Еще несколько детей темными тенями жались по углам.
— Выходите на улицу! — скомандовал Ник. — Здесь оставаться нельзя, вы погибнете! Сколько вас тут?
Оглянувшись по сторонам, он насчитал пятерых вместе с матерью.
— Я тебя знаю! — пронзительно вскричала женщина, глядя на него с ужасом и ненавистью. — Ты сам дьявол! Ты пришел выкинуть нас из дому, чтобы мы умерли с голоду на улице!
— Что за чушь! — взревел герцог.
Он схватил женщину за руку и потащил к двери. Та вопила и отчаянно отбивалась, а со всех сторон Доминика хватали за ноги, кусали и царапали ее дети.
В дверях показалась мощная фигура Грандисона.
— Э, да я ее знаю! — воскликнул он. — Это же Молли Кобб, она у нас на шахте работает! Видать, у бедняжки ум за разум зашел от страха!
Он подхватил визжащую Молли на руки и понес к мосту.
— Джонни! Мой Джонни! — кричала она, извиваясь у него в руках. — Вы отняли у меня мужа, дом, а теперь хотите отнять и сына!
В дверь просунул голову еще один шахтер.
— Ваша светлость, — воскликнул он, — ради бога, скорее! Первую дамбу уже прорвало, если рухнут и остальные, мы отсюда не выберемся!
Кто-то из маленьких Коббов вцепился Нику в ногу.
— Отпустите маму! — отчаянно кричал он. — Не забирайте нас! Здесь остался наш братик!
Ник оторвал малыша от себя и передал шахтеру.
— Здесь еще один ребенок! — прокричал он. — Иди, я за тобой!
Герцог оглянулся вокруг, но в темной хижине ничего нельзя было разглядеть. Трехногий стол, два облезлых стула, на грязном полу у камина свалены какие-то тряпки…
Какое-то чутье подсказало Нику, где искать ребенка. Он опустился на колени и вытащил из кучи тряпья худенького, бледного мальчугана лет пяти. Мальчик был так напуган, что не мог ни кричать, ни шевелиться — просто смотрел на герцога огромными испуганными глазенками, как кролик смотрит на удава.
— Господи, — пробормотал Ник, — чего ты так боишься, малыш? Неужели меня?
Дрожащий ребенок был завернут в какое-то цветастое одеяло. Нет, не одеяло… плащ. Точнее, шотландский плед.
И герцог знал этот плед.
Трижды проклятый зелено-красно-черно-желтый тартан мисс Пенелопы Макдугал.
Мысли завертелись у него в голове с бешеной скоростью. Как и все женщины в поселке, Молли ненавидела Пархема. Плед она могла украсть, когда носила Джонни к доктору Стеку. Если ее повесят… что станется с ее детьми?
Выругавшись сквозь зубы, Ник швырнул плед в дымящийся камин. Не сгорит, так утонет, подумалось ему.
А теперь пора выкинуть из головы посторонние мысли и подумать о том, как выбраться отсюда живым.
Доминик скинул куртку и завернул в нее Джонни. Зловонная мутная вода доходила уже до бедер. От холода ломило ноги. Ник шел быстро, но осторожно, боясь оступиться и уронить мальчика.
Зловещий рокот стал громче — должно быть, прорвало и вторую дамбу.
На мост Доминик взбежал почти бегом.
Жители Пустоши уже толпились на том берегу, дети и несколько женщин сидели на плечах у мужчин. По-видимому, увидев опасность своими глазами, обитатели поселка наконец-то пришли в чувство и начали действовать слаженно и сознательно.
У моста герцога ждал Грандисон.
— Я уж хотел идти за вами! — прокричал он. — Вижу, вы нашли мальчишку!
Доминик протянул ребенка Грандисону. Канат, протянутый над ревущей бездной, натянулся до предела, и герцог чувствовал, что веса двоих мужчин одновременно он не выдержит.
— Иди! — крикнул он. — Я подожду, пока ты не переберешься на ту сторону.
— Нет, ваша милость, — отвечал шахтер, — я вас не брошу! Ведь вы спасли целый поселок! Если с вами что-нибудь случится, я не смогу жить с таким камнем на сердце!
— Не мели чепухи! — рявкнул герцог. — Ты должен спасти ребенка! Это приказ!
Шахтер, поколебавшись, кивнул. В глазах его стояло отчаяние.
Ник посадил ребенка ему на плечи и крепко привязал куском каната.
— Выше голову, малыш! — сказал он, потрепав мальчика по белокурой головенке. — И смотри не наглотайся воды.
Джонни, бледный как полотно, робко кивнул.
— Удачи вам, — хрипло произнес Грандисон и, взявшись за канат, двинулся в обратный путь.
Смертоносный поток доходил ему уже до груди.
— Только не медлите! — крикнул он, обернувшись.
Грандисон шел медленно, с трудом преодолевая напор воды. Несколько раз его отбрасывало в сторону и швыряло на каменные перила моста. Слава богу, мальчик был надежно привязан.
У самой воды столпились несколько человек, среди них — учитель Макдугал, Джек Айронфут и Реджи Пендрагон со своим неизменным чемоданчиком, готовый на месте оказывать пострадавшим первую помощь. Вдова Кобб стояла поодаль от остальных, по колено в ледяной воде, и пронзительные крики ее вторили вою ветра и реву воды.
Едва Грандисон вышел на берег, Молли Кобб бросилась к нему и, словно безумная, вцепилась в мальчика. Учитель вместе с Айронфутом с трудом ее оттащили.
Ник понял, что дольше ждать нельзя. Он взялся за канат и вошел в ледяную воду.
Вода доходила ему уже до плеч. Вся недюжинная сила Ника требовалась ему, чтобы не выпустить канат. Он продвигался медленно, дюйм за дюймом, перебирая руками спасительную веревку. Мимо проносились какие-то огромные бревна. Из плотины, понял Ник, и сердце его сжалось от леденящего ужаса.
Он был уже на середине реки, когда случилось неизбежное. Река взревела, словно зверь при виде добычи; люди на берегу с криком бросились прочь.
Оглянувшись через плечо, герцог увидел, что на него мчится стена грязной коричневой воды. В ней виднелись бревна и вырванные с корнем деревья.
В волнах барахталось что-то белое — Ник понял, что это овца, застигнутая наводнением. Огромное бревно, встав торчком, ударило овцу; она исчезла под водой и больше не появлялась.
Ник не собирался сдаваться. Обдирая руки в кровь и отчаянно работая ногами, он рвался к берегу.
Поздно — мгновение спустя бешеная ярость природы обрушилась и на него.
Он ощутил мощный удар и зашатался, безуспешно ловя ртом воздух. Увы — кругом была только вода.
Канат лопнул и вырвался из рук. Герцога несколько раз перевернуло в воде; потом что-то — может быть, бревно или ветка дерева — ударило его по голове.
И наступила тьма.
25.
К середине дня дождь прекратился, зато подул холодный, пронизывающий ветер. Все население Стоксберри-Хаттона сгрудилось на вершинах трех холмов: Церковного, Вязового и третьего, безымянного холма, когда-то служившего общественным пастбищем.
На этом третьем холме нашли себе укрытие доктор Стек и Софрония. Врач оказался здесь как нельзя более кстати: среди беженцев были беременные женщины, и у двух из них от усталости и пережитого волнения начались роды. Доктор Стек метался от одной роженицы к другой; Софрония, как всегда, спокойная и собранная, помогала ему в качестве медсестры.
Отец Мэри открыл для страждущих церковь и свой дом. Вопреки церковным правилам, он впустил в алтарь замерзших женщин и детей — сейчас преподобному Фенвику было не до соблюдения канонов.
В «Вязах» доктора не было. Реджи Пендрагон вместе с Айронфутом и несколькими конюхами отправился на поиски герцога, которого, как все уже слышали, смыло с моста волной, когда он спасал жителей Пустоши. Мужчины разделились на две поисковые команды и отправились обшаривать берега.
«Дай бог, чтобы хотя бы тело нашли», — говорили между собой слуги и утирали слезы.
Мэри не разрешала себе даже думать об этом. «Он жив, — повторяла она снова и снова. — Он не может умереть. Только не теперь — ведь я еще не сказала ему, что его люблю!»
Впрочем, предаваться отчаянию было некогда. Вместе с миссис Кодиган и Пенелопой Мэри готовила еду для беженцев, грела воду, раздавала одеяла замерзшим, устраивала в доме стариков, больных и маленьких детей — словом, дел было по горло, и тяжелая работа хоть немного отвлекала ее от ужасных мыслей.
Однако совсем отвлечься не удавалось. Снова и снова Мэри вспоминался душераздирающий рассказ шахтера о том, как вырванное с корнем дерево ударило Уэстермира по голове, как он погрузился в воду… и больше уже не вынырнул.
Мэри гнала от себя отчаяние. Она молилась и надеялась.
«Когда все потеряно, остается надежда», — говорил, бывало, отец. Как бы хотела она, чтобы папа сейчас был здесь!
Но Мэри знала, что сказал бы ей преподобный Фенвик: «Мужайся, дитя мое, и помни о своем долге. Сейчас не время предаваться скорби — ты должна помочь людям, которые нуждаются в тебе».
От миссис Кодиган толку было мало: бедная женщина бродила словно во сне и поминутно разражалась слезами. Зато Пенни Макдугал, несмотря на свою хрупкость, трудилась без устали и не позволяла себе ни слова жалобы.
На лужайке перед домом появлялись все новые беженцы; они приносили печальные вести.
Весь город уже скрылся под водой.
Мельник с семьей решил пересидеть наводнение дома; скорее всего вся семья погибла из-за его неразумного решения.
Возле моста у какого-то бедолаги завязла в грязи телега: городской бейлиф подошел, чтобы помочь ее вытащить, и в этот миг набежавшая волна захлестнула и потащила за собой их обоих вместе с телегой. Рабочему чудом удалось зацепиться за какой-то куст и выбраться на берег; бейлифа, по-видимому, уже нет в живых.
Многие беженцы захватили с собой еду, но большинство покинуло дома второпях, не взяв с собой ничего, кроме того, что на них надето. Более запасливые жители охотно делились своей едой с детьми и кормящими матерями.
Около трех часов дня слуга доложил Мэри, что иссякает питьевая вода. В усадьбе было два колодца — один возле кухни, другой на конюшне, но вода в обоих помутнела и приобрела неприятный привкус. Видимо, в колодцы просачивалась взбаламученная наводнением грязь.
Среди беженцев нарастали отчаяние и безысходность; отовсюду слышался плач и причитания. «Что с нами будет?» — спрашивали все. Слуги герцога сохраняли присутствие духа и утешали несчастных как могли. Мэри своими глазами видела, как чопорный и мрачный Помфрет, на лице которого никто никогда не видывал улыбки, делал «козу» какому-то плачущему малышу.
Вдвоем с Пенелопой Мэри водрузила на огонь огромный чугунный котел. Большинство беженцев ничего не ели с утра, и девушки решили сварить на всех овсянку.
Пенелопа с трудом подняла тяжелое ведро и налила в котел воды.
— Он жив, — убежденно говорила она. Разговор шел, конечно, об Уэстермире. — Ты ведь любишь его всем сердцем, правда? Тогда молись и верь, что бог не позволит ему погибнуть. Не позволяй мрачным мыслям взять над тобой верх! Помнишь, что писала об этом Мэри Уоллстон-крафт: «Женщина должна оставаться сильной, даже если всеми вокруг овладело отчаяние».
Мэри тяжело вздохнула. В последние несколько часов любой, кто оказывался с ней рядом, считал своим долгом уверить ее, что герцог Уэстермир наверняка спасся. Мэри понимала, что все эти люди стараются ее утешить, но от их фальшивых улыбок и натужно-бодрых голосов становилось так тошно, что временами ей хотелось кричать.
Пенелопа отправилась в кладовку за мясом. Мэри осталась у огня, ожидая, пока закипит вода в котле.
Сквозь открытую заднюю дверь она заметила, как по лужайке, хромая, пробирается какой-то человек. Мэри не знала его ни по имени, ни в лицо; ей показалось, что это чужак в городе.
На костлявых плечах незнакомца болтался изодранный черный плащ. Лицо словно у мертвеца — серое, осунувшееся, с огромными черными кругами вокруг лихорадочно блестящих глаз. Черные волосы висят спутанными сальными прядями. Когда-то, подумалось Мэри, этот человек был красив яркой южной красотой, но это было много лет назад. Сейчас он больше всего напоминал вампира из той книги, что читала Мэри вчера вечером.
Странный незнакомец сильно хромал, но двигался быстро и уверенно. Обернувшись, он поймал ее взгляд и вдруг свернул к ней.
— Что вам нужно? — поежившись, спросила Мэри.
Он молчал, не сводя с нее странно блестящих глаз.
— Скоро будет готова овсянка. — «Бог свидетель, — подумала Мэри, — этот человек, судя по всему, уже очень давно не ел досыта». — Сэр, вы больны? Если хотите, слуги устроят вас в доме.
Лицо его исказилось в судорожной гримасе, все тело затряслось — не сразу Мэри поняла, что он смеется.
— От тебя мне ничего не нужно, — произнес он хрипло, с сильным иностранным акцентом. — От Уэстермира — другое дело. Он не умрет, пока не заплатит свои долги.
Мэри смотрела на него, открыв рот от удивления. Зловещая, похожая на ворона фигура захромала прочь и растворилась в толпе.
Бледный свет пасмурного дня начал меркнуть, а поисковые команды все не появлялись. Шахтеры, собравшись на лужайке, запели методистский гимн.
«Господь стал человеком и сошел на землю, — старательно выводили они, — чтобы спасти нас, грешных, во тьме и в горести пребывающих…»
Мэри подумалось, что таким песнопениям самое место на похоронах. Нервы ее были так натянуты, что даже слаженные голоса рабочих больно задевали ее слух.
Вдвоем с Пенелопой они раскладывали кашу по тарелкам и носили на улицу. От усталости Мэри еле держалась на ногах: ничего она так не хотела, как пойти наверх, в спальню, рухнуть на постель и наконец-то дать волю слезам.
Она положила черпак и уже хотела сказать Пенелопе, что идет наверх отдохнуть, как вдруг по толпе беженцев пронесся легкий, как будто удивленный ропот.
— Боже мой! — онемевшими губами прошептала Мэри. Она поняла, что означает этот шум, еще до того, как увидела шестерых мужчин, несущих что-то на сложенном одеяле.
С криком она выбежала из кухни и начала протискиваться сквозь толпу. Люди безмолвно расступались, пропуская ее.
Первым увидел ее Реджи Пендрагон, бледный, с измученным, ничего не выражающим лицом. Он встретился с ней глазами и отвернулся. Рядом с ним стоял суровый и мрачный Джек Айронфут.
Перед глазами у Мэри все плыло: словно в тумане, видела она распростертое на одеяле мощное тело, бессильно закинутую голову, отброшенную руку…
Он умер. Лица его товарищей говорили об этом яснее слов.
— Положите его! — приказала Мэри.
По команде Джека носильщики нагнулись и осторожно опустили свою ношу на землю.
— Он совсем холодный, — потерянно пробормотал Реджи. — Как лед. И пульс не прощупывается…
Мэри опустилась на колени. Герцог был обнажен — должно быть, сорвал с себя и одежду, и обувь, пытаясь спастись. Грязная повязка на голове пропиталась кровью. И сейчас он был прекрасен, но холодной, безжизненной красотой мраморной статуи.
Хрипло застонав, Мэри упала на тело. Ледяной холод пронзил ее до костей, и она с ужасом поняла, что обнимает мертвеца.
— Доминик, как ты мог умереть! — сдавленно простонала она. — Я ведь так и не сказала, что люблю тебя! Тебя, а не твои деньги! Я любила бы тебя, будь ты даже последним нищим! Я бы ходила с тобой по дорогам, просила милостыню ради тебя и растила бы твоих детей в самой жалкой лачуге… — Она попыталась встряхнуть его за плечи, но он был слишком тяжел для нее. — Доминик, ты меня слышишь?
И в отчаянии она прильнула губами к его ледяным губам.
Люди стояли вокруг, не шевелясь и не произнося ни слова. Только в заднем ряду громко всхлипывала какая-то женщина. Кто-то из перемазанных грязью спасателей хотел поднять Мэри и отвести прочь от тела, но Джек Айронфут молча и сурово покачал головой.
И вдруг Мэри подняла голову. На измученном лице ее отражалось изумление и недоверие. Она обвела глазами толпу, и почти безумный взгляд ее остановился на Джеке Айронфуте.
Тот мгновенно понял, что это значит.
— Зеркало! — приказал он громовым голосом. — Эй вы, прекратите выть и дайте зеркало!
Несколько человек побежали в дом, но, по счастью, у одной работницы в кармане нашелся осколок зеркала.
— Дайте мне, — потребовал немного приободрившийся Реджи Пендрагон. Он опустился на колени и поднес зеркало к холодным губам Уэстермира.
Тишина воцарилась на холме — такая тишина, что слышно было, как шелестит ветер в древесных кронах. Наконец врач оторвал зеркальце от губ умирающего.
— Ничего, — произнес он и приложил зеркало снова.
Еще несколько томительных минут.
— Есть! Он дышит, клянусь богом, дышит! Но как слабо…
— Поднимите его с земли и несите в дом, — приказал Джек Айронфут. — Да расступитесь же, дурачье!
Мужчины, стоявшие ближе, приподняли герцога за плечи. Голова его безвольно болталась, мокрые пряди волос прилипли к лицу, но те, кто стоял ближе, ясно видели, как вздымается и опадает его грудь.
— Надо его укрыть! — воскликнула Мэри и сама бросилась в дом за одеялом.
Уэстермир открыл глаза, попытался поднять голову…
И в этот миг от толпы отделилась зловещая черная фигура с пистолетом в руке.
Убийцу никто не видел — все внимание толпы было обращено на герцога, — но Джек Айронфут, словно ведомый шестым чувством, обернулся и увидел, как безумец в черном плаще целится герцогу в сердце.
Убийца стоял слишком далеко — Айронфут не мог броситься на него или выхватить пистолет. Оставалось одно — закрыть герцога своим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Выходите на улицу! — скомандовал Ник. — Здесь оставаться нельзя, вы погибнете! Сколько вас тут?
Оглянувшись по сторонам, он насчитал пятерых вместе с матерью.
— Я тебя знаю! — пронзительно вскричала женщина, глядя на него с ужасом и ненавистью. — Ты сам дьявол! Ты пришел выкинуть нас из дому, чтобы мы умерли с голоду на улице!
— Что за чушь! — взревел герцог.
Он схватил женщину за руку и потащил к двери. Та вопила и отчаянно отбивалась, а со всех сторон Доминика хватали за ноги, кусали и царапали ее дети.
В дверях показалась мощная фигура Грандисона.
— Э, да я ее знаю! — воскликнул он. — Это же Молли Кобб, она у нас на шахте работает! Видать, у бедняжки ум за разум зашел от страха!
Он подхватил визжащую Молли на руки и понес к мосту.
— Джонни! Мой Джонни! — кричала она, извиваясь у него в руках. — Вы отняли у меня мужа, дом, а теперь хотите отнять и сына!
В дверь просунул голову еще один шахтер.
— Ваша светлость, — воскликнул он, — ради бога, скорее! Первую дамбу уже прорвало, если рухнут и остальные, мы отсюда не выберемся!
Кто-то из маленьких Коббов вцепился Нику в ногу.
— Отпустите маму! — отчаянно кричал он. — Не забирайте нас! Здесь остался наш братик!
Ник оторвал малыша от себя и передал шахтеру.
— Здесь еще один ребенок! — прокричал он. — Иди, я за тобой!
Герцог оглянулся вокруг, но в темной хижине ничего нельзя было разглядеть. Трехногий стол, два облезлых стула, на грязном полу у камина свалены какие-то тряпки…
Какое-то чутье подсказало Нику, где искать ребенка. Он опустился на колени и вытащил из кучи тряпья худенького, бледного мальчугана лет пяти. Мальчик был так напуган, что не мог ни кричать, ни шевелиться — просто смотрел на герцога огромными испуганными глазенками, как кролик смотрит на удава.
— Господи, — пробормотал Ник, — чего ты так боишься, малыш? Неужели меня?
Дрожащий ребенок был завернут в какое-то цветастое одеяло. Нет, не одеяло… плащ. Точнее, шотландский плед.
И герцог знал этот плед.
Трижды проклятый зелено-красно-черно-желтый тартан мисс Пенелопы Макдугал.
Мысли завертелись у него в голове с бешеной скоростью. Как и все женщины в поселке, Молли ненавидела Пархема. Плед она могла украсть, когда носила Джонни к доктору Стеку. Если ее повесят… что станется с ее детьми?
Выругавшись сквозь зубы, Ник швырнул плед в дымящийся камин. Не сгорит, так утонет, подумалось ему.
А теперь пора выкинуть из головы посторонние мысли и подумать о том, как выбраться отсюда живым.
Доминик скинул куртку и завернул в нее Джонни. Зловонная мутная вода доходила уже до бедер. От холода ломило ноги. Ник шел быстро, но осторожно, боясь оступиться и уронить мальчика.
Зловещий рокот стал громче — должно быть, прорвало и вторую дамбу.
На мост Доминик взбежал почти бегом.
Жители Пустоши уже толпились на том берегу, дети и несколько женщин сидели на плечах у мужчин. По-видимому, увидев опасность своими глазами, обитатели поселка наконец-то пришли в чувство и начали действовать слаженно и сознательно.
У моста герцога ждал Грандисон.
— Я уж хотел идти за вами! — прокричал он. — Вижу, вы нашли мальчишку!
Доминик протянул ребенка Грандисону. Канат, протянутый над ревущей бездной, натянулся до предела, и герцог чувствовал, что веса двоих мужчин одновременно он не выдержит.
— Иди! — крикнул он. — Я подожду, пока ты не переберешься на ту сторону.
— Нет, ваша милость, — отвечал шахтер, — я вас не брошу! Ведь вы спасли целый поселок! Если с вами что-нибудь случится, я не смогу жить с таким камнем на сердце!
— Не мели чепухи! — рявкнул герцог. — Ты должен спасти ребенка! Это приказ!
Шахтер, поколебавшись, кивнул. В глазах его стояло отчаяние.
Ник посадил ребенка ему на плечи и крепко привязал куском каната.
— Выше голову, малыш! — сказал он, потрепав мальчика по белокурой головенке. — И смотри не наглотайся воды.
Джонни, бледный как полотно, робко кивнул.
— Удачи вам, — хрипло произнес Грандисон и, взявшись за канат, двинулся в обратный путь.
Смертоносный поток доходил ему уже до груди.
— Только не медлите! — крикнул он, обернувшись.
Грандисон шел медленно, с трудом преодолевая напор воды. Несколько раз его отбрасывало в сторону и швыряло на каменные перила моста. Слава богу, мальчик был надежно привязан.
У самой воды столпились несколько человек, среди них — учитель Макдугал, Джек Айронфут и Реджи Пендрагон со своим неизменным чемоданчиком, готовый на месте оказывать пострадавшим первую помощь. Вдова Кобб стояла поодаль от остальных, по колено в ледяной воде, и пронзительные крики ее вторили вою ветра и реву воды.
Едва Грандисон вышел на берег, Молли Кобб бросилась к нему и, словно безумная, вцепилась в мальчика. Учитель вместе с Айронфутом с трудом ее оттащили.
Ник понял, что дольше ждать нельзя. Он взялся за канат и вошел в ледяную воду.
Вода доходила ему уже до плеч. Вся недюжинная сила Ника требовалась ему, чтобы не выпустить канат. Он продвигался медленно, дюйм за дюймом, перебирая руками спасительную веревку. Мимо проносились какие-то огромные бревна. Из плотины, понял Ник, и сердце его сжалось от леденящего ужаса.
Он был уже на середине реки, когда случилось неизбежное. Река взревела, словно зверь при виде добычи; люди на берегу с криком бросились прочь.
Оглянувшись через плечо, герцог увидел, что на него мчится стена грязной коричневой воды. В ней виднелись бревна и вырванные с корнем деревья.
В волнах барахталось что-то белое — Ник понял, что это овца, застигнутая наводнением. Огромное бревно, встав торчком, ударило овцу; она исчезла под водой и больше не появлялась.
Ник не собирался сдаваться. Обдирая руки в кровь и отчаянно работая ногами, он рвался к берегу.
Поздно — мгновение спустя бешеная ярость природы обрушилась и на него.
Он ощутил мощный удар и зашатался, безуспешно ловя ртом воздух. Увы — кругом была только вода.
Канат лопнул и вырвался из рук. Герцога несколько раз перевернуло в воде; потом что-то — может быть, бревно или ветка дерева — ударило его по голове.
И наступила тьма.
25.
К середине дня дождь прекратился, зато подул холодный, пронизывающий ветер. Все население Стоксберри-Хаттона сгрудилось на вершинах трех холмов: Церковного, Вязового и третьего, безымянного холма, когда-то служившего общественным пастбищем.
На этом третьем холме нашли себе укрытие доктор Стек и Софрония. Врач оказался здесь как нельзя более кстати: среди беженцев были беременные женщины, и у двух из них от усталости и пережитого волнения начались роды. Доктор Стек метался от одной роженицы к другой; Софрония, как всегда, спокойная и собранная, помогала ему в качестве медсестры.
Отец Мэри открыл для страждущих церковь и свой дом. Вопреки церковным правилам, он впустил в алтарь замерзших женщин и детей — сейчас преподобному Фенвику было не до соблюдения канонов.
В «Вязах» доктора не было. Реджи Пендрагон вместе с Айронфутом и несколькими конюхами отправился на поиски герцога, которого, как все уже слышали, смыло с моста волной, когда он спасал жителей Пустоши. Мужчины разделились на две поисковые команды и отправились обшаривать берега.
«Дай бог, чтобы хотя бы тело нашли», — говорили между собой слуги и утирали слезы.
Мэри не разрешала себе даже думать об этом. «Он жив, — повторяла она снова и снова. — Он не может умереть. Только не теперь — ведь я еще не сказала ему, что его люблю!»
Впрочем, предаваться отчаянию было некогда. Вместе с миссис Кодиган и Пенелопой Мэри готовила еду для беженцев, грела воду, раздавала одеяла замерзшим, устраивала в доме стариков, больных и маленьких детей — словом, дел было по горло, и тяжелая работа хоть немного отвлекала ее от ужасных мыслей.
Однако совсем отвлечься не удавалось. Снова и снова Мэри вспоминался душераздирающий рассказ шахтера о том, как вырванное с корнем дерево ударило Уэстермира по голове, как он погрузился в воду… и больше уже не вынырнул.
Мэри гнала от себя отчаяние. Она молилась и надеялась.
«Когда все потеряно, остается надежда», — говорил, бывало, отец. Как бы хотела она, чтобы папа сейчас был здесь!
Но Мэри знала, что сказал бы ей преподобный Фенвик: «Мужайся, дитя мое, и помни о своем долге. Сейчас не время предаваться скорби — ты должна помочь людям, которые нуждаются в тебе».
От миссис Кодиган толку было мало: бедная женщина бродила словно во сне и поминутно разражалась слезами. Зато Пенни Макдугал, несмотря на свою хрупкость, трудилась без устали и не позволяла себе ни слова жалобы.
На лужайке перед домом появлялись все новые беженцы; они приносили печальные вести.
Весь город уже скрылся под водой.
Мельник с семьей решил пересидеть наводнение дома; скорее всего вся семья погибла из-за его неразумного решения.
Возле моста у какого-то бедолаги завязла в грязи телега: городской бейлиф подошел, чтобы помочь ее вытащить, и в этот миг набежавшая волна захлестнула и потащила за собой их обоих вместе с телегой. Рабочему чудом удалось зацепиться за какой-то куст и выбраться на берег; бейлифа, по-видимому, уже нет в живых.
Многие беженцы захватили с собой еду, но большинство покинуло дома второпях, не взяв с собой ничего, кроме того, что на них надето. Более запасливые жители охотно делились своей едой с детьми и кормящими матерями.
Около трех часов дня слуга доложил Мэри, что иссякает питьевая вода. В усадьбе было два колодца — один возле кухни, другой на конюшне, но вода в обоих помутнела и приобрела неприятный привкус. Видимо, в колодцы просачивалась взбаламученная наводнением грязь.
Среди беженцев нарастали отчаяние и безысходность; отовсюду слышался плач и причитания. «Что с нами будет?» — спрашивали все. Слуги герцога сохраняли присутствие духа и утешали несчастных как могли. Мэри своими глазами видела, как чопорный и мрачный Помфрет, на лице которого никто никогда не видывал улыбки, делал «козу» какому-то плачущему малышу.
Вдвоем с Пенелопой Мэри водрузила на огонь огромный чугунный котел. Большинство беженцев ничего не ели с утра, и девушки решили сварить на всех овсянку.
Пенелопа с трудом подняла тяжелое ведро и налила в котел воды.
— Он жив, — убежденно говорила она. Разговор шел, конечно, об Уэстермире. — Ты ведь любишь его всем сердцем, правда? Тогда молись и верь, что бог не позволит ему погибнуть. Не позволяй мрачным мыслям взять над тобой верх! Помнишь, что писала об этом Мэри Уоллстон-крафт: «Женщина должна оставаться сильной, даже если всеми вокруг овладело отчаяние».
Мэри тяжело вздохнула. В последние несколько часов любой, кто оказывался с ней рядом, считал своим долгом уверить ее, что герцог Уэстермир наверняка спасся. Мэри понимала, что все эти люди стараются ее утешить, но от их фальшивых улыбок и натужно-бодрых голосов становилось так тошно, что временами ей хотелось кричать.
Пенелопа отправилась в кладовку за мясом. Мэри осталась у огня, ожидая, пока закипит вода в котле.
Сквозь открытую заднюю дверь она заметила, как по лужайке, хромая, пробирается какой-то человек. Мэри не знала его ни по имени, ни в лицо; ей показалось, что это чужак в городе.
На костлявых плечах незнакомца болтался изодранный черный плащ. Лицо словно у мертвеца — серое, осунувшееся, с огромными черными кругами вокруг лихорадочно блестящих глаз. Черные волосы висят спутанными сальными прядями. Когда-то, подумалось Мэри, этот человек был красив яркой южной красотой, но это было много лет назад. Сейчас он больше всего напоминал вампира из той книги, что читала Мэри вчера вечером.
Странный незнакомец сильно хромал, но двигался быстро и уверенно. Обернувшись, он поймал ее взгляд и вдруг свернул к ней.
— Что вам нужно? — поежившись, спросила Мэри.
Он молчал, не сводя с нее странно блестящих глаз.
— Скоро будет готова овсянка. — «Бог свидетель, — подумала Мэри, — этот человек, судя по всему, уже очень давно не ел досыта». — Сэр, вы больны? Если хотите, слуги устроят вас в доме.
Лицо его исказилось в судорожной гримасе, все тело затряслось — не сразу Мэри поняла, что он смеется.
— От тебя мне ничего не нужно, — произнес он хрипло, с сильным иностранным акцентом. — От Уэстермира — другое дело. Он не умрет, пока не заплатит свои долги.
Мэри смотрела на него, открыв рот от удивления. Зловещая, похожая на ворона фигура захромала прочь и растворилась в толпе.
Бледный свет пасмурного дня начал меркнуть, а поисковые команды все не появлялись. Шахтеры, собравшись на лужайке, запели методистский гимн.
«Господь стал человеком и сошел на землю, — старательно выводили они, — чтобы спасти нас, грешных, во тьме и в горести пребывающих…»
Мэри подумалось, что таким песнопениям самое место на похоронах. Нервы ее были так натянуты, что даже слаженные голоса рабочих больно задевали ее слух.
Вдвоем с Пенелопой они раскладывали кашу по тарелкам и носили на улицу. От усталости Мэри еле держалась на ногах: ничего она так не хотела, как пойти наверх, в спальню, рухнуть на постель и наконец-то дать волю слезам.
Она положила черпак и уже хотела сказать Пенелопе, что идет наверх отдохнуть, как вдруг по толпе беженцев пронесся легкий, как будто удивленный ропот.
— Боже мой! — онемевшими губами прошептала Мэри. Она поняла, что означает этот шум, еще до того, как увидела шестерых мужчин, несущих что-то на сложенном одеяле.
С криком она выбежала из кухни и начала протискиваться сквозь толпу. Люди безмолвно расступались, пропуская ее.
Первым увидел ее Реджи Пендрагон, бледный, с измученным, ничего не выражающим лицом. Он встретился с ней глазами и отвернулся. Рядом с ним стоял суровый и мрачный Джек Айронфут.
Перед глазами у Мэри все плыло: словно в тумане, видела она распростертое на одеяле мощное тело, бессильно закинутую голову, отброшенную руку…
Он умер. Лица его товарищей говорили об этом яснее слов.
— Положите его! — приказала Мэри.
По команде Джека носильщики нагнулись и осторожно опустили свою ношу на землю.
— Он совсем холодный, — потерянно пробормотал Реджи. — Как лед. И пульс не прощупывается…
Мэри опустилась на колени. Герцог был обнажен — должно быть, сорвал с себя и одежду, и обувь, пытаясь спастись. Грязная повязка на голове пропиталась кровью. И сейчас он был прекрасен, но холодной, безжизненной красотой мраморной статуи.
Хрипло застонав, Мэри упала на тело. Ледяной холод пронзил ее до костей, и она с ужасом поняла, что обнимает мертвеца.
— Доминик, как ты мог умереть! — сдавленно простонала она. — Я ведь так и не сказала, что люблю тебя! Тебя, а не твои деньги! Я любила бы тебя, будь ты даже последним нищим! Я бы ходила с тобой по дорогам, просила милостыню ради тебя и растила бы твоих детей в самой жалкой лачуге… — Она попыталась встряхнуть его за плечи, но он был слишком тяжел для нее. — Доминик, ты меня слышишь?
И в отчаянии она прильнула губами к его ледяным губам.
Люди стояли вокруг, не шевелясь и не произнося ни слова. Только в заднем ряду громко всхлипывала какая-то женщина. Кто-то из перемазанных грязью спасателей хотел поднять Мэри и отвести прочь от тела, но Джек Айронфут молча и сурово покачал головой.
И вдруг Мэри подняла голову. На измученном лице ее отражалось изумление и недоверие. Она обвела глазами толпу, и почти безумный взгляд ее остановился на Джеке Айронфуте.
Тот мгновенно понял, что это значит.
— Зеркало! — приказал он громовым голосом. — Эй вы, прекратите выть и дайте зеркало!
Несколько человек побежали в дом, но, по счастью, у одной работницы в кармане нашелся осколок зеркала.
— Дайте мне, — потребовал немного приободрившийся Реджи Пендрагон. Он опустился на колени и поднес зеркало к холодным губам Уэстермира.
Тишина воцарилась на холме — такая тишина, что слышно было, как шелестит ветер в древесных кронах. Наконец врач оторвал зеркальце от губ умирающего.
— Ничего, — произнес он и приложил зеркало снова.
Еще несколько томительных минут.
— Есть! Он дышит, клянусь богом, дышит! Но как слабо…
— Поднимите его с земли и несите в дом, — приказал Джек Айронфут. — Да расступитесь же, дурачье!
Мужчины, стоявшие ближе, приподняли герцога за плечи. Голова его безвольно болталась, мокрые пряди волос прилипли к лицу, но те, кто стоял ближе, ясно видели, как вздымается и опадает его грудь.
— Надо его укрыть! — воскликнула Мэри и сама бросилась в дом за одеялом.
Уэстермир открыл глаза, попытался поднять голову…
И в этот миг от толпы отделилась зловещая черная фигура с пистолетом в руке.
Убийцу никто не видел — все внимание толпы было обращено на герцога, — но Джек Айронфут, словно ведомый шестым чувством, обернулся и увидел, как безумец в черном плаще целится герцогу в сердце.
Убийца стоял слишком далеко — Айронфут не мог броситься на него или выхватить пистолет. Оставалось одно — закрыть герцога своим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26