Во все времена основным занятием молодых мужчин в скотоводческом племени была кража скота у соседей. Награбленное отдавалось одному из старших в деревне как плата за жену. Заплатив достаточно коров или коз и доказав свою удаль в более или менее серьезных сражениях, молодой воин женился на купленной им девушке. С этого момента он только следит за тем, чтобы росло его стадо и чтобы жена его делала всю работу. Войну он оставляет в удел молодым, ибо это их дело.
– Если бы мы так жили сейчас, – сказал Джинджер Джонс, – мы бы ни за что не оказались в такой мясорубке, как нынешняя.
Ему никто не ответил. Машина с рыком неслась сквозь ночь. Смедли решил, что замечание Джинджера отдает пораженческими настроениями. От войны никуда не деться, значит, ее надо выиграть. Все, что зависело лично от него, он сделал.
Когда Экзетер снова заговорил, голос его звучал мрачнее, чем прежде.
– Вы и представить себе не можете, как это странно – чувствовать себя снова дома, в Англии, и нестись куда-то в ночи, вот так! Это гораздо более странно, чем то, о чем я вам рассказываю. Вы простите, что я болтаю без умолку. Так здорово снова говорить.
– Нам нравится слушать тебя, – сказала Алиса. – Это лучше, чем иметь в собеседниках барона Мюнхгаузена. Ты к чему-то клонишь. Ты ведь неспроста углубился во всю эту социологию?
– Разумеется! Помнишь Ньягату и эмбу? Большинство банту живут так же – их общество тоже организовано по возрастным группам. Когда в тех краях впервые появились англичане, они обычно говорили: «Отведите меня к своему вождю», – и туземцы не понимали, что те имеют в виду. То, с кем вам надо говорить, зависит от того, с чем вы пришли! Так вот, англичане назначали вождя или старосту и приказывали ему прекратить кражу скота. А потом еще они удивлялись, почему это рухнула вся местная культура. Что меня поразило в нагианцах – это то, что они ухитрились перейти к денежной экономике, не утратив своей социальной структуры. Большая часть Вейлов стоит на пороге индустриальной революции, хотя, слава Богу, у них нет еще огнестрельного оружия. Роль англичан там играют джоалийцы, но без ружей Джоалия не способна сделать из Нагии настоящую колонию. Правда, они пытаются укоренить там торговлю, и все же традиционный уклад пока преобладает. Нагианцы смогли соединить старое и новое. Меня ужасно заинтересовало, как им это удалось. Ответ был очевиден, но тогда я не догадался.
– А с кем сражаются воины? – спросил Смедли.
– Ни с кем, – усмехнулся Эдвард. – Ни с кем. О, периодически они устраивают стычки с соседними деревнями, но по предварительной договоренности. Этакие показательные выступления. Несколько сломанных костей и выбитых зубов и куча пари, заключаемых на победителя. Я, правда, так этого ни разу и не видел. Самым замечательным событием в первые недели моего пребывания там стала свадьба Тоггана Чеканщика. Разумеется, его отец был богат. Он первым из нашей возрастной группы связал себя священными узами, и это было заметной вехой для всех нас. Ей-богу, чуть ли не целая неделя ушла на то, чтобы мы пришли к единому мнению, каким образом нам изменить раскраску на лицах. Конечно, мы могли бы добавить немного зеленых символов, поскольку зеленый – это цвет мужской зрелости. Мы могли добавить немного красного, что символизировало бы Владычицу, Эльтиану, богиню материнства и… гм… всего, с этим связанного. Но в случае, если бы мы перестарались, старшие воины могли бы посчитать это наглостью, а младшие – захватить себе наши синие цвета. Поэтому мы отрядили делегатов для переговоров с другими возрастными группами. В общем, забавлялись вовсю.
Стоило только Тоггану жениться, как он перестал быть воином, хотя все еще оставался одним из нас. Он спал с женой, а с утра приходил к нам нанести на лицо раскраску. За первые две недели мы видели его чаще, чем жена. Быть воином – это примерно как учиться в пансионе, так мне показалось. До тех пор, пока не началась война.
– Та, что следовала за тобой? – спросила Алиса. – Ох, прости! Я не хотела…
– Нет, совсем другая. Впервые я узнал о ней, когда как-то вечером к нам заглянул жрец, пожилой тип в зеленом облачении. Я сразу заподозрил недоброе. Он сел и завел с нами разговор. Кажется, нас там было около шестидесяти – мы сидели вокруг него, затачивая копья. Но мы не прекратили свою работу из-за него, нет! Он сказал, что в храме стало известно – младшие воины приняли в свой отряд чужестранца. Ну, вся деревня знала об этом уже больше месяца. Он сказал, что Кробидиркин – бог-покровитель Соналби и что чужеземцу положено совершить жертвоприношение богу и попросить о покровительстве, – так, простая формальность, видите ли.
– Споры не прекращались всю ночь. Многие из моих приятелей утверждали, что жрецы просто соскучились по парному мясу, но в конце концов все согласились, что это не так уж и плохо. Я подумывал, не смыться ли мне, но поздно – Кробидиркин все равно уже знал обо мне. Более того, я понимал – мое исчезновение навлечет на моих друзей гнев божества, а возможно, и не только на них. И потом, мне просто было интересно.
Само собой разумеется, такая важная церемония не могла состояться без поддержки ровесников, так что на следующий день собрался весь наш отряд. Мы купили у дяди Гопенума бычка и погнали его в храм.
Храм был расположен в самом центре узла. От виртуальности щипало кожу. Там находились молельни Ольфаан и Вайсета – это бог солнца, а в таком климате про солнце не забудешь. Были еще две – молельня Паа Тиона, бога исцеления, и Эмтаз, богини деторождения. Обыкновенное представительство Пентатеона. Но центром деревни оставался храм, и он принадлежал Кробидиркину Пастырю.
Он был высотой всего в один этаж, весь из деревянных столбов и кожи. Если вы можете представить себе кожаный лабиринт, так вот это он и был. Вонючий и душный. Остальные знали, чего ожидать, поскольку бывали там уже не раз, я же всю дорогу трясся, ощущая святыню, уверенный в том, что ни за что не найду дорогу обратно. Центральная часть была открытой – большой двор с песком под ногами и небом над головой. Маленькая мощеная площадка предназначалась для жертвоприношений. Жрецы с нетерпением ждали нас, вернее свежего мяса на обед после церемонии. В одном из углов стоял маленький круглый шатер. Кажется, такие называют юртами. Это и было жилище бога. Если где и имелось его изображение, то только там. Все, что мы видели, – это шатер.
Меня представили как Д’варда Кровельщика и выставили вперед. Мы все преклонили колена на песке и склонили головы, и церемония началась – пение, молитвы и все тому подобное. Через несколько минут я поднял голову. Полог шатра был откинут, и там стоял, придерживая его, низенький человек. Он улыбнулся мне и махнул рукой – я понял, что это и есть сам бог, Кробидиркин. Выбора не было – я встал и пошел к нему, и жрецы этого не заметили. Я только удивлялся тому, что они не слышат, как постукивают друг о друга мои колени.
Он провел меня внутрь. Внутри шатер оказался гораздо больше, чем снаружи. Там было несколько комнат, все в коврах и подушках, и клапаны на потолке были откинуты, чтобы пропустить внутрь свет и свежий воздух. Пахло пряностями. В соседней комнате кто-то негромко играл на цитре, так что завывания жрецов на улице не были слышны. Экзотично, но не лишено приятности.
– Садись, Освободитель, – сказал он. – Извини, что не могу предложить тебе настоящего чаю, но что-нибудь вроде него найдется.
Мы уселись на подушки, и он что-то налил из серебряной кастрюльки, стоявшей на огне. Чашки были из дорогого фарфора.
Трудно оценить возраст пришельца по его внешности. Пришельцы не стареют. Как я уже говорил, Кробидиркин был невысокого роста, но крепок и мускулист. Ему могло быть лет восемьдесят, но кожа его была гладкая, как у юноши. Как и все местные, он носил только кожаную набедренную повязку. Я вряд ли видел лица некрасивее – раскосые глаза, сломанный нос, торчащие уши. Кончики его усов загибались вниз. Зато забавная улыбка почему-то успокаивала меня.
Потребовалась минута или две, чтобы я смог совладать с голосом. Поймите, это был вассал Карзона, а следовательно, союзник Зэца, бога смерти, которого согласно предсказанию я должен был убить и который в свою очередь делал все от него зависящее, чтобы убить меня. Конечно, я уже встречался с Тионом и остался цел, но тот не вступал в союз с Палатой. А этот Кробидиркин скорее всего вступал. Он сжег Калмака Плотника и его семью, а теперь предлагает мне чай!
– Для меня большая честь встретиться с вами, господин, – сказал я. Или какую-то другую чушь в этом роде.
– Нет, это для меня честь, – усмехнулся он. – Позволь сказать, что твой отец гордился бы тобой.
Я выплеснул на себя полчашки чая.
– Вы знали моего отца, господин?
Моя реакция заметно развлекла коротышку.
– Да, конечно. Я несколько раз встречался с ним. Славный человек. Он специально приезжал сюда с родины, чтобы проконсультироваться со мной. Он даже подарил мне твою фотографию.
Наверное, за всю свою жизнь я не испытывал большего удивления. Представьте себе: я сижу неописуемо далеко от дома, чужак-чужаком, и тут этот всемогущий местный бог протягивает мне фотографию форта в Ньягате! На ней были мама, ты, Алиса, и я. Мы все сидели на веранде. Там стояли граммофон и клетка с попугаем, и куча других вещей, про которые я уже и не помнил. Мне тогда было, наверное, года три. Я никогда раньше не видел этого снимка. У меня, наверное, был очень дурацкий вид, когда я смотрел на него.
Конечно же, Кробидиркин был доволен – ведь именно этого он и добивался. Он снова наполнил мою чашку.
Вдруг меня осенило.
– Но это же невозможно! Ведь переходят только люди?
Он хихикнул, словно давно уже ждал, когда же я наконец додумаюсь до этого своей тупой башкой.
– Память переходит вместе с человеком, – сказал он. – И потом, еще есть мана. – Он взял у меня фотографию – на вид настоящую, без подвоха, черно-белую, не раскрашенную фотографию – и перевернул ее. Я ожидал увидеть на изнанке фамилию фотографа или название фирмы, но она оказалась пустой. Тогда он взмахнул рукой, и на изнанке возникло другое изображение. Это был отец, сидевший в этом самом шатре, где сидел теперь я, одетый в нагианскую набедренную повязку и улыбавшийся в объектив.
Да, это меня доконало.
– Я могу высказать предположение? – спросил я, когда немного пришел в себя. – Его поставили отвечать за людей, чье общество сильно напоминает нагианское, и он знал, что вы смогли сохранить жизненный уклад нагнан перед лицом прогресса, поэтому-то он и прибыл спросить у вас совета?
Некрасивое лицо Кробидиркина расплылось в широкой улыбке.
– Ну конечно! Увы, для того чтобы добиться этого, требуется уйма маны, и к тому же на своем тогдашнем посту Камерон был всего лишь еще одним местным. Значительно более цивилизованным местным, разумеется, но не пришельцем из другого мира.
– Похоже, вы были хорошим отцом своим людям, господин, – заметил я. – Вы тоже пришли из нашего мира?
Он улыбнулся и кивнул:
– Да, много, много лет назад. Боюсь, я уже плохо помню свою молодость. Людям свойственна забывчивость. Новый мир приносит с собой новую жизнь, и прошлое кажется таким незначительным, когда решаешь, что больше никогда не вернешься. Я помню – мой народ был очень воинственным. У нас был замечательный вождь, его звали… нет, забыл. Он повел нас на страну больших городов, и нас разгромили. Год спустя он сделал новую попытку, и на этот раз его отбросила армия, которую возглавлял жрец. Его мана была так сильна, что наш вождь отступил перед ней, поняв, что ему не одолеть силу бога. Вскоре после этого он умер.
Наверное, это было вторым по силе удивлением. Одно дело знать теоретически, что пришельцы живут очень долго. И совсем другое дело лицом к лицу встретиться с человеком, который помнит битвы, случившиеся пятнадцать столетий назад, – от такого и рехнуться можно.
– Его случайно звали не Аттила? – спросил я.
Маленький гунн захлопал в ладоши.
– Точно! Замечательный вождь! Он обладал потрясающей природной харизмой.
И мы посидели еще немного, обсуждая сражение при Каталауне – оно имело место, если вы помните, где-то в середине пятого века – и священника Льва, который год спустя каким-то образом сумел заставить гуннов покинуть Италию. Как он смог сделать это, так и осталось исторической загадкой. Моему хозяину было приятно узнать, что его товарищей по оружию помнят до сих пор, хотя я старался не обмолвиться о том, какой они пользуются репутацией. Впрочем, возможно, это его не обидело бы. Кробидиркин служил в их войске кем-то вроде лекаря и уже в пожилом возрасте случайно перенесся в Соседство, где и сделался богом.
Вскоре он перевел разговор на «Филобийский Завет» и Освободителя.
– Я очень сожалею о том, что случилось с Плотником и его семьей, – сказал он. – Я получил прямые указания и не посмел ослушаться. Терпеть не могу относиться так к людям, в какую бы ересь они ни впадали.
– А что я? – спросил я. – Насчет меня у вас есть прямые указания?
– О да. Но ты же сын моего старого друга Камерона! Зэцу неизвестно, где ты находишься. Он не знает всего, что знаю я, и он с ума сходит оттого, что ты ушел от него. Воистину он очень напуганный бог!
– И зря, – заметил я. – Я вовсе и не собираюсь убивать его.
Маленький человечек фыркнул:
– Пророчество говорит, что убьешь! Зэц перепробовал все средства, чтобы прервать цепь событий, и всякий раз терпел неудачу. Поэтому он боится тебя, и заслуженно.
– А что Карзон?
Он скривился, отчего стал еще безобразнее.
– Он боится Зэца! Для этого я, собственно, и пригласил тебя сюда, Д’вард. Зэц решил, что настало время войны, большой войны. Война приносит ему ману, а сейчас он как никогда нуждается во всей доступной ему мане, ибо ему угрожает Освободитель. Так вот, эта война началась – в Нарсии, которая входит в Джоалийское королевство, но расположена между Таргвейлом и Лаппинвейлом. Лаппинвейл уже лет пятьдесят является таргианской колонией, ясно? Но рандориане там сеют смуту, подстрекая к отделению от метрополии.
Он выжидающе посмотрел на меня, и я кивнул, как будто во всем этом был хоть какой-то смысл. Если честно, я этого смысла не видел, впрочем, все это казалось не таким уж безумием по сравнению с тем, как взорвалась вся Европа из-за гибели одного-единственного австрийского эрцгерцога.
– Таргианцы терпеть не могут неопределенности, – усмехнулся Кробидиркин. – Много лет они пытались свергнуть нарсианское правительство, и этим летом терпение их наконец лопнуло. Они вторглись в Наршленд. Джоалийцы задумали ответную акцию. – Он вздохнул. – Боюсь, война будет кровавой, и Зэц изрядно поживится.
Вам, наверное, понятно, что я не очень-то обрадовался, услышав это.
– Но какое все это имеет отношение ко мне?
Он загадочно улыбнулся:
– Джоалийцы планируют молниеносный набег на Тарг, пока там нет таргианской армии, – очень храбро с их стороны! Но для того чтобы достичь Таргвейла, им придется пересечь Нагвейл и Лемодвейл. Лемодия входит в Таргианское королевство, но мы принадлежим Джоалу. Наша царица – джоалийская марионетка. Их авангард уже здесь, в Наге, и требует военной поддержки. Она пошлет своих воинов по первому же их требованию.
Мне сделалось плохо, и чем больше я об этом думал, тем хуже мне становилось.
– Я должен пойти и сдаться! – сказал я. Вообще-то я вовсе не собирался этого делать. Просто это было первое, что пришло мне в голову.
Кробидиркин, казалось, пришел в ужас.
– О нет! Это бессмысленно! Война неизбежна. Нет, я хочу просить тебя об услуге.
– Просите… господин! – Не забывайте, я был обязан ему жизнью. Он предоставил мне убежище, даже если я до тех пор и не понимал этого.
Он довольно кивнул. Местные боги, как правило, добиваются своего.
– Скоро здесь появятся гонцы с требованием собирать войско. Я знаю, тебе захочется уйти. В конце концов это тебя не касается – или ты считал бы так, не пригласи я тебя сюда и не расскажи все. Джоалийцы потребуют, чтобы у каждого деревенского отряда был командир. Нагианцы – большие спорщики, но в военное время беспрекословно подчиняются приказам старшего. Во всяком случае, сейчас им придется подчиняться. Можно не сомневаться в том, кого выберет отряд Соналби.
Я не спорил – уж я-то знал, как действует на них моя харизма пришельца, как бы я ни старался скрыть ее.
– Но я новичок в военном деле, особенно в войнах такого рода.
– Да это и не важно. Джоалийские генералы приложат все силы и умение, чтобы пролилось как можно больше крови. И мне кажется, мои парни выбрали бы тебя, даже если бы ты не был пришельцем. – Это, конечно, была уже чистая лесть.
– Что вам от меня надо? – мрачно спросил я.
– Останься и возглавь их, Д’вард! С тобою во главе им не придется страдать так сильно. И гораздо больше их вернется на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Если бы мы так жили сейчас, – сказал Джинджер Джонс, – мы бы ни за что не оказались в такой мясорубке, как нынешняя.
Ему никто не ответил. Машина с рыком неслась сквозь ночь. Смедли решил, что замечание Джинджера отдает пораженческими настроениями. От войны никуда не деться, значит, ее надо выиграть. Все, что зависело лично от него, он сделал.
Когда Экзетер снова заговорил, голос его звучал мрачнее, чем прежде.
– Вы и представить себе не можете, как это странно – чувствовать себя снова дома, в Англии, и нестись куда-то в ночи, вот так! Это гораздо более странно, чем то, о чем я вам рассказываю. Вы простите, что я болтаю без умолку. Так здорово снова говорить.
– Нам нравится слушать тебя, – сказала Алиса. – Это лучше, чем иметь в собеседниках барона Мюнхгаузена. Ты к чему-то клонишь. Ты ведь неспроста углубился во всю эту социологию?
– Разумеется! Помнишь Ньягату и эмбу? Большинство банту живут так же – их общество тоже организовано по возрастным группам. Когда в тех краях впервые появились англичане, они обычно говорили: «Отведите меня к своему вождю», – и туземцы не понимали, что те имеют в виду. То, с кем вам надо говорить, зависит от того, с чем вы пришли! Так вот, англичане назначали вождя или старосту и приказывали ему прекратить кражу скота. А потом еще они удивлялись, почему это рухнула вся местная культура. Что меня поразило в нагианцах – это то, что они ухитрились перейти к денежной экономике, не утратив своей социальной структуры. Большая часть Вейлов стоит на пороге индустриальной революции, хотя, слава Богу, у них нет еще огнестрельного оружия. Роль англичан там играют джоалийцы, но без ружей Джоалия не способна сделать из Нагии настоящую колонию. Правда, они пытаются укоренить там торговлю, и все же традиционный уклад пока преобладает. Нагианцы смогли соединить старое и новое. Меня ужасно заинтересовало, как им это удалось. Ответ был очевиден, но тогда я не догадался.
– А с кем сражаются воины? – спросил Смедли.
– Ни с кем, – усмехнулся Эдвард. – Ни с кем. О, периодически они устраивают стычки с соседними деревнями, но по предварительной договоренности. Этакие показательные выступления. Несколько сломанных костей и выбитых зубов и куча пари, заключаемых на победителя. Я, правда, так этого ни разу и не видел. Самым замечательным событием в первые недели моего пребывания там стала свадьба Тоггана Чеканщика. Разумеется, его отец был богат. Он первым из нашей возрастной группы связал себя священными узами, и это было заметной вехой для всех нас. Ей-богу, чуть ли не целая неделя ушла на то, чтобы мы пришли к единому мнению, каким образом нам изменить раскраску на лицах. Конечно, мы могли бы добавить немного зеленых символов, поскольку зеленый – это цвет мужской зрелости. Мы могли добавить немного красного, что символизировало бы Владычицу, Эльтиану, богиню материнства и… гм… всего, с этим связанного. Но в случае, если бы мы перестарались, старшие воины могли бы посчитать это наглостью, а младшие – захватить себе наши синие цвета. Поэтому мы отрядили делегатов для переговоров с другими возрастными группами. В общем, забавлялись вовсю.
Стоило только Тоггану жениться, как он перестал быть воином, хотя все еще оставался одним из нас. Он спал с женой, а с утра приходил к нам нанести на лицо раскраску. За первые две недели мы видели его чаще, чем жена. Быть воином – это примерно как учиться в пансионе, так мне показалось. До тех пор, пока не началась война.
– Та, что следовала за тобой? – спросила Алиса. – Ох, прости! Я не хотела…
– Нет, совсем другая. Впервые я узнал о ней, когда как-то вечером к нам заглянул жрец, пожилой тип в зеленом облачении. Я сразу заподозрил недоброе. Он сел и завел с нами разговор. Кажется, нас там было около шестидесяти – мы сидели вокруг него, затачивая копья. Но мы не прекратили свою работу из-за него, нет! Он сказал, что в храме стало известно – младшие воины приняли в свой отряд чужестранца. Ну, вся деревня знала об этом уже больше месяца. Он сказал, что Кробидиркин – бог-покровитель Соналби и что чужеземцу положено совершить жертвоприношение богу и попросить о покровительстве, – так, простая формальность, видите ли.
– Споры не прекращались всю ночь. Многие из моих приятелей утверждали, что жрецы просто соскучились по парному мясу, но в конце концов все согласились, что это не так уж и плохо. Я подумывал, не смыться ли мне, но поздно – Кробидиркин все равно уже знал обо мне. Более того, я понимал – мое исчезновение навлечет на моих друзей гнев божества, а возможно, и не только на них. И потом, мне просто было интересно.
Само собой разумеется, такая важная церемония не могла состояться без поддержки ровесников, так что на следующий день собрался весь наш отряд. Мы купили у дяди Гопенума бычка и погнали его в храм.
Храм был расположен в самом центре узла. От виртуальности щипало кожу. Там находились молельни Ольфаан и Вайсета – это бог солнца, а в таком климате про солнце не забудешь. Были еще две – молельня Паа Тиона, бога исцеления, и Эмтаз, богини деторождения. Обыкновенное представительство Пентатеона. Но центром деревни оставался храм, и он принадлежал Кробидиркину Пастырю.
Он был высотой всего в один этаж, весь из деревянных столбов и кожи. Если вы можете представить себе кожаный лабиринт, так вот это он и был. Вонючий и душный. Остальные знали, чего ожидать, поскольку бывали там уже не раз, я же всю дорогу трясся, ощущая святыню, уверенный в том, что ни за что не найду дорогу обратно. Центральная часть была открытой – большой двор с песком под ногами и небом над головой. Маленькая мощеная площадка предназначалась для жертвоприношений. Жрецы с нетерпением ждали нас, вернее свежего мяса на обед после церемонии. В одном из углов стоял маленький круглый шатер. Кажется, такие называют юртами. Это и было жилище бога. Если где и имелось его изображение, то только там. Все, что мы видели, – это шатер.
Меня представили как Д’варда Кровельщика и выставили вперед. Мы все преклонили колена на песке и склонили головы, и церемония началась – пение, молитвы и все тому подобное. Через несколько минут я поднял голову. Полог шатра был откинут, и там стоял, придерживая его, низенький человек. Он улыбнулся мне и махнул рукой – я понял, что это и есть сам бог, Кробидиркин. Выбора не было – я встал и пошел к нему, и жрецы этого не заметили. Я только удивлялся тому, что они не слышат, как постукивают друг о друга мои колени.
Он провел меня внутрь. Внутри шатер оказался гораздо больше, чем снаружи. Там было несколько комнат, все в коврах и подушках, и клапаны на потолке были откинуты, чтобы пропустить внутрь свет и свежий воздух. Пахло пряностями. В соседней комнате кто-то негромко играл на цитре, так что завывания жрецов на улице не были слышны. Экзотично, но не лишено приятности.
– Садись, Освободитель, – сказал он. – Извини, что не могу предложить тебе настоящего чаю, но что-нибудь вроде него найдется.
Мы уселись на подушки, и он что-то налил из серебряной кастрюльки, стоявшей на огне. Чашки были из дорогого фарфора.
Трудно оценить возраст пришельца по его внешности. Пришельцы не стареют. Как я уже говорил, Кробидиркин был невысокого роста, но крепок и мускулист. Ему могло быть лет восемьдесят, но кожа его была гладкая, как у юноши. Как и все местные, он носил только кожаную набедренную повязку. Я вряд ли видел лица некрасивее – раскосые глаза, сломанный нос, торчащие уши. Кончики его усов загибались вниз. Зато забавная улыбка почему-то успокаивала меня.
Потребовалась минута или две, чтобы я смог совладать с голосом. Поймите, это был вассал Карзона, а следовательно, союзник Зэца, бога смерти, которого согласно предсказанию я должен был убить и который в свою очередь делал все от него зависящее, чтобы убить меня. Конечно, я уже встречался с Тионом и остался цел, но тот не вступал в союз с Палатой. А этот Кробидиркин скорее всего вступал. Он сжег Калмака Плотника и его семью, а теперь предлагает мне чай!
– Для меня большая честь встретиться с вами, господин, – сказал я. Или какую-то другую чушь в этом роде.
– Нет, это для меня честь, – усмехнулся он. – Позволь сказать, что твой отец гордился бы тобой.
Я выплеснул на себя полчашки чая.
– Вы знали моего отца, господин?
Моя реакция заметно развлекла коротышку.
– Да, конечно. Я несколько раз встречался с ним. Славный человек. Он специально приезжал сюда с родины, чтобы проконсультироваться со мной. Он даже подарил мне твою фотографию.
Наверное, за всю свою жизнь я не испытывал большего удивления. Представьте себе: я сижу неописуемо далеко от дома, чужак-чужаком, и тут этот всемогущий местный бог протягивает мне фотографию форта в Ньягате! На ней были мама, ты, Алиса, и я. Мы все сидели на веранде. Там стояли граммофон и клетка с попугаем, и куча других вещей, про которые я уже и не помнил. Мне тогда было, наверное, года три. Я никогда раньше не видел этого снимка. У меня, наверное, был очень дурацкий вид, когда я смотрел на него.
Конечно же, Кробидиркин был доволен – ведь именно этого он и добивался. Он снова наполнил мою чашку.
Вдруг меня осенило.
– Но это же невозможно! Ведь переходят только люди?
Он хихикнул, словно давно уже ждал, когда же я наконец додумаюсь до этого своей тупой башкой.
– Память переходит вместе с человеком, – сказал он. – И потом, еще есть мана. – Он взял у меня фотографию – на вид настоящую, без подвоха, черно-белую, не раскрашенную фотографию – и перевернул ее. Я ожидал увидеть на изнанке фамилию фотографа или название фирмы, но она оказалась пустой. Тогда он взмахнул рукой, и на изнанке возникло другое изображение. Это был отец, сидевший в этом самом шатре, где сидел теперь я, одетый в нагианскую набедренную повязку и улыбавшийся в объектив.
Да, это меня доконало.
– Я могу высказать предположение? – спросил я, когда немного пришел в себя. – Его поставили отвечать за людей, чье общество сильно напоминает нагианское, и он знал, что вы смогли сохранить жизненный уклад нагнан перед лицом прогресса, поэтому-то он и прибыл спросить у вас совета?
Некрасивое лицо Кробидиркина расплылось в широкой улыбке.
– Ну конечно! Увы, для того чтобы добиться этого, требуется уйма маны, и к тому же на своем тогдашнем посту Камерон был всего лишь еще одним местным. Значительно более цивилизованным местным, разумеется, но не пришельцем из другого мира.
– Похоже, вы были хорошим отцом своим людям, господин, – заметил я. – Вы тоже пришли из нашего мира?
Он улыбнулся и кивнул:
– Да, много, много лет назад. Боюсь, я уже плохо помню свою молодость. Людям свойственна забывчивость. Новый мир приносит с собой новую жизнь, и прошлое кажется таким незначительным, когда решаешь, что больше никогда не вернешься. Я помню – мой народ был очень воинственным. У нас был замечательный вождь, его звали… нет, забыл. Он повел нас на страну больших городов, и нас разгромили. Год спустя он сделал новую попытку, и на этот раз его отбросила армия, которую возглавлял жрец. Его мана была так сильна, что наш вождь отступил перед ней, поняв, что ему не одолеть силу бога. Вскоре после этого он умер.
Наверное, это было вторым по силе удивлением. Одно дело знать теоретически, что пришельцы живут очень долго. И совсем другое дело лицом к лицу встретиться с человеком, который помнит битвы, случившиеся пятнадцать столетий назад, – от такого и рехнуться можно.
– Его случайно звали не Аттила? – спросил я.
Маленький гунн захлопал в ладоши.
– Точно! Замечательный вождь! Он обладал потрясающей природной харизмой.
И мы посидели еще немного, обсуждая сражение при Каталауне – оно имело место, если вы помните, где-то в середине пятого века – и священника Льва, который год спустя каким-то образом сумел заставить гуннов покинуть Италию. Как он смог сделать это, так и осталось исторической загадкой. Моему хозяину было приятно узнать, что его товарищей по оружию помнят до сих пор, хотя я старался не обмолвиться о том, какой они пользуются репутацией. Впрочем, возможно, это его не обидело бы. Кробидиркин служил в их войске кем-то вроде лекаря и уже в пожилом возрасте случайно перенесся в Соседство, где и сделался богом.
Вскоре он перевел разговор на «Филобийский Завет» и Освободителя.
– Я очень сожалею о том, что случилось с Плотником и его семьей, – сказал он. – Я получил прямые указания и не посмел ослушаться. Терпеть не могу относиться так к людям, в какую бы ересь они ни впадали.
– А что я? – спросил я. – Насчет меня у вас есть прямые указания?
– О да. Но ты же сын моего старого друга Камерона! Зэцу неизвестно, где ты находишься. Он не знает всего, что знаю я, и он с ума сходит оттого, что ты ушел от него. Воистину он очень напуганный бог!
– И зря, – заметил я. – Я вовсе и не собираюсь убивать его.
Маленький человечек фыркнул:
– Пророчество говорит, что убьешь! Зэц перепробовал все средства, чтобы прервать цепь событий, и всякий раз терпел неудачу. Поэтому он боится тебя, и заслуженно.
– А что Карзон?
Он скривился, отчего стал еще безобразнее.
– Он боится Зэца! Для этого я, собственно, и пригласил тебя сюда, Д’вард. Зэц решил, что настало время войны, большой войны. Война приносит ему ману, а сейчас он как никогда нуждается во всей доступной ему мане, ибо ему угрожает Освободитель. Так вот, эта война началась – в Нарсии, которая входит в Джоалийское королевство, но расположена между Таргвейлом и Лаппинвейлом. Лаппинвейл уже лет пятьдесят является таргианской колонией, ясно? Но рандориане там сеют смуту, подстрекая к отделению от метрополии.
Он выжидающе посмотрел на меня, и я кивнул, как будто во всем этом был хоть какой-то смысл. Если честно, я этого смысла не видел, впрочем, все это казалось не таким уж безумием по сравнению с тем, как взорвалась вся Европа из-за гибели одного-единственного австрийского эрцгерцога.
– Таргианцы терпеть не могут неопределенности, – усмехнулся Кробидиркин. – Много лет они пытались свергнуть нарсианское правительство, и этим летом терпение их наконец лопнуло. Они вторглись в Наршленд. Джоалийцы задумали ответную акцию. – Он вздохнул. – Боюсь, война будет кровавой, и Зэц изрядно поживится.
Вам, наверное, понятно, что я не очень-то обрадовался, услышав это.
– Но какое все это имеет отношение ко мне?
Он загадочно улыбнулся:
– Джоалийцы планируют молниеносный набег на Тарг, пока там нет таргианской армии, – очень храбро с их стороны! Но для того чтобы достичь Таргвейла, им придется пересечь Нагвейл и Лемодвейл. Лемодия входит в Таргианское королевство, но мы принадлежим Джоалу. Наша царица – джоалийская марионетка. Их авангард уже здесь, в Наге, и требует военной поддержки. Она пошлет своих воинов по первому же их требованию.
Мне сделалось плохо, и чем больше я об этом думал, тем хуже мне становилось.
– Я должен пойти и сдаться! – сказал я. Вообще-то я вовсе не собирался этого делать. Просто это было первое, что пришло мне в голову.
Кробидиркин, казалось, пришел в ужас.
– О нет! Это бессмысленно! Война неизбежна. Нет, я хочу просить тебя об услуге.
– Просите… господин! – Не забывайте, я был обязан ему жизнью. Он предоставил мне убежище, даже если я до тех пор и не понимал этого.
Он довольно кивнул. Местные боги, как правило, добиваются своего.
– Скоро здесь появятся гонцы с требованием собирать войско. Я знаю, тебе захочется уйти. В конце концов это тебя не касается – или ты считал бы так, не пригласи я тебя сюда и не расскажи все. Джоалийцы потребуют, чтобы у каждого деревенского отряда был командир. Нагианцы – большие спорщики, но в военное время беспрекословно подчиняются приказам старшего. Во всяком случае, сейчас им придется подчиняться. Можно не сомневаться в том, кого выберет отряд Соналби.
Я не спорил – уж я-то знал, как действует на них моя харизма пришельца, как бы я ни старался скрыть ее.
– Но я новичок в военном деле, особенно в войнах такого рода.
– Да это и не важно. Джоалийские генералы приложат все силы и умение, чтобы пролилось как можно больше крови. И мне кажется, мои парни выбрали бы тебя, даже если бы ты не был пришельцем. – Это, конечно, была уже чистая лесть.
– Что вам от меня надо? – мрачно спросил я.
– Останься и возглавь их, Д’вард! С тобою во главе им не придется страдать так сильно. И гораздо больше их вернется на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47