Он мастерски передразнивал актера, играющего роль галантного любезника. Подняв голову, Том с удовольствием взглянул в ее веселое лицо и, вместо того чтобы выпрямиться, рухнул на колени.
— Какую бы реплику заготовил для честного негодяя мистер Уэгстэфф? — прошептал он и обхватил ее лицо ладонями. — Довольно, сударыня, комедия окончена. Разделите со мной ложе, и пусть эта ночь покажется нам короткой!
Его руки блуждали по груди Кэтрин, губы накрыли ее рот, вероятно, для того, чтобы заглушить возможный протест. Как бы там ни было, она с трудом заставила себя отстраниться — похоже, ее телу и губам его ласки были неизъяснимо сладостны. Кэтрин отвела в сторону его руки и увернулась от горячих губ.
— Стыдитесь, сэр! Мне казалось, в Лондоне я вполне ясно растолковала вам, что готова играть роль вашей жены, однако не собираюсь заменять ее в постели!
— Это вам должно быть стыдно, сударыня! Зачем «вы утверждаете, что добродетельны, хоть это не так», как написал когда-то славный Уилл? Всем известно, что целомудрие актрисы — давно разбитый горшок, который не склеишь.
— Ко мне это не относится! — воскликнула Кэтрин, вскочила и бросилась к двери. — Только прикоснитесь ко мне, и я вернусь в Лондон первым же пакетботом.
Ее угроза не подействовала — как самый заправский негодяй, Том расхохотался ей в лицо.
— Неужели, сударыня, вы предпочтете сбежать и предадите вашего брата в руки палача? О нет, не сделаешь ты это! — заговорил он зычным актерским голосом, открыто издеваясь над Кэтрин. Однако посягательств на ее честь не возобновил, вместо этого заметив: — Вы — редчайшая жемчужина среди женщин, если сохранили девственность! Поскольку подобная редкость никогда не встречалась на моем пути, надо думать, Том Тренчард просто не угодил вам. Ничего, сударыня, говорят, капля камень точит, а я человек терпеливый.
В жестоком мире театра, где многие актрисы предпочитали торговать своим, телом, чтобы не бедствовать, ей было очень нелегко сохранить целомудрие. Тем не менее она часто мечтала о любви, мечтала о добром, нежном возлюбленном, вовсе не похожем на Тома Тренчарда. Напротив — Том олицетворял все, что Кэтрин презирала в придворных кавалерах, заполонивших Лондон со дня Реставрации.
С этими мыслями она и отправилась спать.
Утро встретило их холодным дождем. Небо было серым, и, стараясь преодолеть уныние, Том сказал за завтраком:
— Хорошо, что мы сегодня проведем наши переговоры в экипаже. Нам даже не придется мокнуть — я велел подогнать карету во двор. Хозяин уверен, что мы хотим прокатиться.
Он снова приоделся в черный бархатный костюм. Следуя его приказу, Кэтрин тоже надела одно из своих лучших платьев, темно-синее с серебряной отделкой. Джорди оставили в трактире.
— Охраняй наши комнаты, — велел ему Том, когда они остались одни. — Ничего ценного или компрометирующего нас там нет, но стоит узнать, не интересуется ли кто-нибудь нами.
Слуга кисло кивнул. Вид у него был недовольный, но Том знал: на него можно положиться во всем. Джорди умел хранить доверенные ему тайны и исполнять приказы хозяина, правда, иногда с некоторым ворчанием, но неизменно точно.
Карета достигла места, где от дороги ответвлялась дорожка, ведущая к дому Уильяма Грэма, однако они никого не увидели. Том попросил кучера остановиться на несколько минут, чтобы насладиться прекрасным видом. Кругом были лишь поля и огороды, но кучер, вероятно привыкший к причудам богатых англичан, не выразил удивления. Том и Кэтрин вышли. Дождь прекратился, так что они прошлись немного, громко восхищаясь каналом, и вскоре заметили бегущего к ним Грэма.
В руках у него был узелок, а усталое лицо казалось мертвенно-бледным. К счастью, кучер уже не мог их увидеть, так как дорога резко сворачивала влево.
— Слава Богу, вы здесь! — выдохнул Грэм. — Кто-то подослал ко мне еще одного убийцу… Надо было уехать с вами еще вчера! Я не спал всю ночь, опасаясь нового нападения, — и мерзавец явился под утро. Мне пришлось задержаться, чтобы избавиться от него. Карета с вами?
— За поворотом, — Том махнул рукой, указывая, где именно.
Кэтрин вдруг почувствовала, что ее обуревает безудержный, беспричинный смех. На мгновение ей представилось, как узкий канал заполняется трупами наемных убийц, и почему-то это показалось ей страшно смешным. Том позднее объяснил ей, что потрясение в сочетании с подавляемым страхом частенько производит подобный эффект. Он добавил, что древние греки называли это «истерией», и Кэтрин удивилась, что он обладает столь глубокими познаниями.
— Ну, наконец-то! — сказал Грэм, когда они уселись в карету. — Отвезите меня в Антверпен, будьте так любезны. В шумном городе мы ни у кого не будем вызывать подозрений, не то что здесь!
— Я тоже полагаю, — ответил Том Тренчард, простодушный и честный плут, — что в Антверпене проще затеряться, чем в этой глуши.
— Я был уверен, что тут я в большей безопасности, однако ошибался. Какой-то предатель донес на меня, и мне снова придется скрыться.
Он умолк, явно не желая продолжать разговор, а ведь они встретились специально, чтобы он мог переговорить с ними с глазу на глаз.
Карета достигла окраины города, и Том мягко поинтересовался:
— Мистер Грэм, позвольте узнать, что вы надумали относительно дела, о котором мы беседовали вчера?
— Да-да, простите меня. Впрочем, настоящего разговора у нас все равно не получится. Я вам ничего не скажу, пока у меня в руках не будет королевского указа с дарованным мне прощением.
И Том, и Кэтрин поняли, что два покушения на жизнь Грэма не просто напугали его, но и сделали весьма несговорчивым.
— Прикажите кучеру высадить меня на главной площади, оттуда я знаю дорогу. Свяжусь с вами, когда буду готов к новому разговору.
— Никак иначе? — спросил Том.
— Вот именно. Попросите ваших хозяев в Англии выслать указ с письменным обещанием прощения. Мы поговорим снова не раньше, чем вы получите письмо. Я понимаю, на это уйдет немало времени, так что увидимся мы не скоро.
— А как мне с вами связаться? — спросил Том. Нельзя сказать, что все сложилось удачно, однако в таких делах редко выходит по задуманному.
Грэм улыбнулся:
— Поговорите с Амосом Шоотером — он станет нашим посредником. Ему вполне можно доверять.
— Доверять Амосу Шоотеру! — в сердцах воскликнул Том, когда они высадили Грэма на ратушной площади и расплатились с кучером. — Да я уж скорее доверюсь самому дьяволу! Но другого связного у нас нет, так что ничего не поделаешь.
Он молчал, пока они не вернулись в трактир, где Джорди поджидал их с холодными закусками.
— За работу, жена, — приказал Том, подкрепившись сочной голландской ветчиной. — Надо написать и зашифровать письмо с изложением требований Грэма. Твой почерк лучше, чем у меня.
Он обнаружил это накануне, когда они скрашивали скуку, разучивая данный им шифр. Почерк Кэтрин был четким и разборчивым, как у настоящего писца, а разобрать нацарапанные рукой Тома летящие строчки с замысловатыми завитушками было делом нелегким.
Увидев, что она принялась за дело, Том оставил ее и присоединился к Джорди в буфетной.
Кэтрин написала письмо довольно быстро, однако у нее ушло немало времени на то, чтобы зашифровать его. Старательная, как всегда, девушка перечитала письмо и наконец подписала его присвоенным ей в Лондоне именем нимфы из греческой мифологии. Затем ей пришло в голову, что Том вернется еще не скоро, а потому она достала из своего сундучка несколько листов бумаги и начала писать.
Про себя она то и дело посмеивалась, представляя, как удивился бы Том, если бы прочитал строчки, выходящие из-под ее пера.
Да, Кэтрин не лгала, говоря Тому, что не виделась с Уиллом Уэгстэффом, который совсем недавно с ходу ворвался на театральное пристанище Лондона. Беттертон объявил, что скоро поставит новую пьесу Уэгстэффа «Хвастун, или Простак женится», и зрители ожидали ее с огромным нетерпением. Никто, кроме Беттертона, не знал, что Уилл Уэгстэфф никакой не мужчина, а молодая актриса, с блеском сыгравшая главную роль в пьесе «Хвастун, или Влюбленный Простак».
Вручая Беттертону рукопись своей первой пьесы «Последняя шутка любви», Кэтрин объяснила, что автор — один из ее друзей. Она опасалась, что Беттертон не воспримет всерьез тот факт, что она, всего-навсего женщина, написала столь остроумное произведение. Прочитав, он не скупился на похвалы, но добавил, что по крайней мере две сцены надо немного переделать, приведя их в соответствие с талантами актеров, которые будут заняты в постановке.
— Я буду рад встретиться с мистером Уэгстэффом, — закончил он. — Насколько я понимаю, он пишет под псевдонимом.
— Так оно и есть, — с беспокойством протянула Кэтрин. Ей было страшно даже подумать, что когда-нибудь придется сказать правду, но вот решающий момент пришел, и отступать уже поздно. — Уэгстэфф — не мужчина, — выпалила она. — Ох, мистер Беттертон, простите меня, но это я написала «Последнюю шутку любви», честное слово!
Сначала он ей не поверил, а потом очень расстроился, поняв, что автор — женщина.
— Зрителям это вряд ли придется по вкусу, — объяснил он. — А мы не так богаты, чтобы рисковать сборами.
Выход из этого сложного положения нашла Кэтрин.
— А надо ли вообще упоминать, — поинтересовалась она, — что автор — женщина? Я назвалась Уэгстэффом, так пусть это имя и остается на афишах. Управляющему вы можете сказать, что автор — писатель, ведущий уединенный образ жизни, а потому он желает скрыть свое подлинное имя.
— Отличная мысль! — обрадовался Беттертон. — Твоя пьеса до того хороша, что я не могу упустить такой шанс. Ты интуитивно чувствуешь, какие повороты сюжета и реплики будут иметь успех у зрителей, — наверное, потому, что ты сама актриса. Беда в том, что в пьесе слишком откровенно обсуждаются отношения мужчины и женщины, и твоя репутация погибнет, если станет известно, кто ее написал. Нет-нет, ты для меня — мистер Уилл Уэгстэфф, и никак иначе.
Разумеется, меньше всего на свете Кэтрин хотела, чтобы Том узнал, кто такой Уилл Уэгстэфф на самом деле. Посему продолжать работу над новой пьесой в Антверпене было небезопасно, но, как нарочно, события последних дней вызвали у Кэтрин настоящий приступ вдохновения. Новые сцены, новые шутки и новые повороты сюжета приходили ей в голову так быстро, что она едва успевала их записывать.
Вздохнув, так как на лестнице послышались шаги, Кэтрин спрятала рукопись и скромно уселась у стола. Когда Том и Джорди вошли в комнату, она перечитывала письмо, которое, судя по всему, только что дописала.
— Ну что, сударыня, закончили вы это кропотливое дело?
— Да, как и положено прилежной жене, — сладким голоском ответила Кэтрин, и Джорди одобрительно кивнул. Вот женщина, которая знает свое место!
Том быстро прочитал письмо, почти не шевеля губами, и Кэтрин в очередной раз решила: нельзя верить ни единому слову из того, что он рассказывал о себе. Только люди, получившие отличное образование, могли читать про себя.
— Превосходно, — сказал он. — Просто и ясно. У нас мало времени — я сегодня же отправлюсь на пристань, откуда должен отойти английский пакетбот. Джорди останется с тобой и будет тебя охранять. Можешь упомянуть в разговоре с хозяйкой, что я уехал по торговым делам, — так добрая фламандка убедится, что мы — люди порядочные.
Внезапно Кэтрин стало страшно за него. Она удивилась: ведь никакой опасности не было!
— А надолго ты уезжаешь? Том будто прочитал ее мысли.
— Не бойся, моя хорошая. Со мной ничего не случится — я же не Грэм, который ни разу не нюхал пороха. — Он пристегнул шпагу, а Джорди зарядил и подал хозяину седельный пистолет. — Если я вдруг не вернусь через два дня, вы с Джорди должны продолжить наше дело без меня, и молитесь, чтобы я вернулся лучше поздно, чем никогда. Я оставил Джорди достаточно денег, так что голодать вам не придется. Следуй за Грэмом, не упуская его из виду, и не забудь об Амосе Шоотере. Вот видишь, милая, я тебе верю. И вот тебе на прощанье.
Не успела Кэтрин остановить его, как он обнял ее и крепко поцеловал.
— Скучай по мне хоть чуть-чуть, малышка, — попросил он, — а ты, Джорди, присматривай за ней хорошенько.
В комнате сразу стало тихо и пусто после его ухода. За то недолгое время, что они провели вместе, Кэтрин привыкла к нему, к его насмешкам, к его неожиданной нежности и — признайся же, Кэтрин! — к чувству безопасности, которое дарило ей одно его присутствие.
Джорди нарушил непривычное молчание:
— Не волнуйтесь, хозяйка. Он вернется — не родился еще подлец, способный убить моего хозяина. Он и против троих выстоит!
От такого утешения Кэтрин расхохоталась, и смех ее смешался со слезами.
— Ах, Джорди, и почему ты не поехал с ним?! Мне было бы спокойнее.
— Хозяин ни в жизнь бы не согласился! Да, он доверяет вам, как и мне, но ни за что на свете не оставил бы свою овечку среди волков, которые чуть не прикончили Грэма.
Кэтрин легла спать, как всегда одна, размышляя о том, что без Тома Тренчарда жизнь кажется тоскливой и лишенной всякого смысла.
Глава шестая
— Миссис Тренчард, не так ли? Стараясь скрасить ожидание и немного развлечься — Том отсутствовал уже второй день, — Кэтрин отправилась на рынок. Утратив статус одного из богатейших европейских портов, Антверпен тем не менее по-прежнему вел оживленную торговлю. Кэтрин с восхищением рассматривала брюссельские кружева изумительной работы, когда ее окликнула Изабель Шоотер.
— Добрый день, сударыня! — с улыбкой ответила Кэтрин. — Я очень рада снова видеть вас.
Миссис Шоотер окинула Кэтрин внимательным взглядом.
— Вижу, вы сегодня одна, без мужа. Такое замечание явно требовало объяснения, и Кэтрин не заставила себя ждать:
— Да, он уехал по делам, но, я надеюсь, скоро вернется. Пока что, как видите, меня сопровождает Джорди, наш слуга.
Верный себе, Джорди угрюмо уставился на Изабель Шоотер.
Изабель снова заговорила:
— Муж сегодня утром сказал, что неплохо бы пригласить вас и капитана Тренчарда поужинать с нами как-нибудь вечером. Ему хочется поговорить о добрых старых временах, о днях своей юности. Я как раз шла в трактир, где вы остановились, — и как удачно, что мы встретились! Амос упоминал завтрашний вечер — к нему приезжает друг, с которым он хотел бы познакомить капитана Тренчарда. Может быть, завтра утром вы дадите мне знать, приехал ли ваш муж?
Капитан Тренчард… Вот, значит, как… Чего же еще следует ожидать? Том говорил, что не один год провел на военной службе, но ни разу не упоминал о своем капитанском чине. Она была уверена, что он умалчивал не только об этом. Похоже, слежка и разнюхивание чужих секретов входят у нее в привычку; оставалось надеяться, что Том не займется тем же самым.
— Разумеется, мадам. Я уверена, что Том, как и я, будет рад возможности провести вечер в вашей семье.
— Отлично, миссис Тренчард, тогда мы обо всем договорились! — улыбнулась Изабель. — Как я понимаю, вы впервые в Антверпене. Если пожелаете, я с удовольствием покажу вам город. Сейчас мы находимся недалеко от собора Нотр-Дам — он не только самый большой во Фландрии, но и самый высокий. Росписи в соборе делал Петер Пауль Рубенс, и обычно приезжие не упускают возможности полюбоваться ими!
— Я буду вам очень благодарна, — искренне ответила Кэтрин.
Целый час прошел в болтовне о разных пустяках. Они уже возвращались из собора, когда случайно оброненные слова Изабель Шоотер заставили Кэтрин призадуматься.
— Я бы рада поболтать с вами подольше, милочка, но Амос попросил меня отправить несколько писем в Англию его родным, и я должна поторопиться на почту.
— Выходит, несмотря на войну, с Англией существует почтовое сообщение? — спросила Кэтрин непринужденным тоном.
— Ну, конечно же! Благополучие нашей страны зиждется на торговле, а какая торговля без переписки? Кстати, если вы решите задержаться в Антверпене, вам, наверное, захочется послать весточку семье. Я покажу вам, где почта.
Кэтрин благодарила Изабель за такую любезность, а в ушах у нее звучали обращенные к ней и Джорди слова Тома о том, что ему придется разыскивать отплывающий в Англию пакетбот и уговаривать капитана взять письмо. Либо он не знал о регулярном почтовом сообщении между двумя странами, либо намеренно солгал ей, а сам поехал по какому-то тайному делу, оставив письмо на почте. Попрощавшись с Изабель под заверения во взаимной дружбе, Кэтрин обернулась к Джорди и грозно вопросила:
— Джорди, скажи на милость, где сейчас твой хозяин?
Джорди пожал плечами.
— Он сказал, что повез куда-то письмо, — больше я ничего не знаю. — Джорди отвел глаза в сторону и ворчливо добавил: — Он мне никогда ничего не рассказывает, вот и сейчас велел лишь присматривать за вами.
Кэтрин поняла, что расспрашивать бесполезно, по крайней мере пока. Когда Том вернется в Антверпен — вернее, если он вернется, — надо будет первым делом выяснить, что за игру он затеял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18