная шкатулка в виде маленького рояля, которую она с изумлением рассматривала.
– О, Гидеон! – выдохнула Уиллоу, будто он подарил ей полный бесценных изумрудов сундук. Она повернула ключик, и кухня наполнилась тихим звоном колокольчиков.
Гидеон почувствовал свое поражение. Это был подарок Захария, а не его – не он выбрал шкатулку. Ему захотелось броситься к столу и взять еще обернутую бумагой обезьянку, прежде чем она поймет, за какого идиота вышла замуж.
Но было уже поздно; Уиллоу взяла сверток и развернула бумагу. Она издала ликующий возглас, когда увидела маленькую обезьянку с медными тарелочками и в дурацкой шляпе.
– А что она делает? – спросила Уиллоу тоненьким голоском.
У Гидеона слегка, почти незаметно дрожала рука, когда он повернул маленький ключик, спрятанный в густой шерсти игрушки. Обезьянка стала вертеть головой и удивительно громко ударять в тарелки.
Уиллоу взяла в ладони маленькое создание, наблюдая за ним широко открытыми глазами, потом запрокинула голову и засмеялась так громко, что Гидеон совершенно растерялся, не понимая, понравился его подарок или нет.
Он смущенно покраснел.
– Мне жаль, – сказал он.
– Жаль? – Прекрасные глаза остановились на нем. – Гидеон, с какой стати, о чем ты жалеешь?
Завод у обезьянки кончался, она все медленнее ударяла в тарелки. Гидеон стоял, засунув руки в карманы.
– Надо было подарить тебе бриллианты или что-нибудь в этом роде, – вырвалось у него, и он уже не мог остановиться. – Проклятье, во всем городе нет ни одного приличного ювелирного магазина и…
Уиллоу начала медленно заводить обезьянку.
– Бриллианты! – фыркнула она.
Гидеон никогда раньше не слышал, чтобы женщина таким тоном говорила о бриллиантах. Он снова растерялся.
Уиллоу посадила обезьянку на середину стола и засмеялась, по-детски хлопая в ладоши.
– О, Гидеон, она такая чудесная…
– Чудесная? – хрипло отозвался он.
Уиллоу бросилась в его объятия, уткнувшись лицом в его шею.
– Я люблю тебя! – крикнула она голосом, заглушенным его телом. – О, Гидеон, я так тебя люблю!
Несмотря на облегчение от того, что ей понравился подарок, Гидеон почувствовал отчаяние в ее голосе, словно она боялась, что их каким-то образом разлучат.
Потрясенный такой возможностью, Гидеон отнес жену наверх, в спальню, где их слияние было неистовым и сладостным. Немного погодя, когда она решила, что Гидеон спит, Уиллоу ушла из дома.
Некоторое время Гидеон неподвижно лежал на смятой постели, размышляя. И вдруг до него дошло, что, возможно, Уиллоу так странно ведет себя не потому, что теряет рассудок, а потому, что Стивен Галлахер жив.
ГЛАВА 16
Сердце Уиллоу ушло в пятки, когда длинная тень возле дома превратилась в человека, и она резко вздрогнула.
– Гидеон?
На ущербную луну набежало облако, потом она выплыла снова. В неверном свете Уиллоу увидела знакомый ей кивок.
– Да.
Она украдкой бросила взгляд в сторону сарая, который стоял так далеко, что был почти не виден в темноте. Она уже не могла сказать ему, что ходила туда. Ложь все росла и росла и теперь, достигнув размера рождественского апельсина, застряла в горле.
– Стивен жив, – решился сказать Гидеон, стараясь сохранить бесстрастность в голосе.
Уиллоу разрывалась между ужасом и облегчением.
– Как ты узнал? – сказала она наконец, поежившись от холода и плотнее завернувшись в шаль.
Гидеон схватил ее за руку движением, в котором не было злости, а потом потащил в дом. Там, прежде чем спрашивать, он зажег лампу.
– До сих пор я только строил догадки. Ты очень странно вела себя для переживающей потерю женщины, – наевшись после похорон, когда ни у кого не было аппетита, поехав в тот же день кататься с Дафной, занималась со мной любовью, как будто ты вовсе не страдала от ужасной потери.
Уиллоу вздохнула и села за стол, обхватив голову руками. Она слишком устала, чтобы снова обманывать его, тайна была слишком тяжела для ее плеч – как и предостерегал ее Стивен.
– Ты, должно быть, решил, что я схожу с ума.
– Поначалу да. Этой ночью, когда ты снова покинула нашу постель, я начал размышлять о том дне, когда Тадд привез тела. Помнишь, ты ходила в комнату, где они лежали, посмотреть на них? Ты вскрикнула и упала в обморок.
Уиллоу кивнула.
– Ты расстегнула рубашку Стивена, – я тогда так за тебя волновался, что как-то не подумал об этом, но именно так ты узнала, что Тадд застрелил по ошибке кого-то другого, да?
Уиллоу снова кивнула:
– Рана от томагавка – за несколько дней до того Стивен подрался с Красным Орлом…
– А там раны не было, – догадался Гидеон. – Должно быть, ты и раньше что-то заподозрила, иначе не стала бы смотреть.
У Уиллоу пересохло во рту.
– Я… я взяла его за руку. У Стивена пальцы такие тонкие, а у этого… этого человека они были как обрубки.
Гидеон стоял возле раковины, скрестив руки на груди, с бесстрастным лицом. Когда он заговорил, голос его зазвучал, как шершавая галька:
– Одевайтесь, миссис Маршалл. Мы едем в город. Уиллоу ощутила безудержную тревогу:
– Зачем? Гидеон, сейчас полночь!
– Твой отец считает, что его единственный сын мертв. Мы – особенно ты – скажем ему, что человек, лежащий в могиле, не Стивен.
Не чувствуя своего тела, Уиллоу поднялась со стула и направилась к черной лестнице. Она одевалась очень долго, или ему так показалось.
Позднее, стоя перед дверью дома Девлина, Гидеон громко постучал. Он был холоден и осмотрителен и не сказал Уиллоу ни слова о ее обмане. Почему он не сердится на нее? Почему никоим образом не покажет ей, понял ли он, что она сделала?
Дверь открыл сам Девлин, выглядел он сонным и изможденным. Он успел натянуть брюки, но рубашка была застегнута не на те пуговицы.
Глядя на него в тот миг, пока он пытался как-то осознать, что к нему в полночь заявились гости, Уиллоу вдруг поняла, что пережил ее отец и как он до сих пор страдает. Одно лишь ее слово могло бы избавить его от этой боли.
Девлин слегка подтолкнул ее вперед. Команда была молчаливой, но ослушаться было невозможно.
– Папа, – выпалил Уиллоу, – мне… мне надо тебе кое-что с-сказать.
Девлин пристально посмотрел на дочь, зевнул и провел рукой по густым седеющим волосам. Вдруг он как-то оживился.
– Тогда входите, – рявкнул он, приглашая их в кабинет.
Там он зажег лампы и запер двери, в то время как Гидеон упал в кресло, а Уиллоу стала ходить взад-вперед перед камином.
– Ну? – спросил судья.
Уиллоу бросила взгляд на мужа и поняла, что от него ей помощи не дождаться, сочувствия тоже.
– Этот… этот человек, который там, в могиле, через д-дорогу, это не Стивен, – сказала она.
Девлин весь напрягся, гневно посмотрев на дочь. После минутной гнетущей паузы он остановил ее, схватив за плечи.
– Что? – прохрипел он.
Слезы покатились по щекам Уиллоу.
– Стивен жив, папа, – со стыдом сказала она. Почему она не сказала ему раньше? Почему она не послушалась Дафны и Стивена, которые говорили, что Девлин должен знать?
Из груди Девлина вырвалось хриплое всхлипывание.
– Боже праведный, как…
Уиллоу не могла говорить, а Гидеон, казалось, был не намерен вмешиваться.
– Почему же ты не рассказала мне?
– Я боялась, – с трудом ответила она, потрясенная гневом отца.
– Где он теперь? Он в безопасности?
– Я не знаю, где он, папа. Но с ним все в порядке и… насколько это возможно, он в безопасности.
– Когда ты видела его в последний раз? Уиллоу чувствовала себя так, словно эти двое мужчин поставили какой-то барьер между собой и нею.
Возможно, никто из них больше не будет ни любить, ни доверять ей.
– Он иногда приходит к п-пруду, – призналась она наконец, бросив на Гидеона испуганный взгляд.
– Вот почему ты бродила по ночам, – холодно предположил он.
Уиллоу кивнула.
– Боже праведный! – застонал Девлин. – Мне следовало догадаться!
Уиллоу смотрела на него, ища прощения в его лице.
– Папа, я…
Девлин сделал шаг назад, глядя на нее так, словно она была незнакомкой.
– Уиллоу, я так горевал, – устало изумился он. – Я рыдал, я мучился, я страдал из-за потери сына, из-за того, что я изменил ему…
– Мне казалось, что я делаю то, что нужно, папа! Гидеон презрительно фыркнул и поднялся.
– Все ради Стивена, – сказал он, направляясь к дверям.
Уиллоу испугалась, протянула к нему слабую руку:
– Гидеон…
Он обернулся, смерив ее уничтожающим взглядом, а потом хмуро улыбнулся тестю.
– Оставляю вам вашу дочь, сэр. Да поможет вам Бог, друг мой.
Сказав это, Гидеон ушел, и комната, казалось, закачалась в ответ. Уиллоу в отчаянии посмотрела на отца, уверенная в том, что он тоже отвернется от нее.
– Папа…
Девлин вздохнул и обнял дочь:
– Знаю, милая, знаю.
Гидеон бросил записи, которые вел Митч Крубер, прямо перед Джеком Робертсом, чуть не опрокинув его чашку с кофе.
Мария, опустив глаза, вышла из кухни.
– Посмотрите сами, – прохрипел Гидеон. Робертс просмотрел аккуратные заметки на первой странице первой книги.
– Я верю тебе, – устало сказал он. – По правде говоря, Гид, я слишком выдохся от этих битв с дочерью, чтобы хорошо соображать.
Гидеон вздохнул, налил себе кофе.
– Она все еще притворяется больной? Робертс кивнул.
– Что делать человеку с такой дочерью? – пожаловался он. – Она встречается с проклятым преступником…
– Стивеном Галлахером, – поправил Гидеон, бросив многозначительный взгляд на книги Крубера. – Он не виновен в преступлениях, он просто надоедливый тип, Джек.
– И тем не менее ты поймешь меня, если я скажу, что хотел бы видеть, как его повесят, – вздохнул Джек Робертс. Вид у него был отрешенный, казалось, он состарился за эти дни.
Гидеон хмуро улыбнулся. Может быть, и у него когда-нибудь будет дочь? И если так, он надеется, что ему не придется пережить то, что пережили Джек или Девлин.
– Да, я бы понял. Поедешь со мной в Хелену поговорить с губернатором?
– Мне тут делать нечего, – вздохнул Робертс. – Так что поехали.
Спустя полчаса они уехали.
Дафна откинула одеяло, уставившись на Уиллоу широко раскрытыми глазами.
– Уиллоу, я же тебе говорила! – запричитала она. – Я говорила, Гидеон придет в бешенство!
После того как Гидеон выбежал прошлой ночью из дома, оставив ее на попечение отца, Уиллоу не сомкнула глаз. Теперь, уронив голову, она присела на край кровати Дафны.
– Я знаю, он больше не возьмет меня к себе, – сказала она. – Никогда.
Оставшись наедине с подругой по заговору, Дафна поняла, что ей незачем разыгрывать из себя больную. Она села рядом с Уиллоу и обняла ее за плечи.
– Я тоже виновата. Я возьму на себя часть вины.
– Если ты говоришь о Гидеоне, то это не поможет, – мучила себя Уиллоу. – Я навсегда потеряла его.
– Нет, он тебя простит, как только у него будет время все хорошенько обдумать…
Уиллоу вспомнила, как холодно и бессердечно он прогнал ее, и заплакала.
– Мне придется уехать из Вирджинии-Сити, – всхлипывала она. – О, Дафна, я бы не вынесла этого – жить в этом доме, когда он там…
Дафна сочувственно прижала ее к себе.
– Гидеон любит тебя, Уиллоу. Он не сможет злиться так долго.
Уиллоу вспомнила нежный, смущенный взгляд Гидеона, когда он дарил ей заводную обезьянку прошлой ночью, и почувствовала себя брошенной. Ей не верилось, что тот же самый человек ушел от нее, даже не оглянувшись.
– Он был так спокоен, Дафна, так холоден. Я отдала бы что угодно, только бы он кричал и ругался, вместо того чтобы уйти вот так!
Дафна вздохнула:
– Вы друг друга стоите. И по правде говоря, мы такую кашу заварили.
Уиллоу кивнула, и обе женщины вместе расплакались, потому что одна любила не того мужчину, а другая лишилась того, которого любила.
Пойти на спектакль в сопровождении Захария было идеей Дафны; Уиллоу просто пошла вместе с ними, потому что ей нужно было отвлечься от путавшихся мыслей. Постановка «Ричарда III» была просто пыткой, так как актеры передвижного театра испортили всю пьесу.
Уиллоу шепотом извинилась перед Дафной и Захарием и ушла после первого акта, задержавшись перед внушительным зданием театра, глубоко дыша И думая, где в этот момент может быть Гидеон. Вернулся ли он на ранчо? Был ли он с какой-нибудь женщиной?
Она слегка ссутулилась. При своей любви к занятиям любовью Гидеон скоро найдет себе кого-нибудь еще. А что будет с самой Уиллоу? Сможет ли она полюбить другого мужчину так, как любила Гидеона, или до конца жизни ей придется сгорать от неутоленного желания?
– Уиллоу!
Она почувствовала, как кто-то легко коснулся ее локтя, и, обернувшись, увидела стоявшего позади Захария в безукоризненном щегольском костюме и со шляпой в руках.
– Ты в порядке? – спросил он. Уиллоу угрюмо кивнула:
– Пожалуйста, возвращайся и досмотри пьесу до конца. Я сама доберусь домой.
– Даже не думай об этом, – мягко возразил свояк. – Если я приглашаю женщину куда-нибудь, я обязательно провожаю ее домой.
Уиллоу уловила намек на тот вечер танцев, когда она бросила Захария, ничего не объяснив.
– В таком случае, – резко ответила она, – ты, разумеется, не собираешься покинуть Дафну – ведь ее некому проводить домой.
Захарий скрыл раздражение, хотя и недостаточно искусно.
– Я вернусь за ней, – предложил он.
Уиллоу устала препираться с ним, ей хотелось поскорее вернуться в дом отца, где ее ждала Мария. Сейчас присутствие экономки было для нее огромным утешением, когда она то бранила ее, то баловала.
– Обещаешь? – спросила она.
– Конечно. Вопреки тому, что мой братец, вероятно, наговорил тебе, я джентльмен.
– Я очень в этом сомневаюсь, Захарий. Но я хочу пойти домой, а так как ты не позволишь мне идти одной, что надо заметить, я проделывала тысячи раз, я доверяю тебе отвезти меня прямо домой к отцу.
Он усмехнулся, положил руку на талию Уиллоу и подтолкнул ее к коляске, которую взял напрокат. Сиденье взвизгнуло, когда Захарий уселся рядом и взял вожжи, а ей вспомнилась другая коляска и другая ночь. Ее лицо вспыхнуло в темноте.
Перед домом судьи, который выглядел совсем опустевшим, Захарий так быстро отступился от своих изящных манер, что Уиллоу не успела приготовиться. Левой рукой он взял ее за подбородок, а губы приблизил к ее губам.
Уиллоу ощутила приступ слабости и ярости; она отчаянно пыталась освободиться из рук Захария. Он был, конечно же, намного сильнее, и, не прерывая поцелуя, прижал ее к сиденью коляски.
Уиллоу сопротивлялась, но Захарий проник языком в ее рот, на территорию, принадлежавшую одному лишь Гидеону. Она сильно прикусила его и почувствовала кровь.
Ругаясь и отплевываясь, Захарий наконец отодвинулся, но руки его по-прежнему крепко прижимали Уиллоу к пыльному кожаному сиденью. Она попыталась набрать побольше воздуха и закричать, когда он бесстыдно накрыл ладонями ее грудь.
– Ты маленькая негодница, – прохрипел он, – миленькая маленькая дикая негодница…
Наконец Уиллоу удалось крикнуть, хотя звук получился высоким и писклявым, который едва ли могли услышать за стенами отцовского дома.
Захарий затрясся, поднял руку и так сильно ударил Уиллоу, что она снова ощутила привкус крови. Но на этот раз кровь была ее. Она плюнула в него, а он раздвинул ее колени, борясь с ней, когда она стала дико извиваться, пытаясь освободиться. Страх придал ей сил. Она подняла колено, сильно ударив Захария в пах.
Он застонал и схватился за ушибленное место, а Уиллоу, воспользовавшись моментом, изо всей силы пнула его. Ругаясь и молотя руками, он упал на землю рядом с коляской.
Даже если бы она могла надеяться на помощь из дома, что было крайне сомнительно, так как Девлин был, вероятно, у Дав, а отец Дафны уехал с Гидеоном, Уиллоу не решилась мешкать, выясняя это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25