мраморный камин, украшенный статуэтками, английские обои, дорогие тканые занавеси на окнах, мебель с искусной резьбой. В ящике были дрова, и она поспешила развести огонь.
Как только пламя разгорелось, Элизабет усадила Николь в кресло, накрыла стеганым одеялом и пододвинула поближе к камину. Заставив себя улыбнуться, она подкинула еще дров и начала говорить, стараясь рассеять мрачную тишину:
– Будь хорошей девочкой, ради мамы, и посиди тут, пока я поищу чего-нибудь поесть. Мы поужинаем тут, в тепле.
– Это плохой дом, мама.
– Нет, это не плохой дом, Николь. Мама не будет...
– Я помню. Ты плакала.
Элизабет не смогла посмотреть в лицо дочери. Странная мысль пришла ей в голову: может, Элма действительно права и она сумасшедшая? То, зачем они приехали сюда, больше не имело никакого значения.
– Мама...
– Нет. Нет, Николь. Я покажу тебе, это не плохой дом. Тут нет никого, кто мог бы обидеть нас. Больше нет. Посиди и подожди маму.
Элизабет обыскала все комнаты на первом этаже. Все было на своих местах, но казалось, что тут никто уже давно не живет. Остановившись в вестибюле, она снова посмотрела на лестницу. Ничто, никакая сила в мире не заставила бы ее подняться по ней. Отмахнувшись от наваждения, она твердым шагом направилась в заднюю половину дома, а потом через двор – на кухню.
Тлеющие угли в огромном очаге свидетельствовали о том, что в доме все же кто-то живет. На столе виднелись крошки хлеба, но полки в кладовой были совершенно пусты.
Элизабет несколько раз позвала Элму, однако никто не ответил. Поставив на огонь котелок с водой, женщина обошла кухню с намерением заглянуть в подвал. Ей понадобились все ее силы, чтобы открыть толстую деревянную дверь. Там было так темно, что волосы у нее на голове зашевелились от страха, и она решила вернуться на кухню и взять свечу. Только мысль о том, что Николь голодна, заставила ее все-таки шагнуть в черноту.
В подвале стоял невыносимый запах тления. Она приподняла юбку, чтобы заткнуть нос и рот, стараясь дышать как можно глубже. Повернувшись к полкам, прибитым к грязной стене, Элизабет начала шарить по ним рукой.
Ближайшие полки оказались пусты, и женщина, осторожно ступая, спустилась ниже. Она чуть не вскрикнула, коснувшись края холщового мешка, и тут же сообразила, что в нем или сушеная фасоль, или рис. Для того чтобы поднять его, ей понадобились обе руки, и пришлось опустить юбку. Подхватив мешок, свободной рукой она опять начала шарить по полкам, не обращая внимания на паутину.
Мерзкий запах усилился. Ей стало дурно, и, заметавшись, она споткнулась обо что-то и упала. Пытаясь схватиться за полки, Элизабет сильно занозила руку и тут же поняла, что ударилась спиной вовсе не о земляной пол, а обо что-то большое и твердое.
На какую-то долю секунды Элизабет от страха точно окаменела, горло перехватило, но потом она подняла голову, стараясь выровнять дыхание. Наконец рука нащупала то, что было под нею.
Ледяная костистая рука встретилась с ее дрожащими пальцами. Труп! Она споткнулась о труп!
Ноги отказывались держать ее, и Элизабет пришлось ползти. Каждое движение вон из этой чудовищной могилы загоняло занозы все глубже в ладони, но боли она не чувствовала, стараясь уползти как можно дальше от трупа.
Несмотря на свое состояние, Элизабет все-таки ухитрилась найти ступени и выползти наружу. Поднявшись, она упала на землю, мерзкий запах все еще преследовал ее.
Неимоверным усилием воли Элизабет заставила себя не думать о трупе в подвале. Надо было возвращаться к Николь.
Дочь права, это плохой дом. Она, видно, сошла с ума, раз решилась вернуться сюда.
Сглотнув снова поднявшуюся желчь и глубоко вздохнув, женщина побежала к дому и рывком распахнула дверь. Глубоко впившиеся занозы вызвали жгучую боль, ладони начали кровоточить.
– Николь! Николь! – закричала Элизабет, стараясь отогнать дурное предчувствие.
Казалось, вестибюль стал намного длиннее, и ей потребуются минуты... часы... чтобы добраться до оставленного ребенка. Или это ноги отказываются идти?
Элизабет внезапно остановилась. Двери в гостиную были открыты.
– Николь, – прошептала она. Ответом было молчание. – Господи Боже мой! Нет! Николь! Где ты?
Женщина медленно повернулась к лестнице, стараясь проглотить комок, подступивший к горлу. Во рту пересохло. Она заколебалась, страшась необходимости подняться. Только мысль, что Николь, может быть, уже там, испуганная, растерянная, заставила ее набраться храбрости и побороть ужасные воспоминания, связанные с верхними комнатами.
– Мама сейчас придет, – бормотала она, успокаивая саму себя.
– Она не услышит.
– Элма! – Элизабет с трудом выговорила это имя. Страх, почти парализовавший ее, мгновенно улетучился. Она знала, что Элма не причинит внучке вреда. Странное спокойствие опустилось на нее, и она повернулась лицом к свекрови.
Элизабет показалась, что она видит Элму, как в первый раз, сквозь какую-то дымку. Пожилая женщина держалась по-королевски. Высокий рост, изящная фигура, пропорциональные черты – все говорило о величии, хотя ее и нельзя было назвать по-настоящему красивой. Белоснежная кожа, всегда защищенная от солнца, не выдавала ее возраста, как и забранные в пучок белокурые волосы.
Лед. Холод. Снег. Совсем как брильянтовые серьги, поблескивающие каждый раз, как Элма качает головой, глядя на вас своими бледно-голубыми, почти бесцветными глазами.
– Я давно поджидаю тебя. Иди за мной.
Элизабет глядела, как свекровь направляется в гостиную. Это был приказ, и она машинально едва не подчинилась ему.
Но именно за этим ты и пришла сюда – объясниться с ней, напомнила себе молодая женщина. А Николь в безопасности.
Однако Элизабет все не решалась сдвинуться с места. Поглядев на свои руки, она медленно повернула ладони вверх и, увидев красную, ободранную кожу, содрогнулась.
Трусиха. Трусиха. Сколько раз она говорила это себе. Вот что держало ее в плену не хуже замка.
Нет, она не трусиха, но надо быть дурой, чтобы недооценивать Элму. Эта женщина сущий дьявол.
В конце концов, Элизабет вошла в гостиную и обвела ее глазами.
– Где Николь?
– Отдыхает. Я положила ее в твоей прежней комнате. Садись поближе к огню.
Молодая женщина проигнорировала предложение, обдумывая ситуацию. Николь была наверху и, по-видимому, заперта. Однако Элизабет не собиралась играть уготованную ей роль жертвы.
– Скажи, Элма, неужели тебе действительно так нравится играть в эту игру? Я знаю про Джеймса все. Знаю, как он умер. Его застрелили собственные солдаты при попытке бежать с поля боя. – Элизабет остановилась. Каждое сказанное слово придавало ей силы и уверенности. Ее твердый голос, казалось, стегал старую женщину. – С самого первого дня вы обманули всех: меня, Джеймса, Колтера и мою дочь. Как вы можете жить с таким грузом? Действительно ли скорбите о своем сыне? Или это тоже ложь?
– Джеймс не стоит моих слез.
– Господи, бесчувственная ведьма! Он любил вас. Джеймс делал все, чтобы угодить вам. – Элизабет подошла ближе, всматриваясь в Элму, надеясь увидеть хотя бы малейший признак раскаяния. Но его не было. – Неужели вы всерьез думали, что я позволю вырастить мою дочь похожей на вас? Да я лучше умру.
– Ну что ж, так и сделай. – Элма вынула руку из складок юбки и подняла пистолет. – Думаю, тебе надо отдохнуть, дорогая. Вы проделали долгое путешествие.
– Элма, чье тело в подвале?
– Тебя это не касается.
– Чье тело в подвале? – повторила Элизабет, повышая голос и с трудом держа себя в руках.
Старая женщина грациозно поднялась, все еще держа пистолет, и начала приближаться. Элизабет попятилась.
– Где все слуги, Элма?
– Убежали с командой янки, которая проходила мимо и обещала им свободу. Разве они знают, что свобода требует ответственности?
– Да-да, вы правы. – Дойдя до двери, Элизабет хотела было убежать, но Элма ускорила шаг и оказалась рядом с ней.
– Будешь ты послушной или нет?
– Да-да, буду.
– Хорошо. Мне приятно это слышать. Элизабет не могла отвести глаз от пистолета.
Оценивающе глядя на свекровь, она судорожно соображала, насколько та сильна и есть ли шанс отобрать оружие.
Как будто прочтя ее мысли, Элма взвела курок.
– Иди наверх, Элизабет. Я уже пользовалась этим, и оказалось, что неплохо стреляю. В три выстрела я покончила с Биллингом.
– С Биллингом? – переспросила Элизабет, ненавидя собственный голос. Ее каблук коснулся нижней ступеньки, и, не поворачиваясь, она подхватила юбку и начала, пятясь подыматься по лестнице. На какой-то момент показалось, что Элма забыла про нее, такой невидящий у нее был взгляд. Но тут же, тряхнув головой, она снова посмотрела на Элизабет.
– Биллинг – тот человек, которого я наняла, чтобы привезти домой Николь.
– Вы... вы убили его? – Элизабет поняла, что Элма безумна. Не просто одержима идеей получить все, что она считает своим, а безумна по-настоящему.
– Он подвел меня, дорогая. Я не могу терпеть предательства ни от кого. Даже хорошо, что Джеймс умер. Он тоже предал меня.
– Джеймс любил вас, Элма. Помните, как он привозил вам подарки, возвращаясь из путешествий? Ведь вам нравились его подарки.
– А ты ревновала.
Неподдельная ненависть, промелькнувшая в ее тоне, ужаснула Элизабет. Как удержать Элму? Как освободить себя и Николь?
– В чем же это Джеймс предал вас? – спросила она, надеясь сбить ее с толку.
– Этот идиот ухитрился заразиться свинкой. Он выздоровел, но утратил единственную способность, которой обладал. Джеймс не мог иметь детей. Но потом мы нашли тебя – слабую, несчастную, безмозглую дурочку. Ты была готова поверить, что Колтер бросил тебя. Но даже тогда мне пришлось уговаривать своего сынка жениться на тебе. Этого идиота, видите ли, мучила совесть. Невзирая на то, что лежало на весах, он осмеливался говорить мне о своей дружбе с Колтером. Джеймс готов был смотреть, как меня выбрасывают из моего собственного дома! Я рада, что он умер, слышишь меня? Я рада, что мне не придется избавляться самой от этого слабака, как я избавилась от его отца.
Элизабет потеряла дар речи.
Элма захохотала.
Оглушительный звук выстрела привел молодую женщину в чувство. Она повернулась и побежала. Теперь она знала, почему Джеймс лгал ей. Раздался еще один выстрел, и пуля попала в стену над головой Элизабет.
Однако эти выстрелы привлекли внимание патруля северян, и они повернули на дорожку, ведущую к «Двум соснам».
Глава двадцать первая
Вконец измотав и себя и лошадь, которую он украл, Колтер скакал на юг и уже миновал Вильямский лес и мельницу. Ему пришлось свернуть с дороги – фургоны оставили в мокром снегу такие глубокие колеи, что она стала непроезжей.
Минуя дома с зажженными окнами, полковник повторял названия усадеб: Варрен, Эвери, Гойон, – только бы отвлечься от мрачных предчувствий. Браун, Роуланд, Эмбре... Он заставлял себя вспоминать членов этих семейств, их лучших лошадей, когда в последний раз видел их – все что угодно, только бы не заснуть.
Объезжая усадьбу Ли и мельницу, Колтер увидел свежие следы и позволил коню самому выбирать дорогу. Переправившись через Голубиный ручей, он опять углубился в лес.
Он ехал, опустив голову так, чтобы шляпа хоть немного защищала его от падающего снега, и надеясь, что Элизабет сейчас уже в тепле, в «Двух соснах». А в безопасности ли – он просто не решался думать.
Чувствовалось, что у коня еще достаточно сил, чего нельзя было сказать о нем самом. Как выдержать остаток пути?
Его серая шинель покрылась толстым слоем снега, совершенно промокла и стала тяжелой, сковывая движения. Конь тоже был весь засыпан снегом, таявшим только на морде от жаркого дыхания. Но они продолжали путь.
В голове крутились вопросы, которые Колтер не решался задавать себе раньше, и на самые важные из них не находилось ответа. Почему Элизабет решила отправиться к Элме одна? Что было написано в письме такого, что заставило ее рисковать и ехать туда с Николь?
Жеребец фыркнул, предупреждая о всадниках, и Колтер едва успел скрыться за купой деревьев. Он наклонился к самой шее коня, шепча и прикрывая ему ноздри, чтобы не выдать их присутствия. Коснувшись щекой мокрой горячей шеи животного, полковник закрыл глаза, не в силах отказать себе хоть в кратком отдыхе. Но боевой дух коня, в отличие от его, не был сломлен, он стал беспокойно переступать с ноги на ногу и разбудил его.
Вскоре Колтер убедился, что «Две сосны» уже недалеко. Там можно будет поспать и освободиться наконец от мокрой одежды. Казалось, жеребец каким-то образом прочел его мысли – запрядал ушами, и его шаг стал коротким и упругим.
– Хочешь получить порцию теплой каши и мягкую постель из соломы? – прошептал ему всадник. Сквозь редеющие деревья он различал тропинку, но что-то удерживало его от того, чтобы пустить лошадь галопом и выехать на дорогу, ведущую к поместью.
Вдруг послышались выстрелы. Теперь ничто уже не могло остановить его. Не обращая больше внимания на грязь и темноту, полковник пришпорил коня, направляя его прямо на звуки стрельбы.
Элизабет и Николь – вот все, о чем он мог думать. Он нашел ответ на свой вопрос. У него хватит сил, чтобы помочь им.
– Огонь! – приказал капитан Мишель Тортон своему маленькому отряду. Пули ударили по нижнему этажу дома, разбив стекла. В ответ тишина. Он медленно поднял руку, останавливая пальбу.
– Эти проклятые мятежники все сумасшедшие, – буркнул один из его солдат.
Капитан кивнул в знак согласия. Когда он услышал тот первый выстрел, то приказал своим людям растянуться цепью и подходить к дому со стороны леса и поля, пользуясь, чем только можно для прикрытия. По-видимому, в доме кто-то стоял на часах, так как выстрел раздался, едва они приблизились. Однако стреляли в нижних комнатах, что показалось ему странным. Капитан взял полевой бинокль, чтобы изучить нижний этаж, надеясь различить хоть какие-то признаки движения и понять, где засел стрелок.
Никого не было видно. Чувствовался слабый запах дыма, идущего из массивных кирпичных труб, и он пожалел, что в поисках убежища они натолкнулись на очередного мятежника.
– Думаете, мы попали в него, капитан?
– Опыт говорит мне, что должны были, но интуиция подсказывает, что это не так. Возьмите двух человек и зайдите с другой стороны. – Он стал ждать, мечтая о тепле, в котором так нуждались его замерзшие, усталые солдаты, гадая, обдуманно ли действовал выстреливший в них человек. Эти необъяснимые выстрелы очень беспокоили его, но почему, он и сам не мог понять.
В этот момент напряженную тишину нарушил отчаянный крик ребенка.
И тут же в правом крыле дома опять раздались выстрелы.
– Огонь!
Элизабет услышала приказ стрелять и крепче прижала к себе Николь. Они сжались в дальнем углу комнаты, бывшей когда-то ее тюрьмой. Ускользнув от Элмы, молодая женщина в панике не заметила, что из комнаты вынесена вся мебель, и ей нечем подпереть дверь.
Если бы Элма не закричала: «Янки!» – она бы так и не знала, кто стреляет. Сейчас она не будет думать о них как о врагах, ведь солдаты могут спасти их с Николь от сумасшедшей старухи.
Пули заплясали по комнате, усыпав пол стеклом. Невероятным усилием воли Элизабет подавила рвущийся из груди крик. Послышалось еще несколько выстрелов, затем наступила тяжелая, напряженная тишина.
Что, если Элма поднимется сюда? Что, если она станет стрелять по янки из этих окон?
– Мама, я боюсь.
– Знаю, родная, знаю. – Элизабет больше не могла рисковать жизнью ребенка. – Послушай меня. Мы будем сейчас играть в игру, которая выведет нас отсюда. Делай то же, что и я, малышка, не разговаривай, а просто двигайся.
Она отбросила одеяло, в которое была укутана Николь, и легла на пол, ожидая, пока девочка последует ее примеру. Израненные ладони ощутили жар, идущий от пола, но женщина не обратила на это внимания и поползла.
– Вот так, Николь. Мы будем как маленькие змейки, ползущие в свою норку.
– Я не хочу быть змейкой. Я буду червячком.
– Кем хочешь, солнышко, будь кем хочешь, только держи голову ниже. – Не обращая внимания на редкие выстрелы, Элизабет почти добралась до окна. – Пригнись пониже и жди. – Не подымаясь с пола, она стала ощупывать подоконник, молясь, чтобы на окне не было деревянной решетки.
Бог не услышал ее молитв. В центре подоконника она наткнулась на первый штырь и со стоном разочарования уронила руку. Неудача почти сломила ее.
– Жарко, мама. Пол горячий.
Элизабет подняла голову. Чувствовался запах дыма. В памяти прозвучал гордый голос Элмы: «Дом построен из деревьев, росших в наших лесах».
Подползла Николь, и Элизабет взяла ее на колени. Полы и стены из смолистых сосен будут тлеть, пока не сгорят дотла. Становилось трудно дышать. Прижав головку Николь к своему плечу, она поднялась. Прохладный ночной воздух освежил их лица и дал возможность вздохнуть полной грудью.
– Вы никогда не войдете в мой дом! – кричала внизу Элма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22