Все бежали из стана короля. Мне даже было жаль его, хотя он сам навлек на себя это упрямством и глупостью. Его дочь была женой человека, которого он мог бы назвать узурпатором, а его вторая дочь, Анна, с ее мужем, принцем Датским, повернула против своего отца и поддерживала сестру и Вильгельма.Это, должно быть, сильно задело Якова, тогда он и понял, что все потеряно.Наше настроение поднималось, когда до нас доходили вести, что поражение его все ближе. Все выглядело так, будто война подошла к концу. Яков бежал в Ирландию, где по причине религиозных симпатий к нему присоединились ирландцы, но Вильгельм был прекрасным генералом, и у Якова было мало шансов против него.И Ли, и Эдвин принимали участие в битве при Бойне, которая имела решающее значение. Война закончилась, революция победила. Лишь немногие короли были свергнуты с престола с такой легкостью. Теперь мы вступали в новую эру: Яков был свергнут и бежал, в Англии воцарились Вильгельм и Мария. ПОЕЗДКА В ЛОНДОН
Вновь мы зажили по-старому. Ли продолжал свою службу в Англии, а мы с нетерпением ждали, когда сможем быть вместе. Дети подрастали: Дама-рис было уже шесть, Карлотте — тринадцать, а мне недавно исполнилось двадцать восемь.— Времени еще много, можно завести целую кучу детей, — говорила моя мать.Она была довольна жизнью: отец был дома, и она радовалась, что он стареет.— Слишком стар ты для приключений! — с насмешкой говорила она.Но отец принадлежал к тем мужчинам, которые всегда готовы броситься в очередную авантюру, как, впрочем, и Ли. Мать и я сблизились друг с другом больше, чем когда-либо. Мы делились нашими тревогами, она рассказывала мне, каким утешением я всегда ей служила.— Хотя, когда ты родилась, — сказала она, — я очень расстроилась, что ты не мальчик, но это, конечно, из-за отца: он всегда хотел только мальчиков.— Я знаю, — с легкой горечью ответила я, — это всегда было ясно.— Есть такие мужчины, — подтвердила моя мать. — Они думают, что мир устроен только для них одних, хотя во многом это действительно так. Но некоторые из них не могут жить без нас!Я испытывала к ней огромную нежность. Рядом с ней я чувствовала себя сильной. Она потеряла своего первого мужа, когда он был еще совсем молод, и оплакивала его долгие годы, убедив себя в том, что он был совершенным рыцарем, хотя, признаваясь ей в вечной любви, он одновременно с тем был любовником Харриет. Однако она пересилила себя и на всю оставшуюся жизнь полюбила моего отца. В некотором роде жизнь была милостива к ней, чего нельзя сказать о моей судьбе. Я любила и родила ребенка вне брака; меня затянуло в интригу, и я провела ночь с человеком, который казался мне настоящим воплощением зла; а сейчас я жила спокойной деревенской жизнью, подобно почтенной матери семейства, никогда не отступавшей от жизненных устоев. Очень многого я не могла объяснить моей матери.Но сейчас нас обеих терзали страхи за мужчин, которых мы любили, и это объединяло нас. Бывали моменты, когда я хотела все рассказать ей, но, к счастью, вовремя сдерживала себя.Временами в отпуск приезжал Ли, и мы принимались строить планы на будущее. Но как бы я ни скучала по нему, пока он находился в отлучке, когда мы были вместе, мы так и не могли достигнуть того блаженного согласия, которое, я знала, по праву принадлежало нам. Между нами вставало воспоминание о Бомонте Гранвиле, издеваясь и насмехаясь надо мной, служа вечным напоминанием об унижении, которому я подверглась. Если бы я могла скрыть это от Ли, я была бы гораздо более счастливой, но он чувствовал, что что-то разделяет нас, и это глубоко ранило его. Я начала бояться, что со временем это может вытравить нашу любовь и разрушить брак Дамарис росла тихой, отзывчивой девочкой Она проявляла на занятиях незаурядный ум и была любимицей Эмили. Я была рада за нее. Привязанность же Эмили к Карлотте слегка угасла, чему причиной являлось поведение Карлотты.Она была настоящей дикаркой — импульсивной, подверженной вспышкам гнева, когда она могла наговорить все, что ей придет в голову. Дамарис же была мягкой и никогда никого не обижала. Я помню, однажды жарким летним днем она прибежала ко мне в огромном горе и сказала, что наш бедный мир разваливается на куски. Она увидела трещины в иссушенной зноем почве, и это очень расстроило ее, потому что она считала, что, если что-то трескается, ему должно быть очень больно. Она любила животных и неоднократно приносила мне раненых птичек, чтобы я их вылечила. Однажды она принесла чайку, которую нашла на пляже.— У нее сломано крыло, — всхлипывая, шептала она, — а остальные клевали ее!Она была очень милой девочкой, но после Карлотты любой ребенок показался бы незаметным. Не было сомнений, что Карлотта вырастет настоящей красавицей, но она никогда не проходила через несколько стадий, как обычно случается с остальными, в будущем красивыми девушками: невероятное очарование всегда присутствовало в ней. У нее были мягкие, вьющиеся темные волосы и светящиеся голубые глаза. Она была не такой темной, как Харриет, а глаза были более светлого голубого оттенка. За свою жизнь я лишь однажды видела женщину с фиолетовыми глазами и почти черными волосами, и этой женщиной была сама Харриет, но Карлотта была красива той же красотой, и многие отмечали, что Карлотта «пошла в мать», над чем Харриет не уставала шутить.В тринадцать лет у Карлотты уже сформировалась хорошая фигура, в отличие от остальных девушек ее возраста. Она родилась, как будто уже познав искусство обольщения людей, и я вынуждена была признать, что это дало мне немало поводов для тревоги. Она была чем-то похожа на мою бабушку, Берсабу Толуорти. В них обеих, кроме красоты, было что-то, привлекающее к ним внимание всех мужчин. Харриет до сих пор сохранила это искусство, хотя и немного располнела, моя же бабушка всю жизнь пользовалась этим очарованием.Карлотта часто бывала в Эйот Аббасе. Она души не чаяла в Харриет и все еще думала, что та — ее мать, но их сближало не столько это так называемое родство, сколько то, что обе они были одного типа. Харриет устраивала в своем доме развлечения и частенько ставила пьесы, а Карлотта всегда настаивала на главных ролях в них, и Харриет рада была уступить ей.— Не ради самой пьесы, — говаривала она, — Карлотта рождена для сцены! Конечно, здесь в основном играет ее красота: она привлекает к себе все взгляды. Будь жив король Карл, он бы небеса и землю перевернул, только бы заполучить эту крошку к себе в кровать. — Увидев мою реакцию, она рассмеялась. — Сейчас ты становишься чопорной, Присцилла, а у этой девочки будет уйма любовников, запомни мои слова! Нам остается только следить, чтобы это произошло не так быстро и с кем надо!Карлотта вышла из подчинения Эмили Филпотс, и мы наняли ей воспитательницу — приятную молодую женщину, которая, как и Кристабель в свое время, приехала из семьи викария.— И как всегда — лучшая подготовка! — сказала моя мать. Так в наш дом вошла Амелия Гарстон, и Карлотте, хоть и неохотно, а пришлось проводить часть своего времени в классной зале. Эмили не жалела об этом, ибо давно поняла, что с Карлоттой ей не совладать, и, кроме того, у нее была моя дорогая, нежная Дамарис, которая училась с желанием и была очень умна и способна.Карлотта не любила подолгу сидеть на одном месте: она то и дело ездила к Кристабель. Томас-младший боготворил ее, как, впрочем, и другие представители его пола. Мне тоже нравилось посещать Грассленд Мэйнор: это был такой счастливый дом! Никогда не думала, что человек может так разительно измениться, как это произошло с Кристабель, и перемены в ней не переставали радовать меня. Злоба и зависть отравили ее жизнь, но сейчас они совсем исчезли, она искренне наслаждалась жизнью.Однажды она призналась мне, что больше ей ничего не нужно, но тут же поправилась:— Кроме одного: мне хотелось бы еще одного ребенка, да и Томасу тоже. Конечно, нам повезло, что у нас есть Томас-младший — самый прекрасный ребенок в мире, хотя думаю, что ты не согласишься со мной в этом, — но мне хотелось бы подарить Томасу еще пару детей.— Может, так оно и будет, — сказала я.— Нет, — покачала головой она. — Ты же знаешь, что я чуть не умерла при родах Томаса, и доктор сказал, что рожать еще очень опасно! Но мой дорогой муж предпочитает меня любому ребенку, даже если бы я и могла иметь его!Карлотта была частым гостем и в Эндерби-холле. Она совершенно очаровала Роберта Фринтона, но я была рада, что она ездит навещать его: он был одиноким старым человеком. Я часто думала, что бы он сказал, если бы узнал о своем родстве с Карлоттой? Уверена, что это ему бы доставило большое удовольствие.Эндерби-холл он превратил в нормальный жилой дом, хотя ему так и не удалось разогнать его гнетущую атмосферу. В тот зал я всегда входила с какими-то мрачными мыслями, и в редких случаях, когда меня никто не сопровождал, я ловила себя на том, что оглядываюсь украдкой через плечо, как будто за мной кто-то наблюдает.С собой Роберт Фринтон привез несколько слуг и с тех пор жил совсем простой жизнью. Он часто заезжал к нам, так как мать постоянно приглашала его. Я заметила, что, как только он входил в дом, он сразу начинал искать взглядом Карлотту, а в тех случаях, если ее не было — так как она очень часто жила у Харриет, — он не мог скрыть своего разочарования.Карлотта была очень своенравной и всегда настаивала на том, чтобы все было так, как хочет она, но стоило ей улыбнуться, как все моментально становились ее рабами, все, за исключением Харриет, которая совсем не пыталась ублажать ее, однако каким-то образом умудрялась привлекать ее к себе.Был июньский вечер 1695 года, когда Харриет и я сидели в саду Эйот Аббаса и глядели на море. Появился туман, и, когда он осел и проступили контуры того самого острова, мне сразу вспомнилась — как бывало всегда в таких случаях — ночь, что я провела там с отцом Карлотты. Я подумала о моей юности, невинности и нежности, о нашей любви, такой прекрасной, послужившей началом всего, что потом последовало, и повлекшей за собой другую, ужасную ночь, которая до сих пор появлялась в моих кошмарных снах и даже сейчас омрачала мою жизнь. Она была подобна черному, едва заметному облачку, набегающему порой на небосклон моего счастья.Конечно, Ли и я были счастливы друг с другом, но полного доверия, о котором так мечталось, мы достигнуть не смогли. Это было загадкой для Ли, но я-то знала, в чем причина: никогда я не смогу чувствовать себя совершенно спокойной, пока существуют воспоминания о той ночи.Я хорошо знала Ли — он был добрейшим человеком, когда дело касалось тех, кого он любил, но он был способен на вспышки безжалостной ярости, когда речь заходила о том, что он считал несправедливостью. Он легко перешел на сторону Вильгельма, потому что, хоть и принес присягу на верность королю, он не уважал его. Всем сердцем он поддерживал своего командующего Черчилля, а раз тот перешел к Вильгельму, решил, что и у него есть моральное право на такой поступок. Я часто вспоминала о том, как Ли доставил меня обратно в палаццо, а ночью ушел и хладнокровно до полусмерти избил Бомонта Гранвиля. Я была уверена, узнай он все, ни о каких полумерах речи бы не было:Бомонту Гранвилю пришел бы конец.— Ты о чем-то думаешь? — обратилась ко мне Харриет, внимательно наблюдая за мной. — Возвращаешься в прошлое? Не надо горевать о том, что было, Присцилла! Ты должна глядеть в будущее! Я хочу поговорить о Карлотте.— Да?— Я чувствую, что ответственна за ее судьбу не меньше, чем ты: ведь как-никак я где-то ее мать. Ты можешь этому не верить, но я чувствую свой долг перед ней.— Конечно, я верю. Ты всегда была добра к ней, а она любит тебя.— Она восхищается мной, это верно. Мы чем-то похожи, Карлотта и я. Я думаю о ее будущем: она рано выйдет замуж!— Но она еще ребенок!— Некоторые из нас рано взрослеют.— Ей тринадцать лет!— Милая Присцилла, а сколько было тебе, когда ты провела на острове со своим любимым целую ночь?— Это были необычные обстоятельства!— Порой необычное превращается в совершенно заурядное! Это — парадокс, но, как ни странно, это — факт! Они возникают, эти необычные обстоятельства, и застают нас врасплох. Я уверена, такая девушка, как Карлотта, будет притягивать к себе все подобные случайности, как она притягивает любого мужчину, появись он в нескольких ярдах от нее.— Я согласна, нам придется быть очень осторожными с ней. — Харриет рассмеялась. — Чем больше мы осторожничаем, тем безрассуднее она становится! Я знаю таких, как она, — здесь ничего не поможет!— Но что нам тогда делать?— Мы будем управлять ею… невидимыми руками!— Харриет, что ты имеешь в виду?— У меня есть жених для нее, я присмотрела его уже давно!— Харриет!— Да, мой сын Бенджи! Он боготворит ее, но даже сам еще не понимает, как далеко это зашло. Кроме того, он думает, что она — его сестра! Он должен будет узнать, что она вообще не родственница ему. Это напоминает мне тебя и Ли, хотя тот знал, что он не брат тебе, но вырос с тобой как брат! Видишь ли, получается очень сложная и запутанная ситуация. Предположим, Ли не принимал бы тебя все эти долгие годы за свою маленькую сестренку, но тогда бы вы с самого начала были вместе. Ведь именно Ли ты любила на самом деле, я всегда знала это! Та идиллия на Эйоте была пробуждением, ты понимаешь, что я имею в виду?— Конечно, понимаю, но это не совсем так.— Все именно так и было! Тогда бы ты и Ли стали любовниками, еще когда тебе исполнилось четырнадцать, — ведь он-то тогда был уже совсем мужчиной — и тогда бы не случилось всего этого. Но все это уже закончилось, и теперь на первый план выступает Карлотта. Я хочу, чтобы Бенджи узнал о том, что она не сестра ему! Ли ведь знает, не правда ли?— Конечно, я не смогла бы выйти за него замуж, не рассказав об этом!— Хорошо, что он все понимает. Кроме того, он мой сын. Я очень счастлива, Присцилла, что ты и Ли вместе! Это значит, что в некотором роде ты мне дочь! Но о чем я сейчас действительно беспокоюсь, так это о будущем Карлотты.— Я не могу заставить себя признаться моим родителям!— А почему нет? Твой отец тоже не всегда жил жизнью монаха-затворника!— Я знаю, но он всегда вел себя со мной высокомерно и презрительно.— И это глубоко ранило тебя? Порой мне хочется устроить твоему отцу хорошую взбучку! Он самый упрямый из всех мужчин, что я когда-либо видела. Мне он никогда не нравился…— Тебе он не нравился, потому что принадлежит к тем нескольким, на которых не действуют твои чары!— А ты хорошо это подметила! Ты более проницательна, чем твоя мать!— Может быть, я обязана этим тому, что произошло со мной.— Милое дитя, то, что случилось с тобой, просто банально! Как ты думаешь, сколько девушек уступали своим чувствам с результатом, подобным твоему? Единственным отличием было то, как мы преподнесли дитя нашему миру, и тебе очень повезло, дитя мое, что у тебя под рукой оказалась я!— Я знаю, Харриет, и никогда не забуду, что ты сделала для меня: ты и Грегори!— Он очень мил и хорошо сыграл свою роль, ради меня он пошел бы на все, но сейчас мы обсуждаем Карлотту! Ты можешь не беспокоиться насчет того, говорить родителям или нет… Пока не беспокоиться, но есть кое-кто, кто просто обязан знать это!— Ты имеешь в виду Бенджи?— Нет, это попозже. Я подразумевала Роберта Фринтона!— Роберта Фринтона?! — воскликнула я. — Но ему-то зачем знать?— Потому что отец ребенка был его племянником.— Но…— Ты лишаешь человека семьи! Он любит Карлотту, он одинок и стар, с его семьей произошла ужасная трагедия. Только представь себе, что будет, когда откроется, что у него еще есть родственница в лице этой прелестной девочки!— Не думаю, что это будет разумно.— Почему?— Мы так долго хранили секрет: ты, Ли, Грегори, Кристабель и я — кроме нас, никто больше…Внезапно я в ужасе замолчала. Был еще один человек, знающий эту тайну. Я снова увидела эти злобные, насмешливые глаза: «…Корчила из себя девственницу, тогда как приехала туда, чтобы произвести на свет своего маленького ублюдка!"Харриет поднялась с места и обняла меня за плечи.— Наша тайна так и останется тайной, — сказала она. — Только он и будет знать. Представь, как он обрадуется этому! Ты непременно должна сделать это, Присцилла!— Нет! — воскликнула я. — Чем меньше людей посвящено в наш секрет — тем лучше! Харриет пожала плечами.— Ну, тогда я должна признаться тебе кое в чем: он знает! Я с удивлением поглядела на нее. — Ты ему сказала?! Харриет, как ты могла?! — Равно как и твоя, это была моя тайна!— Я решила, что лучше будет сказать ему, — ответила она и быстро продолжила:— То, что я сделала, будет лучшим выходом для всех. Он скоро будет здесь — я просила его приехать, он хочет увидеться с тобой и поговорить.Я была ошеломлена. Не было смысла упрекать Харриет: это было очень похоже на нее — сначала сделать так, как ей захочется, а после поставить в известность остальных. Мне хотелось наорать на нее, сказать, что это мое личное дело, но это было не так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Вновь мы зажили по-старому. Ли продолжал свою службу в Англии, а мы с нетерпением ждали, когда сможем быть вместе. Дети подрастали: Дама-рис было уже шесть, Карлотте — тринадцать, а мне недавно исполнилось двадцать восемь.— Времени еще много, можно завести целую кучу детей, — говорила моя мать.Она была довольна жизнью: отец был дома, и она радовалась, что он стареет.— Слишком стар ты для приключений! — с насмешкой говорила она.Но отец принадлежал к тем мужчинам, которые всегда готовы броситься в очередную авантюру, как, впрочем, и Ли. Мать и я сблизились друг с другом больше, чем когда-либо. Мы делились нашими тревогами, она рассказывала мне, каким утешением я всегда ей служила.— Хотя, когда ты родилась, — сказала она, — я очень расстроилась, что ты не мальчик, но это, конечно, из-за отца: он всегда хотел только мальчиков.— Я знаю, — с легкой горечью ответила я, — это всегда было ясно.— Есть такие мужчины, — подтвердила моя мать. — Они думают, что мир устроен только для них одних, хотя во многом это действительно так. Но некоторые из них не могут жить без нас!Я испытывала к ней огромную нежность. Рядом с ней я чувствовала себя сильной. Она потеряла своего первого мужа, когда он был еще совсем молод, и оплакивала его долгие годы, убедив себя в том, что он был совершенным рыцарем, хотя, признаваясь ей в вечной любви, он одновременно с тем был любовником Харриет. Однако она пересилила себя и на всю оставшуюся жизнь полюбила моего отца. В некотором роде жизнь была милостива к ней, чего нельзя сказать о моей судьбе. Я любила и родила ребенка вне брака; меня затянуло в интригу, и я провела ночь с человеком, который казался мне настоящим воплощением зла; а сейчас я жила спокойной деревенской жизнью, подобно почтенной матери семейства, никогда не отступавшей от жизненных устоев. Очень многого я не могла объяснить моей матери.Но сейчас нас обеих терзали страхи за мужчин, которых мы любили, и это объединяло нас. Бывали моменты, когда я хотела все рассказать ей, но, к счастью, вовремя сдерживала себя.Временами в отпуск приезжал Ли, и мы принимались строить планы на будущее. Но как бы я ни скучала по нему, пока он находился в отлучке, когда мы были вместе, мы так и не могли достигнуть того блаженного согласия, которое, я знала, по праву принадлежало нам. Между нами вставало воспоминание о Бомонте Гранвиле, издеваясь и насмехаясь надо мной, служа вечным напоминанием об унижении, которому я подверглась. Если бы я могла скрыть это от Ли, я была бы гораздо более счастливой, но он чувствовал, что что-то разделяет нас, и это глубоко ранило его. Я начала бояться, что со временем это может вытравить нашу любовь и разрушить брак Дамарис росла тихой, отзывчивой девочкой Она проявляла на занятиях незаурядный ум и была любимицей Эмили. Я была рада за нее. Привязанность же Эмили к Карлотте слегка угасла, чему причиной являлось поведение Карлотты.Она была настоящей дикаркой — импульсивной, подверженной вспышкам гнева, когда она могла наговорить все, что ей придет в голову. Дамарис же была мягкой и никогда никого не обижала. Я помню, однажды жарким летним днем она прибежала ко мне в огромном горе и сказала, что наш бедный мир разваливается на куски. Она увидела трещины в иссушенной зноем почве, и это очень расстроило ее, потому что она считала, что, если что-то трескается, ему должно быть очень больно. Она любила животных и неоднократно приносила мне раненых птичек, чтобы я их вылечила. Однажды она принесла чайку, которую нашла на пляже.— У нее сломано крыло, — всхлипывая, шептала она, — а остальные клевали ее!Она была очень милой девочкой, но после Карлотты любой ребенок показался бы незаметным. Не было сомнений, что Карлотта вырастет настоящей красавицей, но она никогда не проходила через несколько стадий, как обычно случается с остальными, в будущем красивыми девушками: невероятное очарование всегда присутствовало в ней. У нее были мягкие, вьющиеся темные волосы и светящиеся голубые глаза. Она была не такой темной, как Харриет, а глаза были более светлого голубого оттенка. За свою жизнь я лишь однажды видела женщину с фиолетовыми глазами и почти черными волосами, и этой женщиной была сама Харриет, но Карлотта была красива той же красотой, и многие отмечали, что Карлотта «пошла в мать», над чем Харриет не уставала шутить.В тринадцать лет у Карлотты уже сформировалась хорошая фигура, в отличие от остальных девушек ее возраста. Она родилась, как будто уже познав искусство обольщения людей, и я вынуждена была признать, что это дало мне немало поводов для тревоги. Она была чем-то похожа на мою бабушку, Берсабу Толуорти. В них обеих, кроме красоты, было что-то, привлекающее к ним внимание всех мужчин. Харриет до сих пор сохранила это искусство, хотя и немного располнела, моя же бабушка всю жизнь пользовалась этим очарованием.Карлотта часто бывала в Эйот Аббасе. Она души не чаяла в Харриет и все еще думала, что та — ее мать, но их сближало не столько это так называемое родство, сколько то, что обе они были одного типа. Харриет устраивала в своем доме развлечения и частенько ставила пьесы, а Карлотта всегда настаивала на главных ролях в них, и Харриет рада была уступить ей.— Не ради самой пьесы, — говаривала она, — Карлотта рождена для сцены! Конечно, здесь в основном играет ее красота: она привлекает к себе все взгляды. Будь жив король Карл, он бы небеса и землю перевернул, только бы заполучить эту крошку к себе в кровать. — Увидев мою реакцию, она рассмеялась. — Сейчас ты становишься чопорной, Присцилла, а у этой девочки будет уйма любовников, запомни мои слова! Нам остается только следить, чтобы это произошло не так быстро и с кем надо!Карлотта вышла из подчинения Эмили Филпотс, и мы наняли ей воспитательницу — приятную молодую женщину, которая, как и Кристабель в свое время, приехала из семьи викария.— И как всегда — лучшая подготовка! — сказала моя мать. Так в наш дом вошла Амелия Гарстон, и Карлотте, хоть и неохотно, а пришлось проводить часть своего времени в классной зале. Эмили не жалела об этом, ибо давно поняла, что с Карлоттой ей не совладать, и, кроме того, у нее была моя дорогая, нежная Дамарис, которая училась с желанием и была очень умна и способна.Карлотта не любила подолгу сидеть на одном месте: она то и дело ездила к Кристабель. Томас-младший боготворил ее, как, впрочем, и другие представители его пола. Мне тоже нравилось посещать Грассленд Мэйнор: это был такой счастливый дом! Никогда не думала, что человек может так разительно измениться, как это произошло с Кристабель, и перемены в ней не переставали радовать меня. Злоба и зависть отравили ее жизнь, но сейчас они совсем исчезли, она искренне наслаждалась жизнью.Однажды она призналась мне, что больше ей ничего не нужно, но тут же поправилась:— Кроме одного: мне хотелось бы еще одного ребенка, да и Томасу тоже. Конечно, нам повезло, что у нас есть Томас-младший — самый прекрасный ребенок в мире, хотя думаю, что ты не согласишься со мной в этом, — но мне хотелось бы подарить Томасу еще пару детей.— Может, так оно и будет, — сказала я.— Нет, — покачала головой она. — Ты же знаешь, что я чуть не умерла при родах Томаса, и доктор сказал, что рожать еще очень опасно! Но мой дорогой муж предпочитает меня любому ребенку, даже если бы я и могла иметь его!Карлотта была частым гостем и в Эндерби-холле. Она совершенно очаровала Роберта Фринтона, но я была рада, что она ездит навещать его: он был одиноким старым человеком. Я часто думала, что бы он сказал, если бы узнал о своем родстве с Карлоттой? Уверена, что это ему бы доставило большое удовольствие.Эндерби-холл он превратил в нормальный жилой дом, хотя ему так и не удалось разогнать его гнетущую атмосферу. В тот зал я всегда входила с какими-то мрачными мыслями, и в редких случаях, когда меня никто не сопровождал, я ловила себя на том, что оглядываюсь украдкой через плечо, как будто за мной кто-то наблюдает.С собой Роберт Фринтон привез несколько слуг и с тех пор жил совсем простой жизнью. Он часто заезжал к нам, так как мать постоянно приглашала его. Я заметила, что, как только он входил в дом, он сразу начинал искать взглядом Карлотту, а в тех случаях, если ее не было — так как она очень часто жила у Харриет, — он не мог скрыть своего разочарования.Карлотта была очень своенравной и всегда настаивала на том, чтобы все было так, как хочет она, но стоило ей улыбнуться, как все моментально становились ее рабами, все, за исключением Харриет, которая совсем не пыталась ублажать ее, однако каким-то образом умудрялась привлекать ее к себе.Был июньский вечер 1695 года, когда Харриет и я сидели в саду Эйот Аббаса и глядели на море. Появился туман, и, когда он осел и проступили контуры того самого острова, мне сразу вспомнилась — как бывало всегда в таких случаях — ночь, что я провела там с отцом Карлотты. Я подумала о моей юности, невинности и нежности, о нашей любви, такой прекрасной, послужившей началом всего, что потом последовало, и повлекшей за собой другую, ужасную ночь, которая до сих пор появлялась в моих кошмарных снах и даже сейчас омрачала мою жизнь. Она была подобна черному, едва заметному облачку, набегающему порой на небосклон моего счастья.Конечно, Ли и я были счастливы друг с другом, но полного доверия, о котором так мечталось, мы достигнуть не смогли. Это было загадкой для Ли, но я-то знала, в чем причина: никогда я не смогу чувствовать себя совершенно спокойной, пока существуют воспоминания о той ночи.Я хорошо знала Ли — он был добрейшим человеком, когда дело касалось тех, кого он любил, но он был способен на вспышки безжалостной ярости, когда речь заходила о том, что он считал несправедливостью. Он легко перешел на сторону Вильгельма, потому что, хоть и принес присягу на верность королю, он не уважал его. Всем сердцем он поддерживал своего командующего Черчилля, а раз тот перешел к Вильгельму, решил, что и у него есть моральное право на такой поступок. Я часто вспоминала о том, как Ли доставил меня обратно в палаццо, а ночью ушел и хладнокровно до полусмерти избил Бомонта Гранвиля. Я была уверена, узнай он все, ни о каких полумерах речи бы не было:Бомонту Гранвилю пришел бы конец.— Ты о чем-то думаешь? — обратилась ко мне Харриет, внимательно наблюдая за мной. — Возвращаешься в прошлое? Не надо горевать о том, что было, Присцилла! Ты должна глядеть в будущее! Я хочу поговорить о Карлотте.— Да?— Я чувствую, что ответственна за ее судьбу не меньше, чем ты: ведь как-никак я где-то ее мать. Ты можешь этому не верить, но я чувствую свой долг перед ней.— Конечно, я верю. Ты всегда была добра к ней, а она любит тебя.— Она восхищается мной, это верно. Мы чем-то похожи, Карлотта и я. Я думаю о ее будущем: она рано выйдет замуж!— Но она еще ребенок!— Некоторые из нас рано взрослеют.— Ей тринадцать лет!— Милая Присцилла, а сколько было тебе, когда ты провела на острове со своим любимым целую ночь?— Это были необычные обстоятельства!— Порой необычное превращается в совершенно заурядное! Это — парадокс, но, как ни странно, это — факт! Они возникают, эти необычные обстоятельства, и застают нас врасплох. Я уверена, такая девушка, как Карлотта, будет притягивать к себе все подобные случайности, как она притягивает любого мужчину, появись он в нескольких ярдах от нее.— Я согласна, нам придется быть очень осторожными с ней. — Харриет рассмеялась. — Чем больше мы осторожничаем, тем безрассуднее она становится! Я знаю таких, как она, — здесь ничего не поможет!— Но что нам тогда делать?— Мы будем управлять ею… невидимыми руками!— Харриет, что ты имеешь в виду?— У меня есть жених для нее, я присмотрела его уже давно!— Харриет!— Да, мой сын Бенджи! Он боготворит ее, но даже сам еще не понимает, как далеко это зашло. Кроме того, он думает, что она — его сестра! Он должен будет узнать, что она вообще не родственница ему. Это напоминает мне тебя и Ли, хотя тот знал, что он не брат тебе, но вырос с тобой как брат! Видишь ли, получается очень сложная и запутанная ситуация. Предположим, Ли не принимал бы тебя все эти долгие годы за свою маленькую сестренку, но тогда бы вы с самого начала были вместе. Ведь именно Ли ты любила на самом деле, я всегда знала это! Та идиллия на Эйоте была пробуждением, ты понимаешь, что я имею в виду?— Конечно, понимаю, но это не совсем так.— Все именно так и было! Тогда бы ты и Ли стали любовниками, еще когда тебе исполнилось четырнадцать, — ведь он-то тогда был уже совсем мужчиной — и тогда бы не случилось всего этого. Но все это уже закончилось, и теперь на первый план выступает Карлотта. Я хочу, чтобы Бенджи узнал о том, что она не сестра ему! Ли ведь знает, не правда ли?— Конечно, я не смогла бы выйти за него замуж, не рассказав об этом!— Хорошо, что он все понимает. Кроме того, он мой сын. Я очень счастлива, Присцилла, что ты и Ли вместе! Это значит, что в некотором роде ты мне дочь! Но о чем я сейчас действительно беспокоюсь, так это о будущем Карлотты.— Я не могу заставить себя признаться моим родителям!— А почему нет? Твой отец тоже не всегда жил жизнью монаха-затворника!— Я знаю, но он всегда вел себя со мной высокомерно и презрительно.— И это глубоко ранило тебя? Порой мне хочется устроить твоему отцу хорошую взбучку! Он самый упрямый из всех мужчин, что я когда-либо видела. Мне он никогда не нравился…— Тебе он не нравился, потому что принадлежит к тем нескольким, на которых не действуют твои чары!— А ты хорошо это подметила! Ты более проницательна, чем твоя мать!— Может быть, я обязана этим тому, что произошло со мной.— Милое дитя, то, что случилось с тобой, просто банально! Как ты думаешь, сколько девушек уступали своим чувствам с результатом, подобным твоему? Единственным отличием было то, как мы преподнесли дитя нашему миру, и тебе очень повезло, дитя мое, что у тебя под рукой оказалась я!— Я знаю, Харриет, и никогда не забуду, что ты сделала для меня: ты и Грегори!— Он очень мил и хорошо сыграл свою роль, ради меня он пошел бы на все, но сейчас мы обсуждаем Карлотту! Ты можешь не беспокоиться насчет того, говорить родителям или нет… Пока не беспокоиться, но есть кое-кто, кто просто обязан знать это!— Ты имеешь в виду Бенджи?— Нет, это попозже. Я подразумевала Роберта Фринтона!— Роберта Фринтона?! — воскликнула я. — Но ему-то зачем знать?— Потому что отец ребенка был его племянником.— Но…— Ты лишаешь человека семьи! Он любит Карлотту, он одинок и стар, с его семьей произошла ужасная трагедия. Только представь себе, что будет, когда откроется, что у него еще есть родственница в лице этой прелестной девочки!— Не думаю, что это будет разумно.— Почему?— Мы так долго хранили секрет: ты, Ли, Грегори, Кристабель и я — кроме нас, никто больше…Внезапно я в ужасе замолчала. Был еще один человек, знающий эту тайну. Я снова увидела эти злобные, насмешливые глаза: «…Корчила из себя девственницу, тогда как приехала туда, чтобы произвести на свет своего маленького ублюдка!"Харриет поднялась с места и обняла меня за плечи.— Наша тайна так и останется тайной, — сказала она. — Только он и будет знать. Представь, как он обрадуется этому! Ты непременно должна сделать это, Присцилла!— Нет! — воскликнула я. — Чем меньше людей посвящено в наш секрет — тем лучше! Харриет пожала плечами.— Ну, тогда я должна признаться тебе кое в чем: он знает! Я с удивлением поглядела на нее. — Ты ему сказала?! Харриет, как ты могла?! — Равно как и твоя, это была моя тайна!— Я решила, что лучше будет сказать ему, — ответила она и быстро продолжила:— То, что я сделала, будет лучшим выходом для всех. Он скоро будет здесь — я просила его приехать, он хочет увидеться с тобой и поговорить.Я была ошеломлена. Не было смысла упрекать Харриет: это было очень похоже на нее — сначала сделать так, как ей захочется, а после поставить в известность остальных. Мне хотелось наорать на нее, сказать, что это мое личное дело, но это было не так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36