И мигрень, и даже что похуже, а уж если вода в уши попадет, и говорить нечего. Шепча про себя молитвы, чтобы Бог помог им обеим, Тилли помогла прополоскать хозяйке волосы чистой водой из кувшина. Затем подала ей одеяло — чтобы госпожа не замерзла, когда выйдет из ванны.
— Лили, — позвала Дульси.
— Что?
— Можно я расчешу тебе волосы?
— Конечно, Дульси.
— Лили!
— Да?
— Можно я посплю у тебя сегодня?
Дульси, кажется, все никак не могла согреться. Было бы несправедливо спать в тепле, в то время как сестра дрожит от холода и страха в темной спальне.
— Конечно, малышка.
— Я пойду надену ночную рубашку.
Становилось темно, и скоро для того, чтобы переодеться, пришлось бы зажечь свечу.
— Иди, — сказала Лили. — А где Тристрам?
Дульси обернулась:
— После ужина Тристрам ушел с Фарли и Фэрфаксом.
Лили нахмурилась. Где появлялись Фэрфакс и Фарли, там начинались неприятности.
— Ты знаешь, куда они пошли, Тилли?
Служанка отвела глаза.
— Я? Госпожа Лили, да мне о таких делах не докладывают, — пробормотала служанка, глядя в пол. — Надо бы вылить воду из лохани.
— Это можно сделать и утром, — сказала Лили. Она начинала беспокоиться всерьез. Нужно разговорить Тилли. Она-то знает, что задумали эти сорванцы.
— Хорошо, завтра так завтра. Пойду помогу госпоже Дульси одеться.
— Тилли!
— Да, госпожа.
— Почему бы нам немного не поболтать, пока я буду сушить полосы?
— Хорошо, госпожа.
— Так куда же ушли братья Одел с Тристрамом? Тилли затеребила фартук.
— А они ушли?
— Куда? — повторила вопрос Лили.
— Мне кажется, они уже вернулись. Сбегать вниз, посмотреть? — с готовностью предложила Тилли. — Мне кажется, они у конюшни.
— Я ничего не слышала. Так откуда они должны были вернуться, Тилли? — допытывалась хозяйка.
— Мне кажется, они в деревню ходили, — призналась наконец служанка.
— В Хайфорд? Зачем? Кроме «Дубов», там все сейчас закрыто.
— Наверное, не за покупками они туда ходили, госпожа.
— А для чего?
Тилли кусала губы и молчала.
Лили вздохнула. Слишком хорошо она знала Фарли и Фэрфакса, чтобы ждать от них чего-нибудь хорошего.
— Что придумали братья Одел на этот раз?
Тилли тяжко вздохнула и наконец решилась поднять на хозяйку глаза.
— Ладно. Фарли говорил, что нет на земле человека, которому не в чем было бы каяться. Если на деле не согрешит, так уж в мыслях точно. И еще он говорил, что настала пора напомнить преподобному, что он тоже человек. Фарли надоело, что всякий раз во время проповеди преподобный Баксби тычет в него своим длинным пальцем. Будто Фарли один проводит время в «Дубах». И еще Фарли не нравится, что говорит святой отец о вас, госпожа Тили, — неохотно добавила Тилли.
— И ты знаешь, каким образом они решили ему напомнить про то, что он грешен, как и все мы? — спросила Лили.
У Тилли дрогнули губы, и Лили могла бы поклясться, что дело было не в страхе.
— Кажется, они решили устроить так, чтобы преподобный увидел призрак святого Георгия. Привидение должно стонать замогильным голосом и звать пастора по имени. Сегодня как раз полнолуние. Фарли говорит, что на кладбище возле церкви и впрямь водятся призраки.
У Лили сердце сжалось.
— И Тристрам пошел с ними, — обреченно прошептала она.
— Да, госпожа. Молодой хозяин услышал их разговор и напросился с ними. Сказал, что у него есть полное право быть там тоже. Кроме того, Фарли согласился, что втроем им будет лучше. Двое будут изображать призрака, а один — дракона. Знаете, господин Тристрам в последнее время так расстраивался из-за того, что преподобный говорил, будто… ну… вы знаете, что он несет насчет…
— Да, о том, что дети греха гораздо легче попадают в лапы дьявола, чем те, у которых родители — богобоязненные прихожане, — сказала Лили, и ей вдруг захотелось, чтобы Фарли и Фэрфакс взяли и ее тоже. — Говоришь, Тристрам должен был изображать призрака?
— Да, госпожа. Понимаете ли, Фэрфакс нашел старую кабанью голову. Они раскрасили ее так, чтобы ее можно было принять за голову дракона. Фэрфакс собирался размахивать перед собой факелом, будто у дракона из пасти идет огонь, а Фарли должен был спрятаться под одеяло за спиной Фэрфакса и держать господина Тристрама на плечах. Они взяли кирасу и шлем с этого рыцаря в холле и все это должны были надеть на Тристрама. Они даже взяли с собой щит и меч. Он должен был быть точь-в-точь святой Георгий, дерущийся с драконом, — рассказывала Тилли.
— Остается надеяться, что Тристрам не снесет Фэрфаксу голову, — заметила Лили.
Если что-то не получится (а в том, что так и будет, сомневаться не приходилось), всем троим придется худо.
Вдруг Тилли вскрикнула и подбежала к окну.
— Что случилось?
— Разве вы не слышали? О нет! — зарыдала она и схватилась за голову.
Лили прислушалась. Все спокойно.
— Чего ты испугалась? Это всего лишь птица.
— Просто птица? Это же кукушка! — в отчаянии воскликнула Тилли. — И она прокуковала шесть раз! Боже, что мне делать? Я теперь никогда не выйду замуж! Шесть лет мне одной куковать. А потом будет уже поздно!
— Тише, Тилли, успокойся, — сказала Лили, но служанка продолжала плакать, и рыдания ее с каждой секундой становились громче. — Тилли, прошу тебя, перестань! Ты что хочешь весь дом поднять на ноги? Не было никакой кукушки. Тебе показалось. Ну все, утри слезы, — уговаривала она служанку. — На, возьми мой платок.
— Вы уверены, что мне показалось? — всхлипнула Тилли.
— Конечно, — заверила ее Лили. — Я ведь ничего не слышала. Но почему ты так встревожилась? Что с того, что ты не выйдешь замуж? Да и потом, ты ведь такая молодая. Ты еще найдешь себе жениха.
— Есть поверье. Мэри Лестер рассказывала мне. Она услышала в полнолуние перед Пасхой кукушку и так никогда замуж и не вышла. И я тоже слышала. Шесть раз! Значит, мне ждать по меньшей мере шесть лет. Так оно и будет, — снова зарыдала Тилли, — я теперь точно знаю!
— Да выйдешь ты замуж! Я думаю, что вы с Фарли непременно поженитесь уже в этом году. — Лили хотела приободрить служанку, но, увидев, как у той вытянулось лицо, поняла, что сказала что-то не то.
— Теперь, когда я услышала кукушку, он на мне не женится. Может, он меня больше не любит, теперь, когда у нас… Ой, я несчастная! — Тилли опять залилась слезами. — Может, сегодня с ним что-то случится. Может, он с моста упадет. Или еще что-нибудь! И теперь никто, никто на мне не женится! Никто, раз у меня в животе ребенок Фарли! Хозяин выгонит меня из дому. Уж он-то скоро обо всем узнает. Его кухарка только и делает, что сует нос во все дыры. Спрашивает меня, почему это меня тошнит по утрам. Сказала ей, что это оттого, что приходится смотреть на ее безобразную рожу с утра пораньше! Мне придется бежать из деревни, как только они об этом узнают. Может, даже привяжут меня к позорному столбу и забросают тухлыми яйцами и гнилой капустой. Ой, что же мне делать, госпожа Лили? Мне и идти-то некуда. Что мне делать, госпожа Лили?
— Что случилось с Тилли? Я ее плач из своей комнаты услышала. — В комнату вошла Дульси. Раф, конечно, бежал за ней. — Хочешь тартинку, Тилли? — Она протянула служанке кусочек пирожного.
— Пракк! Плуты и мошенники! Хо! Душегубы! Двиньте-ка! Пошлем их всех к дьяволу на дно! Пракк!
Тилли в недоумении взглянула на девочку, потом на попугая и снова принялась плакать.
— Я что-то сделала плохо, Лили? — спросила Дульси, глядя на пирожное. — Я пошла на кухню и нашла в буфете чуть-чуть печенья. Я знала, что они не могли все кончиться, как говорила кухарка.
Сестренка подошла к камину. Раф — за ней.
— Ты расскажешь мне сказку, Лили? — Дульси откусила пирожное и отломила кусочек для Рафа. — Про белых коней и про то, как они расправились с колдуном, когда попали в Англию. Королеве тоже понравится эта сказка, правда, Лили? Так как же она начиналась? «На острове среди сосен и пальм, где волны плещут о берег…»
Огонь в камине почти догорел. Остались лишь маленькие красные угольки, когда снаружи послышались шаги. Зевая, Лили потянулась.
Все, кроме нее, спали. На кровати сопели Дульси и Тилли.
Свернувшись клубочком в кресле, Лили думала о Тилли. Надо будет поговорить с Фарли. Она заставит его жениться на бедной девушке.
Лили зажгла свечку и вышла из комнаты. Пришел брат или нет? Она не стала стучать и открыла дверь в его комнату. Тристрам сидел на кровати, опустив голову. Услышав скрип, он вскочил.
— Я очень рада, что ты цел. Что с Фарли и Фэрфаксом?
— Ты знаешь? — спросил Тристрам. — Уже проще. Не надо ничего объяснять и оправдываться.
— Что произошло в деревне?
— Ох, Лили, — с воодушевлением начал Тристрам, — хотел бы я, чтобы ты все это видела! Фарли сделал из одеяла настоящего зеленого дракона и накинул его на Фэрфакса, а сам спрятался за ним под тем же одеялом. На голову ему надели кабанью голову, только ты бы ни за что не подумала, что это кабан, — самая настоящая драконья голова. Я в полном вооружении сидел на плечах у Фарли. Мы пробежали по кладбищу, затем ворвались на церковный двор. Фэрфакс держал перед мордой дракона факел, только его руки не было видно под одеялом, я резал воздух саблей, а Фарли стонал и рычал на все лады. Ты бы видела, как эти деревенские бросились с церковного двора! Преподобный Баксби споткнулся о ту злюку, госпожу Фортхэм. Она, наверное, решила, что дракон ее утащит. Завизжала как ненормальная и схватила лопату. Ну там, возле ограды. Она как размахнется да как даст преподобному прямо по заду!
Лили старалась сохранить серьезный вид, но не выдержала и рассмеялась.
— Вот с этого момента все и пошло наперекосяк. Фэрфакс споткнулся, одеяло зацепилось за ветку и сползло, — признался Тристрам, виновато глядя на Лили.
— Значит, вас узнали?
— Боюсь, что да, Лили. Я слышал, как кто-то крикнул имя Фарли, а Фэрфакса и так все знают — он самый здоровый парень в округе. Его трудно с кем-то спутать.
— На тебе был шлем, так что тебя трудно было узнать, Тристрам.
— Я уронил щит, а на нем был наш герб, — угрюмо сообщил проказник. — Боюсь, меня ждут крупные неприятности. Теперь дядя отправит меня в школу.
Лили обняла брата.
— Ты понимаешь, что вы не должны были этого делать? — спросила она. — Бэзил бы не одобрил вашего поступка. Да и папа тоже. И мама.
— Они заслужили это, Лили! — ответил Тристрам. — Ради того, чтобы посмотреть, как эти глупые прихожане кинулись врассыпную, я готов вытерпеть все что угодно — даже школу. Я думаю, отец бы сегодня посмеялся, Лили. Он никогда не позволил бы им говорить о тебе и Дульси то, что они говорят. И он бы защитил нашу честь, как и я. Может быть, только по-другому.
Лили вздохнула. Ну что на это сказать?
Вдруг отчаянный вопль прорезал тишину. Затем раздался испуганный визг, за ним — дикий лай, а потом крики: «Насилуют! Убивают!» и «Лили, помоги!»
Лили чуть не уронила подсвечник. Тристрам уже со всех ног несся по коридору в комнату сестры. Она побежала за ним. В дверях оба застыли, не веря собственным глазам.
Тилли стояла на кровати, прижимая к груди ночную рубашку, которую дала ей Лили и которая теперь была разодрана надвое от ворота до подола. Попугай, испуганно крича, метался по комнате. Колпачок взобрался на столб, поддерживающий полог кровати. Дульси сидела на подушках и удивленно смотрела на голые ноги Хартвела Барклая, торчащие из лохани. Раф трепал тапку, упавшую с ноги врага.
— Он напал на меня! — кричала Тилли, показывая пальцем на Хартвела. — Выскочил из темноты как демон! Прыгнул на кровать и навалился на меня. Он пытался… Он всю меня обслюнявил! Я сначала подумала, что это Раф. Но собаки-то не разговаривают. Ох, госпожа Лили, он говорил ужасные вещи! И он думал, что я — это вы! Он был пьян, хозяйка. Говорил, что эти Уайтлоу не наложат свои грязные лапы на его деньги. Сказал, что не допустит, чтобы Саймон на вас женился. Сказал, что после этой ночи вы выйдете за него, если не хотите быть опозоренной! Сказал, что он скорее умрет, чем даст вам выйти за кого-то, кроме него самого.
— Лили! — Тристрам тронул сестру за руку. — Как ты думаешь, он мертв?
— Я его не убивала! Я не убийца! Это пес! Он прыгнул на кровать, когда госпожа Дульси закричала. Я думала, он разорвет хозяина на куски, честное слово. Хозяин заорал и выпрыгнул из постели. Затем раздался плеск, потом бульканье, и все.
Медленно Лили подошла к лохани.
— Госпожа! — закричала Тилли. — Помните, что я говорила про вдову Хабс и Дона Бауэра? Вы не думаете, что хозяин утонул?
Лили смотрела на бледную физиономию Хартвела.
— Он мертв, Лили, — сказал Тристрам. — Завтра утром сюда придет констебль, а может, и сегодня — из-за того, что случилось в церкви. Нас заберут, а эти деревенские непременно потребуют, чтобы нас судили.
— Но он напал на Тилли. Она просто защищалась. — Лили словно оправдывалась перед властями. — Он напился до одури. Он мог бы убить Тилли, или меня, или Дульси.
— Ты думаешь, они нам поверят? — спросил мальчик. — После сегодняшнего происшествия они не станут тянуть с отправкой Фарли и Фэрфакса, и меня с ними заодно, в Ньюгейтскую тюрьму. Лили, прошу тебя, послушай! Они подумают, что ты убила Хартвела. Они подумают, что ты его убила за то, что он был твой опекун. Они повесят тебя, Лили. И они заберут меня и братьев Одел. Что нам делать, Лили?
— Мы расскажем правду. У нас есть друзья, и они нам помогут.
— Никто нам не поможет. Валентин в море. Артемис вышла замуж, к тому же она в Корнуолле. У нее будет ребенок. Не поедет она нас выручать. Помнишь, мы на той неделе получили письмо от Квинты? Она в Шотландии. Она даже не узнает о том, что нас собираются повесить, пока дело не будет сделано. Слышишь, Лили?!
— Они не должны повесить Лили, не должны! — закричала Дульси и вцепилась в сестру.
— Кто нам поверит, Лили? Кто нам поможет? Никто. Никто, Лили.
Глава 17
Есть холм в лесу: там дикий тмин растет,
Фиалка рядом с буквицей цветет,
И жимолость свой полог ароматный
Сплела с душистой розою мускатной;
Там, утомясь веселою игрой,
Царица любит отдыхать порой;
Из сброшенной змеей блестящей кожи —
Для феи покрывало там на ложе.
Уильям Шекспирnote 39
В день святого Варфоломея в Лондоне открылась ярмарка, которая так и называлась — Варфоломеевская ярмарка. Акробаты, жонглеры, музыканты, циркачи и просто мошенники и нищие, одетые в отрепья, наводнили площадь. Певцы и музыканты старались поднять покупателям настроение. Предлагалось на продажу все — от театральных костюмов и лошадей до скобяных товаров и драгоценностей. Тут же, как полагается, были и астрологи, и хироманты, и травники, и чародеи. А также воры и карманники.
На свободном пятачке на натянутом канате балансировал канатоходец. Толпа зевак здесь собиралась немалая.
Привлекала внимание и девушка с попугаем на плече, сидящая на белом коне. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву лошади, мелодично позванивали. Позади девушки восседала мартышка в колпачке с бубенчиками и в зеленом камзоле. Девочка, темноволосая и тоненькая, танцевала перед конем, аккомпанируя себе на бубне. Ее легкие ножки едва касались земли, когда она кружилась в танце вокруг большой собаки с огромным нелепым бантом на шее. Паренек, идущий следом, не переставая жонглировать, собирал монетки, которые летели к ним из толпы.
Красивый молодой человек в зеленой куртке и в белоснежной льняной рубахе стоял перед палаткой, украшенной цветами.
— Всего через четверть часа, — кричал он, — не опоздайте! Не пропустите! Занимайте места поближе! Совсем скоро начнется очередное представление «Белых коней»! Подходите пораньше, не то мест может не хватить! Самое лучшее представление на ярмарке! Всего через четверть часа! Не забудьте!
Кивнув тем, кто уже успел занять места, он отошел от палатки.
— Ром! Ром! Подожди! — окликнула его молодая женщина. Тот бросил взгляд через плечо, но шага не замедлил.
— Ром!
Досадливо вздохнув, Ромни остановился. Дорогу ему преградили ребятишки.
— Ты что, не слышал? — спросила женщина, задыхаясь от бега, и взяла его под руку.
Он улыбнулся:
— Да разве здесь услышишь что-нибудь, в таком шуме? Разве я из тех, кто будет отворачиваться от красивой женщины? А ты редко когда бываешь так хороша, как сегодня.
Черноглазая цыганка была одной из самых красивых женщин, которых он знал.
— Давно я не слышала от тебя ничего подобного, — прошептала Навара.
— Я повторяю лишь то, что говорят все, — насмешливо ответил Ромни.
— Но только твой голос я хочу слышать. Ром. — Навара пыталась удержать его, но тщетно. Ромни отвернулся. Он искал кого-то в толпе.
Навара скривила губы.
— Ты ведь ее ищешь, Ром? Послушай лучше меня, Ром. Забудь о ней. Она не для тебя. Я прочитала это по ее руке. Едва она появилась у нас, над нами нависла угроза несчастья. Говорю тебе, нам надо от нее избавиться, Ром. Пока не поздно.
Он засмеялся и вырвал руку.
— Ты думаешь, что я стану слушать всю эту ерунду? Не смеши меня! Дури головы толстосумам, а меня понапрасну не дергай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Лили, — позвала Дульси.
— Что?
— Можно я расчешу тебе волосы?
— Конечно, Дульси.
— Лили!
— Да?
— Можно я посплю у тебя сегодня?
Дульси, кажется, все никак не могла согреться. Было бы несправедливо спать в тепле, в то время как сестра дрожит от холода и страха в темной спальне.
— Конечно, малышка.
— Я пойду надену ночную рубашку.
Становилось темно, и скоро для того, чтобы переодеться, пришлось бы зажечь свечу.
— Иди, — сказала Лили. — А где Тристрам?
Дульси обернулась:
— После ужина Тристрам ушел с Фарли и Фэрфаксом.
Лили нахмурилась. Где появлялись Фэрфакс и Фарли, там начинались неприятности.
— Ты знаешь, куда они пошли, Тилли?
Служанка отвела глаза.
— Я? Госпожа Лили, да мне о таких делах не докладывают, — пробормотала служанка, глядя в пол. — Надо бы вылить воду из лохани.
— Это можно сделать и утром, — сказала Лили. Она начинала беспокоиться всерьез. Нужно разговорить Тилли. Она-то знает, что задумали эти сорванцы.
— Хорошо, завтра так завтра. Пойду помогу госпоже Дульси одеться.
— Тилли!
— Да, госпожа.
— Почему бы нам немного не поболтать, пока я буду сушить полосы?
— Хорошо, госпожа.
— Так куда же ушли братья Одел с Тристрамом? Тилли затеребила фартук.
— А они ушли?
— Куда? — повторила вопрос Лили.
— Мне кажется, они уже вернулись. Сбегать вниз, посмотреть? — с готовностью предложила Тилли. — Мне кажется, они у конюшни.
— Я ничего не слышала. Так откуда они должны были вернуться, Тилли? — допытывалась хозяйка.
— Мне кажется, они в деревню ходили, — призналась наконец служанка.
— В Хайфорд? Зачем? Кроме «Дубов», там все сейчас закрыто.
— Наверное, не за покупками они туда ходили, госпожа.
— А для чего?
Тилли кусала губы и молчала.
Лили вздохнула. Слишком хорошо она знала Фарли и Фэрфакса, чтобы ждать от них чего-нибудь хорошего.
— Что придумали братья Одел на этот раз?
Тилли тяжко вздохнула и наконец решилась поднять на хозяйку глаза.
— Ладно. Фарли говорил, что нет на земле человека, которому не в чем было бы каяться. Если на деле не согрешит, так уж в мыслях точно. И еще он говорил, что настала пора напомнить преподобному, что он тоже человек. Фарли надоело, что всякий раз во время проповеди преподобный Баксби тычет в него своим длинным пальцем. Будто Фарли один проводит время в «Дубах». И еще Фарли не нравится, что говорит святой отец о вас, госпожа Тили, — неохотно добавила Тилли.
— И ты знаешь, каким образом они решили ему напомнить про то, что он грешен, как и все мы? — спросила Лили.
У Тилли дрогнули губы, и Лили могла бы поклясться, что дело было не в страхе.
— Кажется, они решили устроить так, чтобы преподобный увидел призрак святого Георгия. Привидение должно стонать замогильным голосом и звать пастора по имени. Сегодня как раз полнолуние. Фарли говорит, что на кладбище возле церкви и впрямь водятся призраки.
У Лили сердце сжалось.
— И Тристрам пошел с ними, — обреченно прошептала она.
— Да, госпожа. Молодой хозяин услышал их разговор и напросился с ними. Сказал, что у него есть полное право быть там тоже. Кроме того, Фарли согласился, что втроем им будет лучше. Двое будут изображать призрака, а один — дракона. Знаете, господин Тристрам в последнее время так расстраивался из-за того, что преподобный говорил, будто… ну… вы знаете, что он несет насчет…
— Да, о том, что дети греха гораздо легче попадают в лапы дьявола, чем те, у которых родители — богобоязненные прихожане, — сказала Лили, и ей вдруг захотелось, чтобы Фарли и Фэрфакс взяли и ее тоже. — Говоришь, Тристрам должен был изображать призрака?
— Да, госпожа. Понимаете ли, Фэрфакс нашел старую кабанью голову. Они раскрасили ее так, чтобы ее можно было принять за голову дракона. Фэрфакс собирался размахивать перед собой факелом, будто у дракона из пасти идет огонь, а Фарли должен был спрятаться под одеяло за спиной Фэрфакса и держать господина Тристрама на плечах. Они взяли кирасу и шлем с этого рыцаря в холле и все это должны были надеть на Тристрама. Они даже взяли с собой щит и меч. Он должен был быть точь-в-точь святой Георгий, дерущийся с драконом, — рассказывала Тилли.
— Остается надеяться, что Тристрам не снесет Фэрфаксу голову, — заметила Лили.
Если что-то не получится (а в том, что так и будет, сомневаться не приходилось), всем троим придется худо.
Вдруг Тилли вскрикнула и подбежала к окну.
— Что случилось?
— Разве вы не слышали? О нет! — зарыдала она и схватилась за голову.
Лили прислушалась. Все спокойно.
— Чего ты испугалась? Это всего лишь птица.
— Просто птица? Это же кукушка! — в отчаянии воскликнула Тилли. — И она прокуковала шесть раз! Боже, что мне делать? Я теперь никогда не выйду замуж! Шесть лет мне одной куковать. А потом будет уже поздно!
— Тише, Тилли, успокойся, — сказала Лили, но служанка продолжала плакать, и рыдания ее с каждой секундой становились громче. — Тилли, прошу тебя, перестань! Ты что хочешь весь дом поднять на ноги? Не было никакой кукушки. Тебе показалось. Ну все, утри слезы, — уговаривала она служанку. — На, возьми мой платок.
— Вы уверены, что мне показалось? — всхлипнула Тилли.
— Конечно, — заверила ее Лили. — Я ведь ничего не слышала. Но почему ты так встревожилась? Что с того, что ты не выйдешь замуж? Да и потом, ты ведь такая молодая. Ты еще найдешь себе жениха.
— Есть поверье. Мэри Лестер рассказывала мне. Она услышала в полнолуние перед Пасхой кукушку и так никогда замуж и не вышла. И я тоже слышала. Шесть раз! Значит, мне ждать по меньшей мере шесть лет. Так оно и будет, — снова зарыдала Тилли, — я теперь точно знаю!
— Да выйдешь ты замуж! Я думаю, что вы с Фарли непременно поженитесь уже в этом году. — Лили хотела приободрить служанку, но, увидев, как у той вытянулось лицо, поняла, что сказала что-то не то.
— Теперь, когда я услышала кукушку, он на мне не женится. Может, он меня больше не любит, теперь, когда у нас… Ой, я несчастная! — Тилли опять залилась слезами. — Может, сегодня с ним что-то случится. Может, он с моста упадет. Или еще что-нибудь! И теперь никто, никто на мне не женится! Никто, раз у меня в животе ребенок Фарли! Хозяин выгонит меня из дому. Уж он-то скоро обо всем узнает. Его кухарка только и делает, что сует нос во все дыры. Спрашивает меня, почему это меня тошнит по утрам. Сказала ей, что это оттого, что приходится смотреть на ее безобразную рожу с утра пораньше! Мне придется бежать из деревни, как только они об этом узнают. Может, даже привяжут меня к позорному столбу и забросают тухлыми яйцами и гнилой капустой. Ой, что же мне делать, госпожа Лили? Мне и идти-то некуда. Что мне делать, госпожа Лили?
— Что случилось с Тилли? Я ее плач из своей комнаты услышала. — В комнату вошла Дульси. Раф, конечно, бежал за ней. — Хочешь тартинку, Тилли? — Она протянула служанке кусочек пирожного.
— Пракк! Плуты и мошенники! Хо! Душегубы! Двиньте-ка! Пошлем их всех к дьяволу на дно! Пракк!
Тилли в недоумении взглянула на девочку, потом на попугая и снова принялась плакать.
— Я что-то сделала плохо, Лили? — спросила Дульси, глядя на пирожное. — Я пошла на кухню и нашла в буфете чуть-чуть печенья. Я знала, что они не могли все кончиться, как говорила кухарка.
Сестренка подошла к камину. Раф — за ней.
— Ты расскажешь мне сказку, Лили? — Дульси откусила пирожное и отломила кусочек для Рафа. — Про белых коней и про то, как они расправились с колдуном, когда попали в Англию. Королеве тоже понравится эта сказка, правда, Лили? Так как же она начиналась? «На острове среди сосен и пальм, где волны плещут о берег…»
Огонь в камине почти догорел. Остались лишь маленькие красные угольки, когда снаружи послышались шаги. Зевая, Лили потянулась.
Все, кроме нее, спали. На кровати сопели Дульси и Тилли.
Свернувшись клубочком в кресле, Лили думала о Тилли. Надо будет поговорить с Фарли. Она заставит его жениться на бедной девушке.
Лили зажгла свечку и вышла из комнаты. Пришел брат или нет? Она не стала стучать и открыла дверь в его комнату. Тристрам сидел на кровати, опустив голову. Услышав скрип, он вскочил.
— Я очень рада, что ты цел. Что с Фарли и Фэрфаксом?
— Ты знаешь? — спросил Тристрам. — Уже проще. Не надо ничего объяснять и оправдываться.
— Что произошло в деревне?
— Ох, Лили, — с воодушевлением начал Тристрам, — хотел бы я, чтобы ты все это видела! Фарли сделал из одеяла настоящего зеленого дракона и накинул его на Фэрфакса, а сам спрятался за ним под тем же одеялом. На голову ему надели кабанью голову, только ты бы ни за что не подумала, что это кабан, — самая настоящая драконья голова. Я в полном вооружении сидел на плечах у Фарли. Мы пробежали по кладбищу, затем ворвались на церковный двор. Фэрфакс держал перед мордой дракона факел, только его руки не было видно под одеялом, я резал воздух саблей, а Фарли стонал и рычал на все лады. Ты бы видела, как эти деревенские бросились с церковного двора! Преподобный Баксби споткнулся о ту злюку, госпожу Фортхэм. Она, наверное, решила, что дракон ее утащит. Завизжала как ненормальная и схватила лопату. Ну там, возле ограды. Она как размахнется да как даст преподобному прямо по заду!
Лили старалась сохранить серьезный вид, но не выдержала и рассмеялась.
— Вот с этого момента все и пошло наперекосяк. Фэрфакс споткнулся, одеяло зацепилось за ветку и сползло, — признался Тристрам, виновато глядя на Лили.
— Значит, вас узнали?
— Боюсь, что да, Лили. Я слышал, как кто-то крикнул имя Фарли, а Фэрфакса и так все знают — он самый здоровый парень в округе. Его трудно с кем-то спутать.
— На тебе был шлем, так что тебя трудно было узнать, Тристрам.
— Я уронил щит, а на нем был наш герб, — угрюмо сообщил проказник. — Боюсь, меня ждут крупные неприятности. Теперь дядя отправит меня в школу.
Лили обняла брата.
— Ты понимаешь, что вы не должны были этого делать? — спросила она. — Бэзил бы не одобрил вашего поступка. Да и папа тоже. И мама.
— Они заслужили это, Лили! — ответил Тристрам. — Ради того, чтобы посмотреть, как эти глупые прихожане кинулись врассыпную, я готов вытерпеть все что угодно — даже школу. Я думаю, отец бы сегодня посмеялся, Лили. Он никогда не позволил бы им говорить о тебе и Дульси то, что они говорят. И он бы защитил нашу честь, как и я. Может быть, только по-другому.
Лили вздохнула. Ну что на это сказать?
Вдруг отчаянный вопль прорезал тишину. Затем раздался испуганный визг, за ним — дикий лай, а потом крики: «Насилуют! Убивают!» и «Лили, помоги!»
Лили чуть не уронила подсвечник. Тристрам уже со всех ног несся по коридору в комнату сестры. Она побежала за ним. В дверях оба застыли, не веря собственным глазам.
Тилли стояла на кровати, прижимая к груди ночную рубашку, которую дала ей Лили и которая теперь была разодрана надвое от ворота до подола. Попугай, испуганно крича, метался по комнате. Колпачок взобрался на столб, поддерживающий полог кровати. Дульси сидела на подушках и удивленно смотрела на голые ноги Хартвела Барклая, торчащие из лохани. Раф трепал тапку, упавшую с ноги врага.
— Он напал на меня! — кричала Тилли, показывая пальцем на Хартвела. — Выскочил из темноты как демон! Прыгнул на кровать и навалился на меня. Он пытался… Он всю меня обслюнявил! Я сначала подумала, что это Раф. Но собаки-то не разговаривают. Ох, госпожа Лили, он говорил ужасные вещи! И он думал, что я — это вы! Он был пьян, хозяйка. Говорил, что эти Уайтлоу не наложат свои грязные лапы на его деньги. Сказал, что не допустит, чтобы Саймон на вас женился. Сказал, что после этой ночи вы выйдете за него, если не хотите быть опозоренной! Сказал, что он скорее умрет, чем даст вам выйти за кого-то, кроме него самого.
— Лили! — Тристрам тронул сестру за руку. — Как ты думаешь, он мертв?
— Я его не убивала! Я не убийца! Это пес! Он прыгнул на кровать, когда госпожа Дульси закричала. Я думала, он разорвет хозяина на куски, честное слово. Хозяин заорал и выпрыгнул из постели. Затем раздался плеск, потом бульканье, и все.
Медленно Лили подошла к лохани.
— Госпожа! — закричала Тилли. — Помните, что я говорила про вдову Хабс и Дона Бауэра? Вы не думаете, что хозяин утонул?
Лили смотрела на бледную физиономию Хартвела.
— Он мертв, Лили, — сказал Тристрам. — Завтра утром сюда придет констебль, а может, и сегодня — из-за того, что случилось в церкви. Нас заберут, а эти деревенские непременно потребуют, чтобы нас судили.
— Но он напал на Тилли. Она просто защищалась. — Лили словно оправдывалась перед властями. — Он напился до одури. Он мог бы убить Тилли, или меня, или Дульси.
— Ты думаешь, они нам поверят? — спросил мальчик. — После сегодняшнего происшествия они не станут тянуть с отправкой Фарли и Фэрфакса, и меня с ними заодно, в Ньюгейтскую тюрьму. Лили, прошу тебя, послушай! Они подумают, что ты убила Хартвела. Они подумают, что ты его убила за то, что он был твой опекун. Они повесят тебя, Лили. И они заберут меня и братьев Одел. Что нам делать, Лили?
— Мы расскажем правду. У нас есть друзья, и они нам помогут.
— Никто нам не поможет. Валентин в море. Артемис вышла замуж, к тому же она в Корнуолле. У нее будет ребенок. Не поедет она нас выручать. Помнишь, мы на той неделе получили письмо от Квинты? Она в Шотландии. Она даже не узнает о том, что нас собираются повесить, пока дело не будет сделано. Слышишь, Лили?!
— Они не должны повесить Лили, не должны! — закричала Дульси и вцепилась в сестру.
— Кто нам поверит, Лили? Кто нам поможет? Никто. Никто, Лили.
Глава 17
Есть холм в лесу: там дикий тмин растет,
Фиалка рядом с буквицей цветет,
И жимолость свой полог ароматный
Сплела с душистой розою мускатной;
Там, утомясь веселою игрой,
Царица любит отдыхать порой;
Из сброшенной змеей блестящей кожи —
Для феи покрывало там на ложе.
Уильям Шекспирnote 39
В день святого Варфоломея в Лондоне открылась ярмарка, которая так и называлась — Варфоломеевская ярмарка. Акробаты, жонглеры, музыканты, циркачи и просто мошенники и нищие, одетые в отрепья, наводнили площадь. Певцы и музыканты старались поднять покупателям настроение. Предлагалось на продажу все — от театральных костюмов и лошадей до скобяных товаров и драгоценностей. Тут же, как полагается, были и астрологи, и хироманты, и травники, и чародеи. А также воры и карманники.
На свободном пятачке на натянутом канате балансировал канатоходец. Толпа зевак здесь собиралась немалая.
Привлекала внимание и девушка с попугаем на плече, сидящая на белом коне. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву лошади, мелодично позванивали. Позади девушки восседала мартышка в колпачке с бубенчиками и в зеленом камзоле. Девочка, темноволосая и тоненькая, танцевала перед конем, аккомпанируя себе на бубне. Ее легкие ножки едва касались земли, когда она кружилась в танце вокруг большой собаки с огромным нелепым бантом на шее. Паренек, идущий следом, не переставая жонглировать, собирал монетки, которые летели к ним из толпы.
Красивый молодой человек в зеленой куртке и в белоснежной льняной рубахе стоял перед палаткой, украшенной цветами.
— Всего через четверть часа, — кричал он, — не опоздайте! Не пропустите! Занимайте места поближе! Совсем скоро начнется очередное представление «Белых коней»! Подходите пораньше, не то мест может не хватить! Самое лучшее представление на ярмарке! Всего через четверть часа! Не забудьте!
Кивнув тем, кто уже успел занять места, он отошел от палатки.
— Ром! Ром! Подожди! — окликнула его молодая женщина. Тот бросил взгляд через плечо, но шага не замедлил.
— Ром!
Досадливо вздохнув, Ромни остановился. Дорогу ему преградили ребятишки.
— Ты что, не слышал? — спросила женщина, задыхаясь от бега, и взяла его под руку.
Он улыбнулся:
— Да разве здесь услышишь что-нибудь, в таком шуме? Разве я из тех, кто будет отворачиваться от красивой женщины? А ты редко когда бываешь так хороша, как сегодня.
Черноглазая цыганка была одной из самых красивых женщин, которых он знал.
— Давно я не слышала от тебя ничего подобного, — прошептала Навара.
— Я повторяю лишь то, что говорят все, — насмешливо ответил Ромни.
— Но только твой голос я хочу слышать. Ром. — Навара пыталась удержать его, но тщетно. Ромни отвернулся. Он искал кого-то в толпе.
Навара скривила губы.
— Ты ведь ее ищешь, Ром? Послушай лучше меня, Ром. Забудь о ней. Она не для тебя. Я прочитала это по ее руке. Едва она появилась у нас, над нами нависла угроза несчастья. Говорю тебе, нам надо от нее избавиться, Ром. Пока не поздно.
Он засмеялся и вырвал руку.
— Ты думаешь, что я стану слушать всю эту ерунду? Не смеши меня! Дури головы толстосумам, а меня понапрасну не дергай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43