А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Должно быть, это горцы из королевских отрядов, что нападают на англичан на юге, – предположила сестра Алиса, подошедшая с деревянным подносом, который был весь уставлен деревянными чашками с лекарствами. – Наверное, им нужны только ночлег и еда. Какие же они все-таки страшные, эти вояки! Ой, кажется, один из них не сводит с вас глаз, миледи. Вы его знаете?
– В первый раз вижу, – ответила удивленная Микаэла. Смиренно сложив руки под грудью, она направилась к мужчинам и спросила по-гэльски: – Что вам угодно? Если вы пришли навестить своих товарищей, то они лежат на другом конце палаты.
– Мы пришли совсем с другой целью, – ответил высокий горец тоже по-гэльски. Микаэлу поразил его голос – глубокий, звучный, но негромкий. – Вы Микейла, сводная сестра Гэвина Фолкенера? Если да, то нам нужны вы! – И незнакомец вежливо поклонился.
Микаэла на мгновение растерялась. Странно, что горец назвал ее Микейлой… Впрочем, в гэльском языке нет точного эквивалента ее имени. Но почему ей кажется, что она уже слышала свое гэльское имя, произнесенное этим мягким, рокочущим басом? Где, когда? Не зная, что и думать, Микаэла почувствовала смутное волнение.
– Откуда вам известно мое имя? – спросила она. – Вас прислал Гэвин?
– Ваш брат рассказал мне, где вас можно найти, – уклонился от прямого ответа незнакомец.
– Он здоров? Вы привезли от него письмо?
– Он здоров, но письма нет. Я приехал, чтобы попросить вас оказать медицинскую помощь одному очень нуждающемуся в ней человеку.
Микаэла с досадой прикусила губу. Брат, должно быть, рассказал ему о ее познаниях в медицине, но Гэвин не знает, с какими трудностями она здесь столкнулась…
– Мне запрещено заниматься медицинской практикой, – ответила она. – Вам следует обратиться к главному врачу этой больницы, доктору Джеймсу. Он скоро придет, вы можете его подождать.
Давая понять, что разговор окончен, Микаэла направилась к кровати, на которой лежал раненый шотландец, и пощупала ему лоб. Несчастному явно требовалась помощь хирурга: у него был сильный жар.
– Мать Агнесса прислала раненым лекарство, – сказала подошедшая сестра Алиса и поднесла к губам мужчины деревянную чашку. – Этот настой трав на вине с сахаром снимет боль. И еще настоятельница просила передать, чтобы вы ни в коем случае не меняли раненым повязки – она хочет сделать это сама.
– Тем лучше! – ответила Микаэла. – Но подскажи ей, что одному из раненых нужно дать снадобье от жара, потому что его рана воспалилась. Ее надо обязательно очистить от гноя, для этого, возможно, потребуется помощь хирурга.
– Что нужно раненому, решать не вам, а доктору Джеймсу! – раздался за спиной Микаэлы раздраженный голос настоятельницы. – А он, к вашему сведению, считает нагноение полезным!
Обернувшись, Микаэла увидела мать Агнессу, которая незаметно вошла в палату через другую дверь и с оскорбленным видом застыла в проходе, сверля Микаэлу злобным взглядом. Из-за ее плеча выглядывал маленький темноволосый и смуглолицый отец Ансельм, его карие глазки источали холод.
– Итальянские медики настоятельно советуют очищать гнойные раны, – заметила Микаэла. – Мне кажется, эта процедура значительно облегчит состояние нашего пациента и снимет жар.
Мать Агнесса гневно сверкнула глазами.
– Леди Микаэла, позвольте напомнить вам, что здесь никому не нужны ваши медицинские советы! Доктор Джеймс – достаточно знающий и опытный врач, чтобы обходиться без ваших рекомендаций. И если вы сейчас же не прекратите вмешиваться в ход лечения, то будете с позором изгнаны из нашей больницы или еще того хуже!
– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Микаэла.
– Вас отлучат от церкви! – вмешался в разговор отец Ансельм. – Обдумайте свое поведение – и помните, что доктор Джеймс постоянно о вас справляется. Нам стало известно, что вы тайком меряете больным пульс, осматриваете их, как женщин, так и мужчин, и даже исследуете мочу. Это может делать только дипломированный врач, допущенный к работе гильдией, а посему ваше поведение совершенно недопустимо! Занимаясь не своим делом, вы, миледи, ставите под угрозу жизнь других людей, а также рискуете спасением собственной души.
Это было уже слишком! Микаэла почувствовала, что кровь бросилась ей в голову.
– Нет, я занимаюсь своим делом, потому что я врач! – воскликнула она, глядя своему обличителю прямо в глаза. – Вы же видели мой диплом, который подписали светила медицины из Болонского университета!
– Полагаю, вы действительно приобрели в Италии некоторые познания в лечении детских и женских болезней, – поджав тонкие губы, высокомерно заявила настоятельница. – Но вы ничего не понимаете в лечении мужчин, поэтому не имеете права их осматривать и вмешиваться в их лечение.
– Я в течение нескольких лет помогала вести медицинскую практику своему мужу, известному болонскому врачу и ученому Ибрагиму ибн-Катебу, – возразила Микаэла, из последних сил стараясь сохранить спокойствие. – Он относился ко мне как равной, уважая мое профессиональное мнение. Я надеялась, что и на родине мои знания будут оценены по достоинству!
– А вы, оказывается, тщеславны, милочка, – прошипела мать Агнесса. – И очень упрямы.
– Но я приехала в Шотландию для того, чтобы лечить! Не лишайте меня этой возможности! – взмолилась Микаэла.
– Господь насылает на нас недуги, чтобы наказать за грехи, – наставительным тоном заметил отец Ансельм. – Врач – лишь инструмент в его руках. Если он отпускает больному грехи, то врачу удается исцелить телесный недуг. Но это право господь даровал только самым искусным в деле врачевания мужам. Женщины же, существа слабые, подверженные многочисленным порокам, часто совершают ошибки, поэтому не могут быть допущены к врачеванию.
– Да-да, – одобрительно кивнула мать Агнесса. – Ухаживайте за больными, согревайте их сердца своим участием, как это делаю я, а лечение предоставьте ученым мужам.
– До меня дошли слухи, – криво усмехнувшись, продолжал отец Ансельм, – что в Италии вы предприняли дерзкую попытку вылечить больную женщину наложением рук. Кроме того, вы взывали к господу, прося его даровать вам целительную силу, за что вас обвинили в ереси и колдовстве…
– Это ложное обвинение сняли! – решительно оборвала его Микаэла.
– А я слышала, что больные, явно по вашему собственному наущению, называют вас «Чудотворной леди», – вновь вмешалась настоятельница. – Разве это не свидетельствует о ваших греховных помыслах? Творить чудеса могут только Всевышний да Святая Дева, все остальное – ужасный грех!
– Разве может быть греховным желание спасти больного, облегчить его страдания? – возразила Микаэла, содрогаясь в душе от страшных воспоминаний об итальянском суде.
Тогда, в Болонье, обвинение в ереси и колдовстве могло стать для нее роковым, но, к счастью, все обошлось. Однако с тех пор она совсем перестала пользоваться своим даром. Покойный Ибрагим не раз советовал ей полагаться только на врачебное искусство – таким образом муж надеялся оградить ее от опасности. К тому же природа чудесных способностей Микаэлы была ему непонятна, и это его пугало. Послушавшись мужа, она постаралась навсегда забыть и о своем даре, и о связанной с ним самой мрачной странице своей жизни, поэтому слова отца Ансельма подействовали на нее как удар хлыста. Оказывается, старые душевные раны так легко разбередить…
– Может, вы святая? – ехидно заметила мать Агнесса.
– Не более, чем вы! – сердито бросила Микаэла.
Она развернулась и быстро пошла к выходу. От гнева и обиды у нее дрожали руки. В дверях Микаэла едва не налетела на высокого горца. Их взгляды встретились – его серые глаза, напоминавшие грозовое небо или воды Северного моря перед штормом, смотрели проницательно и сурово. В следующее мгновение он дал ей дорогу, пророкотав:
– Прошу прощения, миледи!
Микаэла стремительно пролетела мимо, выскочила из больницы и почти бегом устремилась через двор к веревкам, на которых сушилось больничное белье. Холодный ветер бил ей в лицо, раздувая подол черного платья, она задыхалась, но упрямо продолжала идти вперед – прочь, прочь от враждебности и непонимания завистливых ханжей!
– Слишком уж она дерзка для монахини, – заметил Мунго, обращаясь к Дайрмиду, когда Микаэла промчалась мимо них с видом разгневанной королевы.
– Ты забыл? Она вовсе не монахиня, – возразил Дайрмид. – А черное носит потому, что вдова – так мне сказал Гэвин Фолкенер.
– Ну и что? Разве вдова не может уйти в монастырь? Но раз она вольная птица, тогда поскорее поговори с ней, и дело с концом: путь нам предстоит неблизкий. А впрочем, не представляю, как тебе удастся уговорить ее. Сразу видно, миледи – женщина с характером, настоящая фурия! Сказать по правде, от таких, как она, меня прямо в дрожь бросает.
– Мне ли бояться фурий? – задумчиво произнес Дайрмид, наблюдая, как Микаэла в развевающемся вдовьем одеянии на другом конце двора принялась лихорадочно сдергивать простыни с веревок. Судя по всему, она была вне себя от гнева. Дайрмиду вспомнилась хрупкая девушка, почти девочка – воплощенное совершенство плоти и духа, – которая одиннадцать лет назад опустилась на колени перед раненым среди крови и хаоса только что закончившегося боя. В разгневанной женщине, сердито срывавшей с веревок больничное белье, трудно было узнать кроткую юную Микаэлу, наделенную божественным даром исцеления.
Но ее глаза… Они были все те же – цвета июльского неба, обрамленные золотистыми ресницами. А белый платок на голове наверняка скрывал светлые пушистые волосы, похожие на струящийся лунный свет… Отогнав непрошеные воспоминания, Дайрмид нахмурился и решительно направился туда, где колыхались на ветру белые полотнища простыней.
Вне себя от обиды и возмущения, Микаэла сдергивала белье с веревок и складывала его в корзину, размышляя о своей несчастной судьбе. Какой же она была дурой, непроходимой дурой, когда решила поехать сюда, в больницу при монастыре Святого Леонарда! Как можно было надеяться, что монастырский врач-англичанин и прочие члены местной гильдии хирургов с должным уважением отнесутся к медицинским познаниям женщины, да еще шотландки, позволив ей заняться врачеванием?!
Вспомнив пережитые на родине унижения, Микаэла в сердцах пнула ногой корзину с бельем. Интересно, откуда отец Ансельм узнал про то давнее судилище в Италии? Наверное, получил письмо от святых отцов из Болоньи…
Никому, даже Гэвину, Микаэла не рассказывала о том, что произошло на суде, но с тех пор страх навеки поселился в ее сердце. Где бы она была сейчас, если бы не авторитет Ибрагима? Теперь его нет рядом с ней, и она совершенно беззащитна перед злобными невеждами…
Микаэла сняла с веревки очередную простыню, еле сдерживая слезы. Наверное, лучше отсюда уехать. Но куда? У нее один путь – домой, в Кинглэсси. Неужели придется послушаться брата, выйти замуж и навсегда расстаться с мечтой о врачебной практике в Шотландии? Ах, если бы Ибрагим был жив! Он бы наверняка помог ей в неравной борьбе, укрепил бы ее дух. Но увы – теперь имя и репутация мужа ей больше не защита.
В сотый раз молодая женщина пожалела о прошлом счастье. Как светло и покойно текла ее жизнь в болонском доме Ибрагима среди множества книг, немалую часть которых написал он сам! С Ибрагимом Микаэлу связывали не только супружеские отношения. Поначалу он был ее учителем, а потом глубоко почитаемым старшим коллегой. Многому, очень многому научил Микаэлу мудрый сарацин, но он утаил от своей молоденькой жены, что за стенами их уютного дома идет совсем другая жизнь – грубая, беспокойная, полная опасностей и лишений.
И еще он скрыл от нее, что тяжко болен и скоро умрет…
Сморгнув слезу, Микаэла с тяжелым вздохом потянулась за новой простыней. Будь неладна эта больница, где дипломированного врача заставляют выполнять работу служанки! Внезапно молодая женщина испуганно вскрикнула и выронила простыню – прямо перед ней стоял тот самый широкоплечий горец, которого она только что видела в больничной палате.
– Что вам нужно? – резко спросила Микаэла, не ощущая никакого желания быть вежливой.
Удивленный нелюбезным приемом, горец молча наклонился, чтобы поднять простыню, однако Микаэла его опередила. Стряхнув с простыни прилипший сор, она быстро сложила ее в корзину и окинула незнакомца сердитым взглядом:
– Что вам здесь надо? Уходите, вы мне мешаете!
Его лицо осветила легкая, чуть скошенная вбок улыбка, в которой было что-то удивительно искреннее и располагающее.
– Я хочу с вами поговорить, – ответил он глубоким грудным голосом, в котором звучали властные нотки. – Вы ведь целительница, не так ли?
– С чего вы взяли? – удивилась она. – Нет, я не целительница, не травница и не знахарка. Я – дипломированный врач с университетским образованием. Но у меня нет разрешения на врачебную практику в Шотландии, так что вам следует обратиться к кому-нибудь другому.
– Я уже кое-что слышал об этом в палате, – снова улыбнулся горец.
– У меня диплом очень известного итальянского университета! – с вызовом заявила Микаэла.
Он оглядел ее ясными серыми глазами с серебристым отливом, которые напоминали облачка, легкой вереницей бежавшие по небу у него над головой. Ветер разметал его длинную, давно не стриженную каштановую гриву, и несколько прядей прилипли к небритым щекам. От всей его могучей фигуры исходило ощущение силы и решимости.
– Вы, должно быть, действительно прекрасный врач, – негромко сказал он, твердо глядя на Микаэлу. – Я прошу вас поехать со мной в мой замок.
– Да скажите же наконец, кто вы такой! – не выдержала она. – Вас послал за мной Гэвин?
– Нет, Гэвин тут ни при чем. А зовут меня Дайрмид Кемпбелл из Даншена.
Микаэла прищурилась, что-то припоминая, и чуть не ахнула: ну конечно же, они уже встречались – на поле боя неподалеку от Кинглэсси! Ей было тринадцать, когда она увидела молодого горца Дайрмида Кемпбелла, который пытался зашить ужасную рану на ноге своего соратника. Микаэлу тогда поразило и восхитило искусство молодого врача, безграничное участие, с которым он относился к раненым. А ее имя – Микейла – он произносил на гэльский лад так нежно, как до тех пор не удавалось никому.
Внезапно Микаэла вспомнила еще одно: этот человек видел, как она наложила на рану руки и остановила кровь, стало быть, он знает о ее даре! При этой мысли сердце молодой женщиы тревожно сжалось. А вдруг Кемпбелл из Даншена проговорился кому-нибудь о ее тайне?
Микаэла окинула его пристальным взглядом и поняла, что он очень изменился. Молодой хирург, которого она помнила, превратился в зрелого мужчину – весь облик выражал какую-то дикую, необузданную силу. Ей даже показалось, что в тяжелом взгляде его холодных как сталь глаз, во властных интонациях нарочито негромкого, но звучного и глубокого голоса есть что-то пугающее. Изменилось и лицо горца за годы, прошедшие с их первой встречи, вокруг его глаз и рта проступили резкие складки, он стал жестче, суровей. Микаэла сознавала, что и сама очень изменилась. Что они знали друг о друге? По сути, ничего. Их жизни пересеклись только один раз, а потом судьба их развела, чтобы свести опять через одиннадцать лет. Сколько событий произошло за это время! И все же, Микаэла это ясно чувствовала, незримая нить, протянувшаяся от той давней встречи, все еще их связывала друг с другом…
– Здравствуйте, Даншен, – сказала она и, поняв по его глазам, что он тоже помнит о первой встрече, вновь занялась бельем.
– Мы с вами встречались когда-то, очень-очень давно, – напомнил он. – Вы тогда спасли от смерти одного моего родственника.
Молодую женщину вдруг охватила паника. Она столько лет хранила тайну своего дара, и вот появился человек, который может обо всем разболтать! От страха у нее задрожали руки.
– Гм… кажется, я что-то припоминаю, – проговорила она сухо, пытаясь спрятать свой страх под личиной высокомерия. – Так какую же медицинскую помощь вы хотите получить? У вас беременна жена? Больны дети? Или нужно вылечить престарелых родителей? Здесь в монастыре есть врач, сестры милосердия, в городе практикуют множество хирургов – обратитесь к ним!
«Господи, зачем я это говорю? – подумала она с досадой. – Кемпбелл сам прекрасный хирург, ему не нужны услуги гильдии!»
– У меня болен ребенок, маленькая девочка, и только вы можете ей помочь, – сказал горец так, словно и не слышал ее тирады.
– Вот как? Я действительно много занималась детскими болезнями, но почему вы думаете…
– Мою Бригит лечили три знахарки и дипломированный врач, – резко перебил ее горец. – Но никто из них не помог. Они даже толком не смогли объяснить природу болезни. Вы должны ее осмотреть.
Микаэла пожала плечами:
– Что у нее – жар, травма? Девочка здесь, с вами?
Скрестив на груди руки, горец снисходительно смотрел на нее сверху вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35