Мужчины без женщин… Уголь весело потрескивал в очаге, наполняя кухню едким дымом. Элиэль пыталась отвлечься от своих ужасных мыслей. Она встала, пересекла помещение и повернула заслонку.
– Не мешало бы сначала открыть вьюшку!
Старый Пиол почесал серебряную щетину на подбородке. Он улыбнулся и открыл рот, чтобы сказать что-то, но только раскашлялся.
С глазами, слезящимися от едкого дыма, Элиэль отошла от плиты.
– Нам надо поесть, – объявила она своим самым лучшим сценическим голосом. Именно это полагалось сказать сейчас Амбрии. – Да, мне тоже не хочется, – продолжала она, отвечая на кислые ухмылки со всех сторон, – но надо. Рынки скоро закроются.
– Она права, – поднялся с места Гольфрен. – Будешь сегодня нашей хозяйкой, Элиэль. Я схожу с тобой.
– Я сейчас, только за плащом…
По крыльцу загрохотали чьи-то шаги. Все повернулись к двери.
Дверь распахнулась настежь, снова запустив внутрь снег, дым и морозный воздух. В кухню шагнул Дольм Актер с корзиной на локте. Он захлопнул за собой дверь и, ухмыляясь, обвел всех вопросительным взглядом.
Элиэль поспешно опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. Молитва Зэцу! Членовредительство! Черный балахон в мешке! Жнец! Она шмыгнула на место и съежилась, пытаясь унять дрожь.
Звучный голос Дольма отозвался эхом от каменных стен.
– Эй вы, сборище унылое! О еде никто не подумал, полагаю?
К’линпор выпрямился, лицо его пылало.
– Где ты был?
На мгновение наступила тишина. Элиэль сидела, не поднимая глаз, боясь, что Дольм посмотрит на нее.
– Я? Я вернулся в храм.
– Что? – взревел Гольфрен, отшатнувшись и с грохотом опрокинув свой стул.
– Я не видел там наших женщин, если тебя беспокоит именно это, – успокоил его Дольм. Он шагнул к столу рядом с Элиэль и поставил туда свою корзину. Дольм стоял так близко, что она почувствовала запах мокрой шубы.
– Я сделал то, что давно полагалось сделать нам всем… ну, может, кроме Клипа Трубача. Да нет, а почему это кроме него? Он вполне уже взрослый. Я кинул в чашу немного серебра и совершил приношение Владычице.
«Лжец! – думала Элиэль. – Лжец! Лжец!»
– Нет! – зарычал Тронг голосом, от которого, казалось, сотряслись стены гостиницы. Щеки его вспыхнули.
– Да, – спокойно возразил Дольм. – Я понял, что это мой долг. Я выбрал самую старую и отвратительную женщину, какую только смог найти. Она осталась весьма и весьма довольна.
– Это омерзительно! – вскричал Гольфрен Флейтист.
– Это священный ритуал! Или ты осмеливаешься противоречить богине?
Молчание. Элиэль бросила взгляд на Гольфрена. Он раскраснелся так же, как Тронг – даже сильнее, ибо лицо его было чисто выбрито, а кожа – глаже. Костяшки пальцев его побелели. Уж не подерутся ли они, подумала девочка.
Да, думала Элиэль, это омерзительно. Она вспомнила длинные волосатые руки и грудь Дольма, и ее передернуло. Богиня или нет, омерзительно овладевать женщиной против ее воли.
– Ну? – все так же спокойно спросил Дольм Актер.
– Нет, – простонал Флейтист.
– Да! Женщина, о которой идет речь, заслужила наказание. Я не спрашивал за что, естественно.
Дольм всегда был шумным и жизнерадостным, но сейчас он казался слишком уж возбужденным. Элиэль даже подумала, уж не напился ли он, но запаха вина не ощущалось, только воняло мокрой кожей.
– Она ждала там каждый день, уже две недели. Так она мне сказала, – рассмеялся Дольм. – Еще бы ей не быть благодарной! Надеюсь, Владычица приняла эту жертву. Должен признать, это не самое приятное ощущение в моей жизни, но я исполнил свой долг как положено, с молитвой.
Гольфрен пробормотал ругательство и отвернулся.
– Учитывая обстоятельства, я не могу возражать, – с видимой неохотой объявил Тронг Импресарио.
– Отлично!
Элиэль продолжала дрожать, надеясь только, что этого никто не заметит, и боясь отвести глаза от грязного пола. Дольм лжет! Каким бы недолгим ни было завершение его страшного ритуала, у него просто не осталось бы времени прийти в себя, сходить в храм, потом на рынок и только потом вернуться в гостиницу. И он не бежал, иначе он задыхался бы. Бежал? Лежал с женщиной? Потеряв столько крови? На ее глазах он весь облился кровью. Такой фонтан крови невозможно быстро остановить, а ведь она продолжала хлестать.
– И кроме того, – сказал Дольм, – нам всем…
Встревоженная внезапной паузой, Элиэль подняла глаза.
Он почуял что-то неладное. Он поднял голову, словно принюхиваясь. Он медленно обвел кухню взглядом, задерживаясь на каждом лице по очереди. И наконец остановился на ней.
Он медленно улыбнулся, и в его темных глазах вспыхнул огонек – спокойная уверенность. Он знает! Он знает, что она знает. Что это она!
Медленно, мучительно медленно Дольм потянулся левой рукой почесать запястье правой, покоившейся на ручке корзины рядом с ней. Его рукав скользнул вниз, и она увидела костлявую волосатую кисть. Ничего – ни повязки, ни шрама, ни даже отметины… ни даже синяка!
Она перевела взгляд на его лицо.
Ни следа крови, даже в волосах – и волосы совершенно сухие, аккуратно расчесанные, значит, он не мыл их.
А Дольм все улыбался, как снежный кот.
– Должно быть, день выдался тяжелым для тебя, девочка! – мягко произнес он. – Ты в порядке?
Она попыталась отвернуться – его рука протянулась взять ее за подбородок. Прикосновение Жнеца!
Элиэль взвизгнула и отпрянула, бросившись через кухню к Гольфрену Флейтисту. Она повисла на нем, обхватив его руками. Ей нужна была Амбрия, но на худой конец сошел и Гольфрен. Казалось, все в один голос выдохнули удивленное «Что?».
Гольфрен обнял ее и поднял, как маленькую, бормоча слова утешения.
– Да, у девочки был очень тяжелый день! – ответил он.
Дверь с треском распахнулась, и в кухню торжественно вступила Амбрия Импресарио.
15
Даже в самых обыденных ситуациях Амбрии удавалось сохранять величественный вид. Она могла драматически чистить репу или с царственным достоинством раздавать оплеухи. Конечно, ее пышная грудь несколько обвисла, а волосы поседели, но даже так подмостки не видели более величественных и убедительных богинь. В низкую кухонную дверь она вступила, как на освещенную сцену. Превосходящая ростом большинство мужчин, крепко сложенная, она славилась умением одним жестом устанавливать тишину в зале, полном пьяных рудокопов. Вот и сейчас одна рука ее оставалась поднятой на уровень плеча, капюшон откинут, темные волосы распущены до пояса, орлиные черты лица, обыкновенно бледного, пылают возбуждением. Запорошенный снегом плащ ниспадал до пола, и Амбрия казалась еще выше.
– Мы все здесь, – провозгласила она, и голос ее эхом отдался от стен. – Мы все здесь – невредимые, если не считать нескольких синяков. – Она отступила в сторону, давая пройти остальным.
Послышались радостные крики мужчин. В дверь вбежала Утиам Флейтист и бросилась к Гольфрену, уронившему Элиэль. Она успела заметить на щеке Утиам свежую ссадину, тут же скрытую от глаз, когда та обнялась с мужем.
Ама Актер бросилась к Дольму, Эльма – к К’линпору. Последней в кухню вошла Олиммиар, прижимавшая к глазу платок. Она остановилась рядом с Амбрией и продолжала стоять, потупившись. Тронг встал, сделал шаг и широко раскинул руки, приветствуя их.
Амбрия прикрыла дверь, оставив небольшую щель.
– Тихо! – Ее зычный голос был подобен грому. – Нет нужды углубляться в подробности. Я поведаю вам все! – Ее глаза не без вызова обвели притихшую аудиторию. Дверь оставалась приоткрытой. – Мы поступили так, как нам было сказано. – Ее голос понизился до театрального шепота. – Мы предложили себя во имя Владычицы. К каждой из нас вошел мужчина…
– Трое! – всхлипнула Олиммиар.
Амбрия протянула мощную руку и прижала ее к себе, даже не посмотрев в ее сторону.
– Каждую из нас одобрили. И ни один мужчина не смог… – она перевела дух, – …совершить священный ритуал. Богиня отвергла нашу жертву.
– Ты хочешь сказать, что все они оказались на поверку импотентами? – рявкнул Дольм Актер.
Амбрия хлопнула дверью с такой силой, что здание содрогнулось. Все подскочили.
– Да! – признала она. – Жрецы, само собой, сильно обеспокоены. Но вам, мужьям нашим, нет нужды беспокоиться о… о последствиях.
– Но это безумие! – Дольм нервно хихикнул. Все повернулись к нему, даже Элиэль. – И с Олиммиар пытали счастья трое, один за другим? – Он вопросительно посмотрел на Утиам.
– Двое…
– Значит, всего восемь…
– Нет необходимости обсуждать отвратительные подробности, – объявила Амбрия Импресарио. Она двинулась через всю кухню к Тронгу, протянув одну руку к нему, а другой волоча за собой Олиммиар Танцовщицу. – Некоторые мужчины от бессилия проявили грубость, однако жрецы остановили их, прежде чем те успели нанести нам увечья. Теперь вы знаете все. Оставим это. – Она сделала еще шаг и упала в объятия мужа.
– Вовсе нет! – Дольм улыбался так, словно недовольство Амбрии его ни капельки не трогало. Элиэль еще никогда не видела, чтобы кто-либо из труппы оказывал Амбрии открытое неповиновение. Но Дольм клокотал, как чайник, уже с того момента, как вошел, и уж не Жнецу бояться стареющую актрису, верно?
Амбрия в ярости повернулась к нему. Пораженная Олиммиар отняла от лица платок, продемонстрировав яркий фонарь под глазом. К’линпор разинул рот.
– Это же настоящее чудо! – продолжал Дольм. – Святое чудо! Как же нам не восхищаться этим? Они что, все как один были старыми и жирными?
Щеки Амбрии, обыкновенно цвета мамонтовой кости, окрасились пунцовым. Элиэль ни за что бы не поверила в это, не увидь она все собственными глазами.
– Нет! – Снова эхо от стен. – В моем случае, поскольку меня не выбрал никто, жрецы вышли и нашли на улице двадцатилетнего рудокопа, отца двоих детей. Что, удовлетворила я твое любопытство, Дольм Актер?
Он усмехнулся.
– А как тебе кажется? Ну, и что дальше? Вольны ли мы покинуть Нарш, раз уж Оис так очевидно не нуждается в нас?
Величественная Амбрия чуть съежилась – или это показалось Элиэль?
– Нет. Нам всем велено явиться в храм на рассвете. Жрецы попросят оракула, дабы тот открыл им волю Владычицы.
Даже Дольм Актер вздрогнул.
Минуту в помещении царила тишина, потом он тихо спросил:
– Всем нам?
– Всем нам.
Все взгляды обратились на Элиэль Певицу.
Когда дела шли хорошо, вся труппа становилась одной большой, счастливой семьей. Когда дела шли по-другому, что случалось чаще, труппа все равно оставалась одной большой семьей, причем не обязательно несчастливой. Собственно, практически каждый член труппы в той или иной мере состоял в родстве с остальными. Старый Пиол Поэт был братом первого мужа Амбрии и, следовательно, дядей Утиам. Даже Клип Трубач приходился сводным братом Гэртолу Костюмеру – двоюродному брату Тронга Импресарио. Все были членами одной семьи – все, кроме Элиэль Певицы. Она не помнила абсолютно ничего из своей жизни до того, как труппа приняла ее к себе. Она оставалась чужой, пришлой, сиротой.
Обычно она никогда не задумывалась над этой разницей. Никто и никогда не упоминал о ней, даже Олиммиар в самом капризном настроении. В этот вечер Элиэль ощущала ее всей кожей. Она одна не была с ними в храме Владычицы. Она – последняя надежда. Все остальные попытки потерпели неудачу. Утром она пойдет с ними в храм, и там ее разоблачат как причину всех бед. Это было совершенно очевидно.
Возможно, безумное лопотание сестры Ан и не так уж безумно, и боги ставят грандиозную вселенскую трагедию, где отведена роль и ей, маленькой Элиэль Певице.
Жены льнули к мужьям. Олиммиар Танцовщица прицепилась к Эльме, своей сестре. Старый Пиол хлопотал у плиты, деликатно не встревая в разговор. Трубач ушел в свою комнату и вернулся, закутанный в меха. Он бросил, что пойдет прогуляется, и исчез в снежной круговерти за дверью, провожаемый удивленным взглядом Амбрии, свирепым – Тронга и сардонической улыбкой Дольма. Юный Клип не упускал возможности, если уж таковая предоставлялась.
Впрочем, возможно, его ждет разочарование – не знал же он, что Дольм врал насчет возвращения в храм.
Каждый раз, когда Элиэль отваживалась посмотреть в сторону Дольма, она встречала его издевательский взгляд. Интересно, велики ли ее шансы пережить эту ночь? О Жнецах не говорят вслух; назвать одного из них в лицо – верное самоубийство. Разоблачить Дольма Актера было бы просто-напросто безумием. Остальные решат, что тяжелый день сказался на ее рассудке – как же, он ведь муж двоюродной сестры Амбрии, член семьи! Единственное доказательство, которое могла бы представить Элиэль, – тот самый черный балахон, спрятанный в мешке, а она не сомневалась, что балахон уже спрятан где-то в другом месте. Даже если она и найдет балахон, Дольм заявит, что это старый сценический костюм, а потом обвинит ее в краже.
Может, это и в самом деле всего лишь старый костюм? Правда, она не могла представить себе, что найдутся зрители, способные восхищаться пьесой со Жнецом в числе действующих лиц. Может, на самом деле вообще ничего не было? Может, она просто сошла с ума?
На улице почти совсем стемнело, и всеобщее оживление сменилось интимным перешептыванием. Элиэль сообразила, что все собираются разойтись пораньше. Актеры уже в силу профессии ночные птицы, но сегодня женам хотелось остаться наедине с мужьями, а мужьям – с женами.
Она все чаще вспоминала дверь в свою комнатку – крепкую деревянную дверь с надежным замком и тяжелым железным засовом. Даже Жнецу не отворить такой двери, не разбудив всех вокруг!
Тут и сам Дольм потянулся, заложив руки за голову, и зевнул.
Элиэль поняла, что должна уйти раньше, чем Дольм, иначе он может подстеречь ее в ее же собственной комнате.
– Спокойной ночи! – Она вскочила на ноги и направилась к лестнице – клип-клоп. – Очень спать хочется, – объяснила она, поднимаясь через ступеньку. Клип-клоп… – До встречи утром! – крикнула она уже из коридора.
Элиэль влетела к себе в комнату, торопливо огляделась по сторонам и затворила дверь. Она осторожно повернула ключ, задвинула засов и рухнула на пол, задыхаясь так, словно только что одолела перевал Рилипасс, таща на спине мамонта.
Окно было прочное, решетчатое. Стены сложены из крепкого камня, пол и потолок – толстые доски. Если где-нибудь и можно укрыться от Жнеца, так это здесь. Подумав немного, она вынула ключ из двери и спрятала его к себе в мешок, а скважину заткнула чулком.
Стелить постель в холодном Нарше – дело нехитрое. Элиэль надела шерстяную ночнушку, скатала старое платье – получилась подушка – и накрыла тюфяк шерстяным плащом вместо одеяла. Потом опустилась на колени и помолилась, держа в руках амулет – маленькую золотую лягушку.
Давным-давно, как только Элиэль стала настолько взрослой, что перестала тянуть в рот всякую всячину, этот амулет ей подарила Амбрия. Лягушка только казалась золотой. На самом деле она оставляла на груди зеленые потеки. Правда, амулет – не самая надежная защита от бога смерти, которого она могла сильно прогневить, подсмотрев священный ритуал.
Яростный ветер сотрясал все здание. Этим вечером; обычные молитвы показались Элиэль до обидного неуместными. Подумав, она добавила к ним еще одну – Кирб’лу Тиону, испрашивая его помощи: пусть их труппа благополучно доберется на Празднества Тиона. После этого, дрожа от холода, она прошептала извинения Мужу за то, что подсмотрела священнодействие в его молельне. Но ведь молельня посвящалась не одному… Зэцу – она так и не смогла вымолвить его имя.
В конце концов она забралась под тяжелый плащ. Петух без печени, альпака белая снаружи и черная внутри, Жнец на мамонте и еще один у них в труппе, люди, которых Владычица лишила мужской силы… она после этого и глаз сомкнуть не сможет!
Однако смогла.
16
Ночь в больнице всегда тянется дольше. Эту истину Эдвард Экзетер открыл для себя еще в первую свою четверть в Фэллоу. Тогда незнакомые ему доселе английские болезни сделали из него завсегдатая школьного лазарета. Он вновь вспомнил об этом в больнице Альберта.
Вошла сестра со свечой в руке – судя по всему, обход пациентов.
– Где я? – спросил он.
Она ответила.
– Что случилось?
– С вами произошел несчастный случай. Хотите, чтобы вам сделали еще укол?
– Нет, спасибо. Со мной все в порядке. – Ему не нравилась бесшумная музыка, которую несли с собой наркотики.
– Попробуйте уснуть, – посоветовала сестра и вышла.
Проблема заключалась в том, что Эдвард чувствовал себя так, словно выспался на несколько недель вперед. Он решил, что это проходит шок. От ноги исходила пульсирующая боль. Тело затекло от долгого лежания в одном положении. Он попытался вспомнить и, вспомнив, пожалел об этом. Воспоминания, правда, были весьма обрывочными, по большей части просто кошмары.
И когда он спал, его терзали те же кошмары. Он просыпался дрожа, в холодном поту, не в состоянии вспомнить, что так напугало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48