Эрин обернулась и удивленно посмотрела ему в глаза.— Что это значит?— Спросите у своего отца.— Отец далеко, с ним непросто связаться. А вы тут, рядом. Поэтому я предпочла бы услышать ответ от вас.— Если я отвечу, — сказал Коул, — вам в голову тотчас же придет тысяча других вопросов и вы будете во всем сомневаться. Если же услышите ответ от собственного отца, то сразу же поверите его словам. А это сбережет вам массу времени.— Я сберегу куда больше времени, сейчас же услышав ответ от вас.— Кто бы ни владел месторождением «Спящая собака», он всегда будет движущейся мишенью, — без обиняков сказал Хоул. — В данном случае я имею в виду вас.— Но — почему?!— Цветной алмаз — огромная редкость. У Конмина нет в загашниках ничего подобного.— Ну так и?..— Если существует шахта, где добывают подобные алмазы, Конмин во что бы то ни стало попытается взять ее под свой контроль. Иначе будет подорвана его монополия на рынке драгоценных камней. А монополия — это власть. В настоящее время у Конмина достаточно сильное влияние, чтобы картель мог на равных разговаривать с крупными мировыми державами, будучи при этом в состоянии на корню покупать страны третьего мира. А шахты «Спящая собака» как раз угрожают подорвать власть Конмина, — бесстрастным голосом продолжал Ко-ул. — В свою очередь, это означает, что существует угроза интересам многих государств, связанных с Алмазным тигром. Стоит кому-то сесть на этого тигра, как вступает в силу главное правило: выжить любой ценой. Конмин сидит на спине тигра уже более сотни лет.Эрин смотрела на переливающиеся всеми цветами радуги камни.— Судя по вашим словам, мое наследство не подарок судьбы, а скорее проклятие?— Так оно и есть. — Коул посмотрел на часы. — Позвоните отцу. Наверное, первое, что он захочет сделать, это оценить алмазы. Постарайтесь обратиться к ювелиру, не связанному с Конмином. В противном случае проку от такой оценки будет мало, зато возникнут проблемы. Могу сообщить имя надежного специалиста. Правда, вашего отца это может навести на мысль, что существует некий сговор.— Должно быть, вы хорошо знаете моего отца?— В глаза его не видел. Но знаю других людей вроде него. Я, например, в сущности такой же, как и он.— Тоже из ЦРУ?!— Тоже из тех, кто выжил.Когда Коул поднял глаза от циферблата часов, Эрин внутренне похолодела. В его глазах читалось напряжение. Он смотрел на нее так же внимательно, как она смотрела в видоискатель в поисках соответствующего ракурса. В этот момент ничего и никого, кроме Эрин, для Коула Блэкберна не существовало. Оказаться в центре столь пристального внимания было для Эрин и жутко, и волнующе.— Вы не терпите, когда вам приказывают, — мягко сказал Коул. — И сами, судя по всему, не склонны приказывать другим. Но дело в том, что мне известны ставки в этой игре, а вы пока еще их не представляете. Чтобы вы могли держать в руках эти алмазы, уже погибли как минимум двое. Надеюсь, вы не намерены не повиноваться лишь затем, чтобы потешить собственное самолюбие. Если я в чем-то окажусь неправ, то сам я выживу. А вы — нет. Но у вас есть выбор. Положитесь на своего отца, на меня и молите Бога, чтобы у соседа за стенкой не было пистолета в одной руке и исправленного в его пользу завещания Сумасшедшего Эйба — в другой.— Непременно подумаю об этом.— Да, пожалуйста, Эрин Шейн Уиндзор. Подумайте хорошенько. А пока будете думать, вспоминайте иногда ваш снимок, где восходит солнце и лежит среди льда замерзший гусенок.На мгновение Эрин припомнила, как набрела в час восхода солнца на великолепную сцену: крошечные гусята лежали под искрящимися арктическими льдинами. Когда эти синие существа силились выбраться из-под глыб, Эрин плакала навзрыд. Но прежде, чем слезы высохли у нее на щеках, она схватила камеру и сняла эпизод, исполненный неподдельной правды жизни, изумительно подсвеченный лучами восходившего солнца и ничего общего не имеющий с миром цивилизации.— Жизнь всегда связана со смертью, и наоборот. — не спуская глаз с Эрин, сказал Коул. — И всякий, кто, так же как и вы, хорошо это понимает, в состоянии сам определить, на сколько может потянуть алмазный рудник, пусть даже и несуществующий. Даже и призрачный, он может оказаться ценой в чью-то жизнь. Как только вы поймете эту нехитрую истину, то с радостью продадите все полученное наследство кому-нибудь более опытному.— Вроде вас, да?— Да.— И сколько же вы соблаговолите мне выплатить за алмазный рудник, который, по вашим словам, может вовсе и не существовать?— Больше, чем вы сможете потратить. Хотя меньше, чем стоит ваша жизнь. — Коул направился кдве-ри. — Я позвоню в конце недели, — сказал он, выходя. — Если захотите связаться со мной раньше срока, позвоните в «Блэк Уинг». Номер я записал на коробке, где лежали все бумаги.Дверь за ним закрылась. Эрин осталась наедине с горстью алмазов.Несколько секунд она оставалась недвижимой, разглядывая лежавшие на ладони камни и наблюдая за их загадочной поверхностью, вбиравшей и преломлявшей лучи света. Казалось, камни втягивали в себя свет. Подобного никогда прежде ей не доводилось видеть.Из любопытства она коснулась зеленого камня языком. Алмаз был холодным, чуточку солоноватым, удивительно чистым. Она лизнула свою руку, чтобы почувствовать разницу: рука была не такой соленой. Лизнула прозрачный алмаз: вообще безвкусный.Внезапно она подумала, что Коул Блэкберн не раз касался зеленого алмаза, держал его в руке, перекатывал между пальцами, наблюдая за тем, как внутри камня играет свет. Неожиданно она сообразила, что соленый вкус — это вкус его кожи. Эрин даже испугалась, когда поняла, что больше всего хочет еще раз почувствовать вкус этого зеленого камня. Почувствовать на своих губах вкус Коула.Эрин поспешно засунула камни в выцветший бархатный мешочек. Затем схватила первую страницу со стихами и принялась сосредоточенно вчитываться, пытаясь найти хоть какой-то ключ к разгадке. Внимательное прочтение ничего не дало. Тогда она начала просматривать одну за другой все записи, заставляя себя не спешить и читать медленно и вдумчиво. Не отдавая себе в том отчета, читая, она медленно покачала головой. Сущая белиберда… Хотя в стихах несколько раз упоминались алмазы, хотя в них речь шла о пьянках, мочеиспускании и постоянных занятиях любовью, смысл их был недоступен. Об алмазном руднике вообще не упоминалось ни разу.Ругнув старого дурака, Эрин собрала листки и сложила их в жестянку, после чего вновь взяла в руки завещание. Прочитав весь текст и загадочные предупреждения Эйба, Эрин не почувствовала облегчения. Как не принесло ей облегчения и общение с Коулом.
«Кто бы ни владел шахтами „Спящая собака“, он всегда будет движущейся мишенью…» « — Судя по вашим словам, мое наследство — не подарок судьбы, а скорее проклятие? — Так оно и есть… положитесь на своего отца, на меня и молите Бога, чтобы у соседа за стенкой не было пистолета в одной руке и исправленного в его пользу завещания Сумасшедшего Эйба — в другой».
Слова Коула и ее собственный ответ накрепко засели в памяти Эрин. В тишине комнаты она вновь и вновь прокручивала услышанное. Тайны — это как раз то, без чего ее отец не мыслил себе жизни. Он жил в таком измерении, где всякое действие разлагалось на составляющие, подвергалось тщательному анализу, исследовалось чуть ли не под микроскопом, а результаты взвешивались на высочайшем государственном уровне. В том измерении всякий человек имел не одну, а несколько теней, а имена людей менялись чаще парижских мод. В том измерении если чему-то до конца верили, то лишь предательству. Это и был мир ее отца. Мир ее брата Фила. Мир ее несостоявшегося жениха.Эрин резко тряхнула головой, и длинные пряди волос упали ей на лицо. Машинально отбросив их, она как бы избавилась и от воспоминаний, оказавшихся сейчас совершенно лишними. Да, в мире существуют предательство и вероломство. Эрин принимала все это как непреложную данность. Но она не желала иметь дела ни с тем, ни с другим.Семь лет назад она сделалась жертвой необъявленной войны. Теперь она уже не была ничьей жертвой. Она усвоила старинную и современную технику защиты собственного тела. Научилась охранять свой внутренний мир, открыв для себя иные миры, в существование которых было трудно поверить, где лед был живым и горные вершины излучали свет, где радостные люди готовы были поделиться с голодным незнакомцем последним куском хлеба. Там, конечно, существовала и смерть, однако она была вполне естественным продолжением жизни, а вовсе не результатом дикого произвола или столкновения политических сил.Может, есть на свете и такое место, где мучившее Эрин беспокойство исчезнет, где она сможет опять доверять мужчинам.Если она никогда не сможет верить всем мужчинам, то, может быть, поверит хоть одному из них…— Непростой вопрос? — спросила себя тихо Эрин. — В одиночку ты едва ли сумеешь на него ответить. Ведь важно будущее, а вовсе не прошлое.Она взяла телефонную трубку и внезапно ощутила контраст между исключительно гладкой искусственной поверхностью и живой и очень чувствительной ладонью, контраст холода и тепла. Эрин уже не раз обращала внимание на то, что так называемая цивилизация упорно выравнивает и сглаживает все природные и любые другие шероховатости, стремясь к ложному совершенству, как называла это девушка. Ведь под внешним лоском таятся неизвестные силы, только и ожидающие появления малейшей трещинки: обнаружив ее, эти силы незамедлительно вырываются наружу. Первобытный мир построен по иному принципу: под шершавостью скрываются светлые чувства. Но у первобытного мира и цивилизации есть одно общее: всех слабаков, неудачников и глупцов поджидает неминуемая смерть.Но всегда и всюду теплится жизнь, и под толщей льда пылает огонь.Эрин набрала номер, всегда один и тот же, независимо от того, где в данный момент находился ее отец. Когда ей ответили, она раздельно, четко и спокойно произнесла в трубку несколько слов и положила ее на рычаг.Затем села на постель и уставилась на алмазы. Они могли быть настоящими, а могли оказаться и стекляшками. Она ждала, когда же биппер известит Мэтью Уиндзора о том, что ему звонила дочь. Глава 7 Просто так, от нечего делать люди не приходят к кому-нибудь и не вручают по миллиону на блюдечке с голубой каемкой. По крайней мере в жизни так не бывает. Даже в хваленом «Беверли Уилшир отеле». Держу пари, что в следующий раз этот парень Блэкберн позвонит и сообщит, что готов продать тебе карту с координатами алмазного месторождения.Эрин смотрела на трубку телефона, только что положенную ею на рычаг. Спокойный голос Мэтью Уиндзора все еще звучал у нее в ушах. Слова отца вызвали у Эрин приступ раздражения. В пользу того, что камни настоящие, говорил и такой довод: ведь Блэкберн был не привидением, а настоящим человеком из плоти и крови.И даже слишком настоящим.Выругавшись сквозь зубы, Эрин отвернулась от телефона. Ее отец все-таки согласился, какой выразился, «провентилировать вопрос по своим каналам». Для пущего спокойствия Эрин. Если — и как только — он сумеет обнаружить что-нибудь интересное, то непременно позвонит. Она не спорила. Ее отец, старший офицер Центрального разведывательного управления, мог пользоваться едва ли не самым полным банком данных, которым располагало правительство.Минут через двадцать телефон зазвонил. Эрин сняла трубку, и Уиндзор поспешно заговорил, глотая окончания слов:— Опиши внешность Коула Блэкберна.— Крупного телосложения… — начала припоминать Эрин, стараясь наскоро рассовать впечатления по полочкам. — Пожалуй, даже мощнее Фила. Хотя не толстый. Целеустремленный. Белый. Говорит с американским акцентом. Можно сказать, интеллектуал. Уверен в себе. Отлично двигается. Волосы черные. Глаза серые. Хорошо очерченный рот. Кривая улыбка. На левой челюсти едва различимый шрам. Рубцы от ран на руках. Между прочим, у него очень большие ладони. Пальцы длинные. Кольца не носит. Одевается добротно, но не модно. Ничего примечательного во внешности. Думаю, что врагу этого человека не поздоровится, если у него есть враги. Уиндзор крякнул.— Ты весьма наблюдательна. Я как будто его увидел своими глазами.— Ты забываешь, я ведь фотограф. Зарабатываю на жизнь тем, что внимательно смотрю вокруг. — Эрин замолчала, в трубке было тихо. — Что это за человек, отец? Какой-нибудь мошенник?— По телефону я не могу об этом говорить, детка.Эрин почувствовала раздражение. Отчасти его причина коренилась в том, что она оказалась в мире, которого избегала целых семь лет, но в основном причина ее гнева осталась с отдаленных времен, когда Эрин пыталась разузнать хоть что-то о загадочном мире шпионажа, в котором жил ее отец, но ей это не удалось.— Этот Блэкберн предъявил тебе хоть какое-нибудь удостоверение?— Нет, просто сам явился. Ему и тому, что он говорит, я могу верить?— Детка, сейчас не время…— Я спрашиваю тебя: да или нет?! — оборвала его Эрин. — Одно слово!— Видишь ли, все далеко не так просто, не так однозначно. Завтра я прилечу в Лос-Анджелес. Тогда и поговорим.Эрин подозрительно покосилась на телефон.— Ты прибудешь в Лос-Анджелес?!— А почему это тебя удивляет? Я ведь почти год не видел собственную дочь. — Его голос сделался более жестким. — И чтобы мы с тобой не разминулись, прошу тебя не выходить из номера отеля. Захочешь есть — позвони в ресторан, они принесут. А пока отдыхай. Ты все поняла, детка?— Да, — ответила она, понимая, что отец не хотел, чтобы она выходила из комнаты. — Но мне все это не по душе.— Не скажу, что я и сам в восторге от всего, — без обиняков ответил отец.После небольшой паузы Эрин добавила:— Ладно. Я буду здесь сидеть и никуда не выйду.— В своем номере.— Да, в своем номере, — сжав зубы, произнесла она.Отец удовлетворенно вздохнул.— Спасибо. Это исключительно важно для меня. Я люблю тебя, детка.Прежде чем Эрин успела хоть что-то ответить, он повесил трубку. Уиндзор много раз говорил, что любит ее, но за последние семь лет не слишком часто интересовался, а любит ли его дочь.Она медленно положила трубку и принялась расхаживать по гостиничному номеру: задернула шторы, включила свет. Эрин никак не могла понять, почему это вдруг отцу понадобилось, чтобы его дочь безвылазно торчала в номере. Может, завтра он сам ей об этом расскажет. А может, и нет. Всю свою жизнь он провел в мире кривых зеркал, придуманных для того, чтобы обманывать весь мир. Осмотрительность и осторожность сделались его второй натурой. Ведь не случайно большую часть своей жизни он провел в таких местах, о которых никогда не сможет рассказать своей жене и дочери, и даже сыну, хотя и тот стал кадровым офицером ЦРУ.Эрин понимала, что работа ее отца также необходима. Но его работу она всегда ненавидела, — главным образом за то, что она сделала с интеллигентным, задумчивым, мягким человеком, каким раньше был ее отец. Секретность составляла суть его работы, а там, где господствует тайна, нет места доверию между людьми. А Эрин хотела верить отцу, верить всему миру.Однако если всем подряд верить — можно лоб расшибить. И потом тот, кто всем верит, как правило, умирает страшной смертью. Пока Эрин везло. Но так вряд ли будет всегда. Глава 8 Окна гостиничного номера выходили на запад, и через любое из них можно было видеть, как с наступлением вечера загораются огни витрин, окна домов, рекламы. Лучи заходящего солнца упали на столешницу, и на ней тотчас же вспыхнули тринадцать огоньков. Эрин Уиндзор стояла у стола, облокотившись на свою камеру, и зачарованно разглядывала алмазы. Ее восхищала чистота их цвета. Эффект усиливался, когда Эрин смотрела на алмазы через объектив фотоаппарата. Остаток дня она провела, любуясь загадочным и чарующим блеском, исходившим от драгоценных кристаллов.Она несколько раз пожалела, что не удастся запечатлеть на пленку эту игру света, удивительные цвета и блеск, крошечные радуги, которые можно было различить через увеличительное стекло. Она пыталась по-своему расположить камни, но алмазы, словно живые существа, все делали наперекор ее воле. Как ни старалась Эрин совместить уличный свет и сияние, исходившее от камней, всякий раз получалось так, что либо побеждал заоконный свет, либо же камни, подобно огням, светились в полумраке.— Неужели вы и вправду алмазы?! — со смесью отчаяния и любопытства обратилась к камням Эрин.Солнечный свет изменился, сделавшись более глубоким, густым, золотистым. В его лучах алмазы горели, словно маленький пожар. На мгновение Эрин оторвалась от камеры и застыла, пораженная игрой света и изменившимся обликом алмазов. Это была песнь цвету, которую камни пели молча: песня была нечеловечески прекрасна, сродни прозрачным слезам некоего бога Радуги.Внезапно Эрин стало наплевать, алмазы ли эти камни, или же это цирконий, кварц, что угодно… Она принялась лихорадочно колдовать над камерой, составляя композиции, компонуя камни, и снимала, снимала… Ею владела одна мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Кто бы ни владел шахтами „Спящая собака“, он всегда будет движущейся мишенью…» « — Судя по вашим словам, мое наследство — не подарок судьбы, а скорее проклятие? — Так оно и есть… положитесь на своего отца, на меня и молите Бога, чтобы у соседа за стенкой не было пистолета в одной руке и исправленного в его пользу завещания Сумасшедшего Эйба — в другой».
Слова Коула и ее собственный ответ накрепко засели в памяти Эрин. В тишине комнаты она вновь и вновь прокручивала услышанное. Тайны — это как раз то, без чего ее отец не мыслил себе жизни. Он жил в таком измерении, где всякое действие разлагалось на составляющие, подвергалось тщательному анализу, исследовалось чуть ли не под микроскопом, а результаты взвешивались на высочайшем государственном уровне. В том измерении всякий человек имел не одну, а несколько теней, а имена людей менялись чаще парижских мод. В том измерении если чему-то до конца верили, то лишь предательству. Это и был мир ее отца. Мир ее брата Фила. Мир ее несостоявшегося жениха.Эрин резко тряхнула головой, и длинные пряди волос упали ей на лицо. Машинально отбросив их, она как бы избавилась и от воспоминаний, оказавшихся сейчас совершенно лишними. Да, в мире существуют предательство и вероломство. Эрин принимала все это как непреложную данность. Но она не желала иметь дела ни с тем, ни с другим.Семь лет назад она сделалась жертвой необъявленной войны. Теперь она уже не была ничьей жертвой. Она усвоила старинную и современную технику защиты собственного тела. Научилась охранять свой внутренний мир, открыв для себя иные миры, в существование которых было трудно поверить, где лед был живым и горные вершины излучали свет, где радостные люди готовы были поделиться с голодным незнакомцем последним куском хлеба. Там, конечно, существовала и смерть, однако она была вполне естественным продолжением жизни, а вовсе не результатом дикого произвола или столкновения политических сил.Может, есть на свете и такое место, где мучившее Эрин беспокойство исчезнет, где она сможет опять доверять мужчинам.Если она никогда не сможет верить всем мужчинам, то, может быть, поверит хоть одному из них…— Непростой вопрос? — спросила себя тихо Эрин. — В одиночку ты едва ли сумеешь на него ответить. Ведь важно будущее, а вовсе не прошлое.Она взяла телефонную трубку и внезапно ощутила контраст между исключительно гладкой искусственной поверхностью и живой и очень чувствительной ладонью, контраст холода и тепла. Эрин уже не раз обращала внимание на то, что так называемая цивилизация упорно выравнивает и сглаживает все природные и любые другие шероховатости, стремясь к ложному совершенству, как называла это девушка. Ведь под внешним лоском таятся неизвестные силы, только и ожидающие появления малейшей трещинки: обнаружив ее, эти силы незамедлительно вырываются наружу. Первобытный мир построен по иному принципу: под шершавостью скрываются светлые чувства. Но у первобытного мира и цивилизации есть одно общее: всех слабаков, неудачников и глупцов поджидает неминуемая смерть.Но всегда и всюду теплится жизнь, и под толщей льда пылает огонь.Эрин набрала номер, всегда один и тот же, независимо от того, где в данный момент находился ее отец. Когда ей ответили, она раздельно, четко и спокойно произнесла в трубку несколько слов и положила ее на рычаг.Затем села на постель и уставилась на алмазы. Они могли быть настоящими, а могли оказаться и стекляшками. Она ждала, когда же биппер известит Мэтью Уиндзора о том, что ему звонила дочь. Глава 7 Просто так, от нечего делать люди не приходят к кому-нибудь и не вручают по миллиону на блюдечке с голубой каемкой. По крайней мере в жизни так не бывает. Даже в хваленом «Беверли Уилшир отеле». Держу пари, что в следующий раз этот парень Блэкберн позвонит и сообщит, что готов продать тебе карту с координатами алмазного месторождения.Эрин смотрела на трубку телефона, только что положенную ею на рычаг. Спокойный голос Мэтью Уиндзора все еще звучал у нее в ушах. Слова отца вызвали у Эрин приступ раздражения. В пользу того, что камни настоящие, говорил и такой довод: ведь Блэкберн был не привидением, а настоящим человеком из плоти и крови.И даже слишком настоящим.Выругавшись сквозь зубы, Эрин отвернулась от телефона. Ее отец все-таки согласился, какой выразился, «провентилировать вопрос по своим каналам». Для пущего спокойствия Эрин. Если — и как только — он сумеет обнаружить что-нибудь интересное, то непременно позвонит. Она не спорила. Ее отец, старший офицер Центрального разведывательного управления, мог пользоваться едва ли не самым полным банком данных, которым располагало правительство.Минут через двадцать телефон зазвонил. Эрин сняла трубку, и Уиндзор поспешно заговорил, глотая окончания слов:— Опиши внешность Коула Блэкберна.— Крупного телосложения… — начала припоминать Эрин, стараясь наскоро рассовать впечатления по полочкам. — Пожалуй, даже мощнее Фила. Хотя не толстый. Целеустремленный. Белый. Говорит с американским акцентом. Можно сказать, интеллектуал. Уверен в себе. Отлично двигается. Волосы черные. Глаза серые. Хорошо очерченный рот. Кривая улыбка. На левой челюсти едва различимый шрам. Рубцы от ран на руках. Между прочим, у него очень большие ладони. Пальцы длинные. Кольца не носит. Одевается добротно, но не модно. Ничего примечательного во внешности. Думаю, что врагу этого человека не поздоровится, если у него есть враги. Уиндзор крякнул.— Ты весьма наблюдательна. Я как будто его увидел своими глазами.— Ты забываешь, я ведь фотограф. Зарабатываю на жизнь тем, что внимательно смотрю вокруг. — Эрин замолчала, в трубке было тихо. — Что это за человек, отец? Какой-нибудь мошенник?— По телефону я не могу об этом говорить, детка.Эрин почувствовала раздражение. Отчасти его причина коренилась в том, что она оказалась в мире, которого избегала целых семь лет, но в основном причина ее гнева осталась с отдаленных времен, когда Эрин пыталась разузнать хоть что-то о загадочном мире шпионажа, в котором жил ее отец, но ей это не удалось.— Этот Блэкберн предъявил тебе хоть какое-нибудь удостоверение?— Нет, просто сам явился. Ему и тому, что он говорит, я могу верить?— Детка, сейчас не время…— Я спрашиваю тебя: да или нет?! — оборвала его Эрин. — Одно слово!— Видишь ли, все далеко не так просто, не так однозначно. Завтра я прилечу в Лос-Анджелес. Тогда и поговорим.Эрин подозрительно покосилась на телефон.— Ты прибудешь в Лос-Анджелес?!— А почему это тебя удивляет? Я ведь почти год не видел собственную дочь. — Его голос сделался более жестким. — И чтобы мы с тобой не разминулись, прошу тебя не выходить из номера отеля. Захочешь есть — позвони в ресторан, они принесут. А пока отдыхай. Ты все поняла, детка?— Да, — ответила она, понимая, что отец не хотел, чтобы она выходила из комнаты. — Но мне все это не по душе.— Не скажу, что я и сам в восторге от всего, — без обиняков ответил отец.После небольшой паузы Эрин добавила:— Ладно. Я буду здесь сидеть и никуда не выйду.— В своем номере.— Да, в своем номере, — сжав зубы, произнесла она.Отец удовлетворенно вздохнул.— Спасибо. Это исключительно важно для меня. Я люблю тебя, детка.Прежде чем Эрин успела хоть что-то ответить, он повесил трубку. Уиндзор много раз говорил, что любит ее, но за последние семь лет не слишком часто интересовался, а любит ли его дочь.Она медленно положила трубку и принялась расхаживать по гостиничному номеру: задернула шторы, включила свет. Эрин никак не могла понять, почему это вдруг отцу понадобилось, чтобы его дочь безвылазно торчала в номере. Может, завтра он сам ей об этом расскажет. А может, и нет. Всю свою жизнь он провел в мире кривых зеркал, придуманных для того, чтобы обманывать весь мир. Осмотрительность и осторожность сделались его второй натурой. Ведь не случайно большую часть своей жизни он провел в таких местах, о которых никогда не сможет рассказать своей жене и дочери, и даже сыну, хотя и тот стал кадровым офицером ЦРУ.Эрин понимала, что работа ее отца также необходима. Но его работу она всегда ненавидела, — главным образом за то, что она сделала с интеллигентным, задумчивым, мягким человеком, каким раньше был ее отец. Секретность составляла суть его работы, а там, где господствует тайна, нет места доверию между людьми. А Эрин хотела верить отцу, верить всему миру.Однако если всем подряд верить — можно лоб расшибить. И потом тот, кто всем верит, как правило, умирает страшной смертью. Пока Эрин везло. Но так вряд ли будет всегда. Глава 8 Окна гостиничного номера выходили на запад, и через любое из них можно было видеть, как с наступлением вечера загораются огни витрин, окна домов, рекламы. Лучи заходящего солнца упали на столешницу, и на ней тотчас же вспыхнули тринадцать огоньков. Эрин Уиндзор стояла у стола, облокотившись на свою камеру, и зачарованно разглядывала алмазы. Ее восхищала чистота их цвета. Эффект усиливался, когда Эрин смотрела на алмазы через объектив фотоаппарата. Остаток дня она провела, любуясь загадочным и чарующим блеском, исходившим от драгоценных кристаллов.Она несколько раз пожалела, что не удастся запечатлеть на пленку эту игру света, удивительные цвета и блеск, крошечные радуги, которые можно было различить через увеличительное стекло. Она пыталась по-своему расположить камни, но алмазы, словно живые существа, все делали наперекор ее воле. Как ни старалась Эрин совместить уличный свет и сияние, исходившее от камней, всякий раз получалось так, что либо побеждал заоконный свет, либо же камни, подобно огням, светились в полумраке.— Неужели вы и вправду алмазы?! — со смесью отчаяния и любопытства обратилась к камням Эрин.Солнечный свет изменился, сделавшись более глубоким, густым, золотистым. В его лучах алмазы горели, словно маленький пожар. На мгновение Эрин оторвалась от камеры и застыла, пораженная игрой света и изменившимся обликом алмазов. Это была песнь цвету, которую камни пели молча: песня была нечеловечески прекрасна, сродни прозрачным слезам некоего бога Радуги.Внезапно Эрин стало наплевать, алмазы ли эти камни, или же это цирконий, кварц, что угодно… Она принялась лихорадочно колдовать над камерой, составляя композиции, компонуя камни, и снимала, снимала… Ею владела одна мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41