— Браво! Вы возвращаете мне хорошее настроение, аббат!
— Тем лучше! — сказал аббат, беря его под руку. — Мне сей час очень нужно ваше хорошее настроение!
— Почему? — удивленно спросил Гийом.
— Потому что иногда вы бываете ворчуном!
— Ну и..?
— А сегодня… — Аббат остановился и внимательно посмотрел на Гийома.
— Что? — спросил главный лесничий.
— Сегодня у меня есть к вам две-три просьбы, дорогой друг!
— Две или три просьбы?
— Пусть сначала будут две, чтобы вас не испугать!
— А за кого вы просите?
— Да вы уже, наверно, знаете, дядюшка Гийом: каждый раз, когда я обращаюсь к вам с просьбой, это значит, что я протягиваю руку, чтобы сказать: «Дорогой мсье Ватрен, подайте, ради Христа»!
— Ну, так в чем же дело на этот раз? — смеясь, спросил дядюшка Гийом.
— Речь идет о старом Пьере!
— Ах да, бедный малый! Я знаю о его несчастье. Этот бродяга Матье добился того, что мсье Рэзэн его выгнал!
— Он служил у него двадцать лет, и всего лишь из-за письма, которое он потерял позавчера…
— Мсье Рэзэн был неправ, — сказал дядюшка Гийом, — я ему уже говорил это сегодня утром, и вы ему повторите, когда он придет. Слугу, который прослужил у вас двадцать лет, нельзя выгнать на улицу — это уже не слуга, а член семьи. Я никогда не выгоню собаку, которая служила мне двадцать лет!
— Я знаю ваше доброе сердце, дядюшка Гийом, — сказал аббат. — Сегодня утром я пустился в путь, чтобы собрать пожертвования для этого бедняги. Все мне давали по десять-двадцать су, и я подумал: «Я пойду в Новый дом по дороге в Суассон. Дорога займет полтора лье туда и полтора лье обратно, то есть всего три лье, но я попрошу у дядюшки Гийома 20 су за каждое лье, а это составит три франка. Кроме того, я буду иметь удовольствие пожать ему руку».
— И Бог воздаст вам, мсье аббат, за ваши добрые намерения! — сказал дядюшка Гийом и, порывшись в кармане, вынул две монетки по пять франков и протянул их аббату Грегуару.
— О! — воскликнул аббат. — Десять франков! Но это слишком много для вашего маленького состояния, мсье Ватрен!
— Я должен больше, чем другие, потому что именно я приютил этого волчонка Матье, и в какой-то степени я и виноват в том, что он сделал!
— Я бы предпочел, — сказал аббат, вертя монетки в руках, словно испытывая угрызения совести от того, что он отнимает у столь небогатого хозяйства такую большую сумму, — я бы предпочел, дорогой папаша Гийом, чтобы вы дали ему три франка или вообще ничего не дали, а взамен позволили бы срубить несколько деревьев в ваших лесных владениях!
Дядюшка Гийом посмотрел на аббата с прекрасно наигранным и наивным непониманием и сказал:
— Лес принадлежит монсеньору герцогу Орлеанскому, а деньги принадлежат мне! Так что возьмите деньги, и пусть Пьер даже не думает подходить к деревьям! Итак, это дело мы уладили, перейдем к другому. О чем вы еще хотите меня попросить?
— Мне поручили передать вам одну просьбу.
— Кому?
— Вам.
— Просьбу ко мне? Ну давайте посмотрим!
— Меня попросили передать ее на словах.
— От кого эта просьба?
— От Бернара.
— Что он хочет?
— Он хочет…
— Ну что? Говорите скорее!
— Он хочет жениться!
— О! О! — воскликнул дядюшка Гийом.
— Почему вы так удивлены? Разве он не достиг совершеннолетия? — спросил аббат Грегуар.
— Конечно, но… на ком он хочет жениться?
— На одной замечательной девушке, которую он любит и которая любит его!
— Если это только не мадемуазель Эфрозин, то я ему раз решаю жениться на ком угодно, хоть на моей бабушке!
— Успокойтесь, дорогой друг! Девушка, которую он любит, — Катрин!
— Правда? — радостно воскликнул дядюшка Гийом. — Бернар и Катрин любят друг друга?
— Разве вы в этом сомневались? — спросил аббат Грегуар.
— О, да! Я так боялся ошибиться в этом!
— Итак, вы даете ваше согласие?
— От всего сердца! — воскликнул дядюшка Гийом, но вдруг, задумавшись, добавил: — Но…
— Но — что?
— Но нужно поговорить со старушкой… Все решения, которые мы принимали за двадцать шесть лет нашей совместной жизни, мы принимали вместе. Бернар такой же сын ей, как и мне. Да, — добавил он, — нужно ей об этом сказать! — Открыв дверь на кухню, он позвал: — Эй, мать, пойди сюда!
Затем, вернувшись к аббату, он вставил трубку на ее обычное место во рту и, потирая руки, что у него служило признаком глубочайшего удовлетворения, произнес:
— Ай да плутишка Бернар! Это самая остроумная глупость, которую он сделал в своей жизни! В этот момент матушка Ватрен появилась на пороге кухни, вытирая лоб своим белым фартуком.
— Ну, что случилось? — спросила она.
— Говорят тебе, иди сюда! — сказал Гийом.
— Ну почему меня нужно обязательно беспокоить в тот момент, когда я замешиваю тесто! — начала было старушка, но, заметив гостя, воскликнула: — Боже мой! Господин аббат Грегуар! К вашим услугам, господин аббат! Я не знала, что вы здесь, иначе не пришлось бы меня звать.
— Хм! — сказал Гийом аббату. — Вы слышите? Ну, теперь ее понесло!
— Как вы себя чувствуете? — продолжала матушка Ватрен, — а как поживает ваша племянница, мадемуазель Александрина? Вы знаете, что сегодня в доме большая радость по случаю воз вращения Катрин?
— Так, так, так! Вы мне поможете обуздать ее, мсье аббат? Я могу рассчитывать, что не буду одинок в достижении цели?
— Зачем же ты позвал меня, если мешаешь выражать мое почтение господину аббату и не даешь спросить о его делах? — спросила Марианна с недовольным выражением, сохранившимся у нее с того момента, когда он в первый раз отослал ее на кухню.
— Я тебя позвал, чтобы ты доставила мне удовольствие! — Какое?
— Я хочу, чтобы ты в двух словах выразила свое мнение по одному важному делу. Бернар хочет жениться.
— Бернар хочет жениться? И на ком?
— На своей кузине.
— На Катрин?
— Да, на Катрин. Ну, что ты скажешь? Говори скорее!
— Катрин, — ответила матушка Ватрен, — это прекрасная дочь, замечательная девушка…
— Ну и что дальше? Продолжай!
— Это не сможет нас опозорить и…
— Дальше! Дальше!
— Но только у нее ничего нет!
— Ничего? Совершенно ничего!
— Жена, не нужно ставить несколько каких-то жалких экю выше счастья этих бедных детей!
— Но без денег очень плохо живут, старик!
— А без любви живут еще хуже! — Да, это правда, — прошептала Марианна.
— Разве когда мы поженились, — спросил Гийом, — у нас было много денег? Мы были бедны как церковные мыши, да и сейчас мы не так уж богаты… Что бы ты сказала, если бы наши родители захотели разлучить нас под тем предлогом, что нам не хватает каких-то нескольких сотен экю для ведения домашнего хозяйства?
— Да, все это прекрасно, — ответила матушка Ватрен, — но главное препятствие вовсе не в этом!
Она произнесла эти слова с таким выражением, что Гийом вынужден был понять, что он глубоко заблуждался, если бы считал, что дело закончено, и что его ждет довольно стойкое неожиданное сопротивление.
— Ну, — сказал Гийом, со своей стороны, приготовившись к наступлению, — и в чем же заключается это препятствие?
— О, ты меня прекрасно понимаешь! — сказала Марианна.
— Все равно скажи, как будто я этого не понимаю!
— Гийом, Гийом, — сказала старушка, — мы не можем позволить осуществиться этому браку, мы не можем взять этот грех на свою душу!
— А почему?
— Боже мой! Да потому, что Катрин — еретичка!
— Ах, жена, жена, — воскликнул Гийом, топнув ногой, — я ни когда не думал, что это может служить камнем преткновения, я не мог даже и предположить!
— Что ты хочешь, старик! Такой я была двадцать лет назад, такой я осталась и сейчас. Я сопротивлялась, как могла, браку ее бедной матери с Фридрихом Блюмом. К несчастью, это была твоя сестра, она была свободна и не нуждалась в моем согласии. Но все-таки я ей сказала: «Роза, запомни мои слова: брак с еретиком к добру не приведет!» Она меня не послушала и вышла замуж, и мое предостережение сбылось! Отец был убит, мать умерла, и бедная девочка осталась сиротой!
— И ты ее за это упрекаешь?
— Нет, но я ее упрекаю за то, что она — еретичка!
— О, несчастная, — воскликнул дядюшка Гийом, — да знаешь ли ты, что такое еретичка?!
— Это то создание, которое будет проклято!
— Даже если она добродетельна?
— Даже если она добродетельна!
— Даже если она хорошая мать, верная жена, послушная дочь?
— Даже если это так!
— Даже если у нее есть все эти достоинства?
— Все достоинства — ничто, если она еретичка! — Тысяча проклятий! — воскликнул Гийом.
— Ругайся, если хочешь, — сказала Марианна, — но это ничего не изменит!
— Да, ты права, я больше в это не вмешиваюсь!
И, повернувшись к достойному священнику, который слушал этот спор, не произнося ни слова, сказал:
— Вы все слышали, господин аббат, теперь ваша очередь!
И он бросился вон из комнаты, как человек, которому не хватает свежего воздуха. — О, женщины, женщины, — воскликнул он, — поистине вы созданы для наказания рода человеческого!
Но она ничего не слушала и качала головой, повторяя:
— Нет, я считаю, что это невозможно! Бернар никогда не женится на еретичке! Все, что угодно, но только не это! Нет, нет, этого не может быть!
Глава III. Отец и сын
Тогда дядюшка Гийом вышел, аббат Грегуар и мадам Ватрен остались стоять напротив друг друга.
Естественно, аббат согласился принять на себя ту миссию, которую возложил на него главный лесничий, вынужденный покинуть поле боя не потому, что он считал себя побежденным, а потому, что боялся достигать своей цели средствами, которые ему было стыдно использовать. К несчастью, за те тридцать лет, в течение которых аббат Грегуар был исповедником Марианны, он хорошо изучил ее, знал, что главным недостатком матушки Ватрен было упрямство, и не питал больших надежд победить там, где Гийом потерпел неудачу.
Таким образом, несмотря на уверенный вид, аббат внутренне имел некоторые сомнения, приступая к исполнению своей миссии.
— Дорогая мадам Ватрен, — сказал он, — кроме разницы в религии, есть ли у вас другие возражения против этого брака?
— У меня, господин аббат? — переспросила старушка, — никаких! Но мне кажется, что этого достаточно!
— Честно говоря, матушка Ватрен, мне кажется, что вместо того, чтобы говорить «нет», вы должны согласиться!
— О, господин аббат, — воскликнула Марианна, поднимая глаза к небу, — и это вы меня склоняете к тому, чтобы я дала согласие на подобный брак?!
— Да, именно я.
— В таком случае я вынуждена сказать вам, что ваш долг — возражать против него!
— Мой долг, дорогая мадам Ватрен, заключается в том, чтобы давать тем, кого я встречу во время моего короткого земного пути, как можно больше счастья, в особенности тем, кто к нему стремится.
— Этот брак погубит душу моего сына: я отказываюсь!
— Ну, ну, будьте благоразумны, дорогая мадам Ватрен, — продолжал настаивать аббат, — разве Катрин, хотя она и протестантка, не любила и не уважала вас, как родную мать?
— О! В этом смысле я ничего не могу возразить! Всегда, надо отдать ей справедливость!
— — Разве она не почтительна, не добра, не благодарна?
— Нет, напротив!
— Она ведь набожна, искренна, скромна?
— Да.
— В таком случае, дорогая мадам Ватрен, ваша совесть может быть совершенно спокойна: религия, научившая Катрин всем этим добродетелям, не может погубить душу вашего сына!
— Нет, нет, господин аббат, нет, это невозможно! — повторила Марианна, упорствуя в своем упрямстве.
— Я вас прошу! — сказал аббат.
— Нет!
— Я вас умоляю!
— Нет, нет, нет!
Аббат возвел глаза к небу.
— О, милосердный Боже, — прошептал он, — тебе достаточно одного взгляда, чтобы понять, что делается в сердцах человеческих! Ты видишь, в каком заблуждении находится эта мать, принимающая свое ослепление за набожность! Господи, просвети ее!
Но добрая женщина продолжала делать отрицательные знаки. В этот момент Гийом, который, несомненно, подслушивал у дверей, вошел в комнату.
— Ну что, господин аббат, — спросил он, бросив на жену быстрый взгляд, — стала ли она благоразумнее?
— Я надеюсь, мадам Ватрен подумает, — ответил он.
— А! — воскликнул Гийом, сжимая кулаки.
— Старушка заметила этот жест, но невозмутимо продолжала стоять на своем.
— Делай, что хочешь, — сказала она, — я знаю, что ты — хозяин, но если ты их поженишь, это будет против моей воли!
— Тысяча чертей! Вы слышите, господин аббат? — спросил Ватрен.
— Терпение, дорогой мсье Гийом, терпение! — ответил аббат, видя, что добряк начинает горячиться.
— Терпение, — воскликнул старик, — но поистине не в человеческих силах иметь терпение в подобной ситуации! Из-за подобного упрямства можно потерять человеческий облик!
— Ну-ну, — сказал, аббат вполголоса, — у нее доброе сердце, она преодолеет свои заблуждения!
— Да, вы правы, я не хочу заставлять ее насильно покоряться моему решению, я не хочу, чтобы она разыгрывала роль несчастной матери, жены-мученицы. Я даю ей сегодняшний день на размышление, и если сегодня вечером она мне не скажет: «Старик! Нужно поженить наших детей…» — Гийом пристально посмотрел на жену, но та снова покачала головой, только усиливая раздражение главного лесничего. — Если она не захочет мне сказать этого, — продолжал он, — то тогда… послушайте, мсье аббат, мы вместе уже двадцать шесть лет, да… 15 июня исполнится двадцать шесть лет, но мы расстанемся, как будто все это было вчера, и мы проведем остаток наших дней каждый сам по себе!
— Что он говорит? — в ужасе спросила старушка.
— Мсье Ватрен! — воскликнул аббат.
— Я говорю… я говорю правду! — сказал он. — Ты слышишь, жена?
— О да, да, я слышу! О, какая я несчастная! — И матушка Ватрен бросилась на кухню, захлебываясь в рыданиях.
Она, казалось, пребывала в таком отчаянии, что даже была готова сделать шаг к примирению.
Оставшись наедине, главный лесничий и аббат посмотрели друг на друга. Аббат первым нарушил молчание.
— Мой дорогой Гийом, — сказал он, — не падайте духом и имейте терпение!
— Нет, вы видели когда-нибудь что-нибудь подобное? — в ярости вскричал Гийом.
— У меня есть надежда, — сказал аббат, скорее для того, чтобы утешить старика, чем будучи уверенным в этом, — нужно, чтобы дети увидели ее и поговорили с ней!
— Нет, они ее не увидят и не будут говорить с ней! Она должна сама прийти к этому, а не под влиянием жалости! Иначе мне не о чем говорить с ней! Чтобы дети ее увидели, чтобы дети говорили с ней? Нет, мне стыдно даже подумать об этом! Я не хочу, чтобы они знали, что у них такая глупая и упрямая мать!
В этот момент в полуоткрытой двери показалось взволнованное лицо Бернара.
— Прошу вас: ни слова об упрямой старухе, господин аббат! — прошептал Гийом.
Бернар заметил взгляд, который бросил на него отец; его молчание отнюдь не уменьшило беспокойство молодого человека.
— Так что же, батюшка? — осмелился спросить он робким голосом.
— Кто тебя звал? — спросил Гийом.
— Батюшка! — почти умоляюще прошептал Бернар.
Эта мольба проникла в самое сердце Ватрена, но он даже не подал виду и резко спросил:
— Я тебя спрашиваю: кто тебя звал? Отвечай!
— Никто… я знаю… но я надеялся…
— Убирайся! Ты был глуп, если надеялся!
— Батюшка! Дорогой батюшка, — взмолился Бернар, — одно слово! Одно!
— Убирайся!
— Ради Бога, батюшка!
— Убирайся, говорю тебе! — закричал дядюшка Гийом. — Тебе здесь нечего делать!
Но семья Ватрена была подобна семье Оргона note 31. Каждый был упрям по-своему. Вместо того, чтобы подождать, когда гроза пройдет и его отец успокоится, и прийти позже, как тот ему и советовал, пусть и в несколько грубой форме, Бернар решительно вошел в комнату и твердым голосом сказал:
— Батюшка, матушка плачет и не отвечает мне. Вы плачете и гоните меня…
— Ты ошибаешься, я не плачу!
— Спокойствие, Бернар, спокойствие, — сказал аббат, — все может измениться!
Но вместо того, чтобы внять голосу аббата, Бернар слышал только голос отчаяния, которое начало закипать в нем.
— О, как я несчастен! — прошептал он, думая, что мать согласилась на этот брак, а отец возражает. — Я так любил моего отца все двадцать пять лет моей жизни, а мой отец меня не любит!
— Да, несчастный ты человек! — вскричал аббат. — Потому что ты богохульствуешь!
— Но вы же прекрасно видите, господин аббат, что мой отец меня не любит, — сказал Бернар. — Ведь он отказывает мне в единственной радости моей жизни!
— Вы слышите, что он говорит? — воскликнул Гийом, вспыхивая от нового приступа гнева. — Вот как он меня судит! О, молодость, молодость!
— Но, — продолжал Бернар, — это не значит, что из-за этого непонятного каприза я оставлю бедную девушку. Если у нее здесь всего лишь один друг, то этот друг заменит ей всех остальных!
— Я тебе уже три раза сказал, чтобы ты ушел, Бернар! — еще раз повторил Гийом.
— Я ухожу, — сказал молодой человек, — но мне двадцать пять лет, и я имею полную свободу действий, и если мне так жестоко отказывают, то существует закон, дающий мне право взять то, в чем мне отказывают!
— Закон! — гневно воскликнул дядюшка Гийом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19