Она скорее услышала, чем увидела, что Т’лин встал и принялся развязывать свой узел.
Так где же Освободитель? И кто такой этот Критон, появляющийся из ниоткуда и вызывающий молнии? Человек или бог? Белое пятно его тела исчезло – он накинул рубаху и превратился в такую же темную тень, как остальные. Критон пошатнулся, и Посланник протянул ему руку, но в общем он явно приходил в себя.
– Ладно, – буркнул он. – Башмаки? Проклятие! Ведь Д’вард был со мной. Чертовски славный мальчик, насколько я могу судить.
В небе высветился тоненький серп, обозначив возвращение Трумба. Вновь стали видны колонны, а звезды потускнели. Совершенно озадаченная, Элиэль вытянула шею разглядеть, что делают мужчины. Почему-то ей показалось, что их там четверо. Да нет, их там действительно четверо! Она открыла рот, чтобы криком предупредить их, но не выдавила из себя ни звука – в горле пересохло. Еще один Жнец присоединился к группе.
Два человека один за другим беззвучно рухнули на землю. Только тихий стук от удара о землю, и все.
Третий заорал и отпрыгнул, потом повернулся и бросился прочь, громко топоча по камням.
Жнец расхохотался:
– Вернись! Я хочу тебя! – Голос звучал зычно и до ужаса знакомо. Дольм Актер! Он бросился следом, но совершенно бесшумно – черное облако, стремительно скользящее через двор. Его жертва исчезла за колоннами. Жнец последовал за ним. Два мертвых человека лежали неподвижно.
Ушел!
Треск, производимый беглецом, стих – то ли оттого, что он выбежал на тропу, то ли Жнец догнал его… и, возможно, возвращается.
Элиэль стало дурно. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. В голове царила полная неразбериха. В Святилище становилось все светлее, как будто кто-то открывал дверь, и из темноты проступала картина побоища. Ей хотелось крикнуть: «Не надо!» Уж лучше темнота… Три тела, три мертвеца. Возможно, еще один уже лежит в лесу. И Дольм Актер может вернуться в любую минуту еще за одной душой. Ее душой.
Она не могла бросить умирающих людей, пусть даже и не в силах помочь им.
И ей надо посмотреть, кто они.
Тогда быстро! Она поднялась на ноги и попыталась подойти к ним. До них было не больше нескольких ярдов, но ноги так затекли от долгого лежания, что Элиэль чуть не упала. Она опустилась на колени рядом с таргианцем, едва не наступив на его упавший меч. Говер Посланник лежал на боку – спина его выгнулась, как натянутый лук. Изо рта продолжала сочиться кровь, черная в зеленом свете. Мертвые глаза выкатились в смертной муке. Он не успел издать ни звука, но смерть от прикосновения Жнеца, похоже, была не из легких.
Первый Жнец лежал на спине, раскинув руки. В груди его зияла обугленная дыра, от которой остро пахло паленым. Он умер мгновенно. Капюшон откинулся, обнажив лицо. Она никогда его раньше не видела. Бородатый мужчина средних лет. Глаза Жнеца закатились, и белки зеленели в свете его бога-луны.
Третий труп лежал так же скорчившись, как Посланник, только на животе, причудливо скрючив руки и ноги. Его лицо было точно так же искажено агонией – зубы оскалены, глаза навыкате, струйка крови изо рта. Это был не Т’лин, значит, это тот странный Критон, чья сила поразила одного Жнеца, но не спасла от второго. У него был большой нос, тяжелые брови и коротко остриженные усы. Человек или демон, он был мертв так же, как двое остальных.
Значит, Т’лин Драконоторговец спасся, если только смог оторваться от преследователя. «Беги, Т’лин, беги!» Где-то вдалеке послышалось рыгание дракона.
Больше Элиэль ничего не могла сделать.
Она поднялась на ноги и оглянулась, нет ли поблизости Жнецов. Прямо перед ее глазами в пустом воздухе возник человек и упал, покатившись по камням. Он взмахнул голыми руками и застонал.
46
Когда Эдвард увидел, как барабан Крейтона катится по траве, время остановилось для него. И сердце в груди остановилось тоже. Он остался один в темноте – только холодный ветер на голой коже и беда. Билли с двуколкой исчезли и не вернутся.
Конечно, арест в голом виде посреди равнины Солсбери гарантирует ему признание невменяемым, но он не горел желанием провести остаток жизни взаперти в Бродмуре. Впрочем, это было лучше, чем попасть львам на завтрак. Он ни на мгновение не верил, что вокруг Стоунхенджа бродит сбежавшее из зверинца животное. Был там хищник во плоти или не был, в любом случае там скрывался враг.
Однако на деле время не остановилось, и Эдвард не мог позволить себе терять его. Он подумал было, не испробовать ли какие-нибудь из известных ему африканских напевов и танцев, но сразу же понял – они заведут его не туда. Придется поверить Крейтону. Он должен следовать за ним, без него он пропал. Когда Эдвард приготовился отбивать ритм, он услышал смех, человеческий смех. Он не оглядывался. Он начал ритуал снова, сосредоточившись на ритме, стараясь не думать о заклятиях, о которых его предупреждал Крейтон.
Смейтесь себе на здоровье, друзья! Попробуем еще раз.
Он позволил ритму захлестнуть его с головой, заглушив все остальное. Де-де-де-да-де, да-де… Он начал отбивать… Крейтон делал это слишком медленно. Он начал танец. «Аффалино каспик»… Да де-де-да! «Аффалики суспино айякайро»…
Быстрее, быстрее. Он позволил ритму расцвести, старательно подчеркивая нюансы, сложные смены, три четверти, левой… правой… четыре пятых, только ритм, вся жизнь – ритм… Слова сами срывались с языка. Движения перетекали одно в другое. Он растворился в ритуале. Он вернулся в детство. Нет, еще раньше – к своим языческим предкам. «Мои отцы танцевали здесь в незапамятные времена!» Он ощутил отклик, волну энергии, возбуждение, накатывающее на него и пронизывающее все тело.
Волны страха и восторга слились у него в душе.
Вот оно! Да-де, да-де-де… Энергия нарастала. Волны возбуждения учащались – он ощущал их в крови, в костях. Сердце билось еле-еле. Ужас, восторг, сила. Смех затих. Ноги, голова, локти… руки отбивают замысловатый ритм, примитивный, изначальный. «Калафано нокте! Финотоанам…» Сильнее, громче. Он остался один в мире. Он и пульсирующие слова. Энергия ревела. Что-то пыталось задержать его, и он прорывался, собрав силы и волю. Чей-то голос взвыл в бессильной злобе. Космос открылся перед ним, и он ринулся туда.
На мгновение ему показалось, что он летит. Он ощутил себя крошечным, брошенным в чудовищно огромные тени. Темнота, холод. Скорость.
Удар!
Если только можно разбиться в лепешку и остаться при этом в живых, ощущение было примерно таким. Не физическая боль – душевная. Он и не подозревал, что на свете может быть такой стыд, такие жуть и отчаяние. Все его мышцы напряглись от ужаса. Боль стала и физической. Он услышал свой стон и хотел только смерти.
Кто-то обнимал его, утешая. В его чудовищно жалком состоянии он почувствовал чье-то человеческое участие. Он цеплялся за эту мысль, цеплялся из последних сил. Дурнота, рвота, и все же кто-то заботился о нем. И это помогало! Искра надежды в океане смерти.
Его рот закрыла чья-то ладонь, но он не мог не стонать. Все его мышцы свело, все кости вывернулись из суставов. Внутренности горели огнем, сердце рвалось из грудной клетки. «Дайте мне умереть, ну пожалуйста!»
Чей-то голос звал его по имени, снова и снова.
Он открыл глаза и увидел луну. Боже! Что случилось с луной? Снова стоны. Неужели это он сам?
К кому он прижимается головой?
Он катался по холодным камням, сжимая кого-то в объятиях. Воздух был жарким и ароматным. Лунный свет, зеленый свет!
Соседство действительно оказалось не просто страной.
47
Мужчина затих, слишком изможденный, чтобы двигаться, и лишь дрожал, как листья на ветру. Его руки, стиснувшие Элиэль мертвой хваткой, понемногу начали слабеть. Его глаза были открыты, но он, казалось, ничего не видел. Он дышал пугающе прерывисто, глотая воздух.
Элиэль отползла от него на несколько футов.
– Освободитель?
– Да, – послышался зычный голос Дольма. – Я полагаю, на сей раз это Освободитель.
Элиэль открыла рот, чтобы закричать, но не выдавила из себя ни звука. Она подняла взгляд – Жнец стоял над ней, до невозможности высокий и черный на фоне неба. Он печально покачал головой в капюшоне. Лицо его оставалось в тени, но спутать голос она не могла.
– У меня нет выбора, Элиэль. Ты понимаешь это?
Она отползла чуть дальше.
– Бегство тебя не спасет, – сказал Дольм. – Ты теперь принадлежишь моему Господину. Сначала Освободитель, потом ты.
– Нет, – прошептала она.
– Ты юна, твоя душа стоит дороже.
– Все души стоят дорого, – послышался еще один голос.
Взметнув черные одежды. Жнец стремительно обернулся к говорившей. Она ковыляла через двор, одной рукой опираясь на клюку, другой сжимая меч. Его острие с противным скрежетом царапало камень.
– Твоя – нет, – рассмеялся Дольм. – Ступай прочь и дорожи оставшимися тебе днями. Если ты уйдешь, пока я разбираюсь с этими двумя, я не трону тебя.
Элиэль вскочила на ноги и, обогнув трупы, подбежала к сестре Ан. Старуха уронила клюку и оперлась на плечо девочки. Она не сводила глаз со Жнеца.
– Покайся, о миньон Зэца!
Дольм шагнул в их сторону.
– Мне не в чем каяться, старая жаба.
– Не в тех деяниях, что ты совершил во имя его, нет! – Ее хриплый ржавый голос вдруг обрел неожиданную мощь. – Но есть и еще одно, иначе тебя бы не зачислили в его зловещую шайку. Покайся, говорю тебе, и станешь свободен!
– Никогда!
– Давай, милая, – сказала сестра Ан. – Поднимай этот меч вместе со мной. Обеими руками. Нам надо исполнить пророчество.
Элиэль и не думала ослушаться. Дрожа, она взялась за рукоять поверх костлявых пальцев монахини. Вдвоем они подняли длинный клинок и уставили его на человека в черном.
Дольм снова засмеялся – странная пародия на тот веселый смех, к которому Элиэль так привыкла.
– Ты знаешь, что оружие бесполезно против Жнеца! Ну что ж, ступай тогда к моему Господину!
Он шагнул вперед. Сестра Ан нараспев проговорила что-то так быстро, что Элиэль разобрала только несколько слов. «УхосвятойИрепит… переведиэтот… идаувидит… дабынеплатилбольше…» Меч, казалось, качнулся сам собой. Жнец вскрикнул и упал. Сестра Ан сгорбилась. Меч со звоном упал на камни.
Элиэль с испуганным криком отшатнулась в сторону. Мгновение колонны храма кружились вокруг нее. Она прижала ладонь ко рту. Колени подгибались. Потом она увидела, что опасность миновала. Дольм Актер лежал бесформенным, неподвижным черным пятном. Старуха сидела на камнях, сложившись пополам и уронив голову на колени.
Элиэль опустилась рядом с ней.
– Сестра! Сестра!
Монахиня упала на бок и перекатилась на спину. Из-под платка сочилась темная кровь.
Элиэль всхлипнула, почти вскрикнула.
– Что случилось? – Клинок ведь не коснулся монахини, она точно видела.
Сестра Ан мигнула и открыла глаза. Искаженное болью лицо улыбнулось. Бескровные губы шевельнулись, но Элиэль ничего не услышала.
– Что? – Она придвинулась ближе, боясь прикоснуться даже к одежде старухи. Сколько крови!
– Моя роль сыграна, детка, – произнесла сестра Ан тихо, но внятно. – Твоя начинается. Твой выход, Элиэль, – ненадолго.
Глаза безжизненно закатились. Смерть и лунный свет разгладили морщинистое лицо, как горячий воск, оставив только улыбку. Меч не коснулся ее – и все же сразил. Одна мертвая женщина и четверо мертвых мужчин, и…
Освободитель пытался сесть.
Элиэль подбежала к нему. Он объяснит, что произошло. Он защитит ее от тех ужасов, которые еще готовит ей эта ночь. Он оказался гораздо моложе, чем она ожидала, скорее высокий подросток… если только он не бреет усы, конечно. В этом случае, решила она, его можно будет считать вполне даже взрослым мужчиной. Его волосы были темными, но широко открытые глаза – светлыми. Кровь из ссадины на голове окрасила половину его лица, шею и грудь черным.
– Освободитель?
Он слепо уставился на нее, потом, наверное, понял, что на нем нет одежды. Он сделал руками движение прикрыться. Движение вызвало новый приступ рвоты, и он согнулся.
Элиэль нашла одежду, оброненную Т’лином. Она отнесла ее Освободителю. Он потянулся за одеждой и снова съежился в конвульсиях. Элиэль по очереди продела его руки в рукава, и он поднял их вверх, дав рубахе упасть ему на плечи. С трудом, неуверенно двигая руками, он раскатал ее вниз и затянул пояс на талии. Потом поднял глаза и попробовал говорить, но произнес какую-то тарабарщину, завершившуюся всхлипом боли и отчаяния.
«Нагим и плачущим придет он в мир, и Элиэль омоет его. Она выходит его, оденет и утешит».
Надо что-то сделать со всей этой кровью.
– Так ты Освободитель? – крикнула она.
Снова тарабарщина. Может, ему трудно говорить? Даже слабое движение вызывало у него рвоту. А может, он говорит на каком-то языке, которого она никогда не слышала? Не таргианский, даже не ниолийский.
– Элиэль, – сказала она, ткнув себя в грудь. – Освободитель? – Она ткнула в него.
Он произнес что-то, прозвучавшее как «Двард».
Она хихикнула.
– Д’вард?
Он вяло кивнул.
– Хорошо! Идем, нам надо уходить! Сейчас найдем пару сандалий тебе на ноги.
Еще какая-то тарабарщина.
– Крейтон? – Он сидел спиной к трупам.
Она показала. Юноша осторожно обернулся посмотреть и вскрикнул. Он сделал попытку встать, но только рухнул, всхлипывая. Тогда он пополз, медленно передвигая руки и ноги. Видно было, как болезненно ему это дается, но он сдерживался. Ее попытки помочь скорее раздражали его, поэтому она отошла в сторону. Она попробовала предостеречь его насчет новых Жнецов, но он не обратил на это никакого внимания. Он подполз к телу Критона и заглянул ему в лицо.
Вздрогнув, осторожно протянул руку и закрыл ему глаза. Элиэль так и не поняла, что он бормочет. Она принесла ему сандалии и посох сестры Ан, потом показала на север. Он кивнул и начал медленно подниматься на ноги.
Тяжело опираясь одной рукой на палку, а другой – на плечо девочки, Эдвард медленно брел туда, куда она показывала.
Ночь обернулась сплошным кошмаром. Он знал, что находится в шоке, и старался не думать ни о чем до тех пор, пока не придет в себя. Крейтон предупреждал его, но он не ожидал такой боли, смятения, слабости. Половина мышц не действовала. Он не знал, насколько может доверять своим чувствам. Действительно ли там лежал Крейтон? Кто эти остальные? Жнецы, говорил тогда Крейтон. Но в ночи все одежды были черными. Луна вообще казалась бредом сумасшедшего – в три или четыре раза больше, чем ей положено быть, и ослепительно зеленая. Пятна на ней формой напоминали молот. Ее свет затмевал звезды.
Здание походило на руины античных храмов, с остатками круглого атриума в центре. За ним лежали джунгли. В воздухе стоял душный тропический запах. Здесь были комары, хотя любая попытка отмахнуться от них сводила мышцы острой болью. Господи, да все его тело болело!
Языком он нашарил в зубах две дырки. Это так или иначе подтверждало слова Крейтона. Пломбы остались на Земле, в траве Уилтшира. Остались вместе со скобками и пластырем. Его лицо было покрыто запекшейся кровью. Наверное, открылась рана на виске. Кровь приманивала насекомых.
Тела. Пять тел. Жди друзей или врагов, говорил Крейтон. Во всяком случае, и те, и другие ждали его. Значит, произошла стычка. Сумей Эдвард совершить переход одновременно с Крейтоном, лежал бы он сейчас на камнях рядом с ними? Запросто! Что может поделать человек в чужом ему мире, если он не знает языка, не имеет здесь ни друзей, ни денег? Даже понятия не имеет о том, кто друг, а кто враг? Почему этот идиот Крейтон так боялся сказать, что его здесь ожидает?
И девочка – кто привел ее сюда и зачем? Может, кто-то из оставшихся на камнях мужчин – ее отец? Она явно боялась и дрожала почти так же сильно, как он сам. То и дело она шарахалась от теней, но для своего возраста она держалась молодцом. Она заметно хромала, что делало ее не самой надежной опорой.
Девочка трогательно пыталась помочь ему и ободрить его. Раз она не желала добавить его тело к собранию трупов – она друг. Ее нетерпение указывало на то, что где-то поблизости их ждут помощники или надежное убежище. Возможно, транспорт. По крайней мере она должна знать, как известить Службу о том, что сын Камерона Экзетера прибыл в Соседство.
48
Элиэль проснулась с первыми утренними лучами, думая о деньгах. Она спала очень мало и очень плохо. Место, которое она выбрала для сна, было жестким, но единственным относительно ровным у пещеры. Д’вард мучился даже во сне. Его стоны и вскрики то и дело будили ее, и она несколько раз поднималась к нему.
Она откинула свой коврик и подошла к нему Он спал спокойно. Элиэль смыла кровь с его лица. Клок моха, который она наложила на его рану, присох к ней. Она промыла столько царапин на его теле, сколько могла, при этом стараясь не слишком смущать его. Правда, когда они с Поритом внесли Д’варда в пещеру, он почти лишился чувств.
Она огляделась. Куда делся старый безумный отшельник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Так где же Освободитель? И кто такой этот Критон, появляющийся из ниоткуда и вызывающий молнии? Человек или бог? Белое пятно его тела исчезло – он накинул рубаху и превратился в такую же темную тень, как остальные. Критон пошатнулся, и Посланник протянул ему руку, но в общем он явно приходил в себя.
– Ладно, – буркнул он. – Башмаки? Проклятие! Ведь Д’вард был со мной. Чертовски славный мальчик, насколько я могу судить.
В небе высветился тоненький серп, обозначив возвращение Трумба. Вновь стали видны колонны, а звезды потускнели. Совершенно озадаченная, Элиэль вытянула шею разглядеть, что делают мужчины. Почему-то ей показалось, что их там четверо. Да нет, их там действительно четверо! Она открыла рот, чтобы криком предупредить их, но не выдавила из себя ни звука – в горле пересохло. Еще один Жнец присоединился к группе.
Два человека один за другим беззвучно рухнули на землю. Только тихий стук от удара о землю, и все.
Третий заорал и отпрыгнул, потом повернулся и бросился прочь, громко топоча по камням.
Жнец расхохотался:
– Вернись! Я хочу тебя! – Голос звучал зычно и до ужаса знакомо. Дольм Актер! Он бросился следом, но совершенно бесшумно – черное облако, стремительно скользящее через двор. Его жертва исчезла за колоннами. Жнец последовал за ним. Два мертвых человека лежали неподвижно.
Ушел!
Треск, производимый беглецом, стих – то ли оттого, что он выбежал на тропу, то ли Жнец догнал его… и, возможно, возвращается.
Элиэль стало дурно. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. В голове царила полная неразбериха. В Святилище становилось все светлее, как будто кто-то открывал дверь, и из темноты проступала картина побоища. Ей хотелось крикнуть: «Не надо!» Уж лучше темнота… Три тела, три мертвеца. Возможно, еще один уже лежит в лесу. И Дольм Актер может вернуться в любую минуту еще за одной душой. Ее душой.
Она не могла бросить умирающих людей, пусть даже и не в силах помочь им.
И ей надо посмотреть, кто они.
Тогда быстро! Она поднялась на ноги и попыталась подойти к ним. До них было не больше нескольких ярдов, но ноги так затекли от долгого лежания, что Элиэль чуть не упала. Она опустилась на колени рядом с таргианцем, едва не наступив на его упавший меч. Говер Посланник лежал на боку – спина его выгнулась, как натянутый лук. Изо рта продолжала сочиться кровь, черная в зеленом свете. Мертвые глаза выкатились в смертной муке. Он не успел издать ни звука, но смерть от прикосновения Жнеца, похоже, была не из легких.
Первый Жнец лежал на спине, раскинув руки. В груди его зияла обугленная дыра, от которой остро пахло паленым. Он умер мгновенно. Капюшон откинулся, обнажив лицо. Она никогда его раньше не видела. Бородатый мужчина средних лет. Глаза Жнеца закатились, и белки зеленели в свете его бога-луны.
Третий труп лежал так же скорчившись, как Посланник, только на животе, причудливо скрючив руки и ноги. Его лицо было точно так же искажено агонией – зубы оскалены, глаза навыкате, струйка крови изо рта. Это был не Т’лин, значит, это тот странный Критон, чья сила поразила одного Жнеца, но не спасла от второго. У него был большой нос, тяжелые брови и коротко остриженные усы. Человек или демон, он был мертв так же, как двое остальных.
Значит, Т’лин Драконоторговец спасся, если только смог оторваться от преследователя. «Беги, Т’лин, беги!» Где-то вдалеке послышалось рыгание дракона.
Больше Элиэль ничего не могла сделать.
Она поднялась на ноги и оглянулась, нет ли поблизости Жнецов. Прямо перед ее глазами в пустом воздухе возник человек и упал, покатившись по камням. Он взмахнул голыми руками и застонал.
46
Когда Эдвард увидел, как барабан Крейтона катится по траве, время остановилось для него. И сердце в груди остановилось тоже. Он остался один в темноте – только холодный ветер на голой коже и беда. Билли с двуколкой исчезли и не вернутся.
Конечно, арест в голом виде посреди равнины Солсбери гарантирует ему признание невменяемым, но он не горел желанием провести остаток жизни взаперти в Бродмуре. Впрочем, это было лучше, чем попасть львам на завтрак. Он ни на мгновение не верил, что вокруг Стоунхенджа бродит сбежавшее из зверинца животное. Был там хищник во плоти или не был, в любом случае там скрывался враг.
Однако на деле время не остановилось, и Эдвард не мог позволить себе терять его. Он подумал было, не испробовать ли какие-нибудь из известных ему африканских напевов и танцев, но сразу же понял – они заведут его не туда. Придется поверить Крейтону. Он должен следовать за ним, без него он пропал. Когда Эдвард приготовился отбивать ритм, он услышал смех, человеческий смех. Он не оглядывался. Он начал ритуал снова, сосредоточившись на ритме, стараясь не думать о заклятиях, о которых его предупреждал Крейтон.
Смейтесь себе на здоровье, друзья! Попробуем еще раз.
Он позволил ритму захлестнуть его с головой, заглушив все остальное. Де-де-де-да-де, да-де… Он начал отбивать… Крейтон делал это слишком медленно. Он начал танец. «Аффалино каспик»… Да де-де-да! «Аффалики суспино айякайро»…
Быстрее, быстрее. Он позволил ритму расцвести, старательно подчеркивая нюансы, сложные смены, три четверти, левой… правой… четыре пятых, только ритм, вся жизнь – ритм… Слова сами срывались с языка. Движения перетекали одно в другое. Он растворился в ритуале. Он вернулся в детство. Нет, еще раньше – к своим языческим предкам. «Мои отцы танцевали здесь в незапамятные времена!» Он ощутил отклик, волну энергии, возбуждение, накатывающее на него и пронизывающее все тело.
Волны страха и восторга слились у него в душе.
Вот оно! Да-де, да-де-де… Энергия нарастала. Волны возбуждения учащались – он ощущал их в крови, в костях. Сердце билось еле-еле. Ужас, восторг, сила. Смех затих. Ноги, голова, локти… руки отбивают замысловатый ритм, примитивный, изначальный. «Калафано нокте! Финотоанам…» Сильнее, громче. Он остался один в мире. Он и пульсирующие слова. Энергия ревела. Что-то пыталось задержать его, и он прорывался, собрав силы и волю. Чей-то голос взвыл в бессильной злобе. Космос открылся перед ним, и он ринулся туда.
На мгновение ему показалось, что он летит. Он ощутил себя крошечным, брошенным в чудовищно огромные тени. Темнота, холод. Скорость.
Удар!
Если только можно разбиться в лепешку и остаться при этом в живых, ощущение было примерно таким. Не физическая боль – душевная. Он и не подозревал, что на свете может быть такой стыд, такие жуть и отчаяние. Все его мышцы напряглись от ужаса. Боль стала и физической. Он услышал свой стон и хотел только смерти.
Кто-то обнимал его, утешая. В его чудовищно жалком состоянии он почувствовал чье-то человеческое участие. Он цеплялся за эту мысль, цеплялся из последних сил. Дурнота, рвота, и все же кто-то заботился о нем. И это помогало! Искра надежды в океане смерти.
Его рот закрыла чья-то ладонь, но он не мог не стонать. Все его мышцы свело, все кости вывернулись из суставов. Внутренности горели огнем, сердце рвалось из грудной клетки. «Дайте мне умереть, ну пожалуйста!»
Чей-то голос звал его по имени, снова и снова.
Он открыл глаза и увидел луну. Боже! Что случилось с луной? Снова стоны. Неужели это он сам?
К кому он прижимается головой?
Он катался по холодным камням, сжимая кого-то в объятиях. Воздух был жарким и ароматным. Лунный свет, зеленый свет!
Соседство действительно оказалось не просто страной.
47
Мужчина затих, слишком изможденный, чтобы двигаться, и лишь дрожал, как листья на ветру. Его руки, стиснувшие Элиэль мертвой хваткой, понемногу начали слабеть. Его глаза были открыты, но он, казалось, ничего не видел. Он дышал пугающе прерывисто, глотая воздух.
Элиэль отползла от него на несколько футов.
– Освободитель?
– Да, – послышался зычный голос Дольма. – Я полагаю, на сей раз это Освободитель.
Элиэль открыла рот, чтобы закричать, но не выдавила из себя ни звука. Она подняла взгляд – Жнец стоял над ней, до невозможности высокий и черный на фоне неба. Он печально покачал головой в капюшоне. Лицо его оставалось в тени, но спутать голос она не могла.
– У меня нет выбора, Элиэль. Ты понимаешь это?
Она отползла чуть дальше.
– Бегство тебя не спасет, – сказал Дольм. – Ты теперь принадлежишь моему Господину. Сначала Освободитель, потом ты.
– Нет, – прошептала она.
– Ты юна, твоя душа стоит дороже.
– Все души стоят дорого, – послышался еще один голос.
Взметнув черные одежды. Жнец стремительно обернулся к говорившей. Она ковыляла через двор, одной рукой опираясь на клюку, другой сжимая меч. Его острие с противным скрежетом царапало камень.
– Твоя – нет, – рассмеялся Дольм. – Ступай прочь и дорожи оставшимися тебе днями. Если ты уйдешь, пока я разбираюсь с этими двумя, я не трону тебя.
Элиэль вскочила на ноги и, обогнув трупы, подбежала к сестре Ан. Старуха уронила клюку и оперлась на плечо девочки. Она не сводила глаз со Жнеца.
– Покайся, о миньон Зэца!
Дольм шагнул в их сторону.
– Мне не в чем каяться, старая жаба.
– Не в тех деяниях, что ты совершил во имя его, нет! – Ее хриплый ржавый голос вдруг обрел неожиданную мощь. – Но есть и еще одно, иначе тебя бы не зачислили в его зловещую шайку. Покайся, говорю тебе, и станешь свободен!
– Никогда!
– Давай, милая, – сказала сестра Ан. – Поднимай этот меч вместе со мной. Обеими руками. Нам надо исполнить пророчество.
Элиэль и не думала ослушаться. Дрожа, она взялась за рукоять поверх костлявых пальцев монахини. Вдвоем они подняли длинный клинок и уставили его на человека в черном.
Дольм снова засмеялся – странная пародия на тот веселый смех, к которому Элиэль так привыкла.
– Ты знаешь, что оружие бесполезно против Жнеца! Ну что ж, ступай тогда к моему Господину!
Он шагнул вперед. Сестра Ан нараспев проговорила что-то так быстро, что Элиэль разобрала только несколько слов. «УхосвятойИрепит… переведиэтот… идаувидит… дабынеплатилбольше…» Меч, казалось, качнулся сам собой. Жнец вскрикнул и упал. Сестра Ан сгорбилась. Меч со звоном упал на камни.
Элиэль с испуганным криком отшатнулась в сторону. Мгновение колонны храма кружились вокруг нее. Она прижала ладонь ко рту. Колени подгибались. Потом она увидела, что опасность миновала. Дольм Актер лежал бесформенным, неподвижным черным пятном. Старуха сидела на камнях, сложившись пополам и уронив голову на колени.
Элиэль опустилась рядом с ней.
– Сестра! Сестра!
Монахиня упала на бок и перекатилась на спину. Из-под платка сочилась темная кровь.
Элиэль всхлипнула, почти вскрикнула.
– Что случилось? – Клинок ведь не коснулся монахини, она точно видела.
Сестра Ан мигнула и открыла глаза. Искаженное болью лицо улыбнулось. Бескровные губы шевельнулись, но Элиэль ничего не услышала.
– Что? – Она придвинулась ближе, боясь прикоснуться даже к одежде старухи. Сколько крови!
– Моя роль сыграна, детка, – произнесла сестра Ан тихо, но внятно. – Твоя начинается. Твой выход, Элиэль, – ненадолго.
Глаза безжизненно закатились. Смерть и лунный свет разгладили морщинистое лицо, как горячий воск, оставив только улыбку. Меч не коснулся ее – и все же сразил. Одна мертвая женщина и четверо мертвых мужчин, и…
Освободитель пытался сесть.
Элиэль подбежала к нему. Он объяснит, что произошло. Он защитит ее от тех ужасов, которые еще готовит ей эта ночь. Он оказался гораздо моложе, чем она ожидала, скорее высокий подросток… если только он не бреет усы, конечно. В этом случае, решила она, его можно будет считать вполне даже взрослым мужчиной. Его волосы были темными, но широко открытые глаза – светлыми. Кровь из ссадины на голове окрасила половину его лица, шею и грудь черным.
– Освободитель?
Он слепо уставился на нее, потом, наверное, понял, что на нем нет одежды. Он сделал руками движение прикрыться. Движение вызвало новый приступ рвоты, и он согнулся.
Элиэль нашла одежду, оброненную Т’лином. Она отнесла ее Освободителю. Он потянулся за одеждой и снова съежился в конвульсиях. Элиэль по очереди продела его руки в рукава, и он поднял их вверх, дав рубахе упасть ему на плечи. С трудом, неуверенно двигая руками, он раскатал ее вниз и затянул пояс на талии. Потом поднял глаза и попробовал говорить, но произнес какую-то тарабарщину, завершившуюся всхлипом боли и отчаяния.
«Нагим и плачущим придет он в мир, и Элиэль омоет его. Она выходит его, оденет и утешит».
Надо что-то сделать со всей этой кровью.
– Так ты Освободитель? – крикнула она.
Снова тарабарщина. Может, ему трудно говорить? Даже слабое движение вызывало у него рвоту. А может, он говорит на каком-то языке, которого она никогда не слышала? Не таргианский, даже не ниолийский.
– Элиэль, – сказала она, ткнув себя в грудь. – Освободитель? – Она ткнула в него.
Он произнес что-то, прозвучавшее как «Двард».
Она хихикнула.
– Д’вард?
Он вяло кивнул.
– Хорошо! Идем, нам надо уходить! Сейчас найдем пару сандалий тебе на ноги.
Еще какая-то тарабарщина.
– Крейтон? – Он сидел спиной к трупам.
Она показала. Юноша осторожно обернулся посмотреть и вскрикнул. Он сделал попытку встать, но только рухнул, всхлипывая. Тогда он пополз, медленно передвигая руки и ноги. Видно было, как болезненно ему это дается, но он сдерживался. Ее попытки помочь скорее раздражали его, поэтому она отошла в сторону. Она попробовала предостеречь его насчет новых Жнецов, но он не обратил на это никакого внимания. Он подполз к телу Критона и заглянул ему в лицо.
Вздрогнув, осторожно протянул руку и закрыл ему глаза. Элиэль так и не поняла, что он бормочет. Она принесла ему сандалии и посох сестры Ан, потом показала на север. Он кивнул и начал медленно подниматься на ноги.
Тяжело опираясь одной рукой на палку, а другой – на плечо девочки, Эдвард медленно брел туда, куда она показывала.
Ночь обернулась сплошным кошмаром. Он знал, что находится в шоке, и старался не думать ни о чем до тех пор, пока не придет в себя. Крейтон предупреждал его, но он не ожидал такой боли, смятения, слабости. Половина мышц не действовала. Он не знал, насколько может доверять своим чувствам. Действительно ли там лежал Крейтон? Кто эти остальные? Жнецы, говорил тогда Крейтон. Но в ночи все одежды были черными. Луна вообще казалась бредом сумасшедшего – в три или четыре раза больше, чем ей положено быть, и ослепительно зеленая. Пятна на ней формой напоминали молот. Ее свет затмевал звезды.
Здание походило на руины античных храмов, с остатками круглого атриума в центре. За ним лежали джунгли. В воздухе стоял душный тропический запах. Здесь были комары, хотя любая попытка отмахнуться от них сводила мышцы острой болью. Господи, да все его тело болело!
Языком он нашарил в зубах две дырки. Это так или иначе подтверждало слова Крейтона. Пломбы остались на Земле, в траве Уилтшира. Остались вместе со скобками и пластырем. Его лицо было покрыто запекшейся кровью. Наверное, открылась рана на виске. Кровь приманивала насекомых.
Тела. Пять тел. Жди друзей или врагов, говорил Крейтон. Во всяком случае, и те, и другие ждали его. Значит, произошла стычка. Сумей Эдвард совершить переход одновременно с Крейтоном, лежал бы он сейчас на камнях рядом с ними? Запросто! Что может поделать человек в чужом ему мире, если он не знает языка, не имеет здесь ни друзей, ни денег? Даже понятия не имеет о том, кто друг, а кто враг? Почему этот идиот Крейтон так боялся сказать, что его здесь ожидает?
И девочка – кто привел ее сюда и зачем? Может, кто-то из оставшихся на камнях мужчин – ее отец? Она явно боялась и дрожала почти так же сильно, как он сам. То и дело она шарахалась от теней, но для своего возраста она держалась молодцом. Она заметно хромала, что делало ее не самой надежной опорой.
Девочка трогательно пыталась помочь ему и ободрить его. Раз она не желала добавить его тело к собранию трупов – она друг. Ее нетерпение указывало на то, что где-то поблизости их ждут помощники или надежное убежище. Возможно, транспорт. По крайней мере она должна знать, как известить Службу о том, что сын Камерона Экзетера прибыл в Соседство.
48
Элиэль проснулась с первыми утренними лучами, думая о деньгах. Она спала очень мало и очень плохо. Место, которое она выбрала для сна, было жестким, но единственным относительно ровным у пещеры. Д’вард мучился даже во сне. Его стоны и вскрики то и дело будили ее, и она несколько раз поднималась к нему.
Она откинула свой коврик и подошла к нему Он спал спокойно. Элиэль смыла кровь с его лица. Клок моха, который она наложила на его рану, присох к ней. Она промыла столько царапин на его теле, сколько могла, при этом стараясь не слишком смущать его. Правда, когда они с Поритом внесли Д’варда в пещеру, он почти лишился чувств.
Она огляделась. Куда делся старый безумный отшельник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48